Глава 26

Я прихожу в себя и пытаюсь стряхнуть остатки беспамятства, но веки словно налились тяжестью. Подо мной что-то твердое и холодное, во рту пересохло и ощущается вкус пепла. Скорее всего, я в каком-то помещении, потому что воздух прохладный, влажный и слегка затхлый, а еще наполнен гулом тихих голосов. Мысли превратились в бушующее темное море.

Вакцина под угрозой.

Миллионы голубей со светящимися крыльями роятся в воздухе, разнося чуму. Исправленная вакцина поможет нам на какое-то время спастись от заражения, но не остановит мутации вируса.

Я заставляю веки открыться. Надо мной сияет луч света, окруженный размытыми бликами, которые напоминают ореол. Сознание больше не раздроблено, но я ощущаю его эхо – спайку, которая может разделить реальность на мириады измерений, как это было во время взлома бомбардировщиков. Ощущаю, что внутри меня зародилось новое восприятие мира, и мне трудно не поддаться ему, трудно не раздробить разум вновь, несмотря на то что это чуть не убило меня. Мато оказался прав. Я не знаю, смогу ли снова жить лишь в одном измерении.

Отголоски боли в левой руке возвращают воспоминания о луч-ленте, обхватывающей запястье, об ослепляющем и обжигающем лазере. Я пытаюсь сжать пальцы, но чувствую лишь слабое покалывание. Кажется, словно кто-то тянет за ниточку внутри, и когда пытаюсь вытянуть руку, боль накатывает сильнее. Борясь с головокружением, я приподнимаю голову и моргаю, чтобы привыкнуть к свету над головой. Одеяло сползает с плеч. Оказывается, я лежу на скрипучей металлической койке, а левая рука пристегнута ремнями, которые удерживают ее на месте. Чувствуя, как начинает колотиться сердце, я приподнимаюсь на здоровой руке.

– Не садись.

Я оборачиваюсь и вижу Коула, сидящего на складном стуле рядом с кроватью. Под его глазами синяки, лицо осунулось.

– Попытайся еще поспать. Тебе не стоит пока двигаться.

Я качаю головой и вытягиваю шею, чтобы взглянуть на запястье. Моя левая рука обмотана серебристой защитной пленкой, а вокруг нее вьется кабель генкита с катетером. Меня все еще не покидает чувство, что что-то не так, но сквозь слои пленки видно, что рука вновь прикреплена.

Я вздыхаю с облегчением и тру глаза здоровой рукой. Мы в огромной полутемной комнате размером с баскетбольную площадку. Низкий бетонный потолок поддерживают колонны с выбитым на них шестнадцатеричным кодом местоположения. В несколько рядов стоят металлические койки, и на них лежат спящие жители Энтропии. Некоторые из них перебинтованы или покрыты синяками, а возле нескольких сидят члены семьи на таких же стульях, как Коул. Это импровизированный лазарет, который устроили на самых нижних уровнях бункера.

В воздухе висит странная дымка – яркая и танцующая пыльца, напоминающая маленьких светлячков. Она облаком облепляет лампы, словно пыль покрывает каждую поверхность, образует светящиеся разводы в складках одежды Коула и оседает на его взъерошенных волосах.

– У тебя повреждены нервы, – посмотрев на мою перебинтованную руку, говорит Коул. – И некоторые связки разорваны. Кости соединили, но на полное восстановление потребуется некоторое время. Регина спасла тебя.

Я сглатываю и качаю головой:

– Именно из-за Регины мне пришлось ее отрезать.

– Знаю, – говорит он. – Она сказала, что долгоносик глюкнул и это несчастный случай.

– А я в этом не уверена, – бормочу я. – С остальными все в порядке?

– Да. Хотя многие заразились. Симптомы появились у сотен людей. Регина распространяет вакцину, и это помогает убить вирус, но пока не все ее получили. Приходится устанавливать ее вручную, как ты это сделала со мной.

