Глава 4
Человек, у которого было всё: любовная зависимость

Некоторым пациентам во время терапии приходится заниматься чем-то сродни эмоциональному стриптизу. Постепенно, слой за слоем, отпадают зажатость и самозащита, и вот в итоге рушится последняя завеса, скрывавшая тайну, и на сцене предстаёт голая, неприкрытая истина: горькая, болезненная и порой даже шокирующая. Самая последняя секунда – миг до того, как рухнет единственный оставшийся барьер, – самая напряжённая.

Лет тридцать назад ко мне на приём ходил один частный предприниматель, пожилой худощавый джентльмен с бородкой, как у ван Дейка, питавший слабость к цветастым жилеткам, – ему сложно было справляться со стрессовыми ситуациями. Он рассказывал мне о предприятии, в которое он собрался инвестировать, но я не очень понимал, о чём он толковал. Лишь несколько лет спустя я смог наконец расшифровать то, что пытался сказать мне предприниматель. Он вёл речь о проекте, который существенно изменит мир.

Мы виделись четыре раза. Первые три сеанса проходили довольно заурядно: общая оценка состояния, подбор оптимальной терапии и первые, пробные шаги.

Джентльмен был выходцем из рабочего класса, учтивым и очень общительным. Как и всякий человек, проложивший себе путь из социальных низов и добившийся влияния, он обожал рассказывать разные истории о том, как он получил то, что имеет. Мне приходилось время от времени напоминать ему, что мы вообще-то встретились по другому поводу и нас ждут дела: у моего пациента пошаливало сердце, поэтому кардиолог в рамках развёрнутого оздоровительного курса направил его ко мне, чтобы я научил его справляться со стрессом. Однако в ответ на мои напоминания предприниматель лишь добродушно улыбался и небрежно отмахивался: к чему спешка? Всё время мира принадлежит нам.

Наигранная улыбка касалась его губ, но совсем не трогала мышцы вокруг глаз. Морщинки, тянувшиеся от них к вискам, оставались недвижимы. Они вообще никогда не шевелились.

Когда мы встретились в четвёртый раз, предприниматель вёл себя сдержанней. Он отвечал на вопросы уклончиво и в итоге потянулся за платком. На глазах его выступили слёзы. Я спросил, чем он взволнован, но он продолжал давать туманные ответы, пока время сеанса не подошло к концу. Тут он вдруг бросил взгляд на настенные часы, а затем сосредоточенно, изучающе посмотрел на меня: от напряжения лоб его покрылся морщинами, а лицо стало суровым. У нас оставалось не более пяти минут.

– Справиться со стрессом, как же, – произнёс предприниматель. – От иного стресса никогда не избавишься.

Его светло-голубые глаза будто заволокло дымкой, он смотрел не моргая. Я слышал, как у меня в висках стучит кровь. Повисла напряжённая тишина – такая тишина бывает за секунду до раскатов грома.

– Давным-давно, – продолжил мой пациент, – я плыл на корабле по Северному Ледовитому океану среди дрейфующих льдин, и я приказал выбросить за борт человека.

– Кто он был? – спросил я.

– Очень, очень скверный человек, – пылко заверил он.

– И вы его там так и оставили?

– Да. Я же сказал, он был очень скверным человеком. Понимаете? Очень скверным.

Говорил ли сидевший передо мной джентльмен правду? Или устроил мне какую-то проверку? Может быть, он дурил меня?

– Нам нужно об этом поговорить… – откликнулся я.

Предприниматель задрал рукав и показал мне время на своих часах – отведённый нам час уже истёк. «У меня назначена встреча», – сказал он. Затем поднялся, разгладил штаны, надел длинное пальто и пожал мне руку: «Мы непременно об этом поговорим». Когда он вышел из приёмной, я взглянул в окно. У тротуара на автобусной разметке с тремя жёлтыми линиями стоял чёрный «мерседес», одетый в униформу шофёр распахнул заднюю дверь, и я увидел, как он скользнул в тёмный салон. Больше мы не виделись.

