Паша Синичкин

Вечером все обитатели дома снова сошлись за обеденным столом в большой гостиной.

Теперь недоставало умершей Антонины Николаевны, не пришла и соседка Елена Сергеевна Одинцова.

Зато моего полку прибыло. Приехала моя помощница-секретарша, рыжуха-секси Римка. Я был рад видеть ее, такую милую, в окружении если не враждебном, то, совершенно точно, подозрительном.

Настроение у собравшихся было, откровенно говоря, самое паршивое. Две смерти в одном доме в течение двух суток. Это было как-то слишком.

Слуги подали горячее. Николай Петрович откупорил и разлил водку – помянуть свою новопреставленную матерь Антонину Николаевну.

Выпили. Постепенно завязался общий разговор.

Константин Пятихатов (возлюбленный Марии Кирсановой-Огузковой), ничтоже сумняшеся завел разговор:

– Кто же теперь будет наследником всего огромного имущества Павла Петровича? Раз матери тоже не стало? Кто получит половину этого дома? Квартиру на Садовом кольце?

– По закону выходит – унаследует Николай, – молвила ему в пандан Мария. – Брат родной покойного Павла. Ты доволен, Николаша? Разбогатеешь теперь. Сам весь здешний дом займешь? У тебя, вона, семейка-то растет. Или продашь братнину половину? Или весь особняк целиком загонишь? А квартиру на Новинском? Тоже реализуешь, а? Она на миллионы долларов тянет. Или сдавать будешь? И еще мы про коллекцию какую-то разговоры слышали – может, поведаешь, что к чему?

И Николай Петрович, и Фенечка в процессе этого монолога метали на Марию злобные взгляды.

Но тут неожиданно попросил слова Евгений. Он даже встал и призвал к тишине. Момент, странное дело, выглядел торжественным. Все обратились в слух. Фенечка на правах хозяйки стала переводить краткое содержание речи Майклу-Мигелю.

– Прежде всего, я хочу извиниться. Перед всеми вами. А особенно перед тобой, Аркадий. Когда два года назад мы с тобой познакомились в оксфордском ресторанчике «The Head of the River», где я, как ты помнишь, подрабатывал официантом, можно было подумать, что наше знакомство стало следствием чистой случайности. Да, в каком-то смысле это так. И, конечно, никак и никем не подстроено, что мы с тобой оба оказались в одно и то же время студентами столь престижного универа. Однако личное наше знакомство произошло намеренно – с моей стороны. Ты уж меня извини за это. Другое дело, что ты, Аркадий, оказался милым человеком, и я отнюдь не кривил душой, когда предложил стать моим «рум-мейтом». И позже, когда начал – совершенно искренне – называть тебя (и считать!) своим другом. Я бесконечно рад, что мы подружились, и я надеюсь, ты простишь мое изначальное маленькое лукавство, и мы продолжим наши добрые между собой отношения… Кое-кто, кстати, может подумать, что я злоупотребляю гостеприимством этого дома… И, возможно, вы спрашивали себя: почему это я решил оставаться под его крышей даже после того, как случилось наше несчастное недоразумение с Павлом Петровичем, о котором многие из вас осведомлены. И дело тут заключалось не только в том, что покойный Павел Петрович вызвался компенсировать расходы по моему излечению… Нет, тут все непросто… Я, как многим присутствующим известно, – сирота. Воспитывался в приемной семье в Тверской области. Мои новоявленные родители никогда не изображали, что они мне родные. Честно говорили мне, что моя мать умерла, и только просили не наводить о ней справки, пока я не окончу школу. Но вот когда я поступил в универ в Москве, я узнал, наконец, как звали мою родную, к сожалению, так рано погибшую мать: Юлия Ростиславлева, в замужестве Кирсанова.

Николай Петрович Кирсанов и Мария Огузкова в один голос ахнули.

– Да! – воскликнул Евгений. – Именно на этой женщине, как многие из вас знают – взбалмошной и, как утверждают, даже не вполне нормальной – женат был в молодости, в конце восьмидесятых годов, покойный Павел Петрович Кирсанов… И когда я вдруг узнал – там, в Англии, – что в одном из колледжей учится парень с фамилией Кирсанов, я приложил усилия, чтобы познакомиться с тобой… Я справедливо рассудил, что ты на деле можешь оказаться моим двоюродным братом… Прости меня, Аркаша, что я не раскрывал перед тобой всех карт… Ты можешь счесть, что я воспользовался тобой, но это неправда… Если встретился я с тобой в тот самый первый момент нарочно, то подружился уж никак не специально, а от чистого сердца…

Аркадий сидел за столом понурив голову, весь красный. На этом месте пассажа Евгения он вдруг вскочил, с грохотом отодвинул стул и опрометью выбежал из гостиной.

