Все еще в полусне, Джайна повернулась набок и потянулась к Артасу. Но Артаса рядом не было. Удивленно моргнув, Джайна приподнялась на локте и огляделась. Проснувшийся и одетый, Артас сидел у костра, помешивая овсянку, аппетитно булькавшую в котелке. Увидев ее, он улыбнулся – широко, ослепительно… вот только глаз его улыбка даже не коснулась.

Натянуто улыбнувшись в ответ, Джайна дотянулась до одеяния мага, сунула голову в ворот и наскоро пригладила пальцами волосы.

– Я кое-что понял, – без предисловий заговорил Артас. – Только… прошлой ночью не хотел вспоминать. Однако ты должна знать об этом.

Голос его звучал ровно, бесстрастно, и в сердце Джайны зашевелилась тревога. Конечно, Артас не кричал, как вчера… но это хладнокровие отчего-то казалось еще страшнее.

Между тем Артас плюхнул в миску солидную порцию дымящейся каши и подал ей. Джайна механически заработала ложкой, а Артас с глубоким вздохом продолжал:

– Эта чума… нежить… Мы знали: зерно зачумлено. Знали: это оно губит людей. Но… Джайна, все обстоит гораздо хуже. Зерно не просто убивает… Оно…

Слова его будто бы застревали в горле, однако Джайна, как всегда, поняла Артаса без всяких слов. На миг ей сделалось трудно дышать. Казалось, еще немного – и съеденная каша окажется на земле.

– Оно… превращает их? Превращает в нежить… так?

«Прошу тебя, Артас, скажи же, что я ошибаюсь!»

Нет, этого Артас не сказал. Напротив, он мрачно кивнул головой.

– Да. Вот откуда их взялось так много, да с такой быстротой. Зерно доставили в Дольный Очаг совсем недавно. Его едва успели смолоть и испечь хлеб.

Объятая ледяным ужасом, Джайна замерла на месте. Ведь отсюда следует, что… нет, это просто в голове не укладывается!

– Вот потому я вчера и спешил. Нет, ясное дело, в одиночку мне с Мал’Ганисом не справиться, но… понимаешь, Джайна, не мог я сидеть на месте, чинить доспехи и отдыхать. Не мог.

Джайна безмолвно кивнула. Да, теперь она все понимала.

– А этот пророк… – продолжал Артас. – Плевать, каким бы могущественным ты его ни считала, не могу я так запросто уйти, оставив Лордерон превращаться в… в… Этого Мал’Ганиса, кто бы он ни был, нужно остановить. А значит, отыскать и уничтожить зачумленное зерно – все, до последнего ящика.

Высказав все эти жуткие новости, Артас снова пришел в необычайное возбуждение. Поднявшись на ноги, он беспокойно зашагал из стороны в сторону.

– Да где черти носят этого Утера? – прорычал он. – У него была целая ночь, чтобы догнать нас.

Отставив в сторону недоеденную овсянку, Джайна тоже встала и привела в порядок одежду. Мысли мчались со скоростью тысячи миль в минуту, разум пытался осмыслить, бесстрастно оценить ситуацию во всей ее полноте и найти путь к одолению зла. Не обменявшись ни словом, они свернули лагерь и поскакали к Стратхольму.

Вскоре солнце скрылось за пеленой туч. Пепельно-серый рассвет помрачнел пуще прежнего, со свинцового неба хлынул беспощадный ледяной дождь. Пришлось Артасу с Джайной укрыться под капюшонами плащей, но от сырости это почти не спасало, и к тому времени, как путники достигли ворот огромного города, она дрожала с головы до ног. Стоило им натянуть поводья, как сзади послышался топот. Обернувшись, Джайна увидела Утера и его рыцарей, скачущих следом по проселочной дороге, превращенной ненастьем в непролазную грязь. В пути раздражение Артаса нарастало с каждой минутой, и появление Утера он встретил недоброй язвительной усмешкой.

– Рад, что тебе удалось успеть, Утер, – буркнул он.