Порой психотерапевты используют приём, действующий как входной билет: пациенты обращаются с относительно несерьёзными проблемами, чтобы начать терапию, но затем, почувствовав эмоциональную безопасность, начинают рассказывать о настоящих, тревожащих проблемах. Нередко обнаруживается, что истинная проблема затрагивает моральный аспект и не даёт покоя совести, так что между психотерапией и церковной исповедью можно даже провести параллель. Мрачные тайны и скелеты в шкафу не дают душе покоя, и возможность рассказать о них может сильно облегчить жизнь человека. Поэтому для многих людей психотерапия – это не что иное, как исповедь.

Али было далеко за тридцать. Его дед-иммигрант, приехавший в Великобританию без гроша в кармане, и отец (который умер, когда Али был ещё ребёнком) создали огромное производственное предприятие, приносящее немалую прибыль. Али был добрым семьянином и уважаемым человеком. Мне он показался довольно дружелюбным, но вместе с тем его будто бы окружала некая сфера отчуждённости. Я уже сталкивался с таким отношением к терапии – казалось, что нас с пациентом разделяет толстая стеклянная стена. Али вёл себя несколько отстранённо и не проявлял эмоций. Я чувствовал, что мы взаимодействуем как-то не так.

Чтобы терапия проходила успешно, пациент и терапевт должны найти общий язык. Их может объединять общее стремление прийти к одной и той же цели – так же бывает, когда двум людям поручили общее задание. Взаимодействие может быть и более глубоким, как при психоанализе, который придаёт важное значение тому, чтобы эмоции и идеи, связанные с прежними отношениями, находили отклик у психоаналитика.

Отстранённость Али, его недосягаемость напоминали мне черту, присущую очень богатым людям и знаменитостям. Первых ставило в тупик постоянное взаимодействие в непривычном для них формате, а вторых озадачивало то, что нужно отвечать на вопросы самостоятельно. Многие знаменитости совершенно не могут выйти из образа и даже на сеансах психотерапии продолжают вести себя как актёры-комики или рок-звёзды. Из-за этого достучаться до них и помочь им практически невозможно. Ощущение, будто разговариваешь с нарисованным плакатом, а не с живым человеком.

Одет Али был очень просто: рваные джинсы, кроссовки, мятая рубашка, на запястье дешёвое украшение в стиле хиппи. Он не любил выставлять своё состояние напоказ. Я заметил, что, как только в нашем разговоре возникала пауза, он тут же начинал скучать.

Жену Али звали Ясмин, они прожили вместе почти двадцать лет, и у них было четверо детей. Женились они не по сговору родителей, однако их семьи, будучи деловыми партнёрами, горячо поддержали знакомство молодых людей. Последующие отношения всячески поощрялись – и, возможно, даже инвестировались. Со временем дядя Али – а именно он вёл бизнес после смерти его отца – отошёл от дел, и Али стал управляющим директором. Все дети Али посещали частные школы, и его семья жила в огромном загородном особняке, расположенном в самой живописной и благоприятной местности. У Али было всё: унаследованное богатство, две спортивные машины и преданная красавица-жена. Но однажды кое-что случилось, и впервые за всё время отношения в семье дали трещину. По чистой случайности ничего не подозревающая Ясмин узнала, что Али ходит к проститутке. Она взяла его телефон, чтобы посмотреть нужный номер в контакт-листе, и с ужасом обнаружила ряд сообщений непристойного содержания. Оказалось, что у неё в руках не рабочий телефон Али, а другой его телефон.

Али полностью погрузился в глубокое кресло – он почти что лежал в нём, вытянув ноги во всю длину.

– Она очень расстроилась. Хотела развестись.

– Что заставило её передумать?

– Я объяснил, что у меня сильный стресс из-за работы. Не так-то просто управлять большим предприятием. А я ведь уже долго в директорской должности. Я объяснил, что на меня нахлынула депрессия и я был сам не свой: не соображал, что делаю. Тогда она сказала: «Если тебе плохо, нужно обратиться за помощью, но если всё останется как есть, между нами всё кончено». И я ответил: «Конечно, обязательно, всё что хочешь».

– Из-за чего у вас началась депрессия?

Он поджал губы и несколько секунд молчал. После такого продолжительного размышления я ожидал услышать нечто большее, чем короткое: «Из-за стресса…»

– Что заставляет вас переживать стресс?