– В «Картаксе» еще не разослали ее?

– Пока нет. Да и настроение у жителей не очень. Все понимают, к чему приведет случившееся.

Я киваю и пытаюсь сжать левую руку, но мышцы не реагируют.

Меня снова охватывает беспокойство. Я стаскиваю серебристую пленку, обернутую вокруг моей руки. Она рвется на куски, показывая мои грязные ногти и окровавленные бинты, намотанные вокруг запястья. Черный цилиндр манжеты цел и невредим и все так же поблескивает на предплечье, но из нее торчит трубка капельницы, которая тянется к стоящей рядом подставке. На тыльной стороне ладони виднеется разрез, видимо, после удаления долгоносика, а ладонь и пальцы пересекают шрамы.

Рука слегка опухла и покрыта синяками, но особо не пострадала. Вот только все равно что-то не так.

Я вызываю меню панели и запускаю сканирование. Мышцы запястья еще не срослись, а кости удерживает сетка из углеродного волокна. Потребуются несколько недель, чтобы все зажило, но даже после того, как нервные окончания восстановятся, нет гарантии, что рука станет ощущаться как прежде. Но меня радует, что, судя по отчету, операция прошла успешно, а от долгоносика не осталось и следа.

– Хочу проверить руку, – перекатываясь на бок, говорю я. – Что-то не так.

С плеч слетает облако пылающей пыльцы. Я уже видела что-то подобное на куртке Мато, когда мы с ним отправились в лабораторию Регины.

– Что это за чертовщина?

– Это грибок, – говорит Коул. – Одно из детищ Регины. Мы в подвальном уровне бункера. Его проектировали на случай, если что-то повредит верхние ярусы, но так и не достроили, поэтому тут нет вентиляции. Кажется, грибок вывели, чтобы он вырабатывал кислород.

Я морщусь, когда чувствую, как крошечная пыльца облепляет внутреннюю поверхность щек и язык. Я пытаюсь отстегнуть ремень, удерживающий руку, чтобы затем отключить кабель генкита, но от этого движения все плывет перед глазами.

– Эй, – вскрикивает Коул, подхватывая меня за плечо. – Подожди минутку. Скорее всего, все дело в поврежденных нервах. Не делай резких движений, хорошо? Ты через многое прошла.

Я не сопротивляюсь, когда он укладывает меня в кровать, потому что перед глазами все кружится, а зрительный модуль сходит с ума от клубящихся облаков пыльцы. Коул выглядит измученным, словно за последние несколько дней от него осталась лишь пустая оболочка.

– Держи.

Он протягивает руку к фляге, стоящей на полу рядом с кроватью, и передает ее мне. Я поднимаю здоровую руку, чтобы взять ее, но движение выходит медленным и дерганым.

– Осторожнее, – говорит Коул. – Я помогу.

Я набираю полный рот воды и, почувствовав, как она смягчает горло, проглатываю ее.

– Как долго я провалялась в отключке?

Коул снова опускается на складной стул.

– Почти сутки.

Я удивленно моргаю:

– Сутки? А где остальные?

– Леобен и Анна отправились на поиски Лаклана, а Мато поехал в пустыню, чтобы попытаться связаться с «Картаксом». Он считает, что здесь плохая связь из-за голубей. Мы отправили им отчеты, но так и не получили никакого ответа. Они молчат с тех пор, как ты уничтожила бомбардировщики.

– А что слышно от Новак?

– Она объявила, что возникла небольшая вспышка, но вирус под контролем. Она не упомянула про голубей и про измененную вакцину. Но призвала выживших для собственной безопасности отправиться в бункеры, пока не возникла новая эпидемия. А еще сказала, что бункеры закроются через двадцать четыре часа.

Я сажусь.

– Но запуск протокола «Всемирного потопа» отменили? Вирус распространяется через голубей, и убийство всех людей на поверхности не решит проблемы.

– Ты правда веришь, что «Картакс» станет нас сейчас слушать?

