– Как ты сюда проник, Джозеф?

От переполнявшей его злобы ответ прозвучал немного невнятно:

– Неужели ты думаешь, что я не могу справиться с замком одной рукой?

– Надеюсь, ты включил это в свое резюме.

Он несколько раз обозвал меня, используя слова, которые не напечатала бы ни одна газета в стране. Пистолет он держал в правой руке, хотя она и висела на перевязи. Интересно, подумала я, что он сделает, если решит использовать этот ствол. Переложит его в левую руку, чтобы поднять и прицелиться, или так и будет держать в правой руке и выстрелит так? Возможно, он и сейчас остается метким стрелком. Или нет.

– Я могу прикончить тебя и уехать из страны еще до того, как найдут твой труп, – закончил он.

– Не сомневаюсь, – сказала я и кивком указала на Оливера: – Но сможет ли это сделать он?

Наверное, таблетки транквилизатора уже начали действовать – теперь Оливер уже не казался мне таким нервным. Он нисколько не удивился, увидев в комнате Джозефа. Собственно говоря, он явно даже не задавался вопросом, кто это такой.

– А я-то думала, что вы помогаете мне, Оливер, – сказала я. – Вы меня разочаровали.

– О чем вы? – спросил он.

– Не парьтесь. Вы можете уже перестать играть роль моего ангела-хранителя. Этот этап остался позади.

– Я помогаю вам, Никки, – настаивал он. – Как вы могли подумать иначе?

Я кивком указала на Джозефа:

– И вы думаете, я поверю, что он просто свернул не туда и оказался здесь совершенно случайно? Бросьте, зачем вам и дальше лгать? Какой в этом смысл?

Оливер опустил взгляд в пол и какое-то время молчал.

– Поначалу я вам помогал, – наконец сказал он, снова подняв глаза. – Но оказалось, что вы работаете слишком хорошо. И раскопали чересчур много.

– Зачем вы вообще вызвались мне помогать?

Он ответил, не колеблясь:

– Это была моя страховка.

– Страховка?

– Грегори имел довольно низкое мнение о ваших способностях. Он не считал, что вам удастся до чего-то докопаться – вернее, считал, что в конце концов вы окажетесь именно там, где мы и хотели. Но из нас двоих более осторожным всегда был я. Я не был уверен, к какому выводу вы в конце концов придете после того, как Грегори предложит вам работать на нас, и полагал, что будет лучше знать, как именно вы будете мыслить. Я подбрасывал вам только ту информацию и те идеи, до которых вы в конечном итоге докопались бы и сами. Мы не знали, сумеете ли вы когда-нибудь получить какую-то информацию об IN RETENTIS, но на тот случай, если вам это удастся, нам хотелось быть в курсе – и чем глубже будет при этом ваша убежденность в том, что речь тут идет о терроризме, тем меньше вы будете думать о каких-либо других возможных вариантах.

Я снова села на картотечный шкафчик рядом с лежащей корешком вверх открытой книгой.

– Но почему вы выбрали именно меня?

В верхнем ящике шкафчика лежала одна из моих пушек. Это был револьвер с длинным четырехдюймовым стволом. Я положила его туда, полностью зарядив его и взведя курок.

– Зачем было вообще обращаться ко мне? Зачем рисковать, привлекая к этому делу кого-то постороннего?

Он пожал плечами:

– Нам был нужен кто-то вроде вас. Вы были идеальной кандидатурой.

– В каком смысле?

– Чтобы все выглядело правдоподобно, нам был нужен человек, который бы действительно профессионально вел подобные дела, но идеальной кандидатурой для нас стал бы такой частный сыщик, который был бы одиночкой и имел бы доказанную склонность к поведению, носящему общественно опасный характер. Причем это должна была быть такая персона, у которой бы не было близких друзей или семьи. То есть не являющейся частью разветвленной группы, которая начала бы задавать вопросы, если бы с нею что-нибудь случилось. А поскольку вы давно известны своей склонностью к насилию, посещаете сеансы психотерапии с целью научиться справляться со стремлением к агрессивному поведению и вас арестовывали за умышленное нанесение тяжких телесных повреждений, лучшей кандидатуры нам было не найти. Мы долго искали подходящих персонажей, и вы, Никки, оказались самым лучшим из всех.

Мне было не очень-то приятно это слышать.

– Ваш план состоял в том, чтобы повесить на меня убийство Карен?