– У меня всегда целая куча дел. Я за многое отвечаю, всё управление на мне. Пару лет назад у нас случился небольшой кризис на производстве, и мне пришлось уволить людей, занимавшихся всей бумажной работой. Пришлось самому вести бухгалтерию.

– А нельзя ли было снова вернуть людей на их должности?

– Да, давно пора. Но никак не могу выкроить время. Постоянно сваливаются какие-то другие дела, которые требуют неотложного решения.

– Когда у вас начался стресс? Как вы себя чувствуете?

– Как я себя чувствую? – Али кивнул. – Ну… не очень хорошо.

– Есть ли какие-то симптомы?

– Да, полагаю, что есть. Головные боли. – Он провёл пальцем по лбу, от виска к виску. – У меня стала жутко болеть голова.

Али был не очень-то настроен на сотрудничество. Тогда я решил расспросить его о депрессии.

– Какие мысли вас посещают во время депрессии?

– Я думаю о бизнесе – о том, к чему всё идёт…

– О чём ещё?

– О жене, о нашем браке. Я стыжусь того, что сделал.

Али отвечал коротко и неинформативно. Создавалось ощущение, что его апатичность сказывается на его манере разговора. Его пухлые веки опустились, и он лениво морг-нул, словно довольный кот на солнышке. Казалось, он вот-вот уснёт.

У меня на сеансе как-то раз заснул пациент: прямо во время моих объяснений. Я знал, что если разбужу его, то тем самым сильно засмущаю, поэтому я подождал, пока он проснётся, и, едва он открыл глаза, я закончил начатое ранее предложение. Пациент совершенно не заметил, что продремал минут пятнадцать.

Я начал подозревать, что Али пришёл ко мне только из-за угроз жены. Его тайные свидания разоблачили, и теперь он притворялся нездоровым, чтобы жена передумала разводиться. Я высказал ему свои соображения, осторожно подобрав слова, и его реакция меня сильно удивила.

– Нет, – откликнулся Али и даже приподнялся в кресле. Моё предположение явно сбило его с толку. – Полагаю, Ясмин права. У меня в самом деле проблемы.

– Думаете, вы смогли бы говорить более открыто, о чём вы думаете?

– Хорошо. – Али повертел головой из стороны в сторону, как если бы у него затекла мышца и он хотел её размять. – Хорошо. Просто я не привык ко всему этому. – Он лениво обвёл рукой приёмную. – Рассказчик из меня всегда был так себе.

Наш разговор оставался всё таким же вялым. Али зевал, вертел браслет на запястье и время от времени повторял: «Вести дела так сложно – большая ответственность. Не уверен, что Ясмин ценит это. Она никогда не была связана с делами. Я не пытаюсь оправдать то, что сделал, ни в коем случае, но всё же…»

– Вы иногда чувствуете обиду на неё?

– Обиду? Я? Нет, она замечательная жена. Всегда такой и была, к тому же она прекрасная мать.

Возможно, я слишком строго судил его. Возможно, у него действительно была серьёзная проблема, но он слишком нервничал и не мог рассказать о ней. Отчего я так подумал? Али не выглядел встревоженным, и манера его речи осталась прежней. Однако меня не покидало некое чувство, скорее даже предчувствие. Я уже обращал внимание на риски эмоционального предубеждения. Не допускал ли я ту же ошибку, от которой предостерегал своих пациентов?

Во второй половине 1960-х годов психолог Пол Экман провёл одно исследование: он изучал пациентов в состоянии депрессии, которые делали вид, что им стало лучше. Притворялись они, потому что хотели избежать более тщательной терапии и совершить самоубийство. Записанные на плёнку интервью с такими пациентами стали проигрывать в замедленном режиме, и тогда обнаружилось, что на их лицах проскальзывает едва уловимая негативная мимика, которая свидетельствует о суицидальном намерении. В реальном времени эти мимолётные выражения лица отображаются всего долю секунды. Вполне возможно, что психотерапевты, чей ежедневный труд подразумевает наблюдение за мимикой пациентов и считывание невербальной информации, могут уловить эту долю секунды и прочесть негативную экспрессию. Такая экспрессия улавливается бессознательно и рождает смутное подозрение: что-то идёт не так. Это доказано лабораторными исследованиями. Испытуемым показывали излучающие угрозу образы – всего лишь мгновение каждый, – но тем не менее у людей возникали физические изменения, связанные со страхом (например, испытуемые начинали потеть). То, что мы зовём интуицией или предчувствием, может оказаться всего лишь побочным продуктом бессознательного процесса: фиксированием неосознанной информации, которая остаётся недоступной для анализа.

