Глава четвертая
Мегер вошла на камбуз, привлеченная негромким и, надо признаться, вполне мелодичным пением.
Io son sicuro che,
Per ogni goccia
Per ogni goccia che cadra,
Un nuovo fiore nascerd
E su quel fiore una farfalla volera…
Пела, разумеется, Лючия, и это неожиданностью для Мегер не было — она узнала голос девушки. Куда удивительнее было то, что пела Лючия на итальянском, на котором при Мегер никогда не говорила. Еще более странным оказалось то, что, напевая песню, Лючия готовила лазанью — огромную, для всего экипажа, она занимала весь противень. И самым неожиданным оказалось присутствие на кухне Уолра — крот, надев исполинских размеров фартук, раскатывал тесто, тихонько подвывая-подпевая девушке.
Надо сказать — очень мелодично подвывая. Можно было даже сказать, что они поют дуэтом.
Io son sicuro che,
In questa grande immensita
Qualcuno pensa un poco a me
Non mi scordera…
Лючия наконец-то увидела Мегер и замолчала, смутившись. — Вы чудесно поете, кадет, — сказала Мегер. — Продолжайте, прошу вас. Я вам не помешаю?
Но Лючия явно была сконфужена настолько, что петь не продолжила. Только Уолр, хитро поглядывая на Мегер, продолжал мурлыкать мелодию.
— О чем эта песня, Лючия? — спросила Мегер, ощущая редкое для себя чувство неловкости.
— О любви, кажется, — сказала Лючия. — Я плохо знаю итальянский. Эту песню любила петь бабушка.
Уолр перестал мурлыкать и запел:
Si, io lo so
Tutta la vita sempre solo non saro.
Un giorno io sapro
D’essere un piccolo pensiero
Nella piu grande immensita
Del suo cielo.
— У вас получился чудесный дуэт, — сказала Мегер. — Так это о любви?
— Не совсем, — отряхивая с лап муку, сказал крот. — Любовь, конечно, присутствует, поскольку итальянская песня без любви — что итальянская кухня без помидоров. Но в целом — об одиночестве. О том, что в бесконечности мира кто-то задумается обо мне, и я не останусь одинок. О том, что я стану лишь крошечной мыслью в безбрежном небе.
— Очень поэтично, — сказала Мегер.
— Я попросил любезнейшую Лючию приготовить что-нибудь итальянское, — продолжал Уолр. — Но только не спагетти. Спагетти слишком напоминает червей, а я хотел что-нибудь экзотическое. Мы сошлись на лазанье, только жаль, что в кладовой не нашлось свежей зелени, а кулинарный процессор выдает не слишком аппетитный шпинат.
— Я немного расклеилась, — сказала Лючия, посмотрев на Мегер. Теперь Анна заметила, что глаза у девушки были припухлые от слез. — Извините. Как-то неожиданно все. И что мы в другой реальности, и что мы… что наших двойников…
— К этому надо относиться как к философской проблеме, — жизнерадостно сказал Уолр. — Иначе и впрямь становится очень грустно. Но если мы понимаем, что это лишь одна из бесчисленных версий будущего, что мы здесь краткие гости, которые скоро вернутся домой, то становится легче. Правда, девочка?
— Правда, — сказала Лючия.
— Хочешь конфетку? — поинтересовался Уолр.
Лючия рассмеялась и сказала:
— Мне мама не разрешает брать конфетки у незнакомых!
— Очень правильная мама, — согласился Уолр, разворачивая фантик и бросая конфету в рот. — Но я знакомый. Может, все-таки конфетку?
— Фу, это ведь жучиный сок, я знаю, — поморщилась Лючия.
Уолр разразился довольным ухающим смехом:
— Это была шутка! Конфета из сладких корешков, вываренных в сиропе.
Он помолчал, перекатывая конфету во рту. Потом вздохнул:
— Хотя жучков из корешков не выбирают, это верно. И сироп делает медоносная тля… Ну что, тебе нужно еще тесто?
Лючия кивнула.
— Я пойду, — неловко сказала Мегер, выходя с камбуза. Зачем-то уточнила: — Посмотрю, как там мальчики.
В коридоре она минуту постояла, размышляя. Мегер знала себе цену — и как пилоту, и как учителю. К сантиментам она склонна никогда не была, но о кадетах заботилась искренне. Тем более неприятно было понимать, что чужой опередил ее и позаботился о девочке, которая, похоже, была на грани нервного срыва. Собственные переживания и заботы Мегер не оправдывали, она все-таки была куратором, а не только пилотом.