– Нам нужно было установить причинно-следственную связь. Мы наняли вас просто следить за ней, но вы зациклились на другом и вышли из-под контроля. Когда она заметила, что вы следите за ней, и потребовала от вас прекратить слежку, вы разозлились и начали ей угрожать. У вас началась паранойя, вы зациклились на идее о том, чтобы защитить ее от каких-то неведомых врагов. А затем, когда она в конце концов отказалась от вашей помощи, вы вспылили и потеряли контроль над собой.

Я кивнула, вспомнив испачканный кровью ломик, который Джозеф принес в квартиру моего брата.

– А потом, когда за мной погналась бы полиция, меня бы нашли покончившей с собой рядом с орудием убийства, и все бы сошлось. А то, что вы предпочли убить Карен вместо того, чтобы…

Мне не пришлось заканчивать эту фразу.

– Вы были правы, – с готовностью согласился он. – Это решение далось нам нелегко. Для нас это был шаг новый и радикальный, и мы были готовы пойти на все, чтобы его избежать. То есть почти на все, – поправился он. – Если бы можно было каким-то другим путем заставить ее молчать и отойти в сторону, мы бы с радостью ухватились за эту возможность. Мы были шокированы ее упрямством, ее нежеланием прислушаться к доводам разума. Мы не могли понять, почему она так непреклонна – но мы, разумеется, не знали о том, что случилось с ее родителями. Очевидно, это и сделало ее не склонной к компромиссу. Ли необходимо было убрать из игры, но мы не могли допустить, чтобы полиция начала расследовать убийство, мотивы которого допускали несколько трактовок, тем более что у ФБР уже появились какие-то подозрения в отношении нас. Нам нужен был мотив, и, самое главное, нам нужен был тот или та, кого полиция сочтет убийцей.

Я задумалась над этими словам.

– Так вот почему Ганн хотел, чтобы я начала следить за ней именно в тот день. Вы знали, что она собирается встретиться с агентами ФБР. Вы вовсе не нуждались в том, чтобы я за ней следила. Вам нужно было, чтобы агенты ФБР увидели, что я за ней слежу. Чтобы потом подставить меня.

Он кивнул:

– Да, Никки, вы были нужны нам отнюдь не за тем, чтобы вести слежку.

– Но зачем вам надо было подвергать вашу компанию такому риску? Почему вы не могли просто делать деньги, продавая вашу систему только тем странам, которые бы использовали ее исключительно в целях защиты своего населения от террористических и криминальных угроз? Зачем вам было связываться с самыми худшими из всех существующих режимов?

Мне понадобилось бы менее секунды на то, чтобы достать из ящика револьвер и прикончить Джозефа. Если бы он наклонился, чтобы завязать развязавшиеся шнурки на полуботинке, если бы он высморкался, если бы ему в глаз попала выпавшая ресничка. Но ничего из этого так и не произошло – он ни на миг не спускал с меня глаз.

Оливер раздраженно забарабанил пальцами по своему бедру.

– Неужели вам это непонятно? Ведь вы уже сами практически ответили на свой собственный вопрос. Неужели вы не понимаете, что моя компания добилась замечательного, небывалого технологического прорыва? Наша система коренным образом изменит то, как мы живем. Как вы можете этого не видеть?

Его голос, обычно ничем не примечательный, зазвучал совсем иначе, глаза загорелись.

– Знать, где находятся люди, уметь отыскивать их где угодно – неужели вы не видите, какие неограниченные возможности это дает? Ребенок, который отошел от своей матери и потерялся, – достаточно будет ввести в систему фотографию его лица, и он будет найден, скорее всего, уже через несколько секунд. Преступник начинает совершать преступления направо и налево – и полиция сразу же может его поймать. Педофил начинает бродить возле детской площадки, или рядом с каким-то банком появляется осужденный и отсидевший грабитель банков – и тут же срабатывают сигналы тревоги. И эта система становится все умнее и умнее, учится распознавать все новые и новые объекты, самообучается во всевозрастающем темпе. В конечном итоге она будет учиться куда быстрее, чем человеческий мозг. Преступность можно будет искоренить практически полностью – и не только преступность. Подумайте о том, как это может продвинуть здравоохранение! Кто-то ходит в людных местах, распространяя грипп, демонстрируя симптомы какой-то исключительно заразной болезни, – и такого человека можно будет немедленно изолировать, чтобы начать его лечение или поместить его в карантин, прежде чем он заразит других. Пьяного водителя можно будет распознать и остановить еще до того, как он сядет в свою машину. Весь хаос, все скверное, что происходит в мире, – всему этому можно будет положить конец.

Он глубоко вздохнул:

– Вы понимаете, что я имею в виду, Никки?