Утер был терпелив, но в эту минуту сдержаться не смог. Очевидно, тревога сказалась не только на Артасе с Джайной.

– Следи за языком, мальчишка! Хоть ты и принц, но как паладин подчиняешься мне!

– Как будто ты позволишь хоть на минуту об этом забыть! – огрызнулся Артас.

Пришпорив коня, он помчался к вершине холма, чтоб заглянуть за городскую стену. Зачем? Этого он и сам не знал. Возможно, в тайной надежде увидеть признаки жизни – спокойной, размеренной, будничной. Все, что угодно, лишь бы удостовериться: да, он еще в силах одолеть зло.

– Послушай, Утер, ты должен узнать об этой чуме еще кое-что. Зерно…

В этот момент ветер дунул с другой стороны, и запах, защекотавший ноздри, оказался вполне приятным, однако на Артаса подействовал, точно удар под ребра. В сыром, промозглом воздухе явственно веяло тем самым странным, неповторимым ароматом свежевыпеченного хлеба из зачумленного зерна.

Во имя Света, нет! Мука смолота, хлеб испечен и…

Кровь разом отхлынула от лица. Охваченный ужасом, принц окаменел, во все глаза глядя на город внизу.

– Мы опоздали. Проклятье, опять опоздали! Зерно… горожане…

Осекшись, он перевел дух и заговорил тверже:

– Все эти люди тоже заражены.

Джайна негромко ахнула.

– Артас…

– Да, сейчас по виду и не скажешь, но скоро все они обратятся в нежить!

– Что?! – вскричал Утер. – Парень, ты в своем уме?!

– Все верно, – подтвердила Джайна. – Артас прав. Кто ел хлеб из этого зерна, тот заражен, а кто заражен… кто заражен, тот обратится.

«Что делать? – лихорадочно размышляла она. – Ведь выход есть, обязательно есть!»

Однажды Антонидас сказал ей: магических явлений, которым нельзя противостоять при помощи магии, в природе не существует. Им бы сейчас хоть ненадолго остановиться, поразмыслить, успокоиться, позволить логике возобладать над чувствами, и может быть, исцеление…

– Весь город следует уничтожить, – жестко, без околичностей сказал Артас.

Джайна ошеломленно заморгала. Уж не ослышалась ли она?

– Да как тебе это в голову могло прийти?! – вскричал Утер, устремившись к бывшему ученику. – Должен же быть иной путь! Это тебе не урожай яблок, пораженных гнилью, это город, полный живых людей!

– Проклятье, Утер! Таков наш долг! Другого выхода нет!

Артас придвинулся к старому паладину вплотную. Джайна замерла. В эту минуту она не сомневалась: дело вот-вот закончится поединком.

– Нет, Артас! Так же нельзя!

Слова сорвались с губ прежде, чем она успела сдержаться. Артас резко развернулся к ней. Зеленовато-синие, цвета морской волны глаза принца потемнели от гнева, отчаяния и боли, словно штормовой океан, и Джайна тут же поняла: да, он и вправду считает, что иного выхода нет, что спасти других, не тронутых чумой, можно только пожертвовав теми, кто уже обречен – теми, для кого не осталось надежды. С этими мыслями Джайна рванулась к нему, спеша высказаться, прежде чем он успеет ее оборвать. Устремленный на нее взгляд немного смягчился.

– Послушай меня. Мы же не знаем, сколькие заражены. Возможно, одни из них вовсе не ели этого хлеба, а другие не успели получить смертельную дозу. Да что там – мы даже не знаем, какова она, эта смертельная доза! Зная так мало, мы… мы не вправе попросту взять да истребить их, будто скот на бойне, из одного только страха!

Вот этого явно говорить не стоило. Лицо Артаса разом окаменело.

– Джайна, я стараюсь спасти жизни невинных. Я дал клятву их защищать.

– Жители Стратхольма ни в чем не виноваты – они жертвы! Они не желали себе подобной судьбы! Артас, в городе дети, а нам неизвестно, действует ли чума и на них. Слишком уж много загадок, чтоб принимать столь… крутые меры.