Вздохнув, Мегер отправилась на поиски Алекса. Психологическое состояние Тедди ее беспокоило в наименьшей мере: их юный системщик, по мнению Мегер, был самым здравомыслящим подростком на свете, от природы не способным на глупости.
К сожалению, в этом вопросе Анна Мегер ошибалась.
* * *
Весь вечер Ян пытался нарастить антенну. Вряд ли от этого стоило ожидать большой пользы, но за сегодня они не смогли поймать ни одной радиостанции — помехи забивали эфир. Ян стоял на крыше домика, осторожно переступая на скате, не хватало еще проломить доски и рухнуть внутрь, и с помощью длинной палки пытался забросить конец провода на самую вершину ближайшего дерева. Получалось не очень, но Ян был упорен. Наконец, с очередной попытки, ему это удалось — провод лег в развилку двух веток и крепко зацепился. Ян осторожно подергал провод, удовлетворенный результатом, опустил взгляд — и увидел подходящих к домику солдат. Их было чуть больше десятка, шли они не таясь, почти все навьюченные тяжелыми рюкзаками, оружие в руках держали лишь двое. Взгляды, которые солдаты бросали на Яна, были спокойными, но опасно равнодушными. Так смотрят не на друга, не на врага — на помеху. Форма на солдатах была своя, но сейчас это ничего не значило.
Ян сглотнул вставший в горле комок. И с отчаянным дружелюбием помахал рукой. Крикнул, нарочито громко, чтобы услышали в домике:
— Вечер добрый, люди!
Никто не откликнулся. Солдаты встали внизу, один жестом указал — «слезай», двое вошли в домик и через минуту вышли вместе с Адиан и подростками. Вели их вроде бы не грубо, но с тем же пугающим равнодушием.
Ян слез вниз по грубой самодельной лестнице, поискал взглядом старшего. Нашел — это был офицер с нашивками майора, в надвинутой по самые глаза зимней шапке. Лицо его показалось Яну смутно знакомым.
— Кто такие? — спросил офицер. На Яна он смотрел хмурясь, словно пытаясь вспомнить.
— Мирные крестьяне, — ответила Адиан.
Один из солдат стянул с головы Рыжа вязаную шапочку — видимо, тот надел второпях, услышав голос Яна. Сплюнул:
— У нас тут рыжий шкет, майор. Что будем делать?
Офицер продолжал смотреть на Яна. Потом вдруг спросил:
— Второй дивизион особого корпуса? Ракетчик? Ян?
— Господин старший лейте… майор Сарк! — выпалил Ян, тоже узнав офицера. — Да, это я.
— Дезертировал? — хмуро, но хотя бы с какими-то чувствами сказал Сарк.
— Никак нет, господин майор. Был демобилизован. Занялся крестьянством. — Ян вдруг понял, что лучше говорить начистоту. — Нехорошие у меня предчувствия были. Решил уйти подальше от городов.
— Почему парень рыжий? — спросил майор.
— Отец у него был рыжий. — Ян пожал плечами. — Парень наш. Что ж тут поделать… у нас в дивизионе тоже рыжих хватало.
Сарк вздохнул, провел рукой по лицу. Ян вдруг понял, что офицер безумно устал и едва держится на ногах.
— Это хороший солдат, ребята, — негромко сказал он. — Если говорит, что мальчишка наш, — значит так и есть. У всех своя судьба… Поставьте палатку, переночуем здесь.
— Наш дом — ваш дом, — сказала Адиан.
— Спасибо. В вашей лачуге мы все не уместимся, а разделяться не станем, — ответил майор скучным тоном. — Поможешь приготовить что-нибудь? Три дня без горячей пищи. Еда у нас есть.
— Конечно же, помогу, господин майор, — кивнула Адиан. — Ребята, кто у вас за кашевара?
Двое солдат молча пошли с ней в дом. Рыж и Лан тоже двинулись следом. Остальные солдаты занялись палаткой — огромной, в такой и два десятка могли бы разместиться.
— Вовремя ты крестьянствовать решил, — сказал майор Яну, оглядывая долинку. — И место… правильное.
— Как наш… наши? — спросил Ян.