– Я потом еще раз извинюсь перед ним лично, – продолжал Базаров. – Надеюсь, он простит меня! Простите и вы меня, Николай Петрович, и все те, кто принимал меня как друга Аркадия – я был (и остаюсь!), поверьте, его другом… Вы можете спросить меня: как я мог выходить драться на дуэли против своего предполагаемого отца? Но, во-первых, что мне оставалось делать, чтобы сохранить самоуважение? А во-вторых, даже рискуя собой, я дважды во время поединка стрелял в воздух…

Мы все смотрели на Евгения во все глаза, слушали во все уши – а Фенечка вполголоса переводила речь молодого человека Мигелю. А Базаров продолжал:

– Неслучайным оказалось и то, что здесь, в вашем доме, появился частный детектив Синичкин. Да, его пригласил сюда Аркадий, однако сделал он это по моей наводке. И подлинная цель сыщика заключалась в том, чтобы определить достоверно, являюсь ли я родным сыном Павла Петровича. К сожалению, Синичкин не смог познакомиться с живым-здоровым Кирсановым-старшим, однако в ходе осмотра спальни погибшего он позаимствовал пару волосков с его расчески, затем волосы Павла Петровича он отправил на срочное исследование ДНК вместе с образцами моей крови. И вот сейчас результат ДНК-теста готов. И, как мне сказали, помощница Синичкина Римма прибыла сюда, чтобы огласить вердикт.

Римка с полуслова поняла, что настал ее выход. Она достала из сумочки конверт, развернула его и прочитала:

– С вероятностью девяносто девять, запятая, и девяносто девять десятых процента пробы совпадают, то есть Евгений Базаров является родным сыном Павла Петровича Кирсанова.

– А раз так, – подхватил я мысль своей прекрасной помощницы, – именно он, Евгений Базаров, является по закону наследником всего состояния Павла Петровича Кирсанова.

Я внимательно следил за тем, как реагируют на новость все присутствующие в гостиной.

До не владевшего русским Мигеля дошло лишь пару минут спустя, когда достиг своей цели перевод Фенечки – она, кстати, оставалась бесстрастной и никак не переменилась в лице. Слуги, Нина и Глеб, остановились в обалдении, словно массовка в телевизионных шоу… Марии Огузковой и ее сожителю Константину новость явно пришлась не по вкусу, хотя, казалось бы, какое им дело до имущества Павла Петровича! А Николай Петрович, опять вмиг лишившийся наследства, застыл в изумлении.

– Так что же это? – вымолвил изумленный Кирсанов-старший. – Теперь он будет считаться моим племянником?

– Судя по всему, так, – с любезным поклоном объявил Евгений. – И коль скоро зашла речь. Тут несколько раз при различных обстоятельствах упоминалось о некой коллекции, которая принадлежала будто бы в равных долях Николаю Петровичу и Павлу Петровичу. Раз я являюсь законным (и единственным) наследником Павла Петровича, я хотел бы, не сочтите за наглость, как можно скорее ознакомиться с вышеупомянутым собранием. Кроме того, предлагаю немедленно пригласить экспертов для оценки вышеуказанной коллекции.

Вдруг возникший разговор о собрании, да еще со стороны постороннего человека (а пока Евгений таковым и выглядел), показался всем присутствующим, даже мне, довольно наглым. Не понравился он, что естественно, ни Николаю Петровичу, ни Фенечке, ни Марии с Константином (хотя, казалось бы, последним что за дело?).

– Прежде чем претендовать на что-то, – грудным голосом проговорил Кирсанов, – или хотя бы даже знакомиться с коллекцией, рассматривать ее или вызывать экспертов, следует для начала официально вступить в права владения. Дело это, насколько я понимаю, небыстрое, не один даже месяц тянется.

– То есть до улаживания всех формальностей вы мне коллекцию не покажете, я правильно вас понял?

– Все верно. Нечего вам ее видеть.

– Да? Хм. Новые наследники маринуются, как я знаю, полгода. А если вы за это время самое ценное из собрания распродадите?

– Придется вам поверить нам на слово.

– Думаете, на вас, Николай Петрович, не найдется никакой управы? Посмотрим. У меня имеются хорошие помощники, – Базаров кивнул на нас с Римкой.

Кирсанов после того только засопел, нахмурился, но ничего не сказал.