– А как насчет тех, кто действительно заражен? – с пугающим спокойствием спросил Артас. – Они убьют и детей, и нас убить постараются… а после двинутся дальше и будут продолжать убивать. Подумай: им все равно умирать, а восстав из мертвых, они начнут творить такое, чего никогда, ни в коем случае не сделали бы при жизни. Джайна… скажи: что на их месте выбрала бы ты сама?

Этого Джайна не ожидала.

– Я… – В замешательстве она взглянула на Утера и вновь перевела взгляд на Артаса. – Не знаю.

– Нет, знаешь, – сказал Артас, и Джайна с отчаянием поняла: да, он прав. – Разве ты не предпочла бы умереть немедля, чем пасть жертвой этой чумы? Разве не лучше умереть честной, достойной смертью живого, мыслящего человека, чем обратиться в нежить и погубить всех тех, кого ты любила при жизни?

Джайна страдальчески сморщилась.

– Я… да, для себя я выбрала бы именно это, но выбирать за других мы не вправе, неужели ты этого не понимаешь?

Артас покачал головой.

– Я знаю одно: мы должны очистить город, пока кто-нибудь из зачумленных не успел улизнуть и не разнес заразу дальше. Прежде, чем хоть один успеет обратиться. Это и милосердие, и единственный способ покончить с чумой – здесь, в эту минуту, раз и навсегда. Именно так я и поступлю.

– Артас… – заговорила Джайна, не в силах сдержать слез отчаяния, – дай мне немного времени. Всего день или два. Я телепортируюсь к Антонидасу, мы созовем экстренное совещание и, быть может, сумеем отыскать способ…

– У нас нет «дня или двух»! – взорвался Артас. – Джайна, эта чума действует на людей уже через несколько часов. А может, и того быстрее. Я… Я видел ее в Дольном Очаге. Времени на раздумья и споры не осталось. Нужно действовать. Немедля. Иначе будет поздно.

Больше не слушая Джайну, принц повернулся к Утеру:

– Как твой будущий король, приказываю очистить этот город огнем и мечом!

– Ты мне еще не король, мальчишка! А если б и был им, такого приказа я не приму даже от самого короля!

Казалось, воцарившаяся тишина вот-вот затрещит, заискрится от напряжения.

«Артас… любимый… друг мой… прошу, не делай этого!»

– Выходит, это измена, – холодно, резко сказал Артас.

Большего потрясения Джайна не испытала бы, даже если бы он вдруг хлестнул ее по щеке.

– Измена? – запинаясь от волнения, прошептал Утер. – Артас, да ты не в себе!

– Я? Лорд Утер, по праву наследника короны и королевской власти, сим отстраняю тебя от командования, а паладинов твоих увольняю от воинской службы.

От возмущения Джайна вновь обрела дар речи.

– Артас! – отчаянно закричала она. – Не можешь же ты вот так…

Артас резко обернулся к ней.

– Дело сделано! – прошипел он.

Джайна умолкла, не сводя с него взгляда. Артас отвернулся к своим людям, молча, настороженно наблюдавшим за развитием спора.

– Те, кому хватит духу встать на защиту родной земли, за мной! Остальные… прочь с глаз моих!

Джайна похолодела. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Он говорил серьезно. Он действительно собирался войти маршем в Стратхольм и вырезать все живое в его стенах – мужчин, женщин, детей… Чтоб удержаться в седле, Джайна крепко вцепилась в поводья своего коня. Конь обернулся, поднял голову и тихонько заржал, обдав жарким дыханием ее щеку. Как же мучительно, буйно завидовала она его неведению!

На миг ей показалось, будто Утер готов напасть на бывшего ученика. Но нет: пусть и отстраненный от командования, он был связан клятвой служить своему принцу. Жилы на его шее напряглись, вздулись, точно канаты. Казалось, Джайна явственно слышит скрип его зубов, однако Утер не поднял руки на своего государя.

И все же верность короне не смогла сдержать его языка.