— Все тут, — горько сказал майор. — Мы стояли на запасных позициях, у границы сектора. Хорошо хоть в готовности… успели ударить, прежде чем нас накрыло. Мы спустились в капонир, за вторым комплектом ракет. Там нас и завалило. — Майор снова провел по лицу грязной ладонью, словно пытаясь стереть какой-то след. — Кто наверху остался — все погибли. Мы тоже наглотались дряни…
Ян кивнул. Теоретически к каждой ракетной установке прилагалось три ракеты со специальной боевой частью. На практике никто не рассчитывал, что удастся дожить хотя бы до второго пуска. Так и получилось.
— Десять ребят уцелели, — продолжал майор, будто докладывая старшему. — И лейтеха из штаба. — Он кивнул на одного из своих людей, наравне с солдатами возившегося с палаткой. — Шпак вроде тебя. На большом радаре работал. Связь ни к черту была, ионосфера хренова той ночью кипела, он к нам прибежал с пакетом, кричал, что атакуют, чтобы запускали… Попроси его, он тебе антенну наладит.
Майор вздохнул и сел на скрипнувшую под ним ступеньку лестницы. Спросил:
— С нами не хочешь пойти? Мы через горы, есть координаты штаба второй армии, там вроде уцелел кое-кто, всех ракетчиков туда вызывают.
— Если прикажете, — сказал Ян, поколебавшись. — У меня теперь семья.
— Было бы надо — приказал бы. — Майор вздохнул. — Только я не знаю теперь, что надо. Мы отдохнем у вас, завтра уйдем. Не беспокойся, ты парень правильный, я тебя помню. Вреда от нас не жди.
Он повернул голову, посмотрел снизу вверх на Яна.
— Оружие есть?
Ян покачал головой.
— Мы тебе оставим пару автоматов, — спокойно сказал майор. — Один лишний, от сержанта Грамта остался. И еще один скоро будет лишний, я уже симптомы знаю… Пока шли, мы всякий народ видели. Нельзя тебе без оружия, у тебя дом, женщина, дети. Без оружия никак.
Он закашлялся и сплюнул. Даже в полумраке Яну показалось, что слюна слишком темная.
— Пойдемте в дом, майор, — предложил Ян. — Тучи вон какие. Дождик собирается или снег. А когда ветер от города — фонит сильнее.
— Мы сами фоним, — равнодушно сказал майор. — Я сильнее других, зря к воронке на месте штаба лазил.
Он снял шапку, тряхнул. Из нее посыпались волосы — черные и седые. Майор тоже был пегим, черным с сединой, «зола и снег», как говорили о стариках. Вот только майор не был стариком.
— Нечего мне у тебя мусорить, — сказал Сарк, будто подводя черту. — Горячего вот хочется. Кашку бы поесть, как в детстве…
Майор поднял голову, посмотрел в темное небо, которое все сильнее затягивали тучи. Сказал тоскливо:
— Вот кому это было надо, а? Кому и зачем, Ян?
— Не знаю, господин майор, — тихо ответил Ян.
— И я не знаю, — сказал Сарк. — А если бы знал — убил бы.
Майор запнулся, помедлил секунду, потом поправился:
— Нет, не убил бы. Надоело убивать. В глаза бы посмотрел. Он бы сам сдох.
* * *
Валентин взял с собой Мегер и Уолра. Представитель Халл-3 был обязан присутствовать при этом разговоре, а Мегер, как всем было известно по трагической истории «Гепарда», реагировала на опасность четко, быстро и безжалостно. Можно было заменить Мегер старшим помощником или Гюнтером, но Валентин предпочел оставить на них корабль.
Они встретились все в том же зале, что и в первый раз. Валентин и Мегер сели рядом, Уолр присоседился к мрачному, неразговорчивому и сидящему неподвижно, будто истукан, Двести шесть — пять. Единственное отличие было в том, что Ксения села наособицу, напротив представителей Халл-3 и Феол, посередине между людьми и Первой-вовне.
Наверное, это что-то означало в дипломатических кодах, принятых в Соглашении, но Валентин никогда не отличался глубокими познаниями межзвездного этикета. Сдал на отлично — и забыл, командиру исследовательского корабля не так часто приходилось общаться с чужими лицом к лицу на официальных мероприятиях.
— Вы получили ответ с родины? — спросил Валентин без экивоков. Что-то в лице Первой-вовне, несмотря на всю чуждость мимики кис, внушало ему нехорошие предчувствия.
