Ночь с 1 на 2 сентября. Гостиница в Санкт-Петербурге
Они так и не попали в ресторан. Ева честно предупредила, что просто не выдержит посещение еще хоть какого-то места, где много людей или Избранных.
Ужинали они в номере люкс одного из отелей. Его специально для гостей из столицы сняли местные Стражи. Коллеги Дана помогли и с заказом еды в номер. Теперь, избавившись от дорогих и пышных нарядов, дознаватель и маг-артефактор спокойно ужинали в своей небольшой, но уютной гостиной. Их номер располагался на верхнем этаже здания. Две спальни соединялись вот этой общей комнатой, из окон которой открывался потрясающий вид на огни города и Неву.
Ева облачилась в обычные синие джинсы и белую рубашку с короткими рукавами. Дан предпочел черную простую футболку и темные джинсы. Их внешний вид весьма подходил к заказанной пище.
– Неожиданный выбор на сегодня, – заметил дознаватель, раскладывая на столике одноразовые тарелки и вилки.
– Удон, пицца и шаурма! – перечислила Ева их меню. – После пафосных визитов самый лучший выбор.
– Только в Петербурге ее называют шаверма, – улыбаясь, поправил напарницу Дан. – В этом городе у многих вещей иные названия.
– Ну да, – усмехнулась Ева. – Пончики тут называют пышками. Подъезды парадными.
– Бордюры поребриками, – продолжил список страж. – Ковены армадами.
– А иные реальности – параллелями, – закончила девушка. – Приятного аппетита, Дан.
Они принялись за еду и некоторое время уютно молчали. Когда первый голод был утолен, дознаватель с сожалением вернулся к делам.
– Сегодня на самом деле очень насыщенный день, – сказал он. – И это дело… какое-то муторное. Слишком много слов, когда на самом деле ничего и не сказано.
– И в то же время какая-то картина уже складывается, – заметила Ева. – Только чем больше я вижу, тем больше у меня возникает вопросов. Давайте попробуем сложить начальную мозаику.
– Было бы неплохо, – согласился Даниил. – Вина?
Ева кивнула.
– Как я поняла, – начала она, – за те пятьдесят лет, что я не была в Петербурге, тут многое изменилось в делах культурных. Вернее, в политике, прикрытой культурой.
– Вы не были в этом городе целых пятьдесят лет? – удивился Дан. – С тех пор, как вернулись с той злополучной практики?
– По сути, да. – Девушка чуть улыбнулась. – Я была сыта по горло Петербургом. Там, дома, в Москве, все течет и изменяется. Всегда и быстро. За это я и люблю столицу. А здесь… Иногда мне кажется, что все застыло в рамках и правилах пушкинской поры. По крайней мере, в литературно-художественных и научных кругах Избранных. Все слишком традиционно.
– Согласен. – Дан протянул ей бокал красного сухого вина. – Я приезжал сюда в командировки не единожды. И да, всегда эти церемонии, закулисные игры, дворцовые интриги. Москва проще.
– Но все-таки здесь многое изменилось, – напомнила Ева. – И прежде всего изменился дом Романовых и сферы его влияния. С этого и начнем. Скажите, Дан, какое впечатление произвел на вас князь? Чисто внешне?
– В целом он выглядит на свой возраст, – чуть пожал плечами дознаватель. – Бодр, полон сил. Даже немного удивляет факт такого раннего выбора наследника и разговоры о передаче дел. Он более ста лет возглавляет фонд. Это его детище.
– Вот! – Ева отсалютовала ему бокалом. – Это иллюзия, Дан. И это очень важно в нашем деле. Я благодаря своему дару увидела его совсем другим. Князь болен. Возможно, умирает. Магия позволяет ему скрывать свое истинное состояние, но… Конечно, по меркам нашего мира Константин Константинович не слишком и стар. Он даже моложе моего кузена, я уж не говорю о Кире! Видимо, дело в крови Романовых. Их стремление к чистоте крови, браки с сестрами своих же матерей или с племянницами… Это сгубило смертную часть рода, это губит и Избранных.
– Или что-то еще, – задумчиво отметил Дан. – И Константин-младший, и третий сын, Георг, выглядят очень здоровыми. Не говорю уже про Гавра.
– Вы подозреваете, что кто-то может влиять на князя? – встревожилась Ева. – Яд или проклятие?
– Я не могу утверждать это на сто процентов, но… – Он пожал плечами. – Пока не буду исключать такую возможность.
– Вы правы, – подумав, согласилась с ним маг. – Особенно в контексте нашего дела. Итак, князь болен. Он назначает наследника. Он явно выпускает из рук бразды правления и домом Романовых, и культурной элитой Петербурга. Пушкинский Дом пока за ним. Волконские всегда поддерживали князя. А вот Лицей… Назначение Софи… Простите, это нонсенс.
– Кто она такая? – чуть поморщившись, спросил Дан.
