Глава 25

Спустя секунду, которая кажется вечностью, я открываю глаза. В звездном небе, которое виднеется у выхода из пещеры, парят голуби. Мато напряженно застыл рядом и не сводит взгляда с моего лица. Я чувствую, как лента сжимает руку, а затем нас ослепляет белая вспышка.

Нет ни капли боли. Не раздается ни единого звука. Лишь ощущение неправильности происходящего, словно я сделала выбор, который навсегда изменил мою жизнь. Внезапно на меня накатывает отчаянное желание вернуть все назад и исправить. Я молча покачиваюсь из стороны в сторону, когда моя рука с тихим шлепком падает на пол.

– Не смотри. Все кончено.

Мато говорит спокойным голосом, но при этом заглушает птичьи крики, гул толпы и отчаянный стук моего пульса. Рука заледенела, а пальцы горят, хотя я осознаю, что их уже нет. Но эта мысль еще слишком чужда и жестока, поэтому мне так трудно свыкнуться с ней.

– Ты сделала это, – говорит он и, обхватив меня за плечи, отворачивает в сторону.

Я так четко вижу его лицо, что даже разглядела пушинки от кобальтовых перьев на его щеках. Несколько людей с криками вбегают в пещеру из города. Мато прикрывает меня своим телом, когда они проносятся мимо, наполняя воздух голосами и запахом вируса.

Он протягивает руку и, подняв что-то с пола, кладет в мой рюкзак. И хотя это происходит за моей спиной, я понимаю, что он спрятал мою руку. Мато обхватывает мое плечо и сжимает его.

– Долгоносик выпал. Он отключился, когда ты активировала ленту.

Я киваю и пытаюсь выдавить ответ, но получается лишь вздохнуть. Что-то сжимает мне руку. И Мато зачем-то дергает ее. Его пояс. Он наложил жгут. Я, не задумываясь, опускаю глаза и натыкаюсь на рану.

Там ничего нет. Обугленные кости и обожженная плоть. Еле сдерживая рыдания, я закрываю глаза и перевожу взгляд на пол.

– Шшш, ты молодец. – Мато поднимает мое лицо и сжимает его в ладонях. – А теперь тебе нужно встать. Нам нужно выбраться отсюда. Бомбардировщики прилетят через несколько минут.

Я пытаюсь что-то ответить, панель вытягивает всю энергию из мышц, отчаянно пытаясь исцелить мою руку. Перед глазами рябит от сообщений. Кровяное давление, предупреждение о возможных инфекциях, уровень адреналина. Панель спрашивает, где рука и можно ли ее как-то прикрепить обратно.

«Ее нет, – отвечаю я, с трудом собираясь с мыслями от шока. – Ее нет, и я не уверена, что ее можно вернуть».

Запястье начинает пощипывать, когда исцеляющий модуль принимается запечатывать рану. Мато закидывает себе на плечо мою здоровую руку и приподнимает меня. Я пытаюсь встать на колени, но, когда кровь приливает к конечностям и возвращает к жизни нервные окончания, тело простреливает боль.

У меня перехватывает дыхание, и я сгибаюсь пополам. Мато крепче сжимает мою руку.

– Давай же, – подхватив рюкзак, просит он, но его голос тонет в помехах.

Боль, словно гранитная плита, давит на меня, и я изо всех сил пытаюсь сдвинуть ее, блокируя разные части мозга, чтобы вырваться из ее хватки.

Но дело не только в отрезанной руке. И не с этим связаны глюки звукового модуля.

Я чувствую пульсацию в основании черепа.

– Соберись, Катарина.

Мато тащит меня по коридору пещеры, взвалив на себя весь мой вес.

Я сглатываю и пытаюсь идти, но ноги лишь безвольно скребут по земле. Мышцы сводит судорога. Нервная система объята огнем. Люди нескончаемым потоком бегут нам навстречу, пытаясь попасть на безопасные уровни бункера. Они кричат, а их тела облеплены перьями. Мне следует сказать им, что они должны убраться подальше отсюда, но голос пропал, а все мысли лишь о случившемся. Мато тянет меня вперед, протискиваясь между людьми, и мы, пошатываясь, выходим из пещеры.

В городе царит хаос. А над ним парят голуби со светящимися крыльями – неприступный, нескончаемый, бушующий океан света. Они великолепны. От этого вида у меня перехватывает дыхание, и, кажется, у Мато тоже. Мы останавливаемся и как зачарованные смотрим на безумные вспышки света.

Крики стаи – это не щелчки и клекот, а симфония, разносящаяся по ночному воздуху. Сложнейшие, многослойные, мелодичные переливы пронзительных звуков так же прекрасны, как волны света, пульсирующие в небе. Что-то отзывается во мне, тянет за невидимую нить. И кажется, будто с неба, окрашенного светящимися крыльями, на меня смотрит Цзюнь Бэй, а ее голос заполняет мой разум.

Мато вытаскивает меня на широкую улицу, которая петляет между редко стоящими домами. Мы пробираемся сквозь толпу к автомобилям, виднеющимся вдалеке. Но внезапно люди начинают двоиться у меня перед глазами.

Я напрягаюсь и пытаюсь сосредоточиться, но очертания разделяются и расходятся все дальше, как будто передо мной находятся два отдельных города.

Но это не сбой зрительного модуля. Это что-то новое. Как будто я открыла еще одно измерение.

– Мато, – выдыхаю я. – У меня получилось.