— Мы получили, — сдержанно ответила Первая-вовне. — Ракс подтверждает изменение реальности. Невар, который я знаю, не тот, каким он должен быть. Базовая матрица Вселенной, сохраненная Ракс, полностью согласуется с вашей версией. Реальность, в которой мы находимся, неправильна и должна быть изменена.
Двести шесть — пять встрепенулся, но промолчал.
— Вы признаете это, — сказал Валентин.
— Признаем. Проблема заключается в другом, командир. Изменение произошло в период после старта вашего корабля с Земли и до момента его прибытия на Невар.
— Из чего это следует? — уточнил Валентин и был награжден недоумевающим взглядом и Ксении, и Первой-вовне.
— Это следует из того, что вы сохранили память о прежнем состоянии Вселенной, — сказала Первая-вовне. — Изменение могло произойти лишь в тот момент, когда вы были в червоточине.
— А, — сказал Валентин, чувствуя себя идиотом. — Ну да.
— Изменения реальности — очень, очень запутанная штука, — протянул Уолр. — Я тоже не сразу понял, командир.
— Так в чем же проблема? — спросил Валентин.
— Ракс не отправлял кораблей в этот промежуток времени. Ни пилотируемых, ни автоматических. Мы не могли стать причиной изменения реальности.
— Оп-с, — негромко сказала Мегер.
— Вы уверены? — вмешался в разговор Уолр. — Это точные данные? Ведь корабль мог стартовать, а память об этом стерлась…
— Нет, Уолр, — твердо сказала Ксения. — Ракс очень трепетно относится к вопросу стабильности Вселенной. Перед любым полетом информация о нем заносится в базовую матрицу. Обойти это правило невозможно. Полетов просто не было.
— Но реальность изменилась… — задумчиво сказал Валентин.
— Все верно, — продолжала Ксения. — Реальность изменилась в той части, которая касается взаимоотношений между цивилизациями Невара. Слабые возмущения, однако, присутствуют во всех мирах Соглашения. Невар был не просто одним из многих миров, а крайне необычным примером дружелюбия и сотрудничества разных форм жизни. Его изучали. Опыт контакта гуманоидов и фелиноидов входил в стандартные научные курсы — теперь они изменились. В нескольких мирах существовали культурные произведения, связанные с Неваром, — мультипликационный фильм и книга на Земле, серия картин на Халл-один, песня касаний на Феоле.
— Песня касаний? — внезапно зашевелился и заговорил Двести шесть — пять. — Вы хотите сказать, что про Невар была сложена песня?
— Мастером Четырнадцать — три, — любезно подтвердила Прима. — Теперь ее нет.
— Тогда эта реальность не имеет права существовать, — сказал Феол и снова замер неподвижно.
— Мы размышляли о причине произошедшего, — продолжала Первая-вовне. — Если вина не наша, то чья? Центр изменений — Невар, логично предположить, что источник именно там.
— Их научные исследования были очень интересны и многообещающи, — продолжила Ксения.
— Вероятно, мы ошиблись в оценке прогресса некоторых исследований, — вновь заговорила Первая-вовне. — Всегда есть опасные направления… стороны Соглашения о них предупреждены, но малоразвитые цивилизации мы не принимали в расчет. Вероятно, зря.
— Кто-то из ученых Невара создал машину для перемещений во времени, — продолжила Ксения. — Это единственное объяснение.
— Разве перемещения во времени возможны? — спросил Валентин с сомнением. — Но почему тогда…
— Именно по той причине, что, отправляясь в прошлое, вы стираете настоящее, — сказала Ксения. — Мы не создавали таких устройств, но мы допускали теоретическую возможность. Цивилизация такого уровня, как Невар, могла создать разовый портал в прошлое, достаточный для прохода нескольких человек.
— Уничтожив при этом половину планеты, — добавила Прима.
— Но это не важно, поскольку тот, кто отправился в прошлое, уничтожил все настоящее.
— Они понимали, что творят? — спросила Мегер.
— О да, — кивнула Ксения. — Невозможно создать столь сложное устройство и не просчитать элементарных последствий.
— Но зачем? — воскликнул Валентин. — У них же прекрасная система, гармоничные отношения… были. Кто мог отправиться в прошлое, уничтожая свой мир?
— Тот, кому он не нравился, — сказал Уолр. — Вы хороший человек, командир. Но неужели вы считаете, что все люди и все кисы Невара были счастливы жить вместе? Что среди них не было, например, шовинистов, ненавидящих соседей?
