Глава 21

Кажется, будто комната погружается в тишину, все – журчание воды, стекающей по стенам, крики птиц в клетках – растворяется, и только слова Регины эхом звучат в ушах: «Я ушла, чтобы защитить тебя».

Океан воспоминаний разбивается волнами о стену в моем сознании, когда я всматриваюсь в ее лицо, выискиваю черты сквозь ее чешую цвета ониксов и изумрудов, которая покрывает всю кожу. Высокие скулы, прямые, изящные брови. Я вижу намеки, еле уловимую тень Цзюнь Бэй, но это не все. Изгиб ее плеч, ум, светящийся в ее темных глазах, которые сейчас смотрят на меня. В моих клетках не осталось и капли ДНК Регины, но я чувствую это. Слабые, но настойчивые импульсы.

– Ты моя мать?

Она не отвечает, а вместо этого приближается ко мне и, скользнув пальцами по моему плечу, прижимает к себе. Я застываю от шока, но потом слегка прислоняюсь к ней, повернув голову так, что ее гладкая чешуйчатая щека оказывается у моей.

– Теперь ты дома, – говорит она.

Океанские волны все выше. Я чувствую что-то знакомое в запахе ее волос и в прикосновении щеки. А затем отстраняюсь.

– Я… я приходила к тебе раньше?

– Да, приходила. Ты сравнила свою ДНК с моей, которая хранилась в файлах «Картакса». А когда сбежала, то добралась до Энтропии и пришла ко мне. Ты прожила здесь полгода. Не в само́м городе, но мы постоянно встречались.

Чувствуя, как начинает кружиться голова, я поворачиваюсь и прижимаю руки к лабораторному столу. У меня есть мать. Я клон, созданный, чтобы манипулировать одним из величайших кодировщиков в мире. От этой мысли по коже ползут мурашки, но плохо мне не только от этого. А от доказательства того, что Мато прав – я бросила остальных и сбежала. А затем прожила здесь недостающие полгода своей жизни. Кодировала, работала. Жила в свое удовольствие подальше от Лаклана.

– Я уже дважды теряла тебя, – хриплым голосом говорит Регина. – Сначала оставила в лаборатории, а потом позволила Лаклану увезти тебя отсюда. Я ни разу не смогла спасти тебя, но попытаюсь сейчас. Мне не хочется терять тебя снова.

Я поворачиваюсь к ней и провожу рукой по волосам. У меня в голове есть запертая клетка с воспоминаниями, по миру расползается вирус, а у нас в запасе катастрофически мало времени, чтобы остановить запуск протокола «Всемирного потопа» в «Картаксе». Но впервые за несколько недель я ощущаю, что у меня появилось что-то под ногами. Твердая земля.

– Я не прошу у тебя ответа прямо сейчас, – продолжает она, – но хочу, чтобы ты подумала над тем, чтобы остаться в Энтропии. Здесь найдется место и для твоих друзей. В этом городе я смогу защитить тебя. Пока ты не выйдешь за его границы, люди «Картакса» тебя не тронут. У меня достаточно данных о том, что они творили, чтобы навсегда разрушить их репутацию. Здесь ты обретешь дом. А еще я смогу научить тебя контролировать воспоминания. Мы сможем вместе разгадать тайны твоей ДНК.

– Но сначала нам нужно пережить следующие несколько дней, – говорю я. – И найти Лаклана.

– Ты права, – соглашается она, и ее глаза стекленеют. – Кстати, сканирование твоего импланта завершено.

Я вызываю меню манжеты, и перед глазами тут же вспыхивает отчет. Это выглядит так, словно передо мной парит лист бумаги. Я протягиваю руку и провожу по нему пальцами, отчего во все стороны, словно колода карт, разлетаются страницы. Отчет заполнен непонятными мне показаниями импланта, среди которых несколько страниц посвящено данным маячка. Я просматриваю строки спецификаций и временных показателей, выискивая слабые места, которые могли бы помочь нам отыскать Лаклана.

Но там ничего нет.

– Хм, – со все еще стеклянным взглядом хмыкает Регина. – Не думаю, что маячок нам в чем-то поможет, но я еще покопаюсь в отчете после вечеринки. Празднование начнется с минуты на минуту. Сегодня вечером в пустыне соберутся тысячи людей, чтобы понаблюдать за прилетом стай. Голуби всего в нескольких милях отсюда.

– А как же Лаклан? – спрашиваю я. – У нас не так много времени в запасе.