После этой стычки ужин заканчивался в напряженном молчании.

Разве что Базаров, явно чувствуя себя хозяином положения, принялся недвусмысленно ухаживать за моей помощницей.

Римка вся млела, и мне, признаюсь, эти ухаживания пришлись не по вкусу.

Прошло несколько дней.

Римку я в предчувствии надвигающихся событий попросил задержаться в имении.

Каждый здесь, в хаупском доме, занимался своими делами.

Аркадий продолжал искать себе места и пару раз выезжал в столицу на собеседования.

То же самое и Евгений. Вдобавок он много гулял по окрестностям, катался на велосипеде, а однажды я видел его возвращающимся от калитки, ведущей к участку Одинцовой.

Между Аркадием и Евгением после признания последнего пробежала, как мне казалось, черная кошка. Я больше не видел, как они сходятся вместе и задушевно, как раньше, беседуют.

Мария Огузкова и Константин Пятихатов как ни в чем не бывало продолжали гостить на половине Павла Петровича. Много гуляли вдвоем по имению и окрестностям, сами готовили на кухне на своей половине.

Практика совместных обедов-ужинов прекратилась.

Фенечка нянчила сыночка, но пару раз выезжала в Москву. Также и невенчанный ее супруг Николай Петрович. Говорили, что его призывают в столицу дела вузовские.

Окольно я узнал, что всех шестерых вышеупомянутых вызывал на допрос в Следственный комитет мой друг Юрец.

Продолжал гостить и осиротевший Мигель. Он заявил, что увезет тело Антонины Николаевны на новую родину, в Америку. Однако для начала следовало дождаться окончания экспертиз и разрешения на это от властей. Молодежь – Евгений, Аркадий, да и Фенечка – языкового барьера с ним не имела, но и особого стремления к общению не выказывала. В результате, не умея ни с кем толком объясниться из русскоязычных, он бродил, неприкаянный, по дому и саду и часто закрывался в своей комнате.

Между тем следак Пшеничный сообщил мне по дружбе о результатах посмертного вскрытия Павла Петровича и Антонины Николаевны.

Во-первых, оказалось, что никаких следов пороховых газов на кистях рук гражданина Кирсанова не обнаружено. Из чего с вероятностью девяносто девять процентов следовало, что пистолета он в момент выстрела не держал. И, значит, его действительно убили.

И второй интересный момент: в крови Павла Петровича нашелся не только алкоголь. Еще – следы бензодиазепинов.

«В такой дозе, как будто, – прокомментировал мне Юрец, – он две-три таблетки снотворного, предположительно феназепама, принял».

– Или ему снотворное подмешали?

– Может, и так.

– Проверить бы кровь в то утро у всех остальных в доме. Может, они не просто так той ночью столь крепко спали?

– Поздно пить боржоми, мой дорогой. Раньше надо было о подобной экспертизе думать. Теперь остается только задаваться вопросом: кто в тот вечер суп разливал? Вино и чай?

– Кстати, Антонина Николаевна – единственная, кто в ночь первого убийства спала плохо. И хоть что-то видела. Убегавшую из комнаты Базарова Елену Сергеевну, например. И покойная, кстати, как я заметил, имела обыкновение свой личный, собственный чай попивать, из комнаты принесенный в пакетике. Кстати, и на вторую ночь – когда, в свою очередь, убили ее, старуху, – тоже всем остальным спалось сладко.

– Но в крови и в желудке Антонины Николаевны Кирсановой никаких следов снотворного нет.

– Ну да, у нее же личный чай был, собственный. «Сонный», как она говорила… А что эксперты по ее поводу говорят? Почему она померла?

– Эксперты утверждают: острая сердечная недостаточность. И высказывают предположение, что причиной остановки сердца стала резкая гипотензия, то есть падение артериального давления. А последнее могло быть вызвано бесконтрольным приемом лекарства, бета-блокатора, причем в сверхвысокой дозе. Как будто она около десяти таблеток этого бета-блокатора приняла – следы его и в крови обнаружили, и в желудке.

– Она знала, что сниженным давлением страдает, и все вокруг это ведали. Мне Майкл-Мигель о том говорил. Явно ей этот препарат не показан был.

– Значит, что? Самоубийство?

– Скорее, она бета-блокатор этот по ошибке приняла. Или ей кто-то его под видом невинного лекарства подсунул. Ты же вроде утверждал, Паша, что она гомеопатией увлекается?

– Да, было такое – видел я на ее тумбочке коробочку с пилюльками.

