Глава 28

Человек запрокидывает голову, и тут же раздается взрыв. Ударная волна врезается в мою дверь, сминая металл. Стекло разбивается вдребезги, осыпая меня миллионом маленьких осколков. Горячий, удушливый воздух врывается в кабину, отбрасывая меня на Коула. Джип заполняется обжигающей дымкой. Коул резко поворачивается, и его почерневшие глаза впиваются в то, что осталось от мужчины, – кратер в скале. Окровавленная и шатающаяся толпа разлетается в стороны. Коул что-то кричит мне, но у меня заложило уши после взрыва.

Я прикрываю голову и сворачиваюсь в клубок, когда позади нас раздается еще один взрыв. Еще один дурманщик взлетел на воздух, хотя они еще не выглядели как зараженные на последней стадии. Не видно привычного облака гидры, вместо него от их тел разлетаются брызги пены и куски плоти.

– Уезжай! – прижимаясь к сиденью, кричу я. – Прости! Пожалуйста, вытащи нас отсюда!

Двигатель ревет, и джип устремляется в поток людей, подпрыгивая и раскачиваясь в стороны от того, что некоторые из них валятся под колеса. Я зажмуриваюсь и зажимаю уши руками, а Коул все сильнее вжимает педаль в пол, чтобы выбраться отсюда. Тоннель заполняют крики, когда мы проносимся сквозь металлические решетки и вылетаем на дорогу. Голуби огненным, кружащимся покрывалом затянули небо, а их пронзительные крики звучат словно град. Коул застывает от ярости рядом со мной, сжимая руками руль.

Моя здоровая рука дрожит, окутанная дымкой вируса из множества маленьких красных капель. К нему примешиваются бисеринки крови из сотни мелких царапин от разбившегося стекла, они напоминают порезы от бумаги, но я едва ощущаю их из-за колотящегося сердца. Под визг шин мы сворачиваем с улицы на дорогу, которая ведет из города и пересекает границу остротрава.

– Больно? – стиснув зубы, спрашивает Коул.

– Все в порядке.

Я смотрю на свою новую руку и пытаюсь сжать пальцы в кулак. Они дергаются и слегка сгибаются. Панель запустила экстренный режим и бросила все силы на то, чтобы соединить нервные окончания, но мне не нужны эти нервы – мне нужна моя настоящая рука. Я отвожу взгляд и оглядываюсь через плечо на город.

У входа в тоннель собралась толпа зараженных людей. Должно быть, они пришли туда за помощью и пытаются попасть в город, в который их не пускали. Там несколько сотен отчаявшихся и напуганных человек, и, уверена, Регина даст им вакцину, но это не спасет тех, кто уже взорвался в тоннеле.

– Прости, – говорю я. – Я не должна была мешать тебе прорываться сквозь толпу. Не представляю, о чем я думала.

Коул не отвечает. Вокруг него снова выросла стена молчания, только теперь она выше, чем была прежде. Мне хочется пнуть его и заставить поговорить со мной, но он и так весь покрыт кровью из мелких порезов от разбившегося стекла. У нас обоих стоит измененная вакцина, поэтому мы не должны заразиться вирусом от пены, размазанной по нашей коже, но джип наполняет удушающий запах, от которого к горлу подкатывает тошнота. Нам нужно помыться, набраться сил и решить, что делать дальше. Откинувшись на спинку сиденья, я медленно и протяжно вздыхаю.

Мы уезжаем достаточно далеко от города, петляя по бесплодным долинам пустыни между крутых скалистых холмов, пока крики голубей не стихают вдали. На щитах вдоль дороги рекламируются жилые дома, которые так никто и не достроил из-за разразившейся чумы. Почти десятилетие этим уголком Невады заправляют генхакеры, но большинство из них вряд ли бы купили сделанный «под ключ» домик. Реклама выцвела и порвалась, но на ней все еще виднеются фотографии симпатичных коттеджных поселков. Всплески нормальности посреди необузданного королевства Регины.

Коул сворачивает с дороги и направляется к одному из строений.

– Я сказал остальным, что мы здесь. Ли с Анной отправились за «Комоксом». Но я не смог дозвониться до Мато. Давай найдем место, где сможем набраться сил и решить, что делать дальше.

