От Восточного округа в ДРА действовал Бурундайский отдельный авиационный полк и Уч-Аральская отдельная авиационная эскадрилья. В состав Бурундайского полка входило: 18 вертолетов Ми-8, 8 — Ми-24, 2 — Ми-26, 2 самолета Ан-26 и 2 — Як-4. В штате Уч-Аральской отдельной авиационной эскадрильи было 15 Ми-8 и 4 Ми-24.

Работу на афганском направлении авиация КВПО начала 27 ноября 1979 года, когда три экипажа Бурундайского авиаполка прибыли на аэродром приграничного Хорога. А 22 декабря 1979 года был совершен первый групповой вылет из Хорога на территорию ДРА для изучения перевалов и выбора мест дислокации пограничных подразделений.

Первая боевая операция, в которой участвовала авиация КВПО состоялась в мае 1980 года. Это была операция «Крыша», проводившаяся на сархадгумбадском направлении. Ее целью было перекрытие перевалов Барогиль и Очхили на границе с Пакистаном.

Начиная с 1984 года, зона ответственности Восточного пограничного округа была расширена, он начал проводить самостоятельные операции на самых высокогорных участках стыка двух пограничных округов. В связи с этим, часть экипажей КВПО постоянно базировалась на аэродроме в районе афганского населенного пункта Гульхана. Это был единственный стационарный аэродром пограничной авиации на афганской территории.

По поводу афганских событий сказано и написано много. Изданы солидные научные исследования, защищены кандидатские и докторские диссертации, написаны мемуары и художественные книги, сняты десятки кинофильмов и телепередач. Изложены полярные точки зрения, как о принимаемых политических решениях, так и о боевых действиях, об их результатах. У каждого свои мнения и оценки, свой взгляд на эти драматические, трагические и героические события. Однако неоспоримо одно — советские офицеры и солдаты, в том числе пограничники-авиаторы, в период боевых действий в Афганистане показали не только высочайший профессионализм, но и лучшие нравственные качества!

Оглядываясь назад, хочется отметить — то непродолжительное время, которое мне довелось провести, вместе со своими сослуживцами на территории Афганистана, стало для меня одним из наиболее значимых периодов в офицерской службе, да и в жизни в целом. Общение и небольшой опыт совместной боевой работы с людьми мужественными, целеустремленными и в то же время скромными и очень порядочными, для меня, молодого офицера, стали по-настоящему фундаментальным периодом жизненного и профессионального становления.

События того времени запечатлелись в памяти как наиболее яркие и эмоциональные, рельефные и образные. Это было связано не только с тем, что я стал свидетелем и непосредственным участником собственно боевых действий, познакомился и вместе работал в такой нестандартной обстановке с большим кругом офицеров, прапорщиков и солдат. Да, это было важно.

Но главное, я совсем по-иному взглянул на такие, казалось бы, понятные явления и взаимосвязи, как теория и практика, командир и подчиненный, смысл и ценность жизни, семья, долг, офицерская честь и порядочность, смелость, отвага и героизм, взаимовыручка и не только. И надо сказать, что это переосмысление, знание и понимание, пришло как-то быстро, и было связано с многочисленными нравственно-психологическими «стрессами», произошедшими со мной в достаточно короткий промежуток времени.

А началось все с малого. Мне было 27 лет. К тому времени я, капитан, за плечами имел Минское СВУ и КВВПАУ (Курганское высшее военно-политическое авиационное училище). Уже стал обладателем Грамоты Председателя КГБ СССР, Почетной грамоты ЦК ВЛКСМ, Почетной Ленинской грамоты Политуправления ПВ КГБ СССР за многолетнюю и плодотворную деятельность по пропаганде марксизма-ленинизма, а главное — я кавалер знаков воинской доблести «Отличник погранвойск» 1-й и 2-й степени, инструктор пропаганды и секретарь партийной организации 18-й (Читинской) отдельной авиационной эскадрильи Забайкальского погранокруга.

В мае 1985 г. меня, с легкой руки бывшего замполита эскадрильи подполковника Н. Н. Богомолова, уже ставшего начальником политотдела 10-го (Алма-Атинского) отдельного авиационного полка (далее — ОАП), назначили заместителем командира 2-й авиационной эскадрильи по политической части этого полка.

Алма-Атинский ОАП Восточного погранокруга был хорошо известен в авиации погранвойск. И не только тем, что в нем по инициативе командования ОАП и под руководством начальника штаба полка подполковника П. Корнева ежедневно проводилась общеполковая утренняя физзарядка с участием и офицеров, и прапорщиков, а зимой — лыжные прогулки и состязания (у командования других полков этого просто не было даже в мыслях).

Этот полк — старейший в авиации погранвойск (к слову, сегодня — это Авиабаза ПВ КНБ РК). Созданный приказом ОГПУ от 14 января 1932 г. (в те годы 3-й отдельный авиаотряда войск ОГПУ Казахстана), полк за десятилетия своей деятельности прошел славный служебно-боевой путь, сформировал богатые традиции. В полку стали на крыло, выросли, возмужали и сформировались сотни настоящих воздушных профессионалов. В далекие 1930-е годы авиаторы полка вели боевые действия по уничтожению бандгрупп на советско-китайском участке границы и в китайской провинции Синьцзянь. В годы Великой Отечественной войны многие авиаторы ушли на фронт, в части ВВС Красной Армии, где показывали образцы мужества и героизма.