— Но если такие и были, то это проценты, доли процента! — не сдавался Валентин. — Это же патология!
— Достаточно и одного в нужном месте и в нужное время, — меланхолично ответил Уолр. — Вам это дико, мне тоже. Но представьте себе, что этот мир, где люди и кисы палят друг в друга ядерными ракетами, — чья-то осуществленная мечта?
Валентин неохотно кивнул. Посмотрел на Ксению:
— Так что нам делать? У вас есть машина времени?
— Нет, и это строжайше запрещено, — резко ответила Ксения. — Но нам и не нужно самим куда-то отправляться. Достаточно найти развилку во времени, точку, где история из мирной превратилась в военную. Вычислить ошибку. Найти материальный предмет, связанный с ней. Скорее всего необходимо будет поместить его в космическое пространство. После этого мы уйдем в червоточину, а Первая-вовне произведет перемещение в ключевую точку и совершит коррекцию.
— Вы уже делали это раньше, — сказал Валентин. — Я уверен, что делали!
— Командир, давайте прекратим разговор, который я все равно не буду поддерживать, — попросила Первая-вовне. — Вы же понимаете, что меня тоже не станет вместе с неправильной Вселенной. Ракс всегда знает и принимает эту вероятность, но если вы думаете, что мне не страшно, что все во мне не протестует против этого, что сердце не замирает в груди, — вы ошибаетесь!
Валентин замер, глядя на повысившую голос Первую-вовне. «Киса» смотрела на него яростно и зло.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Очень. Вы уверены, что не можете полететь с нами? А корабль свой отправить автоматически…
— В той Вселенной я стану четвертой Ракс-вовне, — сказала «киса». — Меньше суток назад этот факт стоил жизни двойнику Ксении, вашему двойнику и всему экипажу земного корабля. Как вы думаете, уверена ли я, что скоро погибну?
Валентин кивнул:
— Я не буду говорить громких слов, Первая-вовне. Давайте лучше разберемся, где история Невара пошла по неверному пути?
Он заметил одобрение во взглядах Мегер и Ксении. Но самое странное, что даже Первая-вовне глянула на него с благодарностью.
* * *
В кают-компании был только Диал — валялся на диванчике с планшетом в руке, что-то перечитывал. Анге кивнула социологу, прошла к панели климатизатора. Все работало исправно, но кто это знал, кроме нее? Сдвинув крышку, она подсоединила свой планшет к разъемам, запустила тестовую программу. Как бы начать разговор? Непринужденно, но искренне… она понимала, что не слишком-то умеет врать.
К ее удивлению, анализатор вдруг выдал серию пограничных символов — мощность кондиционера упала ниже стандартной. Анге нахмурилась, считывая параметры системы.
— Что-то случилось, Анге?
Она так удивилась неполадкам, что даже забыла, зачем на самом деле пришла.
— Немного барахлит кондиционер, — сказала Анге. — Странно.
— Может, фильтры забились?
Анге посмотрела на Диала — социолог с искренней симпатией и желанием помочь смотрел на нее.
— Да с чего бы? Не так долго летим.
— Это же любимое место у кис, — усмехнулся Диал. — Странно, что сейчас тут никого нет. А у многих нынче линька.
Он провел по диванчику ладонью и продемонстрировал Анге налипшие волоски.
— Ручаюсь, в фильтрах кондиционера ты найдешь здоровенный комок шерсти, — сказал Диал.
Это была удача!
— Точно, — сказала Анге, вставая. — Придется чистить. Как же меня достала эта шерсть…
Она пододвинула кресло под заборное отверстие кондиционера, встала на кресло и отщелкнула декоративную решетку. И впрямь — тонкая сетка пылеуловителя была покрыта разноцветным слоем шерсти.
— У всех есть недостатки, — сказал Диал. — Я думал, ты привыкла к особенностям кис.
— Привыкнешь тут, — нарочито зло сказала Анге. — Чувствую себя домашним любимцем.
Диал нахмурился.
— Криди, похоже, считает меня забавной игрушкой, — раздраженно пояснила Анге. — Спасибо ему, конечно. Он хоть замечает меня. Но… в детстве у меня была плюшевая игрушка-киса. А теперь я сама себя ощущаю игрушкой.