Мы сворачиваем на бетонную дорогу в один из недостроенных поселков. Вокруг нас возвышаются десятки домиков разной степени готовности. Голая земля перед ними завалена строительным инструментом рядом с кучами щебенки и песка. Некоторые дома выглядят законченными, и на их крышах сверкают солнечные батареи, а на задних дворах среди камней вьется ручей, сияя в лучах полуденного солнца. Электричество, кров и вода. Отличное место, чтобы набраться сил.

Мы едем по дороге мимо выцветших вывесок с надписью: «ПРОДАЕТСЯ». Стены у большинства домов целы, а двери закрыты. Они не выглядят так, будто кто-то взорвался внутри, но жители Энтропии, скорее всего, уже разграбили их. Коул паркует джип у одного из достроенных домов и, обернувшись, достает с заднего сиденья свежую одежду и полотенце. Он вылезает из машины и останавливается, чтобы снять золотую цепочку с футболки. Она не его, а прилипла к ткани вместе с засохшей пеной и кусками плоти. На ней кулон в форме сердца, из тех, что можно открыть и спрятать внутри фотографию. Но этот кулон пустой, а внутренняя часть измазана кровью. Видимо, он влетел в разбитое окно после взрыва в тоннеле.

Коул молча смотрит на цепочку, а затем сжимает в кулаке.

– Пойду умоюсь в ручье, – говорит он.

Развернувшись, Коул уходит по дорожке между домами.

– Подожди, я пойду с тобой, – окликаю я.

Стиснув зубы, я перекидываю рюкзак через плечо и стараюсь не отставать от него. Дорожка сужается до тропинки и несколько раз петляет, прежде чем вывести нас к ручью. Вдоль него растет густая трава, что кажется странным посреди бесплодной пустыни. Ручей выглядит достаточно мелким, чтобы его можно было перейти вброд, но достаточно глубоким, а течение медленным, чтобы можно было искупаться.

– Не уверен, что мне хочется сейчас разговаривать, – шагая к воде, говорит Коул.

Бросив одежду на землю, он аккуратно кладет рядом цепочку, а затем опускается на колено, чтобы расстегнуть свой рюкзак и достать полотенце. Он снова отгораживается от меня молчанием. Я скидываю рюкзак на землю рядом с ним и опускаюсь на корточки у кромки воды, чтобы развязать шнурки.

– То, что произошло в тоннеле, ужасно, – начинаю я и, не дождавшись ответа, продолжаю: – Прости, что пыталась помешать тебе прорваться через толпу.

Зажав переносицу, Коул вздыхает, а затем принимается расстегивать кобуру на плече. Он бросает ее на землю и стягивает майку, морщась, когда она задевает ранки на плечах и руках. Отправив ее к груде одежды, он медленно выдыхает, но так и не смотрит в мою сторону.

– Мне не хотелось этого делать, – говорит он. – Прорываться сквозь толпу. Но это моя работа. В обязанности тайных агентов входит… убийство людей. – Он скидывает свои заляпанные пеной штаны и шагает в воду. – Но не думай, что отнять жизнь – для меня что-то незначительное. Я ненавижу это больше всего на свете.

Я стягиваю ботинки.

– Знаю.

Он лишь качает головой. Я снимаю куртку и, оставшись в футболке и легинсах, иду за ним. Старясь не замочить руку, я погружаюсь в холодную воду, которая приятно омывает мою израненную кожу.

– Коул, что происходит? Ты изменился после того, как я убила солдата в лаборатории. В чем дело?

Он запрокидывает голову, чтобы намочить волосы и потереть их, а затем выпрямляется и снова протяжно вздыхает.

– Меня с детства тренировали в «Картаксе», – начинает он. – Нас всех. Но им не стоило тренировать Цзюнь Бэй.

Нервы вибрируют внутри от ее имени и напряженности в голосе Коула, когда он его произносит.

– Почему?

Он брызгает водой себе в лицо и потирает глаза.

– Она была умнее всех нас… умнее, чем думал Лаклан, поэтому, когда у нас началась военная подготовка, у нее в голове смешалось то, что она узнала о насилии, и то, что она знала о кодировании, и это оказалось не самым лучшим сочетанием.