Мы разговаривали о супружеской жизни Али.

– Вас не удовлетворяла половая жизнь в браке?

– Нет. Секс с Ясмин просто потрясающий. Всё всегда на высоте.

– Тогда почему вас тянет к проститутке?

– Я не знаю… Я просто… – Али возвёл руки, а затем опустил их на подлокотники кресла. – Я просто не знаю. – И снова меня посетило ощущение, что передо мной сидит очень тревожный человек. Он тем временем продолжал: – Думаю, у меня просто есть определённые потребности. То есть потребности в сексе. Секс мне нужен каждый день. Ясмин не имеет ничего против, но у меня очень сильное, жгучее сексуальное желание.

Это небольшое признание подтолкнуло Али на шаг ближе к полному откровению. Теперь он по-другому взглянул на ситуацию и понял, что может скинуть с плеч тяжкий груз.

– Даже после того, как у нас был секс, я чувствую, что мне нужно ещё – больше. Желание настолько острое, что я встаю среди ночи и отправляюсь в ванную, чтобы помастурбировать.

– Как часто?

– Очень часто – каждую ночь, а иногда и несколько раз за ночь, иногда больше…

– Сколько раз в среднем вы эякулируете за сутки?

– Раза три, хотя семени получается немного.

– Так было всегда?

– Да, с юношества. Тогда было даже ещё хуже. Да, намного хуже.

Были времена, когда я скептически относился к подобного рода заявлениям. Я полагал, что мужчина, достигший сорокалетнего возраста, не имеет ни желания, ни возможности испытывать оргазм более трёх раз в день. Но моё мнение кардинально изменилось.

Однажды мне довелось недолго поработать с полиаморными геями и мальчиками по вызову – шокирующий опыт для моногамного гетеросексуала. В так называемых траходромах, находящихся внутри ночных клубов, клиент мог заниматься сексом с десятью или двадцатью партнёрами и испытывать столько же оргазмов. Приятные оргазмические ощущения в прямой кишке и возле простаты возникают благодаря тазовым и подчревным нервам. Во врачебной литературе можно встретить описание клинического случая, когда мужчина испытывал оргазмические ощущения во время дефекации. Некоторые пациенты, страдающие от эпилепсии, переживают оргазмические приступы, когда начинают чистить зубы. Одна моя пациентка могла испытывать оргазм, лопая шарики пупырчатого полиэтилена, и она утверждала, что может таким образом испытывать оргазм один за другим, сколько угодно времени. По понятным причинам я не стал просить её провести демонстрацию, но, признаюсь, любопытство почти что взяло верх. Так что не стоит думать, что сексуальное поведение человека имеет какие-то строго очерченные границы.

Глаза Али были широко раскрыты – он собирался рассказать что-то ещё. У нас оставалось всего несколько минут. Али потёр подбородок и произнёс:

– Прошу прощения, но я был не до конца честен с вами.

– Вот как?

– О проститутке. – Он снова поиграл браслетом на запястье. – Наш разговор ведь конфиденциален?

– Да.

– То есть, если я расскажу вам правду, вы не передадите информацию моей жене.

– Не передам. Хотя нам придётся это обсудить…

– Что именно? Расскажу я ей или нет?

– Да.

– Но вы не расскажете.

– Я не расскажу.

Повисала тишина. Али причмокнул языком. И снова тишина.

– Вы хотели что-то рассказать, – напомнил я.

Али прекратил крутить браслет.

– Да, проститутка… – вернулся он к разговору. – Понимаете, она у меня была не одна. Я не первый год встречаюсь с проститутками. – Повисла пауза, и в ней ощущалось нечто неотвратимое, будто вот-вот грянет гром. Али продолжил: – У меня их было около трёх тысяч… может, больше.

– Три тысячи, – эхом откликнулся я.

– Да.

Выражение его лица было сложно прочесть: вина и стыд, гордость энергичного самца, юношеский восторг? В нём смешалось всё: и одно, и другое, и третье в равной мере.

