Прошло четыре дня, прежде чем Костоправ смог наконец выехать из Таглиоса. Большую часть этого времени он провел в спорах с Радишей. Меня на их встречи не приглашали, но, судя по тому, что удавалось узнать от Корди Мэзера, споры там шли ожесточенные. А ведь Корди наверняка не слышал и десятой части сказанного.

Сдается мне, что в последнее время Корди не слишком устраивала отведенная ему роль, поскольку Радиша, кажется, начинала относиться к нему так, как некоторые облеченные властью мужчины относятся к своим любовницам. С обязанностями командира княжеской гвардии он справлялся отменно, но Баба, похоже, считала его игрушкой, которой нельзя доверить ничего серьезного.

Впрочем, нет худа без добра: не будь он раздосадован таким отношением, не стал бы, наверное, рассказывать мне об этом конфликте.

– Небось, все то же, что и раньше? – спросил я. – Расходы?

Не один год Костоправ вынуждал Радишу приобретать миллионы стрел, сотни тысяч копий и дротиков, десятки тысяч пик, седел и сабель. Склады ломились от мечей и щитов. Старик скупал метательные орудия в комплекте с ящиками снарядов. Вьючных и тягловых лошадей, мулов и бычьи упряжки он добывал тысячами и даже обзавелся слонами – как боевыми, так и рабочими. Строевого леса накопилось достаточно, чтобы воздвигнуть не один город. На подводах в разобранном виде лежала тысяча коробчатых змеев, каждый из которых мог поднять человека.

– Все по-прежнему, – подтвердил Мэзер, сердито взъерошив спутанные каштановые волосы. – Похоже, он не ждет ничего хорошего.

– От чего?

– От зимнего наступления. Из-за которого весь сыр-бор. Он явно готовит резерв на тот случай, если оно закончится пшиком.

Гм… Да, это похоже на Старика. Никакие приготовления, никакие запасы не кажутся ему достаточными. И вполне возможно, что по мере того, как унимается гнев на душил, Костоправу все меньше охота бросать свои силы в решающий бой. Правда, зная его, можно предположить, что за этим кроется какая-нибудь уловка. Не исключено, что он просто пытается приструнить Радишу, чтобы не вздумала плести в его отсутствие политические интриги.

– У него едва не лопнуло терпение.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, есть грань, которую переступать нельзя. За которой Баба уже просто не станет спорить.

– А…

Этим было сказано все. Зайди Старик чуть-чуть дальше, ему пришлось бы прибегнуть к военной силе и взять княжну под стражу. А это значит разворошить змеиное гнездо.

– Он на это способен, – сказал я Мэзеру, полагая, что мои слова непременно достигнут ушей Бабы. – Но не из-за военных же припасов. Вот ежели Прабриндра и Радиша не сдержат слово и не помогут Отряду вернуться в Хатовар… Капитан может рассердиться.

У Костоправа пунктик: уже добрый десяток лет он мечтает вернуть Отряд к истокам, в легендарный Хатовар. Стоит завести разговор на эту тему, и из-под любой из множества масок, в которых предстает миру наш Старик, проглянет почти фанатичная решимость.

Я рассчитывал, что Корди передаст мои слова кому следует. И намеренно тыкал палкой в муравейник: вдруг Мэзер сгоряча выдаст, что же на самом деле думает о наших намерениях Баба.

Правда, князь и его сестра этот вопрос не обсуждали, но главным образом потому, что Прабриндра пристрастился к полевой жизни и с Бабой практически не виделся. Блуждание с духом ничего мне не дало.

А вот Копченый являл собой несомненное свидетельство реального существования проблемы. Именно его страх и порожденное этим страхом нежелание допустить Отряд в Хатовар привели к тому, что он переметнулся на сторону Хозяина Теней и тем самым подставился под удар. Как справедливо отметила Госпожа, которая тоже внесла свой вклад в Анналы, правители Таглиоса – и светские, и духовные – симпатизируют нам не больше, чем Хозяевам Теней. Но мы, во всяком случае, ведем себя помягче. И если сойдем со сцены преждевременно, у таглиосцев останется не много времени на то, чтобы пожалеть об этом.

