12
Иван Уткин влез в свою «Тойоту», припаркованную под оградой небольшого сквера недалеко от бывшего аспирантского общежития, и нетерпеливо закурил. Закуривая, он не отрывал глаз от Петракова. Тот шел к своей машине, которую оставил гораздо дальше, у выезда на проспект.
Что-то было не так… С того самого дня, когда погибла Елена, Иван неотступно следил за Петраковым. Вечером провожал его домой и подолгу, иногда до полуночи сидел в машине, не сводя глаз с его окон. Там то гас, то загорался свет. Враг мучился бессонницей. Нечистая совесть, думал Иван, не давала ему спать.
Иногда Петраков уходил с работы вместе с Зоей, и Иван следовал за ними обоими. Кафе, ресторанчики, иногда театр, филармония или кино, иногда прогулки за городом… Иван боялся за Зою. Опасно быть петраковской женой, как говорила Елена. Конечно, Зоя пока не жена, но к тому все шло…
Сегодня Петраков среди бела дня вдруг сорвался с работы. Иван по какому-то наитию рванул за ним. Вслед за Петраковым он приехал к бывшему аспирантскому общежитию, вошел внутрь и поднялся на второй этаж. Петраков подошел к двери комнаты, хорошо знакомой Ивану. Здесь жила Галка Лившиц, Ольгина закадычная подруга. Раньше Иван вместе с Ольгой много раз бывал у Галки в гостях.
Скрытно двигаясь за Петраковым, Иван увидел, как выскочившая на стук Галка втянула того в комнату и захлопнула дверь. Иван потоптался у Галкиной двери, убедился, что услышать ничего не сможет, и спустился в вестибюль. Сел в углу, за огромной китайской розой, растущей в деревянном бочонке, и решил ждать, сколько будет нужно. Здесь его никто не увидит. С грустью он подумал, что иногда маленький рост – это преимущество.
Но преимущество это ему не понадобилось. Когда минут через двадцать Петраков спустился в вестибюль, у него был странный отсутствующий вид. Он, наверное, не заметил бы Ивана, даже если бы тот стоял прямо у него на пути. Глядя себе под ноги, Петраков быстро прошагал к выходу, и тяжелая дверь гулко захлопнулась за ним.
…Петраков возвращался на работу, и Иван ехал за ним в отдалении. На проспекте, уже совсем недалеко от института, они попали в пробку и долго не могли свернуть. Иван курил и думал…
Зачем Петраков приезжал к Галке? Неужели… неужели Ольга жива? Неужели она жива, и Петраков общается с ней через Галку? Но если жива, то где она?
В то, что Ольга ушла к любовнику, Иван ни секунды не верил. Когда пошли такие слухи, он подумал, что Ольга просто сбежала от этого козла Петракова, уехала к матери. Опомнится, отдышится и вернется. Тогда, может быть, все пойдет по-прежнему. Историю с любовником Иван считал выдумкой Петракова. Он ждал, что Ольга вернется…
Когда про Ольгу заговаривала Елена, он, идиот, не слушал. Махал руками, обрывал разговор. Ему казалось недопустимым обсуждать Ольгу с кем бы то ни было, а уж с Ленкой Кашеваровой и подавно. Теперь он об этом жалел. У Ленки была информация, которая могла бы пригодиться. Теперь вот всплывают какие-то обрывки фраз, намеки, из которых ничего не склеишь…
Гибель Ленки была для него как гром с ясного неба. В несчастный случай он не поверил так же, как в мифического Ольгиного любовника. А когда Лиза нашла подвеску от Ольгиного кольца вблизи места Ленкиной гибели, он вдруг понял, что Ольги тоже нет в живых. Под этими событиями проступала канва чьей-то игры, так чудовищно жестокой, что хрупкая, маленькая Ольга просто не могла в ней выжить.