В 1955 г. полк стал центром по переучиванию летчиков-пограничников на вертолеты, начавшие поступать в погранавиацию. Именно в этом полку во второй половине 1970-х годов впервые были освоены боевые возможности вертолетов в горных условиях. Особо необходимо отметить вклад в эту работу Н. Рохлова (впоследствии — заслуженного военного летчика СССР, генерал-лейтенанта, начальника авиационного отдела ГУПВ КГБ СССР, затем заместителя председателя комитета по охране государственной границы — начальника авиационного управления). Это был блестящий профессионал, умный, творческий командир. Будучи в периоде 1972 по 1977 г. командиром полка, Н. Рохлов сделал все, чтобы научить авиаторов полка к действиям в высокогорных условиях, в том числе и боевому применению вертолетов.

Именно Н. Рохлов стал тем руководителем, который первым в мирных условиях начал практику выполнения учебных полетов на боевое применение вертолетов на полигоне. Проведенная интенсивная и результативная учебная боевая работа на опыте Алма-Атинского полка в последующие годы стала достоянием всех авиационных подразделений пограничных войск, что в конечном итоге обеспечило эффективные действия авиации пограничных войск в Афганистане и, по понятным причинам, сохранило жизнь многим авиаторам.

Экипажи полка уже с 1979 г. начали принимать непосредственное участие в боевых действиях, дислоцируясь непосредственно на территории Афганистана. Ко времени моего прибытия, полк, к сожалению, уже имел и боевые потери. 30 октября 1982 г. в ходе проведения боевой операции в Джавайском ущелье погиб экипаж вертолета Ми-8 2-й авиаэскадрильи полка в составе: командира звена майора В. Лазарева, старшего летчика — штурмана лейтенанта С. Белкина, бортового техника прапорщика Л. Полушкина. Вместе с тем, надо отметить, что это была первая и последняя трагедия полка за годы афганской войны.

В тот период командиром полка был подполковник А. Ивахненко, начальником штаба подполковник П. Корнев, начальником политотдела подполковник Н. Богомолов, заместителем командира полка подполковник А.Дорофеев (к слову, до настоящего времени работает в летно-методическом отделе казахской Авиабазы), заместителем по летной подготовке подполковник Н. Сергеев, заместителем по инженерно-авиационной службе подполковник Н. Попович. Я понимал, что служить в таком полку очень почетно и ответственно, а значит — непросто.

Поручив жене, дочери (четыре года от роду) и сыну (менее одного года) самостоятельно готовиться к переезду из Читы, я вылетел в Алма-Ату и, понятно, внутренне готовился к тому, что уже скоро буду в Афганистане. Однако я рассчитывал на какой-то адаптационный, переходно-подготовительный период. Но все сложилось несколько по-иному.

Был конец апреля, в Алма-Ате журчали арыки, наш гарнизон, расположенный в 18 км от Алма-Аты в поселке Бурундай, утопал в сочной зелени листвы и благоухал весенним разноцветьем. Окрестности были устланы ярко красными коврами, сотканными из тысяч бутонов цветущего мака (с наркоманией как-то тогда это не ассоциировалось). Добавлю к этому, что меня в ближайшем будущем ожидала двухкомнатная квартира, а пока я разместился в благоустроенной, так называемой «генеральской приежке» и мог всецело посвятить себя службе, спокойно ожидая прибытия семьи. Несмотря на то, что 1 мая 1985 г. неожиданно выпал снег, думалось только о радостном, добром и светлом.

Проходя службу в Читинской эскадрилье, я уже имел некоторое представление о деятельности пограничной авиации в Афганистане, так как экипажи эскадрильи, как тогда говорили, в качестве наемников, выполняли боевые задачи в Афганистане. Они прикомандировывались к Душанбинскому или Марыйскому полкам и на их вертолетах в течение одного-двух месяцев воевали в афганских горах.

К сожалению, я уже имел и первый опыт организации похорон товарищей, погибших в Афганистане. В числе первых экипажей авиации погранвойск, погибших в афганской войне, был экипаж и Читинской эскадрильи в составе: командира звена вертолетов Ми-8 капитана В. Самарокова, старшего летчика-штурмана, штурмана звена капитана А.Королева, старшего техника звена капитана М.Лабы и бортмеханика прапорщика Ю.Двоеложкова.

10 июля 1982 года в операции по ликвидации бандформирования в ущелье Шардара, в 20 км восточнее кишлака Чахиаб, при выполнении боевой задачи по огневой поддержке наземных подразделений, выходя из очередной атаки, вертолет был подбит из крупнокалиберного пулемета ДШК. Машина загорелась, упала и взорвалась. Экипаж погиб, но в результате проведенной поисково-спасательной операции тела были эвакуированы на базу. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 марта 1983 г. посмертно были награждены: капитан В.Самароков — орденом Красного Знамени, капитаны А.Королев, М.Лаба и прапорщик Ю.Двоеложков — орденами Красной Звезды.

Я был уверен в себе и готов к освоению нового участка служебной деятельности, к которому собственно и стремился. Однако, как показала первая же встреча с коллективом эскадрильи, с этим я, мягко говоря, погорячился.

Экипажи полка выполняли боевую работу «вахтовым» способом. Как правило, на Гульхане (так назывался приграничный афганский населенный пункт, недалеко от которого расположился советский гарнизон — авиация и пограничные боевые подразделения, ДШМГ) находилось несколько экипажей, сменявшихся на месте через месяц — полтора.

В случае проведения крупной операции по уничтожению душманских формирований на Гульхане концентрировалось 30 и более вертолетов из Алма-Атинского полка и Уч-Аральской эскадрильи. Наряду с этим полк продолжал выполнять текущие задачи по охране государственной границы на участке Восточного погранокруга, выполняя полеты с основного места дислокации.