– Чудовищную грань ты только что переступил, Артас.

Едва задержав на нем взгляд, Артас пожал плечами и повернулся к Джайне. Глаза их встретились, и на какую-то долю, на краткую долю секунды, он снова стал прежним, самим собой – юным, горячим, слегка испуганным.

– Джайна?

Как много было вложено в это единственное слово! В нем слышался и вопрос, и в то же время мольба. Глядя на Артаса, Джайна замерла, будто птица перед змеей, и Артас протянул ей руку в латной рукавице. Секунду Джайна смотрела на нее, вспоминая, как эти пальцы нежно смыкались на ее ладони, ласкали ее, касались раненых, сияя исцеляющим светом…

Нет, принять его руки она не могла.

– Прости, Артас. Я не могу видеть, как ты творишь подобное.

В эту минуту лицо его не превратилось в хладнокровную маску, милосердно скрывшую душевную боль. От Артаса разом повеяло таким изумлением… Казалось, он не в силах поверить собственным ушам, и видеть это было просто невыносимо. Сглотнув, чувствуя слезы, набухшие в уголках глаз, Джайна отвернулась и увидела Утера. Тот смотрел на нее с сочувствием и в то же время с одобрением. Сотрясаясь от дрожи, она крепко вцепилась в уздечку. Утер вскочил в седло, взял ее коня под уздцы и повел их обоих за собой – прочь от величайшего ужаса, с коим им довелось столкнуться во всей этой жуткой передряге.

– Джайна? – раздался за спиной голос Артаса.

Джайна прикрыла глаза. Из-под сомкнутых век покатились слезы.

– Прости, – вновь прошептала она. – Прости…

– Джайна?.. Джайна!!!

Джайна отвернулась от него.

Поначалу Артас просто не мог в это поверить. Ошеломленный, долго смотрел он ей вслед. Как же она могла бросить его в такую минуту? Ведь она понимала его – понимала лучше всех на свете, быть может, даже лучше, чем он сам, понимала всегда и во всем! Внезапно ему вспомнилась та ночь, когда они стали близки, оранжевые сполохи горящего плетеного человека за окном, а после – холодный, синеватый свет луны… Вот он прижимает ее к себе, молит: «Не оставляй меня Джайна. Не бросай меня никогда. Прошу тебя».

А она отвечает: «Не оставлю, Артас. Никогда. Ни за что».

О да, громкие слова, сказанные в минуту страсти… но как только дошло до дела, тут-то она его и бросила. Тут-то и предала. Проклятье, ведь она сама согласилась, что лучше уж ей умереть поскорее, пока чума не возьмет свое, не обратит ее в надругательство над всем, что есть в мире доброго, праведного и естественного! Согласилась… и все же оставила его одного. Вонзи она ему нож под ребро – наверное, даже тогда не было бы так больно.

И тут в голове забрезжила простая, ясная мысль. Что, если она права?

Нет. Нет, не может такого быть. Ведь если она права, он готов вот-вот стать массовым убийцей, а ведь он совсем не таков. Совсем не таков, уж он-то знает!

Стряхнув с себя оцепенение и страх, он облизнул внезапно пересохшие губы и сделал глубокий вдох. Некоторые из его людей ушли с Утером. Много. Правду сказать, слишком много. Сумеет ли он взять город малым числом?

– Если позволите, сэр, – сказал Фалрик. – Я… это… чем превратиться в нежить, пусть меня лучше порубят на тысячу кусков!

Остальные согласно зароптали. Воспрянув духом, Артас выхватил из-за спины молот.

– В том, что мы делаем, нет никакой радости, – сказал он. – Только жестокая необходимость. Необходимость покончить с чумой – здесь и сейчас, с наименьшими возможными потерями. Все, кто находится в этих стенах, уже мертвы. Пусть сами они об этом еще не знают, но мы-то знаем, и потому должны убить их как можно скорее и вернее, пока чума не опередила нас.

Сделав паузу, он оглядел своих – тех, кто не дрогнул, не увильнул от выполнения долга.