– Я соберу поисковую группу, которая поможет вам, – говорит она. – И открою твоим друзьям доступ к нашим камерам. Мне тоже хочется найти его, но, думаю, он сам придет к тебе. И, возможно, уже сегодня.

Чувствуя, как меня сковывает напряжение, я отталкиваюсь от лабораторного стола.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что ты получила сотрясение мозга из-за того, что одна из команд не выполнилась. Ты говорила, что это произошло во время расшифровки? Должно было случиться что-то еще?

Регина проницательнее, чем я думала.

– Не знаю наверняка, – говорю я. – Но мне кажется, что после расшифровки ко мне должны были вернуться воспоминания.

Она наклоняет голову:

– Интересно. Ну что бы ни пытался сделать Лаклан, его планы пришлось отложить на прошлой неделе. Думаю, он решил подождать, пока ты не вылечишься. Если бы он попытался запустить команду снова, пока не зажила травма, это могло бы тебя убить. Но сейчас ты почти исцелилась, так что, скорее всего, он скоро объявится.

По коже ползут мурашки. Всю неделю я удивлялась, почему Лаклан больше не атаковал людей гневом. Он мог удерживать в заложниках целые бункеры, чтобы заставить меня пойти к нему, но не сделал этого, потому что выжидал. А я позволила себе поверить, что мне ничто не угрожает и что он ждет, пока мне захочется добровольно прийти к нему.

Но, возможно, это не так. Скорее всего, Лаклан просто дожидался моего выздоровления, прежде чем снова прогнать через меня свой код.

И теперь я нахожусь в том же городе, что и он. И почти выздоровела. Поэтому у него больше нет причин ждать.

– Тебе ничто не будет угрожать в этом бункере, – говорит Регина. – И я бы не советовала тебе выходить из него. Можешь остаться в лаборатории и провести здесь столько времени, сколько захочешь. Возможно, это самое безопасное место в городе. Я попрошу своих людей присмотреть за тобой и помочь твоим друзьям поискать Лаклана во время вечеринки.

– Я хотела отправиться на поиски вместе с ними.

– Я бы на твоем месте не стала этого делать, – говорит Регина. – Твоим друзьям будет легко слиться с толпой и обыскать город, но Лаклан может отыскать и схватить тебя сам.

Регина протягивает мне руку, и мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что она хочет забрать микроанализатор. Дотянувшись до затылка, я достаю его и отдаю ей. Она прячет его в коробочку, а затем снова скользит пальцами по моей руке.

– Подумай о моем предложении, Катарина. Я многим бы хотела с тобой поделиться. Давай обсудим это утром, после вечеринки.

Она пересекает комнату и останавливается в коридоре, дожидаясь меня. Я молча следую за ней. Охранница у входа перекладывает винтовку из одной когтистой руки в другую, прежде чем открыть дверь, и от этого я вздрагиваю.

– Ох, расскажи мне еще кое-что, прежде чем уйти, – говорит Регина. – Ты сказала, что Лаклан разработал «Нулевой код», с помощью которого можно влиять на инстинкты. А что еще он делает?

– Зачем тебе это?

– Мне просто любопытно.

Я пожимаю плечами:

– Он сказал, что собирается избавить человечество от гнева, но, думаю, с помощью него можно изменить любой инстинкт. Лаклан хочет сделать человечество лучше.

– Ах! – Она запрокидывает голову назад. – Гнев. Это его давняя мечта. Он не понимает, что попытка отрезать нас от одного из самых важных инстинктов не приведет ни к чему хорошему. Мы бы ни за что не выжили без него.

– Ты действительно так думаешь? – спрашиваю я. – Что насилие – часть нашего замысла?

Она улыбается:

– «Замысел» – серьезное слово для такого места, как Энтропия. Особенно если речь заходит о ДНК. Есть те, кто, смотря на вселенную со всеми населяющими ее живыми существами и человечеством, не может поверить, что это действительно чей-то замысел. Как ученый я не могу исключить вероятности, что они правы. И на самом деле уж давно ищу ответ на этот вопрос. Я изучила наш геном тщательнее, чем кто-либо другой. Заглянула в каждую клетку, в те самые узоры, которые связывают их, и могу сказать лишь одно: если в основе нашего мироздания действительно лежит какой-то замысел, то он расчетливый, жестокий и изощренный.

Она в последний раз улыбается мне, отчего начинают блестеть ее черные глаза, а затем поворачивается и возвращается в лабораторию.