Я брызгаю себе на грудь, чтобы смыть засохшую пену.

– Хочешь сказать, что ее нужно было оставить беззащитной? Не стоило обучать?

– Нет, – расстроенно говорит он. – Я имею в виду, что опасно сочетать навыки убийства и интеллект… опасно возносить это в ранг научных исследований. «Коса» в твоей панели сродни ядерному оружию, и именно «Картакс» повинен в ее существовании. Этот код слишком опасен.

– Я знаю, что…

– Нет, не знаешь. – Он открывает глаза. – Мы с Анной и Ли тайные агенты. Нас учили убивать не задумываясь, но мы сами выбрали этот путь. А Цзюнь Бэй могла заниматься чем угодно. Вы обе могли бы изменить мир, но вместо этого ты пошла по ее стопам, ты становишься простым оружием.

– Коул, я не хотела убивать ни солдата, ни пилотов. И это не осчастливило меня…

Он качает головой:

– С этого все и начинается. Никто не радуется в первый раз. Но потом ты делаешь это снова, а затем и вовсе говоришь об уничтожении главы «Картакса». Ты хоть представляешь, сколько понадобится убить людей, чтобы добраться до него?

– Но если мы не сделаем это, погибнет еще больше людей!

– Вот только всегда есть другой вариант, – поворачиваясь ко мне, говорит он. – И все зависит только от точки зрения. Никто не отправляется в атаку, считая себя разрушителем. Люди всегда находят себе оправдание.

Я погружаюсь глубже в воду, прижав руки к груди.

– Коул, но мы должны сделать все возможное, чтобы остановить «Картакс», если они собираются убить всех живущих на поверхности.

– Нет, не должны, – возражает он. – Черт возьми, Кэт, придумай что-то получше. Ты умнее всех их, вместе взятых, и меня бесит, что ты используешь свой ум вот так. Если ты не можешь остановить их без кровопролития, тогда мы действительно проиграли, а Лаклан оказался прав.

Я замираю, глядя, как Коул делает шаг в мою сторону.

– Не становись такой, как я, – говорит он. – Не превращайся в оружие. Я знаю, что меня уже не спасти, но верю, что для тебя еще есть надежда.

Сердце сжимается от его слов.

– Ты не нуждаешься в спасении.

– Не надо меня утешать. – Он отворачивается. – Я знаю, какой я.

– Коул, посмотри на меня, – прошу я. – Я тоже знаю, какой ты. Ты хороший человек.

– Хороший человек? – Он резко поворачивается ко мне. – Кэт, я тайный агент. Нельзя оставаться хорошим, делая то, что приходилось делать мне, или то, что планируешь сделать ты. Как объяснить тебе, чтобы ты наконец поняла, что это изменит тебя? Хочешь, расскажу, что я мог с легкостью убить всех, кто находился в том тоннеле? Или что какой-то части меня хотелось сделать это, потому что они мешали нам выбраться оттуда?

У меня перехватывает дыхание.

– Коул…

Он подходит еще ближе, а его глаза сверкают.

– А может, рассказать тебе, скольких людей я убил по заданию «Картакса»? Что иногда мне снятся толпы людей, разделяющие нас с тобой, и я с нетерпением набрасываюсь на них, чтобы добраться до тебя? А может, ты хочешь услышать, что это нравится мне не только во сне? Что я превратился в чудовище? Что я и есть чертово чудовище? Это ты хотела услышать?

– Ты не чудовище, – шепчу я.

– Ты совершенно меня не знаешь, – огрызается он. – И не знаешь, что они делали со мной после твоего ухода, что они заставляли делать меня. Поэтому я не позволю, чтобы это случилось еще и с тобой.

– Ты не чудовище.

Запрокинув голову назад и сжав кулаки, он тяжело вздыхает. От этого вида на глаза наворачиваются слезы.

– Ты не чудовище, – подходя к нему и прижимая руки к его груди, повторяю я.

Он словно статуя – его напряженное и неподатливое тело никак не реагирует, когда я обхватываю одной рукой его шею и прижимаюсь лицом к его плечу, вдыхая запах его кожи, запах крови, воды и его собственный.

