Глава 49
От отчаяния и своей беспомощности Херцфельд дико закричал. Он был в шоке. Пауль продолжал выкрикивать имя Мартинека даже тогда, когда конечности Свена замерли, и жизнь окончательно покинула его бренное тело. Затем профессор стал звать Ингольфа, а потом взвыл от боли, когда слишком сильно вывернул запястья, чтобы освободиться от веревки.
Еще больше, чем стертая до крови кожа, Пауля мучило горькое осознание того, что Мартинек усыпил и связал его не для того, чтобы что-то с ним сделать. Свен все время, образно выражаясь, держал его за горло, лишив возможности предотвратить самоубийство своего сломленного жизнью бывшего коллеги.
И это ему удалось!
Последним рывком Херцфельд наконец-то освободился от пут, вскочил со стула и, чувствуя легкое головокружение, наклонился над трупом. В этот момент дверь вагончика распахнулась от удара, и в помещение ввалился Ингольф. Его одежда была вся в снегу – видимо, после того, как практиканта усыпили, он все это время пролежал в лесу.
Ингольф прислонился к стене и, задыхаясь, скорчился так, что Херцфельду показалось, будто бы практиканту при виде Мартинека стало плохо. Однако, когда он вновь выпрямился, профессор понял, что Ингольфу пришлось затратить немало сил, чтобы в одиночку проделать путь до строительного вагончика. И сейчас эти силы были уже на исходе. Окровавленные запястья фон Аппена свидетельствовали о том, что и ему сначала пришлось освободиться от пут, чтобы поспешить на помощь Херцфельду.
– Стой! Не двигайся! – закричал Пауль.
Только тогда Ингольф заметил на полу лужу крови, в которую чуть было не наступил.
– Ах! – воскликнул он. – Боже мой, это…
– Да, это Мартинек.
– И вы его…
– Нет. Это сделал он сам. Принесите мне мой чемодан.
– Хорошо, – кивая, ответил Ингольф, застыв как истукан. Он не смог даже пошевелиться – настолько сильно загипнотизировал его вид смерти. Практикант смотрел на распластанное перед ним тело как парализованный.
– Эй! Очнитесь! Нам нельзя терять время! – затараторил Херцфельд.
Ему пришлось повторить свои слова несколько раз, пока они стали доходить до Ингольфа.
– Извините, что вы сказали? – произнес практикант.
– Чемодан. Принесите мне мой секционный набор.
– К чему это теперь? – спросил Ингольф, побледнев еще больше.
В ответ Херцфельд указал рукой на все еще мерцавший красный огонек камеры, стоявшей на штативе.
– Перед самоубийством Мартинек проглотил карту памяти с записью, и мне необходимо вытащить ее как можно скорее, пока кислота, содержащаяся в желудочном соке, ее не разрушила.