В первые дни моей службы, полк, в том числе и значительная часть нашей эскадрильи, ее командир (тогда майор П. Чиндин, а в последующем капитан Н. Гаврилов) были в Афганистане, на очередной боевой операции. В связи с этим после представления командованию полка, мне было поручено временно возглавить эскадрилью. В таком качестве я и прибыл на первое полковое построение, став на правый фланг эскадрильи.

Каково же было мое удивление, когда даже в составе незначительной части эскадрильи, оставшейся на базе, я увидел группу офицеров и прапорщиков на много старше себя. Среди них были С.Сабинин, Ю.Черников, А.Слепов, Ю,Бочкарев, В.Талызин, Л.Кушнеров, В.Зайков, Н.Недин, а также подполковник В. Панин (зам. по ПАС, имевший на все события собственную точку зрения, так и не согласившийся конспектировать известные труды Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева «Малая Земля», «Целина» и «Возрождение», а в общем живой, душевный, отзывчивый человек и отличный инженер). В строю эскадрильи стояли преимущественно майоры, подполковники. Но не только возраст и звание обусловили некоторый психологический дискомфорт.

На мундирах абсолютно всех стоявших в строю, я увидел солидные «иконостасы» (комплекты орденских колодок). Среди них были не только медали «За отличие в охране Государственной границы СССР», «За боевые заслуги», «За отвагу», но и ордена Красной Звезды, Красного Знамени, у некоторых — не по одному!

Глаза этих людей изучающее смотрели на меня. С первого взгляда я понял, что административного (как сегодня говорят) и партийного ресурса для эффективного управления этим коллективом мне, не имеющему боевого опыта «нелетчику», будет явно недостаточно. Партийным кличем и патриотическим лозунгом их за собой не поведешь…

Однако замечу, что некоторый предыдущий служебный опыт, почерпнутый от достойных командиров и замполитов, а также знания, полученные от умных и мудрых педагогов, в Минском и Курганском военных училищах, все же обеспечили мне положительный результат.

Оставив в стороне многочисленные события, не относящиеся к теме сегодняшнего повествования, хочу сказать, что длительного адаптационного периода, наверное, к счастью, удалось избежать.

Я встретил семью, познакомился с уже возвратившимся личным составом эскадрильи и начал активную работу по выстраиванию системы партийно-политической работы в эскадрилье (сокращенно — ППР, так тогда назывался процесс воспитательной работы). Но совсем скоро я был приглашен на служебное совещание, на котором узнал, что планируется очередная боевая операция на территории Афганистана. И что я назначаюсь заместителем командира авиационной группы по политической части, которая будет дислоцироваться в Ванче (приграничный с Афганистаном райцентр Горно-Бадахшанской автономной области Таджикской ССР).

Авиагруппа состояла из двух десятков вертолетов нашего полка и Уч-Аральской эскадрильи. Ее руководителями были полковник А.Тимофеев (начальник авиаотдела округа) и подполковник Н.Сергеев (зам. командира полка по летной подготовке).

Собрав походный комплект документов и личных принадлежностей, а также получив в медсанчасти полка комплексную прививку от всех заболеваний сразу (от гепатита до газовой гангрены) в конце августа 1985 г. на вертолете, командиром экипажа которого был один из наиболее заслуженных и опытных боевых летчиков эскадрильи, кавалер ордена Красного Знамени майор В. Зайков, я вылетел в свою первую боевую командировку.

Забегая несколько вперед, замечу, что именно из этой командировки я вынес понимание, по крайней мере, трех основных правил. Во-первых, командира (замполита) и подчиненных объединяет только общая задача, выполняемая в одинаковых условиях, в том числе и сопряженных с риском для жизни. Во-вторых — цени и уважай своих подчиненных! И, в-третьих, в работе замполита не бывает мелочей, не брезгуй ими и не отмахивайся от них.

Я летел в составе передовой группы из трех вертолетов. Наша задача состояла в том, чтобы в сжатые сроки к прилету основной авиагруппы подготовить условия для начала ее боевой деятельности. Предполагалось, что мы будем дислоцироваться в местном аэропорту. Расположенный на берегу бурлящей горной реки Ванч, аэропорт на поверку оказался обычной грунтовой полосой для приема самолетов класса Ан-2 («кукурузника»). Он был покрыт зарослями облепихи (урожай ее в том году был отменным и некоторые энтузиасты даже на досуге занимались ее заготовкой). Кроме полосы аэродром обладал зданием КДП (командно-диспетчерского пункта) в виде избушки, указателем направления ветра («колдуном») и радиостанцией. Вот, собственно, и весь «аэропорт»!

Исходя из этого, предстояло быстро решить комплекс, казалось неразрешимых задач. Однако для грусти времени не было. Представитель тыла с группой опытных солдат-многостаночников занялся установкой палаток, в которых нам предстояло прожить более месяца (благо погода стояла изумительная), разбивкой полевой кухни, а также обустройством других не менее важных объектов общего пользования. Я же ускоренным шагом двинулся в райцентр для решения не менее важных задач.

Естественно, сразу направился в райком партии и комсомола. Замечу, все вопросы были решены в этот же день. Мы договорились о кинообслуживании нашей авиагруппы, о доставке свежей почты, о графике посещения нашей авиагруппой местной бани (где потом банщик нас всегда угощал отменным чаем и местными сладостями), а также о ночевке нашей передовой авиагруппы в течение первых дней (пока мы обустроимся) в местной гостинице.