— Анге, — Диал сел на диване, отложил планшет, — мы, наверное, виноваты перед тобой. Это стереотипы нашего общества, они до сих пор не изжиты. Ты прекрасная женщина и замечательный инженер. Но для Криди ты не игрушка. Я видел, как он с тобой общается, он дорожит вашей дружбой. Не удивляйся, если он однажды попросит тебя стать его тра.
— Тра? — скатывая ладонью шерсть в плотный валик, произнесла Анге.
— Это понятие кис, можешь спросить об этом Квана. Недосягаемая любовь. Что-то среднее между платоническим объектом обожания и сексуальным фетишем.
— И что мне с того? — равнодушно сказала Анге. Перед глазами вставали тела Криди и Линге, переплетенные, сцепившиеся, она почти ощущала запах их тел, слышала громкое дыхание Криди, тихие стоны Линге… а ее обнаженное тело обжигал жаждущий взгляд кота… — Я должна радоваться, что меня платонически полюбит кот с таким половым аппаратом, который меня искалечит? Извини за откровенность!
Она вынула из кармана пакет с влажными салфетками и стала протирать фильтр.
— Знаешь, лучше уж когда тебя любят хотя бы платонически, — сказал Диал. Что-то в его голосе заставило Анге посмотреть на социолога. — Я учился в смешанной школе…
Он замолчал, глядя куда-то мимо Анге. Потом сказал:
— Я бы предпочел быть тра.
— Тра-мужей не бывает, — ляпнула Анге, забыв, что только что изображала полное незнание в этом вопросе.
Диал рассеянно посмотрел на нее:
— В старину говорили, что подарки богов всегда имеют скрытое несовершенство. Потому что божественный подарок без изъяна слишком велик для человека и сжигает его как огонь. У кис, кстати, есть похожая поговорка. Мы получили божественный подарок — братьев по разуму, живущих рядом с нами. По космическим меркам, конечно. Но этот подарок обязан был иметь изъян. Я когда-то даже думал, что лучше бы мы жили в разных системах… А потом понял, что неправ. Что неполное счастье все равно лучше, чем горе. Дружба меньше, чем любовь, но куда больше, чем одиночество. Неизмеримо больше.
Он встал, подошел к Анге:
— Тебе помочь?
Анге покачала головой.
— Береги своего кота, — сказал Диал. — Не жалей, что ты для него недостижимая любовь. Некоторым не достается и этого.
Он быстро коснулся руки Анге и вышел из кают-компании.
Анге еще раз провела салфеткой по чистому уже фильтру.
Социолога не полюбила киса.
Интересно, кошка или кот? Анге вдруг поняла, что ничего не знает про его личную жизнь.
Но в любом случае — нет, он не мог быть среди тех, кто ненавидит кис. «От любви до ненависти — протянутая рука»; все знают эту присказку. Но Диал пережил свое горе. Если когда-то его любовь и превратилась в ненависть, то ненависть переродилась в тоску по недостижимому. Убивают от любви, убивают от ненависти, но никто не убивает от тоски. С ней просто живут, а потом от нее умирают.
Анге закрыла решетку, сдвинула кресло на место и зафиксировала в креплениях пола.
Надо поговорить с его братом.
* * *
Было уже совсем темно, когда Ян и штабной лейтенант закончили ремонт антенны. Лейтенант действительно был совершенно гражданским типом, завербованным в армию вскоре после института. Он работал на каком-то мудреном локаторе, который, по его словам, позволял обнаруживать пуски ракет даже из-за горизонта. На двух таких локаторах строилась вся система дальнего обнаружения, к спутникам лейтенант относился предельно скептически — связь с ними ненадежна, качество передачи изображения низкое, капсулы с отснятыми фотоматериалами высокого разрешения порой теряются при посадке, да и оперативной такую связь не назовешь.
Антенну, навешенную Яном кое-как, лейтенант безжалостно укоротил, совершенно по-другому сориентировал и выверил длину сторон. Адиан снизу радостно крикнула, что они сразу поймали несколько станций, после чего лейтенант предложил Яну кисет с сечкой. После армии Ян ни разу не жевал маслянистой дурманящей травы, но согласился сразу — и чтобы не обижать отказом, и неожиданно подумав, что порцию сечки он сегодня точно заслужил.