И он догадывался, кто этот игрок…
Он старался не выпускать Петракова из поля зрения, но это получалось не всегда. Например, он не уследил за ним на Песчаном озере. Он просто не мог подглядывать за ним и Зоей в тех кустах. Не хватало еще, чтобы его приняли за извращенца. Хватит с него насмешек из-за маленького роста.
Да, он не уследил за Петраковым, и в результате чуть не утонула Лиза Мурашова. И хотя все, включая Лизу, твердили про судорогу, он каким-то высшим чутьем ощутил, что это не так.
Он страшно разозлился тогда на себя, что упустил случай поймать Петракова на месте преступления. И на Лизу тоже, за то, что по непонятной причине та укрывала убийцу. Хотя мало ли как можно запугать девчонку. Ну ничего, рано или поздно он получит нужные доказательства…
Сегодня Петраков озадачил его. Зачем же он приезжал к Галине? Надо заехать к ней после работы и расспросить. Нет, не расспросить, а допросить, с пристрастием!.. Сейчас уже некогда, обеденный перерыв кончается, а вечером сразу к ней. Может быть, появится след, который приведет его к разгадке исчезновения Ольги.
А вдруг… вдруг случится чудо? Вдруг Ольга окажется жива?..
Вернувшись в институт, Лиза застала на рабочих местах всех, в том числе Петракова и Ивануткина. Это ее обрадовало. Ситуация, как ей казалось, была под контролем.
Лиза уже не сомневалась, что главным фигурантом в деле является Ивануткин. И только помятуя свои прежние ошибки, она заставляла себя не выпускать из поля зрения Петракова. Все-таки его жены сгинули при не совсем ясных обстоятельствах…
Но Ивануткин-то, Ивануткин! Вот гад!
Выходило, что это Ивануткин изловчился добавить какой-то фармакологической дряни в кофе, который Петраков принес Людмиле. Тем самым он добился, чтобы Людмила осталась дома одна. Сегодня он попытался проникнуть к ней с какими-то преступными намерениями – а зачем же еще? Но у него ничего не вышло, Людмила, на свое счастье, не проснулась и не открыла ему дверь.
Странно, конечно, что он решил сначала расправиться с Людмилой. По Лизиным расчетам, он должен был начать с нее. Но в любом случае замысел убийцы не сработал. Но это совсем не означало, что он сегодня уже ничего не предпримет. И Лиза приказала себе не расслабляться.
Статья была готова. Лиза еще раз внимательно прочитала ее и отправила на принтер. Принтер нежно застрекотал, а Лиза, чтобы не терять времени, пошла в лаборантскую за большим конвертом.
В лаборантской Диночка и новая лаборантка Жанна собирались пить чай. Беленький пластмассовый чайник, отмытый до блеска, уже закипал. На столе, на серебристой фольге лежала крупно наломанная шоколадка.
Пока Диночка искала конверт, Лиза разглядывала комнату. Здесь стало намного чище и аккуратнее. О Ленке Кашеваровой напоминала только ее кружка с несмытым помадным пятном, но и та была задвинута в самый угол высокого подоконника.
На полке стояла в рамочке фотография прелестного лысенького пацанчика в широких штанишках и футболке с мультяшным зайцем на животе.
– Это ваш малыш? – спросила Лиза у Жанны, кивая на фотографию.
– Мой, – подтвердила Жанна, и счастливая, нежная улыбка засияла на ее лице. – Вернее, моя. Моя Лидунька. Сегодня первый раз в садик на целый день сдала, а сама как на иголках. Как она там? Обещали позвонить, если уж совсем обревется…
Жанна налила кипяток в фарфоровый лабораторный стакан с заваркой. В комнате густо запахло хорошим чаем.
– Садитесь с нами, Лиза, – приветливо пригласила Жанна.
Лизе, которая от беготни и стрессов ни разу сегодня не поела нормально, нестерпимо захотелось крепкого чаю с шоколадкой. Но, уже садясь за стол, она вдруг испугалась, что чай ей сейчас нальют в Ленкину кружку. Однако Жанна достала из упаковки новый химический стакан, сполоснула его под краном и налила Лизе хорошо заваренного чаю и радушно подвинула поближе шоколад.