Комфорт в гостинице нас, мягко говоря, потряс. Благо было тепло, и нам установили кровати прямо в саду. Понятно, что все перечисленное было сделано абсолютно бесплатно. Более того, местными партийными и комсомольскими руководителями нам было предложено отобедать вполне русским борщом со сметаной, который мы с удовольствием съели, запивая коньяком, налитым из чайного заварника (шла знаменитая горбачевская борьба с пьянством).

В последующие дни я наравне со всеми офицерами занимался обустройством палаток, кухни, установкой туалетов и умывальников с учетом норм санитарии и экологии, оборудованием импровизированного летнего кинотеатра. Не забыл, конечно, установить у входа в палатку и информационный стенд, водрузив на него и первый номер выпущенного боевого листка, посвященного ходу разбивки нашего лагеря. Здесь же установил и средства технической информации — собственный радиоприемник «VEF», производства рижского радиозавода. Этот приемник стал моим верным спутником на все ближайшие командировки.

Прилетела авиагруппа. Началась плановая боевая работа с нанесением ракетно-бомбовых ударов по укрепрайонам душманов на территории Афганистана. Экипажи ежедневно улетали на боевые задания, возвращались обратно, готовились к повторному вылету и вновь улетали. И вот в этой ситуации я почувствовал, что обычная, мирная практика моей работы не годится. Шаг за шагом, день за днем я нащупывал свое видение этой работы, нарабатывал свой стиль в ее организации.

Не боясь выглядеть наивным, ежедневно перед вылетами вертолетов я обходил все экипажи, общался с ними, интересуясь особенностями предстоящей задачи, а затем и результатами ее выполнения, пытаясь ощутить их настроение, самочувствие, психологическое состояние. Я чувствовал, что с каждым днем становлюсь ближе с подчиненными, я пытался, а потом и смог влиять на их душевное состояние.

Помнится случай, когда накануне одного из вылетов на достаточно сложную задачу, поднявшись на борт вертолета, я просто почувствовал, а потом и увидел в глазах вполне опытного, бывалого летчика-штурмана Ю.С. нет, не страх или трусость, а тревогу и неуверенность. Я понял, что от общения с другими экипажами сейчас надо воздержаться. Трудно сейчас вспомнить в деталях содержание нашего разговора. Да и разговор не был о страхе или тревоге. Он был совсем о другом… Но в конечном итоге я понял — в душе Ю.С. ночь отступила, пришло утро и мне не надо идти с докладом о нецелесообразности его вылета сегодня.

Стало системой, когда поваренок делал бутерброды и чай, механики эскадрильи собирали в местном саду фрукты и ягоды, которыми мы потом угощали экипажи в минуты подготовки к повторным вылетам.

В неурочное время, вечерами, в курилке мы дискутировали с офицерами и прапорщиками о политике, об офицерском житье — бытье, даже о вреде длительного воздержания от общения с женщинами, а также о целесообразности и последствиях релаксации в боевой обстановке путем употребления алкогольных напитков.

Рассказывая о партполитработе в период афганских событий, хочу сразу предостеречь от крайностей и скептицизма. В ее организации в той обстановке маразм отсутствовал. Мы не проводили по поводу и без повода партсобраний, громких митингов, не принимали повышенных соцобязательств типа «Каждую ракету — в цель», не произносили пафосных и патриотических речей. Но рассказать об интересном, актуальном в стране и за рубежом, принести свежую газету, принести на стоянку радиоприемник и вместе послушать на единственной принимаемой волне передачу — все это было, потому, что это нужно и естественно.

Не скрою, что на период проведения операции я готовил и утверждал у начальника политотдела полка план ППР на указанный период. В соответствии с этим планом в дни непогоды, а также в других условиях, когда полеты не выполнялись, я проводил занятия по марксистско-ленинской подготовке в соответствии с тематикой, ежегодно разрабатываемой Политуправлением погранвойск КГБ СССР.

Политзанятия, но по другой тематике, я проводил и с прапорщиками, и с солдатами срочной службы. Как правило, это были занятия по проблемам международной обстановки, внутренней и внешней политики советского государства. Занятия проводились тут же, в палатке, где располагался летный и инженерно-технический состав. К таким занятиям я готовился еще на базе. И имел по изучаемым темам обстоятельные конспекты.

Не скрою, были и характерные для того времени и не понятные сейчас явления. Так, например, по возвращении из командировки все офицеры, прапорщики и солдаты должны были самостоятельно отработать конспект по тем темам политподготовки, которые я с ними провел там, в Афганистане. Составить конспект и предъявить его мне. Таковы были правила.

Приведу еще один весьма забавный с сегодняшней точки зрения пример. В октябре 1986 г. я был в очередной командировке с эскадрильей на Гульхане. Накануне состоялся очередной пленум партии, на котором Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев излагал очередные перестроечные замыслы. Несколько дней стояла непогода, район дислокации гарнизона накрыл густой туман. Летно-технический состав бездействовал, что было чревато вполне предсказуемыми последствиями: несмотря на отрыв от родной земли, всегда у кого-то было чем снять стресс, спрофилактировать желтуху. Чтобы избежать «тихих праздников», активно проводился детальный разбор ранее выполненных полетов и десантирований, нанесенных ракетно-бомбовых ударов.

Наряду с этим я проводил политинформации, политзанятия. В один из дней по плану марксистско-ленинской подготовки офицеры и прапорщики самостоятельно изучали и конспектировали материалы Пленума, сидя по периметру огромного стола, стоявшего в центре «хилтона». «Хилтон» (жаргон.) — маловысотное, одноэтажное задние, слепленное из местного булыжника с плоской крышей, засыпанной землей.