Ему слишком не понравилась эта ведьма, смотревшая на него, как голодная собака на кусок мяса.
– София Данилевская, – стала объяснять Ева. – Ведьма-одиночка. Довольно сильная. Высшая. Она… наверное, просто больна.
Дан не удержался от кривой усмешки.
– Да, – чуть грустно подтвердила маг. – К сожалению, этого трудно не заметить. Но на это есть весьма печальная причина. Блокада Ленинграда. Вы наверняка знаете, Дан, что во время войны другие реальности были запечатаны. Софи голодала с остальными. И… еще пыталась лечить здесь смертных. Она спасла множество жизней. Зная, что сможет дольше людей продержаться без пищи, она делилась с ними пайком. С детьми. Это здорово сказалось на ее здоровье и внешности. Потом ее лечили, помогли чарами. Использовали даже эликсир философского камня. А это… последствия.
– Жутко все это, – уже другим тоном заметил дознаватель. – Но ее психика… дело даже не в ее отношении к мужчинам. Эти смены настроений… нервозность.
– Истеричность, – поправила его Ева. – Это последствия. А еще… Это традиционный мир Петербурга. Софи одаренная ведьма, всегда мечтающая что-то значить в мире науки и культуры. Но она, как и Мари, женщина…
Дан понимающе и чуть сочувственно кивнул.
– Что до ее отношения к мужчинам… – Его напарница чуть нахмурилась. – Это следствие нескольких лет, когда она была лишена привлекательности. Или… Не знаю, но это явно болезненное проявление. Потому я и предупредила вас держаться за мной. Простите, что опять была вынуждена представить вас как… своего мужчину.
– Мне это льстит, – чуть смущенно признался Дан. – Пожалуйста, не извиняйтесь.
Теперь засмущалась Ева.
– Но давайте вернемся к нашей теме, – спас ситуацию Страж. – Мы оба понимаем, что Софи никак не могла возглавить фонд Лицея. И все же…
– Она правнучка Александра Сергеевича Пушкина, – заметила маг. – И это многое значит. Это дает ей некое право. Особенно в некоторой внутриполитической игре, которую мы тут наблюдаем. Только… Простите, Дан. Что это за странные намеки? Сначала мой кузен просит помочь вам. Потом всех так настораживает ваше отношение к дому Нарышкиных. И еще, когда вы говорили с Шереметевым, вы явно были встревожены. И конечно, то странное высказывание Софи, что ее покровители как раз и есть Нарышкины.
Страж тяжело вздохнул, отставил бокал и устало провел рукой по волосам.
– Я все объясню, – пообещал он. – Вы правильно заметили, тут, в Петербурге, все изменилось. А еще ранее вы говорили о том, что Романовых больше – не только те, кто был сегодня в доме князя. Есть еще и некая Наталья Романова.
– Наталья? – Ева нахмурилась. – Странное имя для этой семьи.
– Ну, – Дан невесело усмехнулся, – зато оно более подходит к фамилии Нарышкина.
– Наталья Нарышкина… – Его напарница удивленно подняла брови. – Так звали мать Петра Первого.
– И то же имя получила его сестра, – продолжил рассказ дознаватель. – Все привыкли, что в Волшебном мире мой род известен благодаря моему деду, обычному Избранному, который смог прекратить межкастовую вражду.
– Мне это хорошо известно, – Ева кивнула, давая понять, что искренне уважает заслуги Нарышкиных.
– Но мой дед не первый из Избранных в нашем роду, – Дан чуть помолчал. – По сути, она Романова. Но… они давно что-то не поделили с императорским домом. И еще в прошлом веке бабушка… хотя так назвать ее очень сложно… она взяла фамилию матери. Вернулась в свой род. Так она тогда заявила. Но вот права и власть у нее остались. В том числе и влияние на Романовых. Все-таки любимая сестра первого императора.
– Вот в чем дело. – Ева нахмурилась. – И вот кто стоит по другую сторону баррикад в нашем деле. Как я поняла, вы не слишком с ней ладите?
– Она была недовольна, когда Москва стала столицей. – Дознаватель, казалось, вернулся в свое спокойное расположение духа. – И была против, когда дед настоял на переводе Волшебного правительства туда. Наталья привыкла к власти. Переезжать бабушка не собиралась. Для нее столицей был город ее брата Петра. Так наш род, можно сказать, раскололся. Я виделся с ней не единожды. В целом мы… поддерживаем чисто деловые дипломатические отношения. Но никто не знает, что Наталья придумает или изменит завтра.
– То есть? – не поняла маг.
– Много лет она поддерживала любовь давно умершего брата к Российскому флоту, – рассказывал Дан. – И к армии. Наталья любила войну. Потом вдруг изменила интересы, стала курировать науку. Хотя политика всегда волновала ее. Так, она долго имела влияние на Петербургскую Стражу. А как раз лет сорок-пятьдесят назад увлеклась культурой.