Длиннотень не видел в жрецах никакого проку и не щадил, если они попадались в его лапы. Возможно, это было одной из причин, побудивших Ножа перейти на его сторону. Я в жизни не видел такого лютого ненавистника святош, как этот старый приятель Мэзера.

– А что думаешь насчет Ножа? – спросил я, рассчитывая этим вопросом отвлечь Корди от излишних размышлений о моих делах.

– Я все еще не понимаю. Просто в голове не укладывается. Старик что, застиг их за этим делом?

– Не думаю.

На самом деле я знал. Знал, поскольку блуждал с духом. Копченый мог перенести меня куда угодно. Ну почти. Даже в прошлое, вплоть до того момента, когда демон напал на него и загнал его «я» на задворки сознания. Но даже после того, как с помощью Копченого я стал свидетелем весьма недвусмысленной беседы между Стариком и Ножом – оба были пьяны, так что разговорчик состоялся еще тот, – я не понимал. Не понимал, даже учитывая слишком уж очевидный интерес Ножа к Госпоже.

– Но скажу при этом, что и князь, и Нож, и Плетеный Лебедь… да что там, почитай всякий стоящий мужик в городе распускает слюни при одном только воспоминании о Госпоже. Вряд ли Нож так уж сильно виноват в том, что в конце концов не выдержал.

– Твоя жена тоже была писаной красавицей – другой такой я отроду не встречал. Глядя на нее, все мужики облизывались, но ты же не психовал.

– Как я понимаю, Корди, это следует считать комплиментом. Благодарю. И от меня, и от Сари. Но если честно, мне кажется, дело не только в Госпоже. Старик считает, что Ножа нам каким-то образом подсунули.

– Э-э… э-э…

– Вот-вот. Принимая во внимание его прошлое…

Корди родился в тех же краях, что и я, и имел представление о том, как там обстоят дела. Он не один год имел дело с Десятью Взятыми. А уж они мастера́ по части всяких махинаций, – чтобы расплести клубки их интриг, понадобились десятилетия.

– Некоторые из них и нынче отираются где-то рядом. Но почему именно Нож?

– Хотя бы потому, что мы о нем ничего не знаем. Кроме того что ты вытащил его из рва с крокодилами. Или что-то в этом роде.

– Стало быть, обо мне или Лебеде тебе известно больше?

– Да.

Я не стал вдаваться в подробности и распространяться о том, что Масло и Крутой, мои братья по Отряду, проделали весь путь назад, в империю, и заодно порылись в прошлом дезертировавших из армии Корди Мэзера и Плетеного Лебедя.

Мой ответ не улучшил Мэзеру настроения.

Я взглянул на Тай Дэя. Он всегда был рядом, и я никогда об этом не забывал. Пусть он мой телохранитель и свояк, пусть он обязан мне спасением некоторых его родственников, пусть даже я отношусь к нему совсем неплохо, но, если в его присутствии речь заходила о вещах существенных, мне представлялось разумным без крайней нужды не прибегать к разговорному таглиосскому или нюень бао. Возможно, я подцепил от Старика паранойю. Возможно, ее причина – почти равнодушное отношение Тай Дэя, дядюшки Доя и матушки Готы к убийству Сари. Они вели себя так, будто смерть сына Тай Дэя, То Тана, была в десять раз важнее… Правда, они предпочли вместе со мной отправиться на юг ради возможности отомстить. Хотя, мне думается, на уме у них есть и нечто иное.

Для меня же память о Сари священна. Я вспоминаю ее каждый день, что отнюдь не облегчает моего существования. Стоит подумать о ней, как меня подмывает бежать к Копченому. Но теперь до него не добраться. Одноглазый сумел-таки вывезти его из города, и, хотя маленький колдун, скорее всего, не торопится, расстояние между мной и духоходцем увеличивается с каждым днем.