Чтобы крысы, огромными колониями жившие в этих «хилтонах», не падали с потолка на спящих на кроватях в два яруса офицеров, под потолком натягивалась маскировочная сеть. Правда, все-таки крысы, нередко и днем и по ночам, беззастенчиво перемещались по спинам спящих и, говорят, некоторых боевых пилотов, невзирая на награды и звания, беззастенчиво, ласково покусывали за кончики носа и ушей.

В помещении было мрачновато. Свет падал из двух стеклянных окон, вмонтированных в потолке, а также грустно светили свисавшие на проводах лампочки. Было тихо, кто-то внимательно читал брошюрку, кто-то что-то записывал в тетрадку, отдельные с сарказмом и издевкой вполголоса бросали реплики как по поводу прочитанного, так и по поводу самого занятия. И в это время к нам зашла группа незнакомых офицеров во главе с нашим начальником политотдела подполковником Н. Богомоловым. Я подал команду «смирно!» и доложил о проводимом занятии. И в этот момент я увидел на суровых лицах прибывших неподдельное удивление и улыбки удовлетворения. Как оказалось, это была группа офицеров Политуправления погранвойск, прибывшая к нам из Москвы.

Когда они вышли, и я увидел из-под закрывающейся двери руку «начпо», сжатую в кулак с оттопыренным вверх большим пальцем («отлично!»), в «хилтоне» раздался раскатистый мужской смех и возгласы офицеров: «Наша эскадрилья лучшая в Союзе! Борисыч, коли дырку под орден!»). Орден мне, конечно, не дали, но положительные оценки об организации ППР во 2-й эскадрилье я слышал потом не один раз. И не только в связи с этим случаем.

Всегда особой популярностью пользовался регулярный показ кинофильмов или мультфильмов. Свой 8-мм кинопроектор «Русь» без звука с комплектом мультиков я всегда возил с собой. Их мы регулярно «крутили» по вечерам, а когда была непогода, то просмотренный мультик нередко показывали и задом наперед, и взрослые «дяди» хохотали до слез. К сожалению, видео мы тогда не располагали и довольствовались тем, что имели.

Надо отметить, что в той обстановке и боевые листки читались с интересом, и отношение к ним было очень серьезным. Были случаи, когда я выслушивал замечания или даже обиды, произносимые вполне серьезным тоном, по поводу того, что в боевом листке по итогам боевой работы за день не была указана чья-либо фамилия.

Все это было, но самое важное — понимание и ощущение того, что ты стал членом боевого коллектива. По жизни вместе: спать в одной палатке, есть за одним столом, вместе мыться в бане. И когда идут боевые действия, ты со всеми вместе: подвесить бомбы, поднести укупорки, снарядить пулеметную ленту — каждый человек на счету.

Но лучшая партполитработа — это совместная работа в составе экипажа. Понимание этого мне пришло уже тогда, в Ванне, в мою первую командировку. По истечении нескольких дней после начала боевой работы авиагруппы я подошел к Н. Сергееву с просьбой дать мне добро на вылет в составе экипажа. Однако получил вполне аргументированный отказ с задачей на будущее: освоить правила эксплуатации бортового пулемета, а также парашюта.

Эта задача была поставлена технику звена капитану Гергию Годомичу. Григорий — крепкий, рослый, мужественный офицер, с таким же крепким характером и основательными знаниями авиатехники. В ходе этой командировки с ним произошел несчастный случай: в период одного из боевых вылетов заклинило пулемет, из которого он вел огонь. В момент открытия крышки затворной коробки патрон разорвался и повредил глаза Григорию. К счастью, все обошлось.

С моим обучением Григорий, обучивший за годы своей службы десятки бортовых механиков из числа солдат срочной службы и молодых борттехников из числа выпускников военных училищ, успешно справился и уже спустя два дня я снова предстал пред ясны очи Николая Ивановича Сергеева. Выслушав меня и с укоризной покачав головой («тебе это надо?»), разрешил мне летать в составе экипажей нашей эскадрильи, в качестве воздушного стрелка (нештатного).

Прошло более двадцати лет, а я до настоящего времени помню в деталях этот первый в моей жизни боевой вылет. Потом их были десятки и в Ванче, и в Лянгаре, и в Ишкашиме, и на Гульхане. Они были разными, с разными командирами экипажей, но этот, прещде всего по психологической окраске, был особым. Я снарядил и взял с собой на борт восемь пулеметных лент. В карман положил индивидуальную аптечку.

Не забыл и свой любимый фотоаппарат «Зенит-Е», который всегда был со мной. К слову сказать, снимал много, снабдил фотографиями всех офицеров полка. Абсолютное большинство афганских фотографий, сделанных на Гульхане в 1985–1986 гг., принадлежат мне. Они часто сегодня встречаются на страницах ведомственных журналов, в мемуарах некоторых ветеранов, но, к сожалению, мое авторство не упоминается.

Я расположился за пулеметом, установив его справа, в хвостовой части вертолета Ми-8МТ. Моя задача в полете заключалась в том, чтобы в период выхода вертолета из атаки прикрывать его заднюю полусферу, а также по команде командира экипажа (им был майор В. Зайков) осуществлять отстрел тепловых ловушек для защиты от ПЗРК.

Взлетели. Надел шлемофон. Учитывая, что грузовая кабина вертолета не имеет никакой защиты (простая жестяная банка), как меня и учили бывалые пилоты, одну часть бронежилета я уложил рядом, на борт вертолета, а вторую — под себя. На голову надел ЗШ весом более 3 кг (со слабой шеей мало не покажется). На шею нацепил фотоаппарат. Подключился к бортовой сети радиообмена, доложился о готовности к работе, в ответ: «Молодец, комиссар, пока отдыхай».

