Глава 19

Мы заходим в лифт. За стальными современными дверьми скрывается металлическая клетка, которая выглядит такой же старой, как и бункер. Снизу, сквозь решетку в полу, дует холодный ветер, и влажная кожа покрывается мурашками. Лифт достаточно большой, и помимо нас здесь еще находятся мужчина с серебряными цепями на коже и женщина с жесткими седыми волосами, напоминающими лошадиную гриву. Двери закрываются, и мы спускаемся в глубь горы под аккомпанемент стонущих тросов.

– Мы можем снять комнату или что-то подобное? – спрашивает Леобен.

Мато качает головой:

– В этом нет необходимости. У меня есть одно место на примете. К тому же свободные квартиры считаются общими. Это город-коммуна, и здесь нет частной собственности. Еда плохая, электричество с перебоями, а связь ловит не везде, но в целом это отличное место.

Меня удивляет теплота в его голосе. Здесь он выглядит более расслабленным, чем в «Картаксе», и лучше вписывается в обстановку. Среди солдат «Картакса» в своей маске он казался уродцем, но по сравнению с жителями Энтропии его изменения еще скромные.

Лифт замедляет ход, и двери открываются в бетонный коридор. Я выхожу и оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти хоть что-то, что помогло бы вернуть воспоминания. Подсказку, зацепку или намек на то, что я бывала тут раньше. Но все выглядит знакомым лишь потому, что подобную планировку я уже видела в другом бункере – «Хоумстейке». Двери по обе стороны коридора открыты, и я вижу такие же, как там, жилые помещения. Те же, что и в «Картаксе», крошечные квартирки из бетона и стали, только они недостроены. С неокрашенных потолков свисают пучки проводов, а в стенах, где должны находиться вентиляционные каналы, зияют дыры. В некоторых квартирах есть ванные комнаты, некоторые пустуют, а в некоторых лежат личные вещи жильцов.

Коул идет рядом со мной, и его плечо время от времени задевает мое. В глубине души мне хочется, чтобы он взял меня за руку и оказался еще ближе, но в то же время хочется оттолкнуть его к Анне. Моя голова и так забита мыслями, места для размышлений о чувствах к нему просто не остается, но каждый раз, когда наша кожа соприкасается, я вспоминаю слова Анны о том, что он потерял смысл жизни после ухода Цзюнь Бэй. Что он позволял Лаклану проводить любые тесты, которые тому хотелось. В лесу он сказал мне, что присоединился к программе тайных агентов через несколько месяцев после ее ухода, после чего в «Картаксе» стерли все VR-клипы, которые он хранил с самого детства.

Наверное, ему было безумно больно. И хотя я злюсь на него и до сих пор не разобралась в том, что он скрывает, мне все же хочется обнять его.

– И где наша комната? – заглядывая в одну из пустующих квартир, спрашивает Анна.

– Сюда, – говорит Мато и сворачивает в коридор, из которого доносится гул голосов. – Мы пройдем через парк. Если хотите, можем поесть. Регина написала мне. Она пожелала нам устроиться поудобнее и сказала, что отправит кого-нибудь за Катариной, когда та будет готова.

– Поудобнее? – переспрашивает Леобен. – У нас что, черт возьми, светский визит? Нам нужно отыскать Лаклана. И в запасе не так много времени.

– Ты довольно неплохой хакер, верно? – посмотрев на него, интересуется Мато.

Леобен пожимает плечами:

– Я не интересуюсь ДНК, но неплохо разбираюсь в технике.

– Я нечасто говорю комплименты, лейтенант, – говорит Мато. – И видел твои работы. – Он останавливается посреди коридора, и его глаза стекленеют. – Я только что предоставил тебе доступ к системам безопасности Энтропии – камерам, автоматическим дверям и лифтам. Правда, они не очень стабильно работают, потому что я проектировал их, когда мне было одиннадцать. Ты можешь отправиться на поверхность и бегать там с пистолетом, если хочешь, но мне кажется, что этот вариант более эффективен.

Леобен останавливается рядом с Мато, и его глаза стекленеют. А когда он выплывает из сеанса VR, то оценивающе поднимает бровь:

– Ты написал это, когда тебе было одиннадцать?

Мато пожимает плечами и слегка кривит губы:

– Я тоже немного разбираюсь в технике.

– Господи, Ли, – говорит Анна и толкает Леобена в спину, чтобы он шагал дальше. – Можешь перестать заигрывать с каждым встречным тощим ботаником? Это раздражает.