Чаевничали они недолго. Дверь резко распахнулась, в лаборантскую заглянула Зоя Евгеньевна.
– Приятного аппетита, девочки! Жанна, надо съездить в магазин «Химреактивы», кое-что купить. На первый раз я поеду с тобой, покажу, что и как, как счета оформлять, где что искать. Лиза, я, наверное, уже не вернусь, приглядывай тут за мужиками, – она заговорщицки подмигнула Лизе. – Ну, Жанночка, допивай скорее, я тебя жду. – И она вышла, прикрыв за собой дверь.
Жанна поднялась, торопливо стягивая халат. Диночка, напрягшаяся было при виде начальства, расслабилась. Явно обрадованная, что не ей предстоит в конце рабочего дня таскаться по жаре и по делам, она принялась с удовольствием хлебать чай. Лиза встала, поблагодарила за угощение, взяла конверт и пошла к себе.
Плохо, что Зоечка уехала. В ее присутствии Лизе было гораздо спокойнее. Теперь же она осталась одна в очень неуютной компании. Суперподозрительный Ивануткин, все еще подозрительный Петраков, Николашин, который утром пообещал свернуть ей шею… Наименьшим злом был Федька Макин, который, всего-то навсего, не симпатизировал ей. Диночка не в счет…
Лиза надписала конверт, засунула в него рукопись, старательно заклеила и положила рядом со своей сумкой, чтобы не забыть по пути домой зайти на почту и отправить статью в редакцию.
До шести осталось меньше часа. Слава богу, день кончался, и ничего не происходило…
– Лиза! – Николашин подошел так бесшумно, что Лиза резко вздрогнула. – Ой, прости, напугал. Я хотел с тобой поговорить.
– Только поговорить? – Лиза постаралась, чтобы в ее словах звучал максимум сарказма. Ей было досадно, что она так явно испугалась. – Я думала, что ты сразу шею начнешь мне сворачивать.
– Брось! Я тебе наговорил ерунды, прости… Ты мне под горячую руку попалась, понимаешь? Психанул, не знал, что несу.
Николашин выглядел еще хуже, чем утром, и Лизе вдруг стало его ужасно жалко.
– Валера, – тихо спросила она, – у тебя что-то случилось? Что-то плохое?
– Разве у меня может случиться хорошее? – Валера отвел глаза и, полуотвернувшись, стал смотреть куда-то вбок. Он вдруг удивительно напомнил Лизе грустного ослика Иа, обозревающего свою пятую точку, с которой куда-то подевался хвост. – Лиза, я вляпался…
Вляпался Валера, как выяснилось, в любовные отношения с Ленкой Кашеваровой. И хотя той давно уже не было в живых, не мог выбраться из этой трясины до сих пор.
Поначалу все казалось лишь пикантным приключением, временным бегством от семейной кабалы и рутины, но вскоре тонкая натура Валеры Николашина пресытилась. Грубая и ненасытная Ленкина сексуальность ему претила. Ленка, однако, не хотела отпускать «раба любви», она питала слабость к красивым мужчинам. А когда Валера все-таки решил порвать отношения, принялась его шантажировать.
Она потребовала гигантских, по Валериным возможностям, отступных, в противном случае грозилась рассказать все Валериной жене Свете, подкрепив свой рассказ вескими доказательствами.
Лиза хотела было спросить, какие в таких делах могут быть доказательства, но вовремя прикусила язык. Мало ли какие анатомические или физиологические особенности могла выявить Ленка в процессе интимного общения с Валерой Николашиным. Уж в этих-то делах Ленка наверняка могла дать фору любой Монике Левински. А реакцию Светы представить было нетрудно…
Чтобы купить себе свободу, Валера начал выплачивать Ленке отступные. Все премиальные, все случайные заработки уходили как в прорву, а Ленка требовала еще и еще. Наконец Ленка хапнула у него всю апрельскую зарплату, и эту финансовую дыру Валера не мог залатать до сих пор. Светке он соврал, что зарплату задержали на неопределенный срок, и так и тянул с тех пор эту бодягу.