Шагнув на лестницу, я обхватываю себя руками и спускаюсь обратно в парк. Судя по всему, вечеринка уже началась – деревья светятся, а воздух наполнен низкими, пульсирующими басами электронной музыки, которая звучит так, словно мелодию соединили со звуками грозы. В растянувшемся на несколько этажей пустом пространстве атриума плавают кобальтовые огоньки в виде медуз, которые моя манжета воспринимает как рой украшенных миниатюрных квадрокоптеров. Толпы людей заполнили атриум и выстраиваются в очередь к лифтам, чтобы подняться на поверхность и посмотреть на прилет стай.

Коул пробирается сквозь толпу мне навстречу. Он обнимает меня, но, почувствовав, как напряглось мое тело, тут же отступает.

– Ты в порядке?

– Да, – оглядываясь по сторонам, говорю я. – А где Мато?

– Ушел поговорить с кем-то. Пойдем… остальные вернулись в комнату.

Он поднимает руку, чтобы положить ее мне на плечи, но в последний момент передумывает, и она просто повисает между нами. Мы пересекаем парк и петляем по бетонным коридорам, по которым эхом разносятся пульсирующие басы, отдаваясь в груди. Стальная дверь в квартиру приоткрыта. Анна сидит, скрестив ноги, на полу и смазывает разобранную винтовку, части которой разложены перед ней на полотенце. Леобен лежит на одной из кроватей со стеклянным взглядом, а его пальцы переплетены за головой. И нет Мато.

– Что сказала Регина? – поднимая глаза, интересуется Анна.

Я пересекаю комнату и со вздохом опускаюсь на одну из коек.

– Она соберет команду, чтобы помочь нам искать Лаклана сегодня во время вечеринки, а еще сказала, что мы можем оставаться здесь столько, сколько захотим.

– Что, черт возьми, ты ей дала за это? – спрашивает Анна, опуская на пол сверкающую запчасть винтовки.

– Ничего.

Коул садится рядом со мной.

– В чем дело? Она сделала тебе больно?

– Нет, Регина даже не проводила никаких тестов. Только проанализировала имплант. Она посчитала, что он может привести нас к Лаклану, но не думаю, что это возможно. – Я провожу рукой по волосам. – Она моя мать.

Леобен садится, выныривая из сеанса VR.

– Что? – переспрашивает Анна. – Твоя биологическая мать?

Я киваю:

– Ее дочь убили люди «Картакса». А потом создали ее клон, чтобы Регина продолжила работать на них. И это… это была Цзюнь Бэй.

– Черт возьми, – выдыхает Леобен.

Коул встает с кровати и начинает расхаживать по комнате с непроницаемым выражением лица.

– Она сказала, что пыталась вытащить нас из лаборатории, – говорю я. – Несколько раз. И Лаклан тоже пытался.

– Чушь собачья, – возражает Анна. – Это была лаборатория Лаклана. В «Картаксе» почти не следили за нами, когда он был там. Он мог отпустить нас в любое время. Мне кажется, она сотрудничает с ним.

– А как ты считаешь, кальмар? – спрашивает Леобен.

– Не верится, что это так, – отвечаю я. – Похоже, ей не нравятся его планы. И она переживала о том, что он найдет меня… сказала, не выходить сегодня из бункера.

– На улице собралось слишком много народа, – говорит Леобен. – На этих птиц пришла посмотреть целая толпа.

– Зато будет легче затеряться, – добавляет Анна. – Если у нас появится команда помощников, то мы сможем охватить большую часть города. Ты уверена, что нам стоит доверять этой цыпочке Регине?

– Думаю, да, – отвечаю я. – Она показалась мне искренней. Регина хочет узнать меня заново. А еще ее интересует «Нулевой код», но не думаю, что она хочет воспользоваться им, как это собирается сделать Лаклан. Ее он скорее заинтересовал как ученого.

– Звучит очень похоже на мать Цзюнь Бэй, – говорит Анна, с щелчком вставляя на место последнюю часть винтовки. – Но неужели она не могла нам помочь чем-нибудь еще? Нам действительно придется обыскивать весь город?

– Да, – отвечаю я, переползая по кровати, чтобы прислониться к стене. – Мы запустили еще одно сканирование маячка, чтобы посмотреть, можно ли с помощью сигнала как-то связаться с Лакланом, но, судя по всему, это не так.