Сечка была не заводская, кустарная. Слишком соленая и, кажется, слишком крепкая — онемение пошло на все горло. Но Ян жевал с удовольствием. В тот момент, когда солдаты появились вблизи фермы, он испытал неподдельный страх. Теперь тот сменился грустью и покоем… а какие еще чувства можно испытывать в воюющей, разрушенной стране рядом с пепелищем уничтоженного города.
— Как это было? — спросил он лейтенанта. Сечка толкала к разговору, заставляла работать онемевший язык.
Лейтенант не стал уточнять, о чем он спрашивает.
— Мы не ждали войны, — сказал он. — Сейчас не ждали. Никто не воюет зимой.
Ян кивнул. Зимой проще обороняться, но войны развязывают не те, кто планирует сидеть в обороне.
— У них четыре пусковых района, — сказал лейтенант, неспешно пережевывая сечку. — Было четыре. Мы их все знали. Ну и еще, говорят, Рыжие построили подводный крейсер с ракетами. Новая штука, наши все считали, что это слишком дорого и опасно, вдруг затонет… Подводный крейсер не наша ответственность, его моряки пытались выследить. А мы смотрели за стационарными пусковыми. Не ожидали того, что случилось.
— Что именно? — удивился Ян.
— Они нарушили договор. — Лейтенант сплюнул зеленым на посеребренную инеем землю. Плевок, разматываясь, понесся вниз с крыши. — О том, что нельзя выводить оружие в космос. Ну, спутники-шпионы, ретрансляторы — это и они, и мы делали. А ядерные бомбы обещали не выводить. Опасно же, хуже любого подводного крейсера! Мы заметили почти случайно, объект шел с орбиты на дикой скорости, не просто спуск, видимо, с включенным двигателем, почти по прямой… как метеор… точно по столице.
— И?.. — холодея спросил Ян.
— Мы сообщили. Только поздно было. За три минуты до падения, я думаю, даже Вперёдидущий не успел спуститься в убежище. Взрыв чудовищный был, вот это, — лейтенант кивнул на далекое, смутно видимое в темноте пепелище, — и в подметки ему не годится. Не знаю, почему именно по столице. Вперёдидущий был один из немногих, кто пытался свести дело к миру. Да и как военный объект столица не важна. Просто большой город, сады, памятники, храмы, институты… Они его испепелили. Термоядерный заряд. Ударили и молчат. Будто ждали, что мы капитулируем. Что у них в головах, а?
Ян молчал. В столице он когда-то родился. Там была его материнская семья. Он любил столицу — широкие проспекты, величественные здания, зеленые скверы, где резвилась детвора…
— Наши ударили из всего, что было. Я сам видел, как ракеты пошли на цели. Тогда и они ударили всем арсеналом сразу. Кажется, я даже след из океана видел… В суете непонятно было, получил ваш дивизион приказы на запуск или нет, меня к ним направили, ракетчики совсем рядом стояли. Я на велосипеде ехал. — Лейтенант усмехнулся. — Сам не знаю зачем, добежал бы быстрее. И вообще зря ехал, в небе дымовые следы от ракет стояли, чего я проверить-то хотел… У позиций убедился, что установки отстрелялись, мне показали на капониры, туда Сарк на грузовике погнал с солдатами за новыми боеголовками. Сами-то ракеты уже к установкам пригнали, а спецБЧ в укрытии… Я туда прибежал, стал кричать Сарку, что выходить не надо, что не успеем, в нашу сторону шла ракета, я знал. Майор ответил, что у него приказ и он даст еще залп, даже если ад упадет на голову. Но мы не успели. Ад упал раньше, чем мы выехали из капонира. Потому и живы.
— Но зачем они начали зимой… — произнес Ян.
— А по столице зачем бить? — Лейтенант вновь потянулся за кисетом. — Будешь? Нет? А я еще… Будь у меня бомбы на орбите и реши я воевать — ударил бы по ракетным позициям. Дальше было бы проще. А тут глупость в полный рост.
— Будто тот, кто нанес удар, хотел не победить, а весь мир уничтожить, — сказал Ян.
— Вот-вот. Верно! — кивнул лейтенант.
Они посидели так еще минут десять, глядя на загорающиеся в небе звезды — немыслимо далекие и равнодушные.
Потом Адиан позвала их, сказав, что если они не спустятся, то каши не останется — с такой жадностью солдаты накинулись на горячее.
* * *
Николсон не стал блокировать дверь в каюту. Мэйли вначале постучала — звук был таким странным, стук в дверь на космическом корабле в десятках световых лет от Земли, но совершенно «домашним». Потом открыла дверь и вошла.