Пытаясь хоть как-то подсобрать денег, он перестал обедать и стал сдавать кровь. Когда его уже стали прогонять со станции переливания крови, он пошел в донорский пункт при предприятии, где изготавливали вакцины и сыворотки, и там ему, прежде чем взять кровь, сделали коревую прививку, чтобы нарабатывал антитела против кори.
От недоедания и частых кровопусканий у него кружилась голова, таяли силы. Прививку он переносил тяжело, мучился ознобом, скачками температуры. Платили за кровь гроши, деньги собирались медленно. И конца-краю этому не было видно…
Один раз, еще когда Ленка была жива и они находились на самой острой стадии «порывания отношений», между ними вспыхнул громкий скандал. Валера даже крикнул тогда, глядя в бесстыжие Ленкины глаза: «Я тебя убью, ненасытная тварь!» А под конец ссоры еще сказал: «Чтоб ты сдохла!» Гибель Ленки была как… исполнение проклятья. Мистическая натура Валеры была потрясена. Да, в первый момент он испытал невольную радость и чувство освобождения, но потом его стали мучить раскаяние и страх. Во-первых, желать кому-то смерти – грех, за который можно поплатиться, а во-вторых, тот скандал происходил в лаборатории, и Валера боялся, что его неосторожные слова кто-то мог услышать и довести до сведения полиции. Он ждал, что полиция вот-вот отпустит Бахрама Магомедова и вцепится в него. Нервы были на пределе.
– А сегодня ты подходишь и спрашиваешь, почему обрадовался. А я все время об этом думаю. Вот я и решил, что ты тот скандал слышала или узнала от кого-то, или догадалась… А еще Светка все время к вам с Людмилой таскается, вдруг заговорит про зарплату, а вы ей и скажите, что деньги вовремя дали. Психанул я и сорвался на тебя. Ты прости…
Лизе стало смешно. Права Света – пугливый кобель… Теперь вот еще и напичканный антителами…
– Знаешь, Валера, – сказала она, – ты уникум! Тебя надо изучать как аномалию. С тобой рядом стоять страшно, вдруг на тебя метеорит упадет, вопреки теории вероятности. Одно радует – корь тебе больше не грозит.
– Смеешься… – грустно сказал Валера и опять скособочился, как ослик Иа.
– Нет, вот сейчас рыдать буду! – возмутилась Лиза. – Сам виноват! Вот что, денег я тебе сегодня одолжу. Мы с Людмилой на ноутбуки копим, но мы еще долго будем копить, ты сто раз успеешь отдать. Помаленьку.
– Ну да, – не поверил Валера. – Ты серьезно?
Он встрепенулся, глаза его заблестели, а на щеках даже пробился румянец.
– А давай, с работы вместе пойдем, – предложил он, преданно глядя на Лизу. – Сразу к тебе зайдем за деньгами.
– Пойдем, – согласилась Лиза. – Только я еще на почту зайду, мне статью отправить надо.
Счастливый Валера Николашин готов был идти за Лизой хоть на край света.
В комнату заглянул Павел Анатольевич Петраков, без халата, с портфелем в руке.
– Люди, я пошел. До понедельника… Лиза, хотел с вами поговорить, но уже не успеваю. В понедельник…
Лиза невольно бросила взгляд на часы. Без двадцати шесть…
Петраков перехватил ее взгляд и чуть усмехнулся.
– Начальству можно, – сказал он. – А вы извольте доработать до конца. Пока!
И он вышел, плотно притворив за собой дверь, словно пресекая этим преступное намерение Лизы и Николашина пораньше удрать с работы.
Торопливо стягивая халат, вошел Ивануткин.
– Начальство отбыло, – сообщил он. – Я тоже, пожалуй, пойду. Хорошо бы до дождя домой добраться.
Он двинулся было к выходу, но задержал взгляд на Лизе.