– Их надлежит истребить, а дома их предать огню, чтобы жилища не стали укрытием для тех, кого поздно спасать.

Воины понимающе закивали и тоже обнажили оружие.

– Все это – не великая славная битва. Все это будет отвратительно, страшно, и я всей душой жалею о том, что иначе нельзя. Но и всей душой убежден: таков наш долг.

С этими словами Артас вскинул вверх молот.

– Во имя Света! – воскликнул он.

В ответ его люди взревели и вскинули оружие. Принц повернулся к воротам, перевел дух и устремился в город.

Да, с восставшими из мертвых было куда как проще. Нежить – явный враг, не люди, но злые карикатуры на тех, кем были при жизни, а потому крушить их черепа и рубить головы оказалось не труднее, чем прикончить бешеную собаку. А вот эти…

В первую минуту горожане воззрились на вооруженных людей и на своего принца с удивлением. Затем удивление сменилось ужасом. Поначалу большинство стратхольмцев даже не потянулись к оружию – ведь знакомые гербовые накидки означали, что те, кто явился убивать, должны защищать их. Помня об этом, горожане никак не могли понять, отчего гибнут. При виде первого – юноши, почти подростка, непонимающе вытаращившего на него карие глаза – у Артаса защемило сердце.

– Мой повелитель, что…

Со стоном (за что, за что ему выпал этот жребий?) взмахнул он молотом и проломил юноше грудь, мимоходом отметив, что молот больше не испускает сияния Света. Видно, даже сам Свет опечален жестокой необходимостью действий своего паладина… Усилием воли сдержав рвущиеся из горла рыдания, Артас вновь поднял молот и повернулся к матери юноши.

Он думал, что дальше дело пойдет проще. Нет, не тут-то было. Напротив, дальше сделалось только хуже, однако Артас не отступил. Его людям был нужен пример: увидев его сомнения, усомнятся и они, и Мал’Ганис восторжествует. Посему Артас надел шлем, спрятал лицо под забралом, и сам, запалив факел, принялся поджигать дома, полные отчаянно кричащих людей, запертых внутри. Нет, ужасному зрелищу и жутким крикам его не остановить.

Вскоре некоторые из стратхольмцев начали сопротивляться. Тут в дело вступил инстинкт самосохранения, и Артасу с его воинами сделалось несколько легче. Конечно, выстоять против профессиональных солдат под командой обученного паладина у горожан не было ни единого шанса, однако сопротивление отчасти сгладило, смягчило ощущение, будто их, как выразилась Джайна, истребляют, как скот на бойне.

– Я ждал тебя, юный принц.

Казалось, этот голос – глубокий, звучный и… нет, иного слова не подобрать – зловещий – проникает не только в уши, но и в самые глубины сознания. Как там называл его Кел’Тузад – Повелитель Ужаса? Нечестивый титул нечестивого существа…

– Я – Мал’Ганис.

Сердце в груди затрепетало от радости. Выходит, Артас был прав! Все его подозрения оправдались: Мал’Ганис здесь, а чума – дело его рук. Едва люди Артаса, тоже слышавшие этот голос, заозирались в поисках говорящего, двери дома, где прятались крестьяне, с грохотом распахнулись, и наружу хлынула толпа ходячих мертвецов. Тела их мерцали тошнотворно-зеленым светом.

– Как видишь, твои подданные стали моими. Теперь я обращу этот город, дом за домом, пока пламя жизни не угаснет здесь… навсегда.

Мал’Ганис захохотал. Его зловещий, раскатистый, грубый хохот тревожил, бередил душу.

– Я не допущу этого, Мал’Ганис! – в восторге от собственной правоты вскричал Артас. – Уж лучше пусть эти люди падут от моей руки, чем станут твоими рабами в посмертии!

Вновь хохот, затем тягостное ощущение присутствия темной, злой силы исчезло с той же быстротой, с какой и появилось, а к Артасу устремилась огромная толпа неупокоенных в три ряда глубиной.