– А какое отношение все это имеет к убийству журналиста, совершенному диктаторским режимом?

Голос Оливера сделался спокойнее, в нем зазвучала снисходительность, как будто он пытался что-то объяснить неразумному ребенку:

– Мы собираемся решать проблемы в глобальном масштабе. Чтобы наша система работала, мы не можем быть разборчивыми. Да вы и сами должны это понимать. Нам необходимо распространить свою сеть повсеместно, по всему миру. Она окажется бесполезной, если сможет видеть только то, что происходит в отдельных странах, в отдельных местах. Чем больше она будет видеть, чем больше она будет узнавать, тем быстрее пойдет процесс ее самообучения. Мы не можем позволить себе роскошь избирательного подхода к тем, с кем имеем дело. Неужели вы думаете, что нам хочется, чтобы наши клиенты злоупотребляли возможностями нашей системы? Разумеется, мы этого не хотим. Но то, что мы создали, должно быть внедрено, а смерть кучки людей отнесем к сопутствующему ущербу, так сказать.

– Вы говорите о гибели невинных, – заметила я.

– А вам известно, сколько человеческих жизней мы уже спасли? – горячо парировал Оливер. – Уверяю вас, их куда больше, чем тех, над которыми нависла угроза. И в нашем собственном правительстве и военных структурах также есть несколько очень высокопоставленных лиц, которые немало сделали, чтобы оказать поддержку нашим усилиям.

– Мерзавцы в правительстве – тоже мне невидаль, – сухо заметила я.

– Да ладно вам, Никки! Мы каждый день закрываем глаза на куда худшие вещи. Неужели вам не известно, на сколько диктаторских режимов, на какое количество нарушений прав человека наша страна смотрит сквозь пальцы, сколько их она игнорирует в интересах национальной безопасности?

Я уселась поудобнее и перочинным ножиком срезала с пальца заусенец.

– Как приятно осознавать свою правоту.

Он еще не закончил:

– Как я уже говорил, оказалось, что вы работаете слишком хорошо. Мы никогда не думали, что вы раскопаете так много и так быстро. Только это нас и удивило – это и еще то, как близко к сердцу вы приняли смерть этой несчастной Ли. Мы не понимали такого вашего отношения к этой женщине. Ведь вы ее почти не знали. Она не имела никакого значения – во всяком случае, для вас.

– Вы ошибаетесь. В этом-то все и дело. Она много для меня значила.

С лица Оливера сошло все воодушевление, и его выражение снова сделалось безразличным.

– Нет смысла копаться в мелочах. Надо закругляться. Но, по правде сказать, больше всего меня удивило то, что сегодня вы были так глупы, что явились сюда ради того, чтобы в итоге оказаться в ловушке. Такая грубая ошибка, притом совершенная в такой критический момент. Честно говоря, мне нравилась та изобретательность, с которой вы действовали до этих пор. Я все еще никак не могу понять, почему вы проявили такую неосторожность, когда на карту было поставлено все.

– Возможно, вам следовало задать этот вопрос самому себе час назад.

– Что? – Он посмотрел на меня в замешательстве. – Это уже не имеет значения. Ведь мы с вами здесь.

– Вот именно. Мы здесь…

Я медленно протянула руку к открытой книге, лежащей на шкафчике корешком вверх.

– Не беспокойтесь, ведь это всего лишь книга, – сказала я Джозефу, когда ствол его пистолета дернулся вверх. – Она не может причинить вам вреда.

Я отодвинула книгу в сторону, и стал виден лежавший под нею маленький белый предмет, похожий на мячик для гольфа.

– Знакомая вещица?

Оливер переменился в лице:

– Это же не…

– Когда Ганн дал мне эту штуку в тот день, когда нанял меня, я не знала, что с ней делать. Так что я просто оставила ее валяться в моем кабинете в магазине. Позже я никак не могла понять одну вещь. Когда Джозеф и его дружки заявились ко мне в магазин, чтобы похитить меня, они действовали не наугад. Они подождали, когда я поднимусь к себе, задержусь там и расслаблюсь. Мне показалось, что они слишком уверенно выбрали момент. Но они не знали, что в магазине, на первом этаже, прячется еще кое-кто. Как будто они могли видеть только то, что происходит в моем кабинете и более нигде. И на пароме вы, казалось, были удивлены тем, что фотографии Карен находятся у меня, но не слишком удивлены. Не настолько, насколько я ожидала. Потому что я уже рассматривала эти фото у себя в кабинете. И я поняла, что эта маленькая штучка транслировала и картинку, и звук прямиком к вам и вашим подручным. Ганн подарил мне троянского коня. Самое старое из всех возможных ухищрений, но я тогда его не разглядела.