– Хотел с вами поговорить, Лиза, но теперь уж до понедельника…
Надо же! Все сегодня хотят поговорить с ней!
– Кстати, как там Людочка Пчелкина? Что-то скучно без нее.
– Жива. – Лиза постаралась, чтобы в голосе не слишком явно звучало злорадство. – К понедельнику, надеюсь, будет здорова.
Ивануткин, видно, все же что-то почувствовал, глянул на Лизу удивленно, но докапываться не стал, помахал рукой и вышел. Сейчас он Лизе был не страшен, домой она пойдет не одна, с Валерой. Валера, может, и не защитник, но свидетель, при нем Лизу убивать не станут.
Дверь с грохотом распахнулась, с размаху ударилась об косяк.
– Чики-чики-ча! Чики-чики-ча! – приплясывая и распевая во весь голос, влетел Федька Макин, с размаху швырнул на свой стол скомканный белый халат.
– Пир духа! – завопил он. – Все начальники смылись! Эх, жаль я уйти не могу, вахтерю сегодня. Эх, невезучий я! Валер, давай на посошок в шахматы партейку!..
– Нет, мы с Лизой уходим. – Валера весь лучился и смотрел на Лизу с обожанием.
Федьке это очень не понравилось.
– А чего это ты с Лизой? – вдруг возмутился он. – Чего это ты с Лизой?! А ты чего с ним? – Он повернулся к Лизе и, насупясь, стал сверлить ее маленькими из-за сильных очков глазами. – У него своя жена есть. И двое детей, между прочим!..
Лиза начала закипать.
Ну, Макин! Сейчас получишь!
Она сладко улыбнулась, вцепилась Валере в локоть, слегка прижалась к нему и подняла вверх влюбленные глаза.
– Валерик… – замурлыкала она таким мармеладным голосом, что самой стало противно. – Валерик…
Но продолжить спектакль не удалось.
Зазвонил телефон.
Федька, который ближе всех стоял к телефону, взял трубку.
– Да?.. – И, по-прежнему глядя зверем, протянул трубку Лизе. – Тебя…
– Лиза, Лиза! – закричал в трубке далекий голос. – Это Тоня… Тоня Обухович!..
– Тоня? – удивилась Лиза. – Что случилось?
Слышно было плохо. В трубке что-то шуршало и трещало.
– Лиза, меня папа просил дозвониться, он сам не смог. У него батарейка села, свою зарядку он в городе оставил, а наши ему не подходят. Он к вам едет, в институт… просил тебя его дождаться! Он поговорить с тобой хочет.
– А что случилось, Тонечка? – переспросила Лиза. Надо же! Все сегодня хотят с ней поговорить.
– Не знаю, но что-то важное… Я плохо поняла, он торопился очень. Про змею какую-то, что ли… Он отсюда, из Ягодного едет, будет где-то через час. Ты его дождешься?
– Ну… – замялась Лиза. – Дождусь… Дождусь! – уже решительно прокричала она. Отказать в просьбе Андрею Степановичу было невозможно, хотя очень хотелось домой. С другой стороны, было жутко любопытно, что он хочет сказать про змею. Может, он как-то узнал или догадался, кто ее украл, и тогда сразу появится имя убийцы…
– Лиза, еще скажи Людмиле, что Мурепа скоро окотится. Вы решили насчет котенка?
– Скажу! Спасибо, Тоня.
Лиза положила трубку и виновато глянула на Николашина.
– Валер, ты извини, мне придется остаться. Андрей Степанович должен приехать, просил его дождаться. Иди один. Зайди к Людмиле, скажи, что я просила – она тебе даст.
– Чего это она ему даст? – снова встрял подозрительный Федька Макин.
Валера, с лица которого так и не сходило блаженное выражение, похлопал Федьку по плечу.
– То, чего ты, Федя, мне дать не можешь.
И, лунатически улыбаясь, вышел. Федька, злобно ощерясь, рванул за ним.