Леобен закатывает глаза и идет по коридору за Анной; он слегка покраснел. Мы следуем за ними, и я бросаю любопытный взгляд на Мато. Румянца не видно, но, похоже, он с трудом сдерживает улыбку. Коридор упирается в открытую площадку размером с городской квартал и высоким бетонным потолком. Перед нами оказываются стройные деревья, между ними петляют пешеходные дорожки и извилистый ручей, впадающий в озеро, вокруг которого стоят столы для пикника. Это очень напоминает парк, который можно найти в городе, вот только здесь все неправильного цвета и странной формы, а еще освещение непривычное. Красивая насыщенно-синяя трава усыпана светящимися белыми цветами. Стволы деревьев кобальтовые. Листья – желтые и белые, а по форме напоминают звезды. Кусты и кустарники ярко-оранжевого и золотого цвета тянутся вдоль пешеходных дорожек, а в воздухе кружится с десяток различных видов разноцветных голубей.

Это напоминает ожившую картину. В воздухе витает аромат, распространяющийся от фиолетовой травы, которая растет на лужайке. Каждая травинка, каждый листик и каждый цветок здесь перекодированы.

И это очень людное место.

Мне казалось, что у хакеров в команде Новак неординарная внешность, но по сравнению с некоторыми людьми в парке их модификации кажутся детской забавой. Например, очень высокий парень в цилиндре с длинными, тонкими ногами и руками, которые достают до колен. Или три женщины, сидящие за столиком, с глазами раза в два больше, чем обычно, и маленькими ртами, отчего они похожи на оживших кукол. Или пара, прогуливающаяся по одной из дорожек, с цепкими меховыми хвостами, раскачивающимися позади них.

Я делаю шаг вперед и поднимаю глаза. Парк окружен бетонными домами высотой этажей в пятьдесят. А сверху, через огромное круглое отверстие, просвечивает голубое небо. Солнечный свет падает под углом и отражается от окон квартир. Каждые несколько уровней из стены выступает зазубренный бетон, ощетинившийся арматурой. Похоже, раньше это пространство было разделено на этажи, но жители Энтропии снесли их и создали гигантское пространство в центре бункера. Оно абсолютно открыто свободному воздуху, и голуби беспрепятственно залетают сюда.

И совершенно отсутствует хоть какая-то воздушная защита.

– Мы зовем это атриумом, – говорит Мато, обводя рукой помещение. – Сверху есть взрывозащитные створки, но Регина любит держать их открытыми. Это помогает растениям.

Я медленно поворачиваюсь и осматриваю атриум. Окна некоторых квартир заставлены растениями, а по бетону вьются виноградные лозы. С одной из стен в озеро падает водопад, вокруг которого все заросло мхом и лишайником.

Это необузданный подземный город, и какая-то часть меня мгновенно влюбляется в него.

Люди в парке выглядят так, словно готовятся к вечеринке, про которую говорила Регина. Все вокруг пылает оттенками кобальта, как голубиные перья. Несколько людей открыли бочки с люминесцентной пастой и наносят узоры из нее на одежду и кожу. Это паста из водорослей. Возможно, в них тот же ген, что заставляет светиться перья.

Мы идем по одной из пешеходных дорожек, которая ведет через парк.

– Не могу поверить, что они так просто открыли створки, – говорит Анна, глядя на гигантский проем у нас над головой. – Удивительно, что они тут все не вымерли. Как им удалось прожить эти два года и не заразиться?

– Для этого и высадили границу из остротрава, – отвечаю я. – А еще есть способ заработать иммунитет.

– Фу, гадость, – бормочет Анна. – Это место словно шоу уродцев. – Она морщит нос, когда мимо нас проходит женщина с рюкзаком, из которого к ее горлу тянется трубка. – Не понимаю, почему людям так хочется измываться над своим телом.

Я осматриваю Анну сверху вниз. У нее длинные ноги, изящное тело, а кожа такая гладкая, что практически блестит, и не особо верится, что ее лицо всегда было таким идеально симметричным, как сейчас. Она потрясающе выглядит, и все ее изменения неочевидны, но она точно использует множество различных эстетических алгоритмов.

– Ты ничем не отличаешься от них, – говорю я. – Только если ты не стовосьмидесятисантиметровая богиня.