Бортмеханик прапорщик Н. Недин тоже расположился за пулеметом, только впереди слева, у сдвижной двери грузовой кабины.

Мы летели в составе группы вертолетов с целью нанесения ракетно-бомбового удара по недавно выявленной разведкой укрепленной базе душманов. Силы и средства ПВО этой базы никто не знал и это всех беспокоило. Несмотря на то, что очень часто члены экипажей пренебрегали бронежилетами и ЗШ, в этот раз требования были жесткими — всем надеть индивидуальные средства защиты.

Летим. Я впервые в жизни видел горы, наблюдал и восхищался осенними горными пейзажами, горными вершинами и ущельями. В голове ни одной мысли о возможной опасности, скрывающейся в любой пещере, за любым камнем. Делаю первые снимки с воздуха. Потом их будет очень много, и не только пейзажи. Пересекли советско-афганскую границу. Услышав об этом по радио, напрягся. На горы стал смотреть с опаской и подозрением.

Летели более часа. На точке (над целью) вертолеты стали в круг и началась боевая работа. Заходя друг за другом на цель, вертолеты сбросили бомбы. Высота была достаточно приличная и я просто делал снимки разрывов бомб. Но начался второй этап. В наушниках услышал: «Комиссар, готовься, работаем. На боевом!» Вертолет, изменив траекторию полета, резко пошел вниз. На душе стало тревожно, как-то неуютно. Я элементарно напрягся. Мне казалось, что практически у самой земли Зайков начал обрабатывать цель НУРСами (неуправляемыми реактивными снарядами). Зрелище красивейшее. Однако, вертолет вдруг резко лег в левый крен и также резко стал набирать высоту.

В проеме люка я как на ладони увидел какие-то строения, разбегающихся людей. «Комиссар, давай!». Я нажал на спусковые кнопки пулемета и тут же увидел на земле разрывы от моей очереди. На душе стало спокойно, я почувствовал свою силу. Таких заходов было несколько, и с каждым заходом я все более осмысленно и прицельно стал вести огонь, периодически отстреливая тепловые ловушки.

Со второго пулемета вел прицельный огонь Недин. В какой-то момент я, самодовольно почувствовав свою уверенность, отпустил ручки пулемета, наклонился с фотоаппаратом в проем люка, чтобы снять взрывы ракет в процессе очередного боевого захода. Увлекшись съемками, я, как пацан, потеряв равновесие в момент, когда Зайков заложил очередной крен, сделал несколько кульбитов через голову по грузовой кабине и в течение нескольких секунд оказался у двери кабины экипажа. Зайков, увидев меня краем глаза, крикнул: «Ну, стрелок, твою мать!» А я в этот момент уже был за пулеметом и вел прицельный огонь.

Потом, на протяжении двух лет моей службы в эскадрильи мы со смехом вспоминали этот эпизод. Это было потом. А сейчас я услышал по радио: «По нам работают». Я, напрягшись, с опаской выглянул в проем люка и посмотрел на землю. Там увидел яркие вспышки электросварки. Как оказалось, это «духи», очухавшись от удара, вытащили свои ДШК и пытались достать нас.

Мое напряжение усилилось, я на всякий случай пощупал и поправил части бронежилета, отстрелил несколько тепловых ловушек и с каким-то особым удовольствием и азартом расстрелял еще одну, предпоследнюю, пулеметную ленту. Успокоился. Все обошлось благополучно, без потерь и повреждений. Вертолеты набирали высоту и ложились на обратный курс.

Горные пейзажи приобрели в моих глазах несколько иной, не совсем зловещий, но угрожающий характер. Пересекли государственную границу. Я устал, но был доволен, счастлив и горд собой.

За два года последующей службы в полку, мне довелось наблюдать за работой специалистов всех профессий, нередко принимал участие в совместной работе экипажей полка в боевых операциях в Афганистане, проводимых и с Ванча, Ишкашима, Лянгара, Хорога, расположенных на советской территории, и с Гульханы.

Сегодня можно только удивляться разноплановости выполнявшихся задач, интенсивности и напряженности боевой работы. Десантирование боевых групп пограничников и подразделений афганских правительственных войск, доставка грузов и боеприпасов, эвакуация раненых и убитых, огневая поддержка боевых действий наших групп, поиск и уничтожение опорных узлов и огневых точек душманов, а также караванов с боеприпасами, идущих в Афганистан из Пакистана.

Лишь один пример в связи с этим. 6 октября 1985 г. Высадка десанта в Зардевское ущелье. В десантировании участвует 12 пар вертолетов Ми-8 (командиры: Гаврилов, Бочкарев, Зайков, Имангазиев, Цыпленков, Талызин, Корнев, Горбатов, Захаров, Правдин, Пятибратов, Козлов). Учитывая высокогорные площадки (до 3700 м над уровнем моря), а также с целью максимальной загрузки на борт десанта с вертолетов снималось все ненужное оборудование и имущество.

Надо было видеть, как организованно работал боевой механизм летчиков и десанта. Каждая группа десанта знала, на какой вертолет, в каком количестве, когда и в какой последовательности будет загружаться. Каждый экипаж знал, на какую площадку будет высаживать свою группу. В 6.45 вся эта масса вертолетов и людей, с оружием и имуществом на плечах, пришла в движение.