Я вызываю меню манжеты и снова загружаю отчет по импланту. Листы появляются у меня на коленях, разлетаясь по воздуху, когда я начинаю листать их. Маячок отправлял Лаклану лишь жизненно важные показатели и координаты. Если бы он отправлял что-то еще – например, какие-нибудь данные, – то мы могли бы запрятать в них вирус, который бы смог повредить его панель.

Но здесь нет ничего подобного. Единственные сообщения, которые еще получает имплант, – это обмен данными с удаленным сервером, что больше напоминает регулярное обновление программного обеспечения. Но это странно. Я никогда не настраивала график обновления на панели. На самом деле мне вообще было запрещено обновлять старую панель, потому что ко мне мог попасть какой-нибудь неподходящий для гипергенеза код. И я бы заметила журналы обновлений, если бы это происходило.

Но это отчет не с панели. Он с импланта.

Я выпрямляюсь на кровати и загружаю журнал обновлений алгоритмов, которому уже больше трех лет. Однако в нем хранятся не только обновления для импланта, там целые фрагменты кода. Коды гентеха.

Имплант стал для Лаклана лазейкой к моей панели.

– Черт возьми, – выдыхаю я, уставившись на журнал.

Имплант незаметно подгружал эти коды в фоновую память панели. И можно было бы заметить, если бы Лаклан не взял с меня слово, что я не стану в ней ковыряться – если бы кожа на моей спине не полопалась в тот единственный раз, когда мне удалось взломать ее. Лаклан сделал это специально, чтобы помешать мне выяснить правду про свою ДНК.

А еще обнаружить загрузку этих кодов.

– Что случилось? – спрашивает Коул.

– Это… это имплант, – потрясенно говорю я.

Он предоставлял Лаклану полный контроль над моей панелью и модулями последние три года. И у него все еще есть доступ. Он может удалять и устанавливать алгоритмы по своему желанию. Может подключиться к данным с моего зрительного модуля.

Может наблюдать за происходящим тут прямо сейчас.

– Черт побери, – вскакивая, повторяю я.

Сердце колотится как сумасшедшее.

– Кэт? – зовет Коул. – Что случилось?

– Я… – Я замолкаю, не зная, что сказать.

Лаклан может подслушивать нас прямо сейчас. Наблюдать за нами, шпионить через модули чувств.

– Ничего, – с трудом выдавливаю я.

Коул хмурится. Он знает, что я лгу. И хоть мне не хотелось его обманывать, нужно сначала выяснить, что за чертовщину Лаклан вытворял с моей панелью.

Я начинаю расхаживать по комнате, загружаю интерфейс манжеты и вытаскиваю журнал обновлений алгоритмов. Все хранящиеся в нем куски кода написаны Лакланом. Самые ранние из них, судя по всему, это ускоряющие исцеление алгоритмы, регулировщики обмена веществ и парочка противовирусных препаратов. Он загрузил их мне в первые месяцы после вспышки, еще до того, как я встретила Агнес. Тогда я почти не ела, да и выживала с трудом. Несколько месяцев спустя, примерно тогда, когда я сломала палец, он прислал мне алгоритм для сращивания костей. А еще несколько кодов для пищеварения и алгоритм, помогающий заснуть.

Я хмурюсь, глядя на журнал обновлений. Не похоже, чтобы Лаклан шпионил за мной.

Скорее, он заботился о моем здоровье.

Странное чувство охватывает меня, когда я прокручиваю список и вспоминаю каждую полученную мной за последние два года травму. И каждый раз нахожу незначительные обновления для панели, которые помогали мне быстрее исцелиться, но при этом не оставляли и намека на то, что это происходило благодаря Лаклану. Наверное, он постоянно следил за моими жизненно важными показателями. В тот день, когда у меня в животе взорвалось зараженное мясо, на панель загрузилось с десяток различных файлов. Я нашла алгоритмы от солнечных ожогов, судорог и вшей, которые покусали меня, когда я жила в шахтах. Все, что он присылал мне, оказалось лишь медицинскими кодами. Все эти файлы…

Кроме того, что он загрузил мне вчера.

Комната начинает пульсировать, когда перед глазами вспыхивает файл. Это нечитаемый, гигантский кусок кода гентеха. В нем больше девяти миллионов строк. Он чуть длиннее, чем код вакцины, и был установлен на панель вчера. В день, когда я услышала вдалеке взрывы дурманщиков – когда новый штамм добрался до гор.

Я смотрю на остальных, чувствуя, как тело сотрясает дрожь.

– Кажется, у меня есть исправленный код вакцины.