Предполагалось, что Одноглазый заменит меня в качестве летописца – хотя бы до тех пор, пока не вернется и не будет введен в курс дела Дрема. Но те редкие случаи, когда я или Костоправ пытался взвалить на колдуна эту работенку, послужили убедительным доказательством того, что Дрема незаменим. Потому как летописец из старого пердуна был аховый. Впрочем, в его возрасте это неудивительно.

Удивительно то, что он соблаговолил сообщить о замеченных им на прогулке с Копченым небезынтересных фактах. Нет, записать он ни черта не записал и детали, ясное дело, забыл, да и рассказал об увиденном не сразу – но ведь лучше поздно, чем никогда. Разве не так?

Может, и так. Старина Копченый не был намертво прикован ко времени. Мы с ним вернулись к моменту, имевшему место вскоре после того, как Нарайян посетил Ревуна на крепостной стене и их доверительный разговор был бесцеремонно прерван вконец распоясавшейся бандой озверелых приспешников Госпожи.

Сингх и Дщерь Ночи благополучно удалились в свои покои. Девочка почти не говорила. Нарайян явно робел в ее присутствии, хотя она была маленькой даже для своего возраста. Не обращая на него внимания, она примостилась за миниатюрным рабочим столом и подкрутила фитиль лампы. Любопытно было видеть ее за тем же делом, каким я занимался чуть ли не каждый день.

Я в изумлении следил за тем, как ее крохотная ручонка выводит слова на языке, которого я не знал и, как понял вскоре, на котором и сама она не умела ни читать, ни писать. Едва осознав, чем она занимается, я метнулся в прошлое в поисках объяснения. И узнал, что она засела за писанину неделю тому назад.

Была полночь. Нарайян задержался допоздна, пытаясь успокоить свою душу молитвой и достичь того состояния, в какое впадала Дщерь Ночи, когда касалась богини. Он предпринял, наверное, сотню попыток, но ни одна не увенчалась успехом.

Неудачи уже не отзывались в нем болью. Нарайян знал, что отстранен, и желал лишь понять за что.

В этот раз, едва душила забылся в тяжелом сне, Дщерь Ночи принялась его трясти:

– Проснись, Нарайян. Вставай.

Он с трудом разлепил глаза. В таком сильном возбуждении девочка пребывала разве что в тот день, когда узнала, что ей суждено стать орудием Кины, руками богини в этом мире.

Нарайян застонал. Больше всего ему хотелось оттолкнуть соплюху и рявкнуть, чтобы убиралась на свой тюфяк, но он оставался преданным слугой богини, готовым исполнить любую ее волю. А воля дочери – как бы это ни осложняло жизнь обманника – считалась волей ее божественной матери.

– В чем дело? – пробормотал он, растирая лицо.

– Мне нужны письменные принадлежности. Перья, чернила, кисти, чернильные камни, перочинный нож – все необходимое для письма. И большая переплетенная тетрадь с чистыми страницами. Доставь все это немедленно.

– Но ведь ты не умеешь ни читать, ни писать. Ты слишком мала.

– Моей рукой будет водить Мать. Но я должна приняться за дело как можно скорее. Она опасается, что не успеет завершить работу здесь, в безопасности. Времени осталось совсем немного.

– Но что ты собираешься писать? – спросил Нарайян, уже полностью проснувшийся и полностью сбитый с толку.

– Мать хочет, чтобы я сделала копии Книг Мертвых.

– Копии? Но ведь эти Книги утрачены в незапамятные времена. Даже жрецы Кины сомневаются в том, что они существуют. Если вообще появлялись на свет.

– Они существуют, только в… другом месте. Я их видела. И их надлежит вернуть в этот мир. Она скажет мне, что записать.

– Но зачем? – после недолгого размышления спросил Нарайян.

– Книги должны поспособствовать наступлению Года Черепов. Первая Книга – самая важная. Я еще не знаю, как она называется, но к тому времени, когда закончу писать, смогу ее прочесть и использовать для создания остальных Книг. А потом научу ими пользоваться, чтобы открыть путь моей Матери.

