Глава 29

Я, пошатываясь и прижимая руку к лицу, выхожу из воды. Сердце колотится, а кожа пылает от поцелуев Коула, от прикосновения его рук, от тепла его тела. Я все еще ощущаю его запах, чувствую, как щетина царапает мою шею, но стоит мне закрыть глаза, как тут же возникает Мато.

А от воспоминания о том, как наши взгляды встретились через темное стекло его кодирующей маски, меня охватывает ужас.

Цзюнь Бэй и Мато были вместе. Не знаю, встречались ли они вживую или это происходило в виртуальной реальности, но это точно было. И теперь мне кажется, будто шторм бушует в моем сознании. Я провела с ним последние несколько дней, доверяла ему, кодировала с ним.

Мне не верится, что он не сказал мне ни слова об этом.

– Кэт, я что-то сделал не так?

Я оборачиваюсь и вижу, как Коул выходит из ручья. Он смотрит на меня, пока вода бледными ручейками стекает по его лицу и по бледным шрамам на груди. Его сотрясает дрожь. Но я не знаю, что ему ответить, и пока не доверяю собственному голосу.

Если я расскажу правду, это опустошит его.

Как бы это ни произошло, ясно одно – Цзюнь Бэй предала Коула. И не важно, встречались ли они с Мато в ВР или виделись, когда она сбежала из лаборатории и приехала в Энтропию.

Океан внутри давит на стену, и я не знаю, как долго смогу удерживать ее. Я измотана и дрожу, а мост, который мне удалось выстроить между собой и воспоминаниями Цзюнь Бэй, рушится от одной улыбки Мато. Кажется, что я стою на краю обрыва.

Мне нужно на какое-то время остаться одной и в тишине, чтобы прочистить мысли.

– Дело не в тебе, – все же выдавливаю я. – Ты ничего не сделал.

Коул поднимает полотенце и обматывает его вокруг талии. Его мокрые, закручивающиеся в колечки волосы скользят по шее, а капли разлетаются по камням.

– Но что произошло?

– Ничего.

Я с трудом отвожу от него взгляд и присаживаюсь на берегу, чтобы покопаться в рюкзаке. Из кармана торчат полотенце, несколько питательных батончиков, пачка салфеток и несколько считывающих кабелей. Но единственная одежда, которая у меня осталась, – это порванные черные легинсы и темно-синяя футболка с кальмаром. Я даже не до конца отмылась. На шее и лице все еще ощущается пена. Мне нужно смыть ее, но если останусь еще хоть на минуту рядом с Коулом, то точно развалюсь. Неуклюже стянув майку, я натягиваю чистую футболку поверх мокрого лифчика. Исцеляющий модуль уже залечил мелкие царапины на плечах и руках, но они все еще покалывают от соприкосновения с сухой тканью.

– Дело не в тебе, понимаешь? – говорю я, а затем оборачиваю полотенце вокруг талии и стягиваю легинсы.

Сухая ткань с трудом налезает на влажную кожу, и мне приходится поочередно подпрыгивать то на одной, то на другой ноге.

Коул проводит рукой по лицу. Он выглядит так, будто сейчас расплачется, а на щеках пылают красные пятна.

– Почему ты закрываешься от меня? Кэт, что случилось?

– Да ничего не случилось.

Я срываю полотенце с талии и бросаю его на землю вместе с испорченной одеждой. Может, в одном из домов найдется что-нибудь еще. Я закидываю рюкзак на плечо здоровой рукой.

– Мне просто нужно побыть одной. И успокоиться.

– Кэт, поговори со мной.

Он выглядит таким потерянным и сбитым с толку, что это взрывает все остатки самообладания, которые мне удалось собрать. Мне хочется плакать, хочется разломить стену между нами и спрятаться в его объятиях. Хочется признать поражение в войне, которую я веду со своим прошлым. Это напоминает бой с собственной тенью. Я пытаюсь сдержать то, что не понимаю, и это настолько вымотало меня, что просто хочется сдаться.

Но я не могу. Пока нет.

В голове эхом раздаются слова Коула, не отпускают меня. Если мы не сможем остановить «Картакс» без кровопролития, то, возможно, Лаклан прав. У человечества нет будущего, если мы не сможем найти способ ужиться. В «Картаксе» планируют устроить геноцид, и все, о чем я могу думать, – это как уничтожить их.

Потому что именно это сделала бы Цзюнь Бэй.

– Я же говорила, что на меня изнутри давит множество воспоминаний, – говорю я. – Что их удерживает лишь стена.

Коул кивает с напряженным лицом.

– Прямо сейчас она трескается. И мне нужно побыть одной, чтобы попытаться удержать ее. А еще обдумать, действительно ли есть способ спасти нас. Сейчас мне приходит на ум лишь то, что сделала бы Цзюнь Бэй, – убить всех, кто хоть как-то угрожает нам.