Я качаю головой:

– Это сумасшествие. Они не смогут уничтожить всех птиц на планете.

Коул мрачнеет:

– Мне так не кажется. Запасов в бункерах хватит лет на сто. И у них есть трифазы, с помощью которых в «Картаксе» могут сжечь все живое на планете и уничтожить вирус. Если нет надежды на вакцину, которая сможет продержаться достаточно долго, то они найдут другой способ остановить чуму.

У меня перехватывает дыхание.

– Они не могут… – начинаю я, а потом замолкаю, потому что понимаю, что они, конечно же, могут.

Бункеры находятся под землей, и они контролируют все мирное население в них, но в «Картаксе» никогда не заботились о тех, кто остался на поверхности. Они никогда не охраняли территории, не следили за лесами и реками, не спасали города от пожаров. Они лишь защищали бункеры и безопасные зоны вокруг них. Как будто считали, что не стоит тратить время на сохранение всего живого на планете.

– Они изначально планировали это.

Я закрываю глаза и представляю, как облака трифаз разлетаются по всей планете. Они поглотят поля и горы, сожрут все живое и оставят после себя лишь пыль и пепел.

Уничтожат всех живых существ на планете. Каждую искорку жизни, каждую спираль ДНК.

– Они готовились к этому, – говорит Коул. – И обсуждали такую перспективу. Восстановление жизни на земле займет много времени, но это возможно. У них есть хранилища с семенами и библиотеки генов. Они знают, как начать все сначала. И я не уверен, что есть хоть малейший шанс остановить запуск протокола «Всемирного потопа».

– Что ты хочешь этим сказать? – спрашиваю я.

Он медленно вздыхает:

– Думаю, мы должны вернуться в «Картакс». Возможно, мы сможем убедить их повременить с запуском, а если не получится, то вряд ли уже что-то поможет. Даже Лаклан. Эта ситуация выходит за рамки нашей миссии. Думаю, пришло время переселиться в бункер.

– Что? Да как ты вообще мог такое предложить?

– Не уверен, что есть какой-то другой выход, Кэт. Они уже приняли решение.

– Нет, – возражаю я, отстегивая ремень от руки. – Они не могут сжечь эту чертову планету.

– Мы не сможем им помешать.

– Нет, сможем, – говорю я. – Они не всемогущи. Я годами взламывала их серверы. А Лаклан делает это и сейчас. Они просто люди, Коул, и в их руках тоже стоят панели. Мы сможем их остановить.

Коул хмурится:

– Что ты имеешь в виду?

– То, что если запуск протокола «Всемирного потопа» еще не отменили, то охотиться нужно за Бринком.

Я вытаскиваю катетер из манжеты и свешиваю ноги с кровати.

– Притормози немного, – просит Коул.

– Я в порядке, – уверяю я и вызываю считывающий кабель из манжеты. Как только он появляется из-под стекла, я прижимаю иглу к тыльной стороне ладони, чтобы запустить сканирование. – Просто хочу убедиться, что не осталось ничего от долгоносика.

– Ты не в порядке.

– Перестань за меня так беспокоиться, Коул.

– Ты умерла.

Кажется, после этих слов даже пылающая пыльца замерла в воздухе.

– Что?

Он складывает пальцы домиком и, прижав их ко лбу, делает глубокий вдох. Его плечи напрягаются, а воздух вокруг искрится от нервной энергии, словно ему хочется что-то сломать. Как будто он с трудом удерживает себя, чтобы не вскочить со стула.

– Твое сердце… – Коул замолкает и поднимает голову. – Твое сердце остановилось после дробления. И не билось больше минуты.

Я, не дыша, смотрю на него.

– Мозг тоже отключился, – продолжает он. – Ты умерла. Мато оживил тебя, но ты точно не в порядке, Кэт.

Я растерянно качаю головой. Даже с гентехом минута – это очень много.

– Ты не можешь так рисковать, Кэт, – наклоняясь вперед на стуле, говорит Коул. – Мы чуть не потеряли тебя.