– Скорее уж она решила не расставаться с политикой, – предположила Ева. – Она просто решила соперничать с князем. В самом доме Романовых. А заодно и в его фондах. Теперь Лицей под ее патронажем. И Софи – это просто ее марионетка.
– Очень похоже, – согласился Страж. – Наталья капризна и властна. К тому же когда-то она увлекалась театром. Некоторая манерность и… то, что вы назвали истеричностью, у нее тоже есть. Но еще и острый и коварный ум.
– И теперь она хочет дом Романовых, – закончила маг. – Князь болен. Наследник убит. Мне все это не нравится… И еще этот перстень… К чему он во всей этой истории?
– Меня вообще больше всего интересует вопрос, – в ответ заявил чуть насмешливо дознаватель: – К чему тут Пушкин? И в нашем деле, и в доме Романовых в целом? Откуда такая страсть к этому поэту? Его вещам, памяти? Я вот больше Гоголя люблю. Пусть он стихи и не писал, но вот истории его очень впечатляют, да и пьесы.
Ева рассмеялась.
– А я уважаю творчество Достоевского, – подхватила она. – Да и Толстой – великий русский писатель… Но дело не в этом. Александр Сергеевич Пушкин все-таки многое сделал для развития литературы и языка. Нельзя относиться к нему только как к великому поэту. Но опять же все эти заслуги могли, как это иногда бывает, остаться и незамеченными. Если бы не тот факт, что Пушкин учился как раз в том самом Лицее. Был в первом его выпуске… А с какой целью вообще открывали Лицей?
– Для обучения дворянских отпрысков, – пожал плечами Дан, озвучивая общеизвестный факт.
– И младших князей дома Романовых, – дополнила Ева. – Николая и Михаила. Но все же поэт так и не стал одноклассником будущего царя. Хотя, видимо, где-то они пересекались в годы молодые. Николай хорошо знал Пушкина, любил его творчество. Император спасал поэта не единожды. Ссылка вместо тюрьмы, смягчение наказания за «Гаврилиаду», и полная оплата долгов поэта после его смерти, и огромная по тем временам сумма, выделенная на содержание семьи.
– Значит, – подумав, решил Страж, – будем считать, они дружили.
– И прибавим еще такой нюанс, – продолжила маг. – Пушкин, будучи при смерти, получает прощальную записку от царя, где тот обещает взять на себя полную заботу о жене и детях поэта. Ладно, выплатил долги, ладно, выдал содержание. Но еще были напечатаны и все произведения Пушкина. За казенный счет!
– Вот откуда пошла слава Пушкина! – догадался Дан. – И потому дом Романовых в лице его светлости до сих пор использует эту тему. И в роду Пушкина были Избранные…
– Он же гений, – подтвердила Ева. – Вы знаете, гении – это те дети, кто не принял каких-либо определенных магических способностей. А их потенциальная сила ушла в творчество. Вероятность рождения Избранных от таких людей очень велика. И мы видим Софи – наследницу поэта, а есть еще и Александр Адольф.
– Новый наследник, – тут же догадался Страж. – Вот почему именно он.
– В этом смысле Алекс просто находка для князя, – несколько цинично заметила Ева. – Он правнук Пушкина по линии отца. А мать его была княжной императорской крови, дочь Александра Второго. А еще он просто помешан на науке.
– Идеальный кандидат! – согласился Дан. – Тогда почему вначале был выбран ваш друг Николай?
– В чем нельзя упрекнуть его светлость, так это в пренебрежении даром, – серьезно объяснила маг. – Как бы он на самом деле ни относился к Избранному, но магический талант князь ценит. Особенно если этот дар применим в деле жизни самого князя.
– Тогда у этого Алекса очень неплохой мотив, – заметил Страж. – Еще все-таки я бы не скидывал со счетов Константина-младшего. Дом Романовых – это не фонд, полный артефактов. Для игрока важны большие деньги.
– Тогда, как мне ни было бы неприятно это говорить, – продолжила Ева, – не будем забывать и о Георге, третьем сыне. Он еще возможный запасной наследник, как и второй Георг, который Брасов.
– Он, между прочим, был другом убитого, – напомнил Дан. – Легко мог осуществить свой план. Только вот его мотив мне непонятен пока.
– А мне по-прежнему непонятна роль этого перстня. – Ева нахмурилась. – Перед нами чисто политическая игра. При чем тут этот надуманный артефакт? И только ли этот перстень интересовал преступника? Неужели кто-то из императорского дома или из культурной элиты Петербурга может верить в некую удачу или там еще какое-то улучшение благополучия, которое принесут кольца?
– Уж скорее, – весело усмехнулся Дан, – это как у Толкиена. Кольца власти! По крайней мере, в императорском доме и их фондах.
– Возможно… – задумчиво протянула его напарница.