Бэзил лежал на койке, глядя в потолок.
— Мы все огорчены, — сказала Мэйли, садясь на пол возле кровати. — Мы все скорбим.
— Скажу честно — мне плевать на взорванный корабль, — спокойно сказал Бэзил. — Я вначале был в шоке, а потом понял, что меня это не касается. Это как компьютерная игра или фильм.
— Неправда, — сказала Мэйли. — Но я понимаю, что в основном вы расстроились по другой причине.
— По какой же? — спросил Бэзил.
— Вам больше понравилась ваша судьба в этом мире.
Бэзил посмотрел на Мэйли и сказал:
— А как иначе? И там и здесь — я не самый знаменитый ученый, занятый одной-единственной темой. Одной далекой звездной системой. Но там, где эта система, — образец мира и согласия, я одинокий холостяк, кочующий из города в город и заводящий случайных подруг. А в этом, где система Невар сверкает ядерными взрывами, как елка — гирляндой, я счастливо женат, у меня две дочки. Смерть миллионов стала моим счастьем. Как так получилось? Почему?
— Причину знаете только вы, Бэзил.
— Знаю, — сказал Бэзил неожиданно твердо. — Я был очарован их миром. Философией, искусством, дружелюбием. Мысленно я жил среди них, не обращая внимания на тех, кто рядом. Эта женщина… я любил ее, а она любила меня. Но потом я не сделал шага навстречу. Я ушел в работу. И ей надоело ждать. Здесь, в этой Вселенной, такого не случилось.
— Тогда причина не во Вселенной и не в неварцах. Она в вас, Бэзил.
— Я потратил свою жизнь на то, чего больше нет и никогда не было, — сказал Николсон.
— Вы ее не потратили. Сейчас не двенадцатый век, сейчас двадцать второй. Вы молодой человек, у которого будут жена, дети, призвание. В гору ведут разные пути, Бэзил, но вид с вершины одинаков.
— Но здесь я прошел свой путь быстрее.
— Быстрый путь нечасто ведет туда, куда вам действительно нужно.
Бэзил рассмеялся:
— Знаете, Мэйли, вы напоминаете мне девушку, которая в этой Вселенной стала моей женой. Она тоже была китаянка, знаете ли.
— Знаю.
— Ну да, — кивнул Бэзил, — вы же видели… Так вот, она тоже любила все эти восточные мудрости. Меня это смешило. Тогда. Теперь не смешит.
— Бэзил, без вас мы не справимся. Нам надо найти аномалию в истории неварцев. То, что привело к войне. Отчасти я знаю историю кис, но лишь отчасти, они не единственный разумный вид фелиноидов. Историю «детей солнца» знаете лишь вы.
— И Первая-вовне.
— Она знает неправильную историю. Вы — правильную.
Бэзил с иронией посмотрел на Мэйли:
— Вы так уверены, что наша история правильная, а их — нет? Почему?
— Потому что правильна та история, в которой меньше убивают. Наша Земля тоже много чего пережила. Британия воевала с Китаем, Германия с Россией… да все и всегда воевали. Но потом люди поумнели, и наступил мир. Мы с вами, Бэзил, плоды этого мира, а ведь еще наши родители застали армии и конфликты между государствами. Мы должны дать Невару шанс жить так, как он заслуживает.
— Мою судьбу это не исправит, — сказал Бэзил.
— Конечно. Китайцы говорят: «Лучшее время посадить дерево — двадцать лет назад…»
— Я знаю продолжение этой фразы, — сказал Бэзил. — «Следующее лучшее — сегодня».
— Да.
Бэзил вздохнул и сел на кровати. Спросил:
— Где мы будем работать и кто в команде?
— Мы с вами, обе Ракс, Двести шесть — пять и Уолр. Еще попросил разрешения присутствовать Матиас. Очень толковый молодой человек, хочу заметить. Рабочая зона организована на станции, Марк постоянно будет на связи, его базы данных — наша основная надежда на успех.
— У меня есть и свои базы данных, — ворчливо сказал Бэзил. Встал, взял из шкафа портфель, достал из него серую коробочку информационного накопителя. — Три петабайтовых накопителя, троекратное дублирование информации. Здесь все, что можно было узнать о Неваре, сидя на Земле. Включая открытые отчеты со станции, разумеется.