– Но при осмотре ее комнаты и вещей никаких гомеопатических средств не нашли.

– Значит, кто-то под видом гомеопатических гранул подложил ей бета-блокатор. Старушка приняла – и отправилась на тот свет. А потом этот кто-то коробку с гомеопатией (и остатком смертельных таблеток) с места происшествия изъял.

Итак, теперь было подтверждено: в доме Кирсановых действительно произошли два убийства.

И тем же вечером мы установили в комнате Базарова – с его согласия – скрытую видеокамеру. Тут имелась коллизия: по закону нам надо было спрашивать разрешения хозяина дома, то есть Николая Петровича, – но мне этого ни разу не хотелось. В конце концов решили обойтись без него. Наблюдение вели из комнаты Римки, мы с нею посменно.

А на следующую ночь наступила развязка.

– Перестаньте! Что вы делаете?! – закричал что есть силы Базаров.

Ему было от чего перепугаться. Посреди ночной комнаты перед ним стоял человек в шелковом халате поверх пижамы и направлял прямо в лицо Евгению «вальтер».

Слава богу, мы с Римкой оказались начеку и наготове.

Я первым вбежал в комнату Базарова, прыгнул сзади и сбил с ног человека с пистолетом.

«Вальтер» выскользнул из его рук и отлетел к кровати.

Я заломил за спину обе руки лежавшего подо мной ничком Николая Петровича Кирсанова.

Фенечка проскользнула в комнату Базарова. Он спал, раскинувшись на кровати.

Девушка в одной ночной сорочке пересекла темную комнату и присела у изголовья. Наклонилась и поцеловала спящего в губы.

Тот пробудился.

– Ты кто? Что ты делаешь?

– Не ждал? А я так долго ждала тебя – с того поцелуя в беседке, помнишь? – что уже не могу терпеть. Подвинься, мой дорогой, я лягу. Что же ты медлишь?

– Феня, пожалуйста. Не надо.

– Ты не хочешь меня?

– Нет. Нет. Не хочу. Уходи.

– Ну почему же?! Милый! Никто не узнает. Маленькое ночное приключение.

– Нет, Феня! Отстань! Уйди!

– Ну что ты говоришь? Ведь я же знаю: я тебе нравлюсь. И я очень, очень хороша в постели. Тебе будет очень вкусно. И потом, как ты думаешь, каково мне замужем за стариком? Ведь он такой тусклый, унылый, вялый! А мне так хочется молодого, сильного, резвого тела! Так хочется – тебя!

– Иди к черту!

– Да что ты говоришь?!

– Я говорю – уходи! Убирайся!

– Ты еще пожалеешь!

– Вали отсюда, что тебе неясно!

– Ах так! Паршивый гад! Импотент! Мерзавец!

Она, словно разъяренная фурия, выскочила из комнаты Базарова и бегом помчалась по лестнице вниз, на второй этаж.

Вбежала в кабинет, где на диване спал Николай Петрович. Бросилась к нему, простирая руки:

– Николенька! Николенька! Спаси! Он покушался на меня! Заманил в свою комнату! Попытался изнасиловать! Грязно домогался!

– Да что ты говоришь?! Кто это?

– Как ты не понимаешь! Евгений! Базаров! Он завлек меня к себе, стал приставать! Разделся! Лапал! Предлагал мне денег. Потом стал ломать руки – вот, смотри, я вся в синяках, еле вырвалась. Пойди! Поговори с ним! Как мужчина с мужчиной!

– Ах, мерзавец! – Николай Петрович вскочил с дивана, накинул поверх шелковой пижамы халат.

– Подожди, стой! Он сильный! Он искалечит тебя! Подожди же, Коленька! Возьми оружие!

– Да стоит ли?

– А как ты еще от него добьешься толку? Ты что, не знаешь подобных проходимцев? Они только силу уважают! Кто силен – тот и прав!

И Николай Петрович, подзуживаемый Фенечкой, достал из сейфа дедовский «вальтер» и бросился на третий этаж, в комнату Евгения.

…Слава богу, что мы с Римкой были наготове. И успели вбежать в комнату Базарова очень вовремя и предотвратить еще одно смертоубийство.

Когда же мы показали Николаю Петровичу видеозапись того, как Фенечка пытается соблазнить Базарова, он бросился к своей сожительнице и потребовал объяснений.

И она упала к его ногам и повинилась во всем.

Прибывший в имение утром Юрец Пшеничный и наряд «пэпээсов» задержал гражданку Феодосью Ивановну Арбузову (Фенечку).