Лиза осталась одна, и ее утренний страх вернулся. В институте стояла тишина. Вечер пятницы, всех как волной смыло. Домой или на дачи…
Она сидела за компьютером, раскладывала пасьянс, но мысли ее были далеки от игры. Она старалась убедить себя, что бояться нечего. Никого ведь нет. И о том, что она осталась в институте, никто не знает, кроме Валеры и Макина, но их можно не опасаться.
Эх, ей бы тоже сейчас домой! Там Людмила, там какой-никакой ужин, уютная кроватка. Они бы с Людкой поболтали, обсудили бы все, что произошло сегодня, может быть, снова устроили бы «мозговой штурм».
С дискотекой завтра ничего не выйдет, Людмила не в том состоянии. Может быть, съездить на пляж? Поваляться на солнышке, прогулять новый Людмилин купальник… Заодно надо будет проверить, не развилась ли у нее водобоязнь после приключения на Песчаном озере. Степа ведь предупреждал…
Лиза представила, как она входит в воду. По щиколотку, по колено, еще глубже… Под сердцем возник холодок страха. Отчетливо до жути вспомнилось ощущение жесткого кольца чужих рук вокруг лодыжек. Заколотилось сердце. Черт! Неужели она теперь будет бояться воды, как Валера Николашин?
Ну уж нет! Она преодолеет этот страх! Завтра же вытащит Людмилу на пляж, залезет в воду и поплывет. Если, конечно, погода не подведет.
Как там, кстати, с погодой? Лиза подошла к окну. Да, уже абсолютно ясно, что будет гроза. Небо заволакивало тучами, становилось темно. Домой придется идти по дождю. Впрочем, ведь профессор приедет на машине, он ее подвезет. Жаль, что у них дома нет ничего вкусненького, можно было бы пригласить профессора на чай. Он ведь едет издалека, наверняка проголодается…
Если Андрей Степанович на ночь глядя двинулся из Ягодного в город, чтобы поговорить с ней, – это что-то серьезное. Ну точно, он догадался, кто мог спереть ту змею, а скоро она тоже это узнает. И тогда конец всем страхам!
Интересно, кто он – Петраков или Ивануткин? Все равно, лишь бы наконец узнать, кто. Если это Петраков – что будет с Людмилой? Трудный вопрос, лучше сейчас об этом не думать…
Как трудно ждать… Тоня звонила около шести, сказала, через час… А сейчас уже почти восемь… Что же он не едет?
Может быть, что-то случилось? Там, за городом, уже вполне может бушевать гроза. Мокрое шоссе, потоки воды по лобовому стеклу… Вдруг авария? Господи, только не это…
– Не друг ты мне, Грачев, а недруг! – Федька Макин смел фигуры с шахматной доски. – Мог бы и поддаться. Ты вот сейчас домой пойдешь, а я тут останусь, на всю ночь. С каким настроением я останусь, ты подумал? В депрессию впавши…
Он только что продул Саше в шахматы.
– Ничего, – утешил его Саша, – тебе зато в любви везет.
Федька и Саша сидели за вахтерским столом. Федька уже заступил на дежурство, впереди у него была длинная тоскливая ночь, и поэтому он старался задержать Сашу подольше. Не без умысла он сообщил Саше, что Мурашова сегодня за каким-то чертом осталась ждать профессора Обуховича, и не прогадал. Саша приклеился к стулу и уходить не собирался. Мыслями он был далеко от Федьки, мечтал, наверное, о своей Мурашовой, но, несмотря на это, в шахматы выиграть у него не удалось. Ладно, все лучше, чем торчать тут одному.
Сашиного пристрастия к Мурашовой Федька не понимал. Девчонка должна быть покладистой и погладистой, а эту попробуй погладь. Мало того что никакого удовольствия не получишь – одни кости, – так она еще, пожалуй, и руку откусит. Словечка не скажет в простоте, все с подковыркой. И шашни какие-то у нее то с Ивануткиным, то с Валеркой Николашиным.