По лицу Коула расползается тень.

– Кэт… – начинает он, но я перебиваю его:

– Скоро сюда доберутся остальные, – говорю я и заставляю себя вступить на дорожку. – Нам нужно будет придумать план, и перед этим мне хочется собраться с мыслями. Пойду поищу в доме какую-нибудь одежду, хорошо? Увидимся через несколько минут.

Он, кажется, целую вечность разглядывает мое лицо, а потом кивает:

– Хорошо. Если что, я буду здесь.

Я поворачиваюсь и, впившись ногтями в ладонь, направляюсь к ближайшему дому. Взгляд Коула прожигает мне спину, пока я иду по дорожке, петляющей по заросшему саду. Она упирается в дом – огромное, величественное здание с двухэтажным окном, выходящим на усыпанную листьями деревянную террасу. Входная стеклянная дверь оказывается не запертой. Я толкаю ее, ожидая, что внутри все будет разгромлено, но здесь царит безупречная чистота. Большое пространство объединяет кухню из белого мрамора и гостиную с черными кожаными диванами, стоящими вокруг хромированного журнального столика. На одном из них лежит скомканный свитер, а на кухонном столе стоит пустой стакан. И от такой чистоты мне становится не по себе. Большинство домов, в которых я побывала после вспышки, оказались разграблены и кишели крысами, или в их стенах красовались дыры от взрывов дурманщиков. А это место выглядит так, словно хозяева просто вышли и никогда больше не возвращались. Даже их ботинки все еще стоят у двери под парой пиджаков бежевого цвета.

Я направляюсь к лестнице, стараясь не думать о выражении лица Коула, когда он считал, что сделал что-то неправильное и напугал меня. Но каждый раз, стоит мне отогнать это видение, перед глазами вспыхивает лицо Мато. Его улыбка. Его губы, прильнувшие к моему уху. Они с Цзюнь Бэй точно были вместе. И я до сих пор не понимаю, почему он не сказал мне об этом.

Какие еще тайны Цзюнь Бэй я не помню?

Я поднимаюсь по лестнице и иду в спальню. Кровать застелена, шкаф открыт, а внутри висят две вешалки с женской одеждой. Она совершенно не моего размера, но я все же забираю джинсовую куртку, футболку и пару носков, а затем сворачиваю в ванную. Стены выложены белой плиткой, а все поверхности покрыты слоем пыли, но в остальном она чистая. Я бросаю новую одежду на пол и сажусь на край ванны, а затем вытаскиваю из рюкзака пачку салфеток «Картакса». Стянув футболку, я принимаюсь оттирать кровь и пену, которые присохли к коже. Половина пачки уходит на плечи и руки, но с волосами они не помогут. Порывшись в рюкзаке, я достаю расческу и замираю, когда замечаю кусок лавандового мыла.

Оно промышленного производства и сделано больше двух лет назад, но запах еще сохранился, и он вызывает прилив воспоминаний. Мы с Агнес варили лавандовое мыло в прошлом году у нее в подвале. Я потратила несколько дней, чтобы перекодировать геном водорослей и заставить их поглощать соевые бобы и выделять глицерин. За это она дала мне несколько вручную нарезанных брусков мыла. Фиолетовых, с крошечными фиолетовыми цветочками. На следующий день я отправилась на озеро и впервые за год почувствовала себя действительно чистой.

Я опускаю мыло и вызываю меню манжеты, чтобы подключиться к коммуникатору. За последние две недели я отправила ей несколько сообщений, а после расшифровки и восстановления панели получила от нее кучу ответов. Агнес выслеживала Лаклана в Неваде. И сказала мне следовать за голубями.

Но я здесь, а ее так и не видела.

– Агнес? – зову я, открывая канал связи.

Я понимаю, что она вряд ли ответит, потому что не отвечала мне уже несколько недель, но не могу удержаться от еще одной попытки.

– Ты мне очень нужна сейчас, Яя. Я не знаю, что мне делать. Я не могу остановить Лаклана и «Картакс», а чума вышла из-под контроля. Но мне не хочется сдаваться и идти в бункер. Мне так не хватает твоей поддержки сейчас.

Коммуникатор отправляет сообщение в сеть «Картакса». Если Агнес на поверхности, она получит его. Но она не отвечала мне уже неделю, так что вряд ли ответит сейчас.

Мне просто хотелось бы знать, что у нее все в порядке.

Я провожу расческой по волосам, приводя их в более приличный вид, когда издали раздается рев двигателя. К нему прибавляется гул лопастей, и вскоре от него уже гремят окна. Это «Комокс», который летит со стороны убежища. Прилетели остальные.

– Соберись, – бормочу я.