Нарайян судорожно глотнул воздуху. Он был неграмотен, как и подавляющее большинство таглиосцев. И подобно многим неграмотным, благоговел перед умеющими читать и писать. Связавшись с Длиннотенью, он повидал немало чудес, но по-прежнему считал грамотность самым могучим колдовством.

– Она истинная Мать Тьмы, – пробормотал Нарайян. – И нет никого над ней.

– Мне нужны все эти вещи, – не по-детски требовательно заявила девочка.

– Ты их получишь!

Спустя три часа после того, как они укрылись от солдат Госпожи, девочка медленно водила пером по бумаге. Поблизости вовсю полыхали стычки. Нарайян нервно мерил шагами комнату и дрожал. Наконец девочка подняла на него пугающие глаза:

– В чем дело, Нарайян?

– Мне непонятен ход событий. Маленький колдун позвал меня наверх и показал насаженные на пики головы моих братьев. Подарок от твоей матери по рождению. – Он осекся, не желая развивать эту тему.

А мне подумалось, что, если он однажды попадется в наши руки, не будет для него пытки страшнее, чем ванна.

– Не могу представить, чем руководствовалась богиня, отдавая своих верных сынов в руки этой женщине. Из наших братьев почти никого не осталось в живых.

Дитя щелкнуло пальцами, и Сингх умолк.

– Она убила их? Та женщина, что дала мне жизнь во плоти?

– Конечно. Я совершил непростительную ошибку, не покончив с ней, когда увез тебя к твоей истинной матери.

Девочка никогда не называла Госпожу своей матерью. А отца не упоминала вовсе.

– Уверена, у моей матери были на то весомые причины, Нарайян. Прикажи рабыням убраться. Я спрошу ее.

К ухаживающим за ней тенеземским женщинам девочка относилась как к мебели, хотя они не были рабынями.

Сингх погнал челядь, искоса посматривая на Дщерь Ночи. Казалось, она и впрямь тронута его жалобами.

Нарайян затворил дверь за последней женщиной, не пытавшейся скрыть облегчения. Обслуга Вершины не любила Дщерь Ночи, это маленькое чудовище. Нарайян присел на корточки. Дитя уже впало в транс.

Куда бы ни отправилась душа Дщери Ночи, она пребывала там недолго. Но за это время девочка побледнела, а выйдя из транса, выглядела встревоженной.

Мир духов полнился запахом смерти. Но Кина не появилась.

– Я не понимаю этого, Нарайян, – промолвила девочка. – Она говорит, что не попустительствовала их смерти и даже не позволяла им умереть. – Впечатление было такое, будто дитя повторяет чужие слова, хотя выглядит при этом гораздо старше своих лет. – Она вообще не знала, что это случилось.

А вот это уже попахивает кризисом веры.

– Что?! – Нарайян был потрясен, изумлен, испуган.

Впрочем, страх и так уже стал постоянным спутником его жизни.

– Я спросила ее, Нарайян. Она узнала об этих смертях от меня.

– Как такое может быть?

Я видел, что ужас запускает свои холодные когти во внутренности Сингха. Неужели теперь враги обманников могут убивать их без разбору и даже без ведома их богини? Неужели чада Кины настолько беззащитны?

– Каким же могуществом обладают эти северные убийцы? – спросила девочка. – Разве Вдоводел и Жизнедав не просто жупелы? Разве они настоящие полубоги, поселившиеся в телах смертных? Разве они настолько сильны, что могут застить паутиной иллюзий взор моей Матери?

Их обоих – это я видел отчетливо – терзали сомнения. Если удалось с такой легкостью убить обладателей красных и черных румелов без ведома их покровительницы, то что может спасти живого святого и даже мессию обманников?

– Если все обстоит именно так, – сказал Сингх, – нам остается лишь одно – положиться на этого безумца, на Длиннотень. Будем надеяться, что он уже перебил всех таглиосцев, прорвавшихся в крепость.

– Боюсь, Нарайян, что это не так. Пока не так.

Откуда ей это известно, девочка не объяснила.