– Разве такое возможно? – спросил я.

– Я поднимаюсь среди ночи, не только чтобы помастурбировать. Иногда я уезжаю из дома, занимаюсь сексом и потом возвращаюсь. Иногда за день у меня случается секс с несколькими женщинами.

Проступок, раскрытый его женой, стал «входным билетом» Али. Наконец он решился рассказать о своей истинной проблеме – по крайней мере, я так думал. Но я слишком поспешил с выводами. Его истинная проблема крылась намного глубже. И была намного интересней.

Термин «сексуальная зависимость» впервые появился в 1970-х годах. Ещё до того чрезмерная сексуальная активность называлась нимфоманией, если речь шла о женщинах, и сатироманией, если о мужчинах. В скандальной книге Рихарда фон Крафт-Эбинга «Половая психопатия», опубликованной в 1886 году и содержащей огромный перечень клинических случаев, можно встретить и то, и другое: дело 193 – «всеми уважаемый» фермер совершал «половой акт от десяти до пятнадцати раз за сутки»; дело 186 – женщина «благородных кровей, высококультурная, добрая, кроткая», которая «легко вспыхивала от смущения», когда оставалась наедине с мужчиной любого возраста, «раздевала его догола и яростно упрашивала утолить её страсть».

Разумно ли говорить о сексуальных потребностях как о зависимостях? При благоприятных обстоятельствах человеческие существа – особенно самцы – настроены на поиск сексуальных утех. Императоры, диктаторы, голливудские актёры и популярные музыканты – у них бывало по тысяче сексуальных партнёров просто потому, что они могли себе это позволить. В ходе одного эксперимента крыс научили нажимать на кнопку, которая посылала небольшой электрический заряд в отделы их мозга, отвечающие за удовольствие, и крысы потом уже не слезали с этой кнопки, нажимая её постоянно. Люди, которым выпала возможность иметь столько сексуальных партнёров, сколько им захочется, по сути, поступают точно так же.

Критики полагают, что сама идея сексуальной зависимости истолкована превратно. Они считают, что термин «зависимость» следует относить к пристрастиям, возникающим из-за попадания в тело разного рода веществ, таких как кокаин, алкоголь или сахар. Секс, азартные игры, страсть к шопингу или компьютерным играм нельзя рассматривать как зависимости, потому что тело не насыщается инородными веществами. Однако любое поведение имеет биохимические последствия, и во время секса внутри тела вырабатываются сложные вещества, которые по воздействию напоминают амфетамины и опиаты. Надпочечники и гипофиз могут вырабатывать гормоны, которые, как и наркотики, приводят человека в состояние кайфа и прихода. Так что однозначное определение зависимости, не предусматривающее взаимосвязь между поведением и биохимией, довольно условно.

На мой взгляд, сексуальная зависимость – полезное понятие, с помощью которого можно описать субъективное состояние человека, принимая во внимание сложившийся контекст.

Испытывал ли Али, например, внутреннюю борьбу из-за своего поведения? Хотел ли он прекратить свидания с проститутками, но из-за ощущения острой нужды не мог? Имелись ли негативные последствия для него и его семьи? Чувствовал ли он себя виноватым? В ходе терапевтического курса он утвердительно ответил на все эти вопросы.

– Ваша жена никогда ничего не подозревала?

– Нет. Она не подозрительная женщина. У неё совсем другой характер. Она ни о чём не догадывалась.

– Она умеет доверять?

– Да. Она очень доверчивая.

– Как вы чувствуете себя, думая о её доверии?

– Очень плохо, как же ещё. Послушайте, я не хочу, чтобы Ясмин из-за меня страдала. Да и с чего бы мне хотеть? Уж чего-чего, а этого я точно не хочу.

– Но если бы она узнала правду…

– Она бы тогда… – Сцена, возникшая перед внутренним взором Али, была слишком ужасной, чтобы описать её словами. Он сел прямо, и, казалось, его посетила слабая надежда на искупление. – Я не хочу быть таким, какой есть. Я начал ходить к проституткам, когда был ещё подростком. Ездил в казино с друзьями, а потом одно за другим… С годами это доставляло всё больше и больше хлопот – и в итоге всё вышло из-под контроля. Мне нужно делать дела, нужно встречаться с людьми, а вместо всего этого я где-то там, а не на месте, где мне полагается быть. – Али чуть откинулся в кресле, взглянул в окно, и на его лицо лёг серебряный луч света.