Переведя взгляд с футболки, которую нашла в шкафу, на футболку с рисунком кальмара, которую дал мне Леобен, я натягиваю последнюю поверх все еще влажного лифчика. А затем подхватываю рюкзак здоровой рукой и, оставив грязные салфетки на полу, сбегаю вниз по лестнице. Я оказываюсь на улице в тот же момент, когда «Комокс» приземляется на дороге. От его винтов в воздух взлетают облака пыли и сухие травинки. Когда трап опускается, я спешу к нему по дорожке от дома.

Анна выходит из «Комокса» с винтовкой за плечом. Ее светлые волосы собраны в высокий конский хвост, а кожа измазана грязью. Она снова в форме «Картакса» – черных военных штанах и серой майке, в которой прекрасно видно накачанные мышцы на плечах и татуировки на руках. Белый шрам выделяется на шее, и при виде него я замираю от накатившего чувства вины.

Но к нему примешивается ужас от того, что я узнала о Цзюнь Бэй. Не представляю, зачем она перерезала горло Анне и подключала ее к генкиту. Только если хотела поиздеваться. Неудивительно, что Анна ненавидит меня. По себе знаю, как страдаешь от того, что стал подопытной мышкой того, кого считал членом семьи.

Именно так поступил со мной Лаклан, а Цзюнь Бэй – с Анной в лаборатории.

– Что случилось с джипом? – спрашивает Анна.

Она осматривает меня с головы до ног. Кажется, ярость, охватившая нас в нашу последнюю встречу, утихла.

– И что случилось с тобой?

– Мы наткнулись на толпу в тоннелях, когда выбирались из бункера, – говорю я. – И несколько людей взорвались.

Она морщится:

– Там все так ужасно. Кстати, спасибо, что уничтожила бомбардировщики.

Я опускаю глаза и переступаю с ноги на ногу, чувствуя неловкость.

– Спасибо, что вернулись за мной.

– Да без проблем, – говорит она. – К тому же Коул не оставил нам выбора.

– В любом случае спасибо.

Я заставляю себя вновь посмотреть ей в глаза. Не знаю, есть ли еще надежда наладить с ней отношения, но я не та девушка, что измывалась над ней в лаборатории, и не та, с кем она росла бок о бок, но все же нас что-то связывает, и мне не хочется это терять.

– Прости, – говорю я.

Она хмурится:

– За что?

– За все. За то, что бросила вас.

На ее лице мелькает тень.

– Не от тебя ли я слышала, что это сделала не ты.

– Да, но… – Я замолкаю. – Это трудно объяснить. Мне просто жаль.

Леобен с ухмылкой на лице спускается по трапу «Комокса».

– Посмотрите-ка на себя. Наконец-то нашли общий язык, когда все вокруг летит к чертям. Почему это никогда не происходило в лаборатории?

– Заткнись, Ли, – пихая его, говорит Анна.

– А где Мато? – спрашиваю я.

Леобен оглядывается через плечо на темное пятнышко на трассе, по которой мы приехали сюда. Я сосредотачиваюсь, и мой зрительный модуль приближает картинку, пока не показывается расплывчатый силуэт мотоциклиста.

– Он сказал, что так и не смог связаться с «Картаксом», – говорит Леобен.

– Ты не знаешь, что с Даксом? – спрашиваю я.

– Он еще жив, – говорит Ли. – Я не смог с ним связаться, потому что Бринк заблокировал все каналы связи, но мне удалось взломать систему безопасности в лаборатории, и, похоже, он там. Но это все, что я знаю. Регина сказала, что измененная вакцина прекрасно работает. Не понимаю, почему в «Картаксе» не разослали ее всем.

– Потому что в последний раз, когда они отправили всем алгоритм Лаклана, в котором ничего не понимали, им пришлось стереть с лица земли целый город, – говорит Анна. – Лаклан настоящий урод. Он должен сдаться.

– Это уже не поможет, – возражаю я. – Теперь, когда вирус распространяется среди голубей, его уже не остановить.

– Это не так, – возмущается Анна. – Они просто могут уничтожить все живое на планете. И, думаю, Бринк прямо сейчас разрабатывает план, как это сделать.

– А что делать нам? – спрашивает Леобен.

– Конечно же, вернуться на базу, – отвечает Анна. – Миссия окончена.

– Я не вернусь, – говорю я. – Мне удалось прожить без вакцины два года. И, уверена, получится и дальше. Должен быть способ остановить вирус, не убивая при этом миллионы людей. Я не собираюсь сдаваться.

– И я тоже, – поддерживает меня Леобен. – Но это довольно сильный враг, кальмар. Кстати, как твоя рука?

Я опускаю глаза и сжимаю пальцы в кулак.

– Это не моя рука. Регина подменила ее.