Долго ли пришлось истреблять всех живых и мертвых в городе? Этого Артас и сам не знал, но, наконец, все было кончено. Из последних сил держась на ногах, Артас дрожал всем телом, от запахов крови и дыма пополам с омерзительным сладковатым ароматом зачумленного хлеба, неотвязно витавшим в воздухе, хотя пекарня полыхала с четырех сторон, к горлу подступила тошнота. Некогда блестящий, доспех принца был сплошь забрызган кровью и гноем. Но Артас знал: успокаиваться рано. Он ждал продолжения, и – да, конечно: спустя секунду его враг, спустившись с неба, приземлился на крышу одного из немногих зданий, не тронутых огнем.

При виде врага Артас дрогнул. Мал’Ганис был огромен. Синевато-серая, точно оживший камень, кожа, загнутые вперед и кверху рога над лысой, без единого волоска, головой, два могучих, перепончатых, точно крылья летучей мыши, крыла за спиной, черные, словно живые тени. Ноги его, закованные в шипастую сталь, украшенную устрашающими изображениями черепов и костей, изгибались в коленях назад и заканчивались копытами, мерцание зеленых глаз озаряло острые клыки, оскаленные в надменной усмешке.

Застыв от ужаса, Артас устремил взгляд вверх. Разум его отказывался верить тому, что видят глаза. Да, он слышал сказания, видел картинки в древних книгах, хранившихся в домашней библиотеке и в даларанских архивах, но видеть эту чудовищную тварь прямо над собой, на фоне зарева пожаров и черного дыма…

Повелитель Ужаса оказался демоном. Существо из мифов, он просто никак не мог быть настоящим, и все же – вот он, здесь, стоит перед Артасом во всем своем жутком великолепии!

«Повелитель Ужаса…»

Страх затмевал мысли, но Артас понимал: если поддаться страху, ему конец. Тогда он умрет – погибнет от рук этого чудовища без боя. Колоссальным усилием воли он вытеснил, смыл животный ужас другими, лучшими чувствами. Ненавистью. Праведным гневом. В эту минуту ему вспомнились все, павшие от его молота – живые и мертвые, ненасытные вурдалаки и перепуганные женщины с детьми, не понимавшие, что он спасает их души. Всплывшие в памяти лица стратхольмцев укрепили сердце принца. Нет, он не допустит – ни за что не допустит, чтобы их гибель оказалась напрасной! Собравшись с духом, Артас взглянул демону прямо в глаза и крепко стиснул рукоять молота.

– Покончим с этим здесь и сейчас, Мал’Ганис! – закричал он. Голос его звучал твердо, властно. – Один на один – ты и я!

Повелитель Ужаса запрокинул голову и захохотал.

– Смело, смело, – пророкотал он, скаля в ухмылке кинжально-острые клыки. – К несчастью для тебя, юный принц, до конца еще далеко. Твое путешествие только начинается.

С этими словами Мал’Ганис вскинул руку, указывая на людей Артаса. В свете огня, пожиравшего огромный город, блеснули длинные острые когти.

– Собирай войско. Отыщи меня в суровых землях Нордскола. Там и узнаешь свою истинную участь.

– Истинную участь? – На этот раз голос Артаса дрогнул от недоумения и гнева. – Что ты хо…

Слова будто застряли в горле: воздух вокруг демона зарябил, закружился знакомым вихрем.

– Нет! – пронзительно закричал Артас.

Забыв обо всем, принц без оглядки рванулся вперед – и оказался бы вмиг рассечен надвое, если бы заклинание телепортации не завершилось. С невнятным криком взмахнул он оружием, но едва мерцающий молот угодил в пустоту.

– Что ж, если потребуется, я буду гнать тебя до самого края света! Слышишь? До самого края света!!!

Обезумев от гнева, задыхаясь от воплей, он махал и махал молотом, пока совсем не выбился из сил. Взмокший от пота, едва не плачущий от разочарования и гнева, принц опустил оружие и устало оперся на его рукоять.

До самого края света…