Проблемы с зависимостью, как правило, идут по нарастающей, со временем всё больше обостряются, и причина тому – толерантность: медицинское понятие, которое может объяснить поведенческую дисрегуляцию и потерю контроля. Тело обладает способностью адаптироваться, то есть привыкать к наркотикам, и порой для достижения нужного эффекта требуется всё бо́льшая и бо́льшая доза. Точно так же и сексуальная зависимость адаптируется к частым сексуальным стимуляциям. Секс начинает доставлять меньше удовольствия, требуются всё новые и новые усилия, чтобы добиться цели, до которой с каждым разом всё сложнее добраться. Такой эффект очень распространён у людей с зависимостью от интернет-порнографии: большинство из них тратят часы, а порой и дни на поиски всё более экзотических сайтов, потому что обычная порнография им уже приелась и больше не возбуждает. Часто в литературе и кино распутные люди изображаются циничными личностями, бесконечно скучающими и уставшими от всяких утех. Такой образ наглядно демонстрирует парадоксальную истину: чем больше имеется доступных наслаждений, тем сложнее испытать чувство наслаждения.

Али отвернулся от окна и продолжил свой рассказ, как если бы не было никакой заминки.

– Я оказался в тяжёлой ситуации. Я потратил слишком много денег…

– Вы в долгах?

– Да, можно и так сказать. – Али посмотрел на цветочный узор подлокотника и обвёл пальцем края тюльпана. – Всё зашло слишком далеко; думаю, обратной дороги уже нет. – Я не очень понял, о чём он говорит: о своих финансах или душевном состоянии. Он увидел моё замешательство и добавил: – Я говорю о бизнесе. Довольно мрачная картина вырисовывается.

– Не уверен, что до конца вас понял…

– Из-за моей привычки. – Али снова предвидел мой вопрос и пояснил: – Некоторые девушки очень дорогие. Знаете, самые симпатичные – я имею в виду, очень симпатичные.

– Когда вы собираетесь рассказать жене? – Я увидел, как открылся его рот, как расширились глаза, и понял, что настала моя очередь пояснять. – Не о девушках, а о бизнесе.

– Я не знаю.

– Вы наверняка понимали, что вашему предприятию приходится туго?

– Да. Ведь я сам веду бухгалтерию.

– Может быть, вы могли бы предпринять какие-то превентивные меры?

– Теперь уже не могу. Денег не осталось. – Он оттянул нижнюю губу, отпустил её и повторил ровно те же слова, которые говорил жене: – Я не соображал, что делаю.

Порой, в некоторых ситуациях, мы испытываем такую сильную тревогу, что предпочитаем делать вид, будто ничего не происходит. Среди множества защитных механизмов, описанных со времён Фрейда, отрицание является одним из простейших для понимания, а также одним из самых часто встречающихся. С ним сталкивался каждый человек. Защитная система обычно срабатывает, когда у человека появляются симптомы, которые могут свидетельствовать о серьёзном физическом заболевании, и тогда он говорит: «Да ничего страшного, само пройдёт». Само по себе отрицание – полезный механизм, так как не позволяет плохим новостям ранить нас слишком глубоко, а также способствует постепенному принятию истины. Оно не даёт переживаниям поглотить человека. В то же время чрезмерно настойчивое отрицание притупляет рассудительность, мешая выносить зрелые суждения.

– Даже не представляю, насколько тяжко это будет, – продолжал Али. – Ясмин – гордая женщина и очень активно участвует в жизни нашего сообщества. Она отвечает за благотворительность: организует разные мероприятия, сборы пожертвований. У нашей семьи очень хорошая репутация.

– Понимаю, вам придётся сложно. Но ведь крах бизнеса может иметь такие последствия, которые не скроешь от жены.

Но Али не слушал меня.

– Такой человек, как я, – продолжал он, – должен быть опорой и обеспечивать семью. На меня все рассчитывают.