Анна молча смотрит на меня, а затем прикрывает рот рукой, стараясь сдержать смех.

– Черт, прости! – выдавливает она. – Боже. Это действительно не смешно.

Леобен качает головой:

– Ты ужасна, Анна. Она столько всего пережила. Протяни бедной девочке руку помощи.

Она еще сильнее зажимает рот, но все равно слышно фырканье. И на моем лице тоже расплывается улыбка:

– Ребята…

– Боже, прости, – переведя дыхание и стараясь сдержаться, говорит Анна.

– Мы должны поддерживать друг друга, – продолжает Леобен. – И тут не до шуток. Кто согласен, поднимите руки вверх.

– Ли! – кричит она и шлепает его по руке.

Он улыбается и, обняв меня за плечи, прижимает к себе:

– Не переживай, кальмар. Мы справимся с этим. В доме есть еда?

Я оглядываюсь через плечо.

– Не проверяла.

Он качает головой:

– Типичная ошибка салаги.

Он целует меня в висок, а затем шагает по дорожке к дому. Анна проводит руками по волосам, все еще стараясь не рассмеяться.

– С Коулом все в порядке? – спрашивает она.

– Да. Он за домом, у ручья.

– Пойду проверю, как он. – Она направляется к тропинке, ведущей к ручью, но затем останавливается и смотрит через плечо на дорогу, где мотоцикл Мато все еще выглядит как пятнышко вдали.

– Ты ждешь Мато? Он не сможет повлиять на мнение Бринка. Если в «Картаксе» все еще планируют запустить протокол «Всемирного потопа», то мы не сможем остановить их. Ты ведь понимаешь это? Да у них по всему миру множество баз. А дронов столько, что даже тебе всех не уничтожить.

– Знаю, – бормочу я, не сводя взгляда с приближающегося мотоцикла.

Она права – у нас нет плана и нет никаких рычагов давления. И отчасти я даже понимаю Бринка. Ему приходится думать о том, как защитить три миллиарда людей. И люди на поверхности нужны ему не больше, чем нам «Картакс».

Мы просто мешаем друг другу.

– Пойду помогу Ли найти еду, – говорю я.

Анна кивает и направляется к ручью. А я возвращаюсь по дорожке к дому и останавливаюсь у крыльца, чтобы еще раз оглянуться на приближающегося Мато.

Я еще не решила, как вести себя с ним, когда он появится здесь: стоит ли мне высказать ему все в лицо или просто притвориться, что еще ничего не знаю. Кажется, нелепо думать о чем-то столь незначительном, как поцелуй Цзюнь Бэй и Мато, пока «Картакс» планирует запустить протокол «Всемирного потопа», но и выбросить это из головы не получается.

Я не могу поговорить об этом с Коулом и уж точно не собираюсь обсуждать с Анной.

Хотя, возможно, Ли бы меня понял.

Я толкаю входную дверь и отправляюсь на его поиски. На кухонном столе сложены пачки с печеньем и лапшой быстрого приготовления, но Ли не видно. Сверху доносится журчание, словно кто-то… принимает душ. И тут я слышу, как Леобен тихо что-то напевает. Я разочарованно вздыхаю. Мне даже не пришло в голову проверить, есть ли в доме вода.

Я пересекаю гостиную и подхожу к огромному окну. Из него видно ручей, на берегу которого стоит Коул со сложенными на груди руками и разговаривает с Анной. Он выглядит расстроенным, но мне не слышно, о чем они говорят. Все, что удается разобрать моему звуковому модулю, это шум воды и отдаленный гул их голосов. Я всматриваюсь в Коула, пытаясь услышать хоть что-то, и мой разум инстинктивно принимается искать решение. Я даже не осознаю, что отправляю импульс с манжеты.

Перед глазами подсвечиваются панели Анны и Коула. Позади чувствуется «Комокс» и джип, а наверху панель Ли. Через мгновение на меня обрушиваются приглушенные и нечеткие звуки, но их достаточно, чтобы разобрать слова Коула и бормотание Анны.

Но их доносят не звуковые фильтры, которые я усилила до максимума. Я взломала панель Коула.

Меня охватывает ужас. Я не собиралась делать этого. И понятия не имею, как вообще это произошло. Мне тут же хочется разорвать сигнал. Одно дело – пытаться услышать их сквозь стекло, и совсем другое – взломать его панель. В основании черепа расцветает боль. Это неправильно. Это насилие. Но я все же не сдерживаюсь и смотрю на него.

– Она сбита с толку, – говорит Коул. – Она и сама не знает, что делает.

– Да у тебя просто кишка тонка, – огрызается Анна. – Ты все еще любишь ее. Да ты весь пропах ею.

Коул отворачивается с мрачным выражением на лице.

– Именно поэтому это должен сделать я. Она моя забота.