Давеча Федька догнал Николашина в коридоре и допытался, что Лиза всего лишь собиралась одолжить тому денег, но все равно решил бдительности не терять. Не доверял он Мурашовой. Ворковала-то она с Валеркой, конечно, из вредности, но вредности этой у Мурашовой столько, что она ее может далеко завести. Эх, Саня, Саня…
– Санек! – окликнул он задумчивого Сашу. – У меня наверху, в холодильнике пивко холодненькое. Я метнусь, а? Попьем с тобой…
– Пиво не буду, – отрезал Саша. – И тебе не советую. Вдруг начальство еще не разошлось?
– Ты че, Санек, – удивился Федька. – На доску глянь. Все ключи уже на месте. Никого нет, кроме нас. Чего пиво-то пропадать будет?
Но Саша уперся. Не будет он сегодня пить никакого пива.
Саша ждал Лизу. Он не понял, какие у нее дела с профессором Обуховичем, но ему это было неважно. Все равно когда-нибудь она выйдет и пойдет домой. И тогда он как-нибудь набьется к ней в провожатые. Они пойдут пешком до ее общежития и будут о чем-нибудь говорить.
Нет, не о «чем-нибудь», а о вполне определенных вещах.
У Саши были к Лизе вопросы. Наблюдательный, как все влюбленные, он давно заметил, что Лиза ходит сама не своя. Что-то мучило ее, и Саша хотел знать – что. И помочь… Он бы давно поговорил с Лизой, да мешала Пчелкина, которая всегда болталась рядом, таскалась за Лизой как тень. И вот сегодня, наконец, представился шанс, и Саша не собирался его упускать.
И не хватало только, чтобы от него при этом разило пивом. Он слышал однажды, как Лиза отзывалась о любителях пива. «Гиганты диуреза» – вот как она их называла. Не хватало еще предстать перед Лизой «гигантом диуреза». Так что пусть Федька не старается…
– Давай лучше еще сыграем, – предложил он Федьке. – Может, выиграешь и не впадешь в депрессию…
Лиза в тоске мыкалась по лаборатории. Она то присаживалась к столу, то вскакивала и подходила к окну. Уже настолько стемнело, что пришлось включить свет. Стрелки на часах приближались к девяти, а профессор Обухович все не ехал.
Лизе хотелось плакать. Она так надеялась, что сегодня наконец все кончится, все тайны растают, как дым, а теперь все срывалось…
Почему, ну почему он не едет? Может быть, он куда-то заехал, задержался, заговорился и забыл про нее?
Лиза уже обзвонила все места, куда мог заехать профессор – кафедру, деканат, зоомузей. Нигде никого. Пятница, вечер… А телефонов его друзей и знакомых она, конечно, не знает. Телефонов Тони и Степана у нее тоже нет. На даче у них есть стационарный телефон, но его номера она тоже не знает…
И почему ей-то никто не звонит? Если профессор намеревался приехать в семь и не приехал, почему он не предупредил, что задерживается? До сих пор не добрался до места, откуда можно позвонить? Наверное, действительно что-то случилось?..
За окном совсем стемнело, стало слышно, что поднимается ветер. Деревья закачались, тревожно зашумели. Сейчас хлынет…
На всякий случай Лиза прикрыла окно, но совсем закрывать не стала. Душно…
Все же придется идти по дождю или пережидать грозу в институте. А вдруг гроза затянется на всю ночь? Что ей, ночевать здесь вместе с Федькой? Ничего не скажешь, приятная компания…
Она еще послонялась по комнате и внезапно решила: нет, все, больше она ждать не может. Сейчас она напишет профессору записку с извинениями, оставит на вахте у Федьки и пойдет домой. На почту она уже опоздала, придется тащиться завтра…
Кстати, как она сразу не подумала? Ведь у Людмилы может быть дачный телефон профессора, а если и нет, то наверняка есть телефоны профессорских аспирантов – Юры и Вадима. А уж у них-то все телефоны их научного руководителя точно есть. Эх, если бы у нее сейчас была связь с Людмилой!