Предприятие Али, основанное его дедом, процветало два поколения и приносило солидную прибыль. Я сделал кое-какие нехитрые подсчёты на полях своего блокнота. Даже если Али оплатил услуги трёх тысяч проституток и значительная часть свиданий приходилась на долю очень дорогих девушек, бизнес Али всё равно покрывал все расходы и должен был оставаться на плаву. Особенно если учитывать, что его расходы случились не одновременно, а плавно распределялись по временно́му отрезку длиной в двадцать лет. Я высказал все эти соображения Али, и только тогда он раскрыл мне свою истинную проблему.

– Дело не только в сексе. Если бы всё вертелось лишь вокруг секса, бизнес не находился бы сейчас в таком плачевном состоянии. Понимаете, большинство денег ушло на кое-что другое.

– Кое-что другое?

Он погладил обручальное кольцо, а затем покрутил браслет. Мне стало интересно, может, это какой-то суеверный ритуал, но я не стал спрашивать Али, чтобы не отвлекать его.

– Не уверен, что смогу объяснить, – произнёс он.

Я ждал, что он продолжит, но молчание затягивалось.

– Попробуйте, – попросил я.

Ещё одна пауза. С улицы доносились шум машин и голоса прохожих.

– Ладно, хорошо. – Али запрокинул голову, и его затылок, словно в поисках поддержки, опустился на мягкую подушку. – Обычно после секса ты расплачиваешься и едешь домой. Однако всегда попадаются такие девушки, которые западают тебе в душу. Не знаю, в чём тут дело, как это происходит, но происходит, это факт. – Он помассировал грудь. – Я возвращался к понравившимся девушкам снова и снова, и всё перерастало в регулярные встречи. А потом и во что-то большее. Мы начинали ходить на свидания, как настоящая пара, и всё ближе узнавать друг друга. Я возил их в хорошие рестораны – в самые роскошные, если уж говорить начистоту, – и покупал подарки. – Лицо Али искривилось, когда он продолжил: – Вот именно на это и ушло большинство денег.

Его голова всё ещё покоилась на подушке, и взгляд замер где-то выше и позади меня. Словно он не мог посмотреть мне в глаза. Ему нужно было оторваться от реальности, чтобы наконец сделать заключительное признание.

– С некоторыми девушками у меня сложились очень близкие отношения. Мы строили планы на будущее. Болтали о том, какой будет наша совместная жизнь. Ездили с риелторами смотреть большие дома, и всё это было просто потрясающе.

Али закрыл глаза, а затем снова открыл.

– То есть вы хотели расстаться с женой?

– Нет, никогда.

– Тогда зачем вы всё это делали? Зачем ездили с девушками смотреть дома?

– Я никогда не хотел уходить от Ясмин. Просто чувствовал… будто с этими девушками… – Он запнулся, и я подумал, что дальше он добавит: «Это игра, ничего больше». Но Али поджал губы и крепко стиснул зубы.

– Как часто такое случалось? – спросил я.

– Много раз.

– Да, но сколько именно?

– Не помню.

Я стал похож на инквизитора, град моих вопросов заставил Али почувствовать себя не в своей тарелке.

Чтобы насладиться хорошей литературной выдумкой, читатель должен закрыть глаза и ступить в мир тонкого искусства. Любая стилистическая особенность может оказать воздействие на восприятие читателя. Неуместная фраза, нелепая манера речи или случайная двусмысленность может выбить его из мира истории и заставить вспомнить, что он вовсе не путешествует по просторам галактики на космическом корабле и не ведёт охоту на белого кита, а просто-напросто сидит в комнате за книгой. Психотерапия, как и хорошая художественная литература, тоже требует абсолютного погружения. Али поднял голову с подушки и чуть нахмурился. Своими вопросами я выбил его из потока истории, и мне потребовалось какое-то время, чтобы вернуть его обратно.

Дальнейший разговор был полон пауз и шёл обрывками. Но тем не менее общая картина начала вырисовываться довольно чётко. «Секс был средством достижения цели, способом сблизиться. Когда я был моложе, меня интересовал только секс, но со временем всё изменилось. Мне хотелось большего. Некоторые девушки были так прекрасны. Смотришь на них и понимаешь: одного только секса недостаточно. Хочется намного большего».