Его голос звучит резко. Я не могу понять, сердится он или расстроен, но под его пристальным взглядом меня затапливает чувство вины. Я понимала, что могу пострадать от дробления, но не нашла другого способа остановить атаку.

– Мне пришлось взломать бомбардировщики. У меня не осталось выбора.

Коул отводит взгляд.

– Ты не взломала бомбардировщики. Их пилотировали вручную и специально отключили все каналы связи, чтобы их нельзя было взломать.

– Но… но я же это сделала, – в замешательстве говорю я. – Я взломала их системы… а потом уничтожила.

Коул сжимает руки в кулаки.

– Нет, ты ошиблась, – тихо отвечает он. – Ты взломала панели пилотов.

От его слов, эхом отдающихся в голове, перехватывает дыхание. Я так сильно сжимаю край кровати здоровой рукой, что костяшки пальцев белеют.

– Сколько?

– Четыре. По одному пилоту в каждом бомбардировщике. Мато сказал, что ты использовала тот же код, что и в лаборатории «Проекта Заратустра». Они умерли еще до того, как самолеты упали на землю.

Я с трудом сглатываю. Четыре жизни. Уже во второй раз я запускаю первый попавшийся код, и это оказывается «Коса» Цзюнь Бэй. Меня охватывает ужас. И дело не в убийстве – я решилась взломать бомбардировщики, потому что хотела спасти жителей города, – а в том, что у меня есть смертельное оружие, которое я не контролирую. Что, если я случайно запущу его по беспроводной связи? С манжетой это убьет всех в радиусе полутора километров. Меня охватывает желание удалить «Косу» Цзюнь Бэй с панели.

Но я не могу остаться без единственного доступного мне оружия.

Особенно сейчас.

Я делаю глубокий вдох.

– Зато мы знаем, что код еще работает. Я думала, что Бринк найдет способ заблокировать его после того случая.

Коул прищуривается:

– И это все, что ты можешь сказать? Неужели тебе наплевать, что ты убила их?

Вопрос звучит как пощечина.

– Да как ты смеешь задавать мне этот вопрос? Они собирались сбросить на нас бомбы. А я пыталась спасти тебя. Господи, Коул. Я пережила вспышку, меня точно нельзя назвать ангелом! И если мы собираемся остановить запуск протокола «Всемирного потопа», то к тому времени, когда все закончится, на моих руках окажется намного больше крови.

Он замирает и молча смотрит на меня, а на его лице появляется то отчуждение, которое я уже столько раз видела, что мне это надоело. Меня тошнит от его осуждения и от того, что он смотрит на меня так, будто меня нужно контролировать.

– Уходи, – говорю я. – Незачем ждать меня здесь.

Я вызываю интерфейс манжеты. Она все еще сканирует руку, оповещая меня об уровне воспаления и различных алгоритмах, которые запущены в клетках.

– Но ты же не знаешь, где остальные, – возражает он.

– Что-нибудь придумаю. Я просто хочу… – Я замолкаю, когда перед глазами вспыхивают результаты сканирования.

– Что случилось?

– Я… я не знаю.

Передо мной высвечиваются результаты сравнения ДНК руки и всего тела. Они идеально совпадают, но при этом высвечивается ошибка. Я вчитываюсь в отчет. Манжета секвенировала и сопоставила каждую хромосому, выявляя незначительные мутации и изменения. В руке нет и следа токсинов или долгоносика. Нет никаких чужеродных ДНК, которые скрывались бы в клетках, ожидая удачного момента, чтобы атаковать. Рука выглядит совершенно нормально.

Вот только в ней сорок шесть хромосом, а в моем теле их сорок восемь.

– Так что случилось? – нахмурившись, переспрашивает Коул.

Я качаю головой, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту.

– Кэт, что с тобой?

Дрожь охватывает меня, и я моргаю, выходя из сеанса VR.

– Это не моя рука.