Но спустя мгновение его руки сжимают меня в объятиях, а губы находят мои в поцелуе. Когда я чувствую, как соприкасаются наши тела, меня пронзает облегчение. Я обхватываю ногами его талию, и мы вместе погружаемся в воду. Каждое нервное окончание вибрирует во мне. Я целую его губы, щеку, шею. Во мне пульсирует лишь дикое желание обладать им. Слышать звук его дыхания, чувствовать, как идеально подходят друг другу наши тела.

И это единственное, что казалось мне правильным в последние дни.

– Я люблю тебя, – проводя рукой по моей спине, говорит он. – Я люблю тебя, Кэт. И не хочу потерять тебя из-за этого.

Я сжимаю его волосы и страстно целую, погружая нас в воду. Он разрывает поцелуй и подталкивает меня на мелководье, где нависает надо мной. Его губы обрушиваются на мою шею, а щетина вызывает фейерверк эмоций, царапая кожу. Я опускаюсь спиной на землю и наклоняю голову, чувствуя, как жар внутри перерастает в пульсирующую и ноющую потребность. Я хочу его. Хочу всего его до последней клеточки. И это желание настолько безумное и настолько подавляющее, что у меня перехватывает дыхание.

Он скользит руками по моему телу, а затем пытается стянуть легинсы.

– А как же остальные? – шепчу я.

– Они еще далеко.

Он покрывает поцелуями мою шею. Я сжимаю его волосы и слегка тяну вверх.

– Ты уверен?

– Уверен. – Он пожирает взглядом мое тело, медленно скользя к моему лицу. – Я люблю тебя, Кэт, – снова шепчет он.

И эти слова ломают что-то внутри меня.

Пусть мне все еще непонятно, кто я и кому принадлежат воспоминания, но я знаю, что люблю его. Одна настоящая правда. Одна постоянная в буре изменений, охвативших меня. И это не отголоски чувств Цзюнь Бэй, не слабое место или страсть. Это чувство настоящее, и оно мое. Возможно, это единственное, что я действительно знаю о себе.

– Я люблю тебя, – шепчу я в ответ и прижимаюсь губами к его губам.

А затем поднимаю руку, чтобы коснуться шрамов на его груди, но их там нет. Я отступаю и моргаю. Его кожа неожиданно бледнеет, а вокруг сердца появляется круг из черных разъемов. Я перевожу взгляд на его лицо, и мне кажется, будто вода вокруг превращается в лед.

Я больше не вижу перед собой Коула.

Его мягкие губы исчезли, а на алебастровой коже появилась блестящая черная маска. Сейчас на меня смотрит Мато, удерживая взглядом на месте. В глубине души я знаю, что это нереально, но тело все равно непроизвольно застывает. Я моргаю, и лицо Мато расплывается. Передо мной вновь светло-голубые глаза Коула, изогнутые лей-линии, обрамляющие его лицо, и мягкие локоны волос.

– Все в порядке? – спрашивает он.

Я молча смотрю на него, заставляя себя сделать вдох. Может, это просто VR-модуль глючит.

– Все хорошо, – заверяю я.

Он медленно скользит губами по моей шее, выцеловывая линию от впадины между ключицами до самых волос.

– Моя, – выдыхает он мне в ухо.

И это слово врезается в меня словно осколок льда. Это голос Мато. Это его губы прижимаются к моим губам, его тонкие руки обхватывают мое лицо. Я чувствую его дыхание и холод маски на своей коже, мерцание его беспроводных сигналов, сливающихся с моими. Я закрываю глаза, желая, чтобы он исчез, но когда открываю их, все еще вижу его.

Вижу место, где его кожа сливается с кодирующей маской, как свет играет в его волосах. Мато наклоняется, чтобы поцеловать меня, и что-то рвется внутри меня, словно шов на незажившей ране.

Это не сбой VR-модуля.

Я отталкиваю Коула и, спотыкаясь, выползаю из ручья. Сердце колотится в груди, а перед глазами все плывет. Я снова вижу Коула, но теперь на его лице написано смущение.

– Кэт, что случилось? Я сделал что-то не так?

Голову снова заполняют неясные и размытые образы. Но они настоящие. Я видела Мато не из-за глюка VR-модуля. Это было воспоминание.