Ее губы слегка изгибаются в ухмылке:

– Да, но я использую обычные приложения, чтобы выглядеть как нормальный человек… только лучше.

– Значит, ты согласна с мнением Лаклана о людях? – спрашивает Мато, срывая лист с одного из деревьев, которое растет у дорожки. – Интересно.

Она поворачивается к нему:

– Я ни в чем не согласна с Лакланом, засранец.

– Он говорит о гентехе, – встревает Леобен, положа руку на плечо Анны. – Дакс постоянно говорил об этой фигне. Просто не обращай внимания, и Мато перестанет тебя задирать.

Анна закатывает глаза и уходит вперед, утаскивая за собой Леобена.

– А ты, Катарина? – складывая лист между пальцами и нюхая его, спрашивает Мато. Он раздраженно косится на Коула, словно хочет поговорить со мной наедине. – Что ты думаешь о человеческой форме?

– Не знаю, – говорю я. – Еще не решила.

Он имеет в виду гипотезу, в которой предполагается, что человек – венец природы; эта мысль затрагивает вопрос о том, хороша ли человеческая форма или мы просто к ней привыкли. Большинство людей придерживаются мнения, что слабые места в нашей ДНК должны быть исправлены, но так, чтобы это было почти незаметно. Они вполне спокойно относятся к измененному цвету волос или другим эстетическим уловкам, но им бы явно не понравилась чешуя Регины или хвосты, которые есть у некоторых хакеров в парке. Они утверждают, что кожа должна выглядеть естественно, а ноги оставаться ногами и при этом должны быть пропорциональны всей длине тела. Они считают, что люди, опыт которых ограничен несколькими годами кодирования, не должны спорить с результатами миллионов лет эволюции.

Их противники, генхакеры, рассматривают ДНК человека как отправную точку, а тела – как инструмент для изменений. Они считают, что эволюция всегда проходила хаотично и невероятно медленно, и радуются, что сейчас у нас появились инструменты, чтобы ее ускорить.

Во время вспышки приверженцы эволюции сосредоточились на способах повышения естественной иммунной реакции организма. Именно так Лаклан получил вакцину от гриппа Х – перекодировал человеческие антитела, чтобы они более старательно боролись с вирусом. Но генхакеры были иного мнения. Они заключили, что если вирус передается по воздуху, то лучшее средство избавиться от него – избавиться от легких.

Простой, эффективный и совершенно безумный способ.

– Я так понимаю, ты придерживаешься той же точки зрения, что и большинство генхакеров? – спрашиваю я у Мато.

Он наклоняет голову и всматривается в светящиеся цветы на деревьях, которые вырисовывают дуги на его маске.

– В основном да. Я думаю, что существовали миллиарды ветвей, по которым могла пойти эволюция, поэтому нам просто не очень повезло, что мы оказались в таких телах, как эти. Две ноги, два глаза, два яичника. А наша пищеварительная система и вовсе полная ерунда. Все это совершенно не подходит нам в повседневной жизни, но мы уже так долго живем с этим, что уже не верится, что мы сможем когда-либо измениться.

Я киваю и замедляю шаг, когда мы подходим к выходу из парка. Я никогда активно не поддерживала какую-то из сторон, но мне всегда нравились идеалы генхакеров и их мечты о будущем. Они предлагали решить проблему нехватки мировых ресурсов уменьшением среднего роста человека до одного метра. Предлагали напитать нашу кожу хлорофиллом, чтобы мы могли питаться солнечным светом. Иногда я представляю, каким бы стало человечество, если бы смогло преодолеть ограничения, установленные нашими предками.

Но в то же время план Лаклана об изменении одного гена в ДНК человечества ужасает меня.

– А что думаете вы, лейтенант? – спрашивает Мато у Коула с насмешкой в голосе.

У меня возникает чувство, что он пытается смутить Коула и вынудить его сказать, что тот не понимает, о чем мы говорим, и от этого моя шея пылает от гнева.

– Думаю, я скорее натуралист, – отвечает Коул.

Мато останавливается и удивленно смотрит на него.

– Ты не шутишь? – спрашиваю я. – Ты считаешь, что нам не следует использовать гентех?

– Нет, если это не связано с медициной, – объясняет Коул.

– Это… очень интересно, – говорит Мато, переводя взгляд с Коула на меня и обратно.

– Мы можем уже убраться отсюда? – кричит Анна, навалившись на Леобена за пределами парка. – Я повидала столько уродцев, что хватит до конца жизни. Ли считает, что сможет с помощью камер выманить старика.