Я поняла, что это. Ведь совсем недавно пыталась добиться этого сама. Но, видимо, чтобы совершить прорыв, потребовалось потерять руку и оказаться в смертельной опасности. Боль в запястье проломила защитную стену в сознании, и, несмотря на ужас, шок и дрожь, охватившие тело, меня захлестнуло волной удовлетворения.

– Кажется, у меня получилось дробление.

Мато замедляется и поворачивает голову. Я чувствую, как он сосредотачивается на манжете, проверяя данные, а затем отключается.

– Не уверен, – говорит он. – Нам нужно убраться отсюда.

Внезапно из манжеты вырывается неконтролируемый импульс, разлетаясь по пустыни и небу. Панели людей подсвечиваются у меня перед глазами, а затем блекнут. Вдали слышен гул машин. Энтропия превращается в пульсирующие сияющие огоньки у меня за спиной. Я перевожу взгляд на голубей с кобальтовыми перьями и замираю.

В этой стае есть что-то странное. Я всматриваюсь в птиц и пытаюсь понять, что именно, но тут замечаю четыре точки белого света позади стаи. Они высоко в небе и приближаются с севера.

– Бомбардировщики, – выдыхаю я и пытаюсь помочь Мато, который тащит меня по улице.

Мой разум воспаряет над городом и, проносясь мимо стаи, устремляется навстречу самолетам. К нам приближаются четыре бомбардировщика, которые облепили маленькие гудящие беспилотники. Манжета тут же подключается к их спутниковым интерфейсам, и я легко получаю доступ к их элементам управления.

– Кажется, я смогу их взломать, – шепчу я, чувствуя себя так, словно выпила пару рюмок алкоголя.

– Да, но не все, – говорит Мато, проталкиваясь сквозь толпу людей. – На них установлены уникальные межсетевые протоколы. Как только ты доберешься до одного, остальные тут же отключатся от сети. Нам нужно отыскать машину и убраться подальше отсюда.

Машина. Слово эхом проносится сквозь хаос в сознании, поэтому я отвожу взгляд от самолетов и отправляю еще один импульс из манжеты. Вокруг нас сотни автомобилей, и тысячи их частей подсвечиваются у меня перед глазами, но мое внимание приковывает горящая точка у подножия горы. Она приближается и направляется к нам.

Коул. Это его джип. Он возвращается за мной.

– Нет, – ошеломленно шепчу я и останавливаюсь.

– Пошли, – рычит Мато. На мгновение на его лице вспыхивает отчаянное и ожесточенное выражение. – Я не собираюсь умирать сегодня.

– Остальные возвращаются.

– Плевать! – взрывается он и вновь тащит меня вперед. – Думаю, они видели бомбардировщики.

– Я не позволю им умереть.

– Это их решение. Они же уже выбрались за черту города.

Сглотнув, я качаю головой и пытаюсь вырваться из его хватки. Но он крепко удерживает мою правую руку, а второй просто нет. Точка света, в которую превратился джип Коула, приближается.

Я не могу позволить им вернуться сюда и умереть.

Переведя взгляд на бомбардировщики, я дроблю разум надвое. Его словно разделяет спайка, но я сосредотачиваюсь, и мир делится еще на две части.

Четыре неба. Четыре горизонта. И четыре точки внимания, которыми я устремляюсь в сердца четырех бомбардировщиков. Системы управления тут же вспыхивают передо мной – они сложные, но, если постараться, их можно взломать. Я могла бы их взломать даже по одному, но теперь мое сознание раздроблено на четыре отдельных части. Сделав вдох, я, как таран, врезаюсь в стену воспоминаний и пробиваюсь сквозь нее.

Голос Цзюнь Бэй вновь звенит в голове. Ноги подгибаются, а перед глазами все плывет, но разум уже проникает в системы бомбардировщиков так же легко, как нож в масло. Меня больше нет – больше я не одинокий голос в темноте. Я – хор. Симфония алгоритмов и насилия, вонзающаяся, словно нож, в сердца каждого из них.

Вредоносные коды вырываются из меня, как воздух из легких.

– Катарина… – начинает Мато, но замолкает и переводит взгляд на небо.

Голуби разлетаются в разные стороны, а их крики превращаются в раскаты грома, когда темные бомбардировщики проносятся сквозь стаю. Их стальные тела кружатся, вращаются и вырисовывают кривые, пока не врезаются в землю. Огненные шапки взрывов озаряют ночь, и из них вырастают столбы оранжевого пламени, вокруг которых образуются черные вихри голубей. Я прижимаюсь к Мато, чувствуя, как сотрясается грудь, а запах дыма и серы раздирает горло.

Он медленно опускает меня на землю. Его руки крепко сжимают мои, и я понимаю, что он дрожит. Наши тела вырывает из темноты свет фар, а затем джип с визгом тормозит на дороге. Машина еще не успела остановиться, а двери уже распахиваются.

– Кэт! – кричит Коул.

Я не вижу его, потому что перед глазами расплываются серебристое пятно и дрожащие голуби, словно кто-то поставил видео с ними на повтор у меня в голове. Вот только дрожат не они, а я. У меня начался припадок. Грудь сотрясается от конвульсий, а перед глазами то все расплывается, то снова становится четким. Я слышу топот.

– Кэт, что случилось? – Голос Коула срывается, а взгляд обезумевший. – Мато, что происходит?

– Она спасла нас, – опускаясь на колени рядом со мной, говорит Мато.

В его голосе звучит благоговение, а взгляд заволакивает бездна.

Я смотрю в его глаза и позволяю этой темноте утянуть меня.