Первая партия десанта на борту, нависающие над вертолетной площадкой со всех сторон вершины гор еще прячутся в зловещей темноте. Рассвет, запуск. Ощущение мощи, силы и единения. Друг за другом пары уходят в еще темное ущелье. Проходит менее часа — эта масса вертолетов снова возвращается на базу. Вертолеты не выключаются, очередная партия десанта на борту. Снова взлет. Завершение боевой работы — 17.30. Внезапность обеспечена, боевая операция успешно началась, да и проведена тоже в решающей мере благодаря пилотам.

Продуманное, основанное на детальном расчете возможностей авиационной техники, уровня подготовки каждого экипажа, в том числе с применением элемента внезапности в условиях сложных метеоусловий, позволило результативно, без потерь провести не только десантирование пограничников, но и эффективную их огневую поддержку и боевое обеспечение.

Весьма памятным в этой операции был и один из первых случаев применения достаточно дорогостоящей по тем временам (сравнима со стоимостью автомобиля марки «Жигули) управляемой ракеты «Штурм» экипажем вертолета Ми-24 в составе капитана Н. Шкрябко и капитана С. Логунова. Благодаря высочайшему уровню слетанности экипажа, точному прицеливанию и классному пилотированию вертолета ракета точно вошла в пещеру, в которой скрывалась большая группа душманов с солидным арсеналом вооружения и боеприпасов.

Одной из специфических задач, решаемых авиаторами, была работа по поиску и уничтожению душманских караванов, перевозивших через горные перевалы по тайным тропам из Пакистана в Афганистан оружие и боеприпасы. Однажды в составе экипажа Н. Гаврилова довелось принимать участие в одной из таких операций. И надо отметить, что эта задача решалась достаточно эффективно, в том числе с использованием возможностей природы. Речь идет о провоцировании с помощью ракетно-бомбового воздействия схода снежных лавин, которые вполне эффективно выполняли стоящую боевую задачу.

В числе тех, кто мастерски использовал такую тактику, кавалер ордена Красного Знамени заместитель командира полка подполковник А.Дорофеев, командир звена вертолетов Ми-24 капитан Е.Кузьмин, командир экипажа вертолета Ми-8МТ капитан А.Петькин, кавалер орденов Ленина и Красного Знамени майор П.Чидин.

Не могу без восхищения рассказывать о работе инженерно-технического состава эскадрильи, да и полка в целом. Они делали все, чтобы вертолеты были в строю, в установленное время были подготовлены к выполнению боевой задачи. Работали все, солдаты, прапорщики, офицеры, невзирая на чины, круглые сутки, не покладая рук. Перед каждым боевым вылетом снарядить пулеметные ленты с помощью примитивных устройств, похожих на мясорубки, снарядить ленты пушечными снарядами, а потом установить их на вертолет, подвесить авиабомбы. И все это вручную, без каких-либо средств механизации. Но наряду с этим ежедневная предполетная, послеполетная подготовка каждого вертолета, подготовка их к повторным вылетам — все на их плечах, а точнее все их руками. Но возникали и другие задачи.

8 октября 1985 г. экипаж в составе В. Талызина, В. Машкова, С. Русакова во время боевого вылета на десантирование попал под интенсивный обстрел «духов». В результате вертолет получил 30 пробоин, но благополучно приземлился на базе. «Добрый доктор Айболит» в лице техника слесарно-механической группы ТЭЧ полка старшего прапорщика Б. Колодина со своими мастеровитыми механиками, работая от восхода до заката, здесь же надежно посадил на заклепки заплатки и вернул вертолет в строй. И такие события повторялись регулярно.

Другой случай высочайшего профессионализма и самоотдачи инженеров. 10 октября 1986 г. на Гульхане, утром, во время запуска вышел из строя двигатель вертолета, на котором летал экипаж в составе майора В.Зайкова, старшего лейтенанта Зайцева, старшего прапорщика Недина и рядового Амельченко. Выход из строя вертолета — невосполнимая утрата в ходе предстоящего десантирования. Это объяснять не надо было никому. Экипаж и группа инженеров и механиков под руководством неутомимого подполковника В. Панина в течение двух суток, вручную, с помощью нехитрого приспособления и хорошо знакомых всем русских стимулирующих выражений, произвела съем вышедшего из строя двигателя и установку нового. На третий день вертолет облетали и он снова приступил к выполнению боевых задач.

И еще один, не менее значимый пример совместной борьбы летчиков и инженеров за возвращение в боевой строй вертолета. 20 октября в 14.00 экипаж вертолета Ми-8 в составе ст. лейтенанта С. Прибыткова, майора Е. Шабанова, старшего лейтенанта Л.Паршина выполнял боевую задачу по прикрытию действий десанта. Вертолет попал под обстрел душманов и в результате попадания пули один из двигателей вертолета встал. В условиях высокогорья вертолет начал терять высоту. Это вынудило экипаж посадить его на первую же попавшуюся горную площадку. Вертолет, работавший в паре, подсел, взял на борт попавший в беду экипаж и благополучно доставил его на базу.

Командир авиационной группы на Гульхане подполковник А. Ивахненко, получив доклад от экипажа об обстоятельствах аварийной посадки и состоянии машины, не сразу, но согласился с предложением выполнить очень рискованную попытку возвратить на базу брошенный вертолет. Для этого был составлен «спасательный экипаж» в составе командира Уч-Аральской оаэ подполковника В. Захарова, командира 2-й аэ нашего полка капитана Н. Гаврилова и инженера 1 — й аэ нашего полка майора В. Коваленко. Пара вертолетов с названными офицерами на борту вскоре вылетела для реализации задуманного. И следует с восхищением и гордостью сказать — все получилось. После предварительного осмотра с воздуха местности и обработки огнем окрестностей, сводный экипаж был высажен к вертолету. По заранее продуманной схеме он в кратчайшие сроки осмотрел вертолет и приступил к запуску двигателей. Какова же была радость — оба двигателя успешно были запущены. А дальше все «просто — взлет и посадка на базе».