На самом деле Али зависел не от секса. Он зависел от процесса ухаживания. Ужин при свечах, цветы, дорогие подарки: ожерелья, жемчужины, бриллианты, – взгляды глаза в глаза, касание пальцев, мелодия скрипок, роза на белой скатерти – весь тщательно продуманный романтический ритуал. Но был ещё один слой в психопатологии Али, самое последнее его откровение. «Дело не в том, что я влюблялся в них, – рассказал он. – А в том, что они влюблялись в меня». После секса и ресторанов, подарков и совместных мечтаний, после просмотра домов усилия Али часто окупались признанием в любви. Именно его он и жаждал больше всего: чувства, что в тебя влюблены. Как только Али слышал искреннее «Я тебя люблю», – он получал то, чего добивался. Чтобы снова достичь того же экстаза, нужно было заново повторить весь процесс с другой женщиной.

– А девушки пытались вас потом найти?

– Я всегда был очень осторожен. Я хорошо заметал следы.

Биохимия любви сложна, но мы знаем наверняка, что возбуждение, испытываемое потенциальными любовниками при встрече, связано с выбросом фенилэтиламина, сексуальное желание поддерживается тестостероном, а за чувства близости и блаженства отвечает окситоцин. Во время возбуждения дофамин – который иногда называют молекулой наслаждения – распространяется по мозгу от вершины мозгового ствола, воздействуя на нервные клетки в различных его областях, особенно в «центрах удовольствия». Я полагаю, что Али был зависим от всех этих внутренних «наркотиков», но экстатическим восторгом его наполняла именно их биохимическая комбинация, лежащая в основе чувства, что в тебя влюблены.

Зависимость можно объяснить с помощью редукционистского анализа. Такие идеи, как химическая зависимость и возрастающая потребность (порождаемая устойчивостью), кажутся очень удачными, однако каждый зависимый человек – уникальная личность, поэтому также нужно учитывать множество психологических факторов: жизненный опыт, образ мышления, импульсивность и подверженность перепадам настроения, которые сплетаются и влияют друг на друга довольно сложным образом. Понимание обоих уровней – биохимического и психологического – обогащает понимание природы зависимого поведения и способов его коррекции. После последнего и главнейшего откровения Али у меня внутри бушевало море вопросов.

Была ли его зависимость от дурманящего чувства, что тебя любят, некой формой самолечения, которая облегчала глубоко скрытую боль? Испытывал ли он вдобавок ко всему удовольствие от того, что манипулирует и обманывает как жену, так и девушек, которые влюблялись в него? Как он мог искренне любить жену и вместе с тем постоянно предавать её? Был ли он нарциссом или скрытым садистом? Как развивалась зависимость на протяжении всей его жизни?

По окончании третьего сеанса Али поднялся и направился прямиком к двери. Там он замешкался, а затем повернулся и посмотрел на меня. Мне оставалось только догадываться, но, похоже, он что-то оценивал в уме. Возможно, разумно ли было рассказывать так много?

– Куда вы собираетесь? – спросил я.

– Сейчас? – Он угадал мою мысль и рассмеялся. – Нет, не к проститутке. Я не настолько спятил.

– Увидимся на следующей неделе?

– Да. Увидимся на следующей неделе. – Он улыбнулся и вышел из приёмной.

Али приходил ко мне на сеансы, согласился оплатить мои услуги и сделал интимное признание, подразумевающее то, что я заслужил его доверие. Но как только мой интерес и забота о его благополучии проявились в полной мере, он исчез. Он использовал меня точно так же, как одну из своих проституток. На самом деле даже чуть хуже, потому что он был частным клиентом, и я так и не получил оплату за свои услуги. Али не явился на следующий сеанс и больше не отвечал на звонки и сообщения. В конце концов его телефон стал отвечать ровным непрерывным гудком.

Как-то раз, за пару лет до этого случая, я присел отдохнуть после тяжёлого рабочего дня в поликлиническом отделении больницы. Рядом со мной сидел коллега, который неотрывно смотрел в окно сквозь своё отражение на мрачный городской пейзаж, состоящий из крыш и печных труб. Было совершенно ясно, что его день оказался таким же изнуряющим и напряжённым, как и мой.

Он приподнял голову и спросил:

– Знаете, в чём разница между визитом к психотерапевту и визитом к проститутке?

– Не знаю, – ответил я. – Объясните.

– После визита к проститутке хотя бы одному человеку становится легче.