– Черт, что ж ты так тихо об этом кричишь, еще не все услышали, – вскидывая руки, говорит Леобен.

– Нам сюда, – встревает Мато и направляется к коридору, уводящему в глубь бункера.

Мы с Коулом следуем за ним, и я время от времени поглядываю на него.

– Ты говорил всерьез или просто хотел позлить Мато? – спрашиваю я.

– Я не шутил, – говорит Коул, но его лицо бесстрастное, и он вновь выстроил вокруг себя стену, которую я не видела всю эту неделю. – Жаль, что для меня уже слишком поздно. Модули и алгоритмы, которые устанавливают тайным агентам, удалить невозможно.

Я тянусь к его руке, чтобы спросить, что он имеет в виду, но Коул ускоряет шаг и отдаляется от меня. Следуя за Мато, мы петляем по нескольким коридорам и поднимаемся по лестнице, пока не оказываемся около стальной двери с кодовым замком, на котором мигает зеленый светодиод. Как только Мато проводит панелью, она открывается, и мы попадаем в большую квартиру.

К стене прикреплены металлические койки, в дальней части комнаты виднеется ванная. Там, где должна находиться кухня, торчит только пластиковая труба, а голые стены исписаны генхакерскими заметками, но это место намного удобнее, чем джип, в котором я спала всю прошлую неделю.

– Нам нужно разделиться и порыться в сети, – расхаживая по комнате, говорит Анна. – Этот город значительно больше, чем я думала.

– Лаборатория, которую я вспомнила, находилась на поверхности, – говорю я. – И если он прячется там, то из ее окон видно небо.

Анна кивает:

– Это нам поможет, но вряд ли он отсиживается в том же месте.

– Можно поискать по сетевым подписям, – предлагает Мато. – Где бы ни находился Лаклан, у него должен быть хороший сигнал со спутников «Картакса»… или надежное проводное соединение. Иначе он бы не смог подсоединиться к панелям людей.

Я обхожу комнату, разглядывая надписи, нацарапанные на стене. В углу стоят коробки с книгами в мягких обложках, покрытые слоем пыли, а рядом, на полу, стеклянная банка с коллекцией ручек.

– Это была твоя комната? – спрашиваю я у Мато.

– Да, – улыбаясь, отвечает он, словно его радует, что я догадалась. – Я жил не здесь. Но это было место, куда я приходил подумать и поработать. В каком-то смысле это место стало моей первой лабораторией.

Анна приподнимает бровь, разглядывая генетические диаграммы на стенах.

– Над чем ты работал? Над способами изменить человеческую форму?

– Нет, – странно покосившись на нее, говорит Мато. – Это генетические диаграммы процессов, которые управляют старением и гибелью клеток.

Я поворачиваюсь к стене и просматриваю нацарапанные диаграммы. Многие изучают апоптоз и старение клеток, как только начинают кодировать. Раскрытие тайны гибели клеток – Святой Грааль гентеха. Мы умеем исцелять тела, излечивать болезни и изменять внешность, но волшебного лекарства, способного предотвратить смерть, нет. Научный мир даже не пришел к единому мнению, от чего мы вообще умираем. В области борьбы со старением проводится множество исследований, но все они еще на начальном этапе, и прошло еще не так много времени, чтобы оценить результаты.

– Фу, умники, вы такие скучные, – нахмурившись, говорит Анна.

Она подходит к одной из коек и падает на нее.

Я прислоняюсь к стене и вчитываюсь в диаграммы, которые несколько лет назад начертил Мато. Одна из них – это анализ ДНК единственного семейства организмов, чьи клетки не стареют, – крошечных водных существ, найденных в нескольких местах по всему миру. Кодировщикам до сих пор не удалось выяснить их механизмы поддержания жизни. Я уже видела этот анализ в файлах Цзюнь Бэй, когда просматривала данные на панели, но тогда подумала, что это какое-то исследование о вирусе. Меня ввело в заблуждение имя файла.

Потому что он назывался «Гидра».

Раздается стук. Анна вскакивает с кровати и, подойдя к двери, распахивает ее. В комнату заглядывает генхакер с бледным мехом, которую я видела в лаборатории Регины.

– Катарина? – спрашивает она с улыбкой, демонстрируя изогнутый ряд острых зубов. – Регина ждет тебя.