Мужество летного и инженерно-технического состава полка в Афганистане получило достойную оценку. Офицеры полка Н. Сергеев, В. Захаров, Н. Гаврилов, П. Чиндин были удостоены высшей советской награды — ордена Ленина. Орденом Красного Знамени был награжден 21 чел., орденом Красной звезды — 30 чел., медалью «За отвагу» — 19 чел., медалью — «За боевые заслуги» — 39 чел.

В числе тех, кто ковал победу, были и командир авиационной эскадрильи полка подполковник А. Волков, заместители командира эскадрильи капитан Ю.Недвига, майор С.Богачев, майор Р. Альмяшев, командир экипажа вертолета Ми-24 капитан А.Марей.

Не принимало непосредственного участия в боевых действиях, но внесло неоценимый вклад в обеспечение боевых действий еще одно подразделение второй авиационной эскадрильи полка. Многие тонны груза и сотни человек личного состава перевезли экипажи отряда вертолетов Ми-26, которым тогда командовал майор Н. Гордиенко. Это был, пожалуй, один из самых дружных авиационных отрядов среди всех подразделений такого рода в полку.

И тогда, и сегодня я не перестаю гордиться теми офицерами, прапорщиками и солдатами, которые практически ежедневно смотрели смерти в лицо. Но при этом они сохраняли колоссальную выдержку, самообладание, если не сказать прямо — мужество и героизм. Располагаясь в абсолютно примитивных бытовых условиях, эти мужественные люди не претендовали и не требовали исключительности в отношении к себе. Особенности совместной гарнизонной жизни семей авиаторов полка накладывали свой психологический отпечаток на взаимоотношения не только в экипажах, но и в звеньях, эскадрильях.

Мы регулярно выезжали эскадрильей, семьями в кино, театры, на концерты, на природу. Праздничные мероприятия — только в составе полка. Это сплачивало, это давало заряд бодрости и энергии. Не только совместная боевая работа, но и чувство взаимной ответственности за родных и близких, удерживало от излишней бравады, неоправданного риска. Трезвый расчет, помноженный на высокую степень летного мастерства и боевой выручки, ограждали полк от потерь.

Вот лишь один пример, свидетелем и участником которого довелось быть самому. 11 октября 1985 г. экипаж вертолета Ми-8 (б/н 38) в составе подполковника П. Корнева, лейтенанта Д. Сидикова, прапорщика О. Сигутина выполнял полет по доставке боеприпасов для боевых групп пограничников на одну из высокогорных площадок. В паре с экипажем П. Корнева работал и экипаж вертолета Ми-8 МТ (б/н 23) в составе капитана Н. Гаврилова, старшего лейтенанта Ю. Черникова и старшего прапорщика Ю. Бочкарева. На борту этого вертолета в качестве бортового стрелка довелось быть и мне.

В 12.30 (время афганское) вертолет П. Корнева был обстрелян, загорелся и упал на землю. На борту начали взрываться боеприпасы. В результате взрыва мин и удара вертолета о землю получил травму головы П. Корнев, другие члены экипажа, получившие сильнейшие ушибы, все же смогли выбраться из вертолета, спасти командира и укрыться за камнями. Душманы продолжали обстреливать место падения вертолета и сделали попытку приблизиться к нему.

Н. Гаврилов, увидев случившееся, немедленно принял решение на посадку. Ю. Бочкарев обстреливал окрестности из автомата через сдвижную дверь грузовой кабины. Я делал то же самое с помощью пулемета из кабины экипажа. Буквально зависнув над местом укрытия потерпевшего беду экипажа, касаясь левой стойкой земли, Гаврилов, дав команду мне продолжать прикрывать место падения огнем из пулемета, передал ручку управления вертолетом Черникову и с Бочкаревым выскочил на помощь раненым товарищам.

Через несколько минут все были на борту. Наш вертолет мгновенно, как парящая птица «свалился» со злополучной площадки вниз и уже через несколько секунд крутым виражом начал набирать высоту. По ходу оказав пострадавшим первую помощь, мы благополучно доставили их на базу. К слову, это был первый случай, когда довелось вводить раненному обезболивающее средство из нашей индивидуальной аптечки.

На всю жизнь запомнится картина, когда ранним утром, поднявшись в воздух, убывая в очередной раз в Афганистан, вертолеты стали в круг над гарнизоном, а с земли, собравшись в центре городка, нам махали руками жены и дети, провожая и надеясь на скорую встречу…

Вспоминая этот эпизод, и сегодня на глаза наворачивается скупая мужская слеза. В тех условиях каждая весточка из Бурундая от семьи была дорога всем. И с нетерпением каждый ждал воскресенья, когда можно было по радио из автомобиля мобильного КП выйти на связь с оперативным дежурным полка, куда приходили жены. Через «бульканье» в телефонной трубке ЗАСа услышать родной голос и понять, что дома все нормально — это дорогого стоило.

И когда готовился я в очередную командировку, то неписаным правилом было обойти все семьи, взять письма, домашние передачки, а то и магнитофонную запись родных голосов. А потом видел, с какой радостью все это воспринимается офицерами там, на чужбине, лучше понимал, в чем заключается партполитработа…