С тоской поглядев на свою сумку, где так и лежала не потраченная пятисотрублевка, Лиза стала собираться домой.
Повесив сумку на плечо, она двинулась к окну, чтобы закрыть его на защелку, но вдруг услышала в коридоре шаги и кинулась к двери. Наконец-то! Но поняла, что шаги не профессорские и вообще не мужские. Каблуки…
Кто это так поздно?
Дверь распахнулась, и в комнату, тяжело дыша, волоча большую клетчатую сумку, протиснулась Зоя Евгеньевна.
– Лиза? – удивилась она. – Ты еще не ушла? Почему?
Пока Лиза рассказывала про несостоявшуюся встречу с профессором Обуховичем, умолчав о причинах этой встречи, Зоя Евгеньевна, упав на стул, обмахивалась Лизиным конвертом со статьей. Слушала она рассеянно.
– Ладно, Лиза, что с них взять, с этих мужиков. Ненадежный народ…
Вскочив со стула, она быстро подошла к зеркалу, внимательно оглядела себя, пробормотала: «Кошма-а-ар!..» и извлекла из сумки косметичку и расческу.
– А вы почему вернулись, Зоя Евгеньевна? – спросила Лиза, глядя, как она расчесывает короткие рыжеватые волосы. – Вы же не хотели…
Зоя Евгеньевна махнула рукой с зажатой в ней расческой.
– А-а!.. Я тебе, Лиза, признаюсь: если бы не женская солидарность, никогда бы не брала на работу женщин с маленькими детьми. Вот что толку с этой Жанны? Канючила всю дорогу: «ребенка из садика надо забирать, ребенка забирать…». В конце концов я плюнула и отпустила ее. Ну и в результате сама по этим химреактивным складам… Пока все нашла, счета оформила, пока доехала по пробкам, да с пересадками, да с сумищей этой!.. Ты не представляешь, Лиза, какие сегодня в городе пробки… Устала, как ослица… по жаре по этой… во рту все пересохло…
Она убрала косметичку, еще раз придирчиво оглядела себя в зеркале и сказала сама себе:
– Все, домой, домой… Кофейку только глотну, а то ноги не идут. И повернулась к Лизе: – Будешь кофе?
– Буду, – обрадовалась Лиза.
Она хотела было сварить кофе, но Зоя Евгеньевна отодвинула ее, сказав, что у нее это получится лучше. И правда, Зоя все умела делать с блеском.
Присев к столу, подперев руками щеки, Лиза смотрела, как Зоя Евгеньевна насыпает в колбу кофе, наливает воду, ставит на плиту. Было немного неловко, что уставшая и, по ее понятиям, немолодая женщина варит для нее кофе, а она сидит как барыня…
– Вот интересно, – задумчиво проговорила она, – почему двое людей делают одно и то же, а результат получается разный?
Зоя Евгеньевна насмешливо глянула на нее.
– Причем иногда диаметрально противоположный, а? Интересная тема для исследования, Лиза. Займись на досуге…
Она выставила на стол сахарницу, вазочку с печеньем, свою и Лизину кружки. Сняв с плиты колбу, в которой уже пышно пузырилась кофейная пена, она стала разливать кофе по кружкам.
– Смотри-ка, Лиза, – вдруг сказала она, – что на улице творится.
Лиза повернулась к окну. Ничего особенного на улице она не увидела. Она вообще не увидела улицы. В глянцево-черном оконном стекле отражалась ярко освещенная комната и стол с кофейными кружками, и она сама, и Зоя Евгеньевна. И в этой отраженной комнате она внезапно увидела то, от чего у нее похолодело сердце…
Зоя Евгеньевна что-то лила в ее кружку из крошечного пузырька.
«Не оборачивайся!» – сказал ей внутренний голос. Но было поздно. Подчиняясь первому импульсу, она уже начала движение и не смогла остановиться. Она повернулась и со страхом и недоумением взглянула Зое Евгеньевне прямо в глаза.
И в этот момент она поняла все.