Лицо Оливера покрылось меловой бледностью.

– Никки, ведь эта штука не…

– Вы хотели сказать «не включена»? Не ведет записи? В данный момент? – Я небрежно пожала плечами. – Вы же знаете меня, Оливер. Сама не разбираюсь в современных гаджетах. И вряд ли смогла бы даже отключить эту штуку. – Я подняла маленькую камеру и покрутила ее в руках. – Так что попросила одного моего друга посмотреть на нее, и оказалось, что можно сделать так, чтобы она вела прямую трансляцию в совершенно ином направлении. В безопасное место, например, в такое, где другие люди будут иметь доступ ко всему, о чем мы тут говорили сегодня вечером, независимо от того, что случится со мной потом.

Я представила себе, как Миллер, вероятно с чашкой кофе в руке, внимательно смотрит и слушает все, что здесь происходит, уставившись в экран своего ноутбука.

Предвидя те многочисленные вредные для здоровья вещи, которые могли произойти сегодня вечером кое с кем в этой комнате, я не хотела давать Джейду и Руби возможность наблюдать за мной в режиме реального времени. Потому что у меня были вполне определенные намерения. Мы с ними помогали друг другу, но они как-никак давали присягу соблюдать все законы. Однако я все равно дала Чарльзу координаты обоих этих агентов. Если события примут нежелательный оборот, он будет знать, кому переслать запись всего того, что произошло здесь этим вечером.

– Если бы вы оба не были сегодня так поглощены планированием убийства вашего босса, – сказала я, – возможно, вы бы заметили, что больше не можете наблюдать за моим кабинетом в магазине.

Оливер опасливо огляделся по сторонам.

– Значит, вы заманили меня сюда, чтобы обвести вокруг пальца.

Я не снизошла до ответа.

Он покраснел, напряженно думая, потом принял решение:

– Я не знал, что меня записывают на камеру. Ничего из этого не является доказательством, которое может быть принято в суде. Отдайте мне эту видеокамеру. Сейчас же.

– Не отдам.

– Отдайте мне ее, – потребовал он.

– Подойдите и возьмите сами.

– Возьми у нее камеру, Джозеф.

Судя по выражению лица Джозефа, он надеялся услышать именно что-то в этом роде. Ни секунды не колеблясь, он двинулся прямо ко мне, и его чересчур светлые глаза горели жаждой крови.

– Мне нужен был только предлог, – сказал он, нацелив свой пистолет прямо на меня и держа в левой руке стальные ножницы для резки болтов, словно это был боевой топорик.

Я снова взяла со шкафчика свой перочинный ножик.

– Что ты собираешься делать с этой штучкой, помимо подравнивания своих ноготков? – спросил он.

Я не удостоила его ответом, а просто быстро вытянула руку и полоснула по желтым веревкам в ближайших ко мне местах. Острый маленький ножик мгновенно перерезал туго натянутые веревки, и они соскользнули вниз, перестав удерживать вес книг. Я уже вскочила на ноги, отступив на безопасное расстояние от стены. Джозеф покачал головой:

– Ничего у тебя не получится. Игры закончились.

Послышался глухой стук – это книга в твердой обложке соскользнула с верха стеллажа, отскочила от плеча Джозефа и упала к его ногам.

Он с удивлением посмотрел на нее, опустив глаза вниз.

Затем он поднял их, чтобы посмотреть, откуда она свалилась, и тут вперед повалился весь стеллаж, и на Джозефа обрушились сотни книг. Он попытался спастись от их лавины, но споткнулся о стопку книг на полу, упал, и нижняя часть его тела исчезла из виду, когда на него свалился весь высокий деревянный стеллаж.

К этому времени я уже держала в руке свой револьвер. Шутки кончились. Теперь все будет всерьез.

Оливер смотрел на меня с видом человека, который только что увидел, как тигр в зоопарке перепрыгнул через забор своего вольера, и теперь он уже жалеет, что тыкал в него палкой через забор. Он отпрянул от меня, и у него снова сделался испуганый вид. Я видела, как Джозеф барахтается под грудой книг, и не спускала с него глаз. Проходя мимо Оливера, я с силой впечатала свой локоть в его переносицу. Этот удар доставил мне немалое удовлетворение. Он давно его заслужил.

Оливер схватился за нос и охнул от боли, потом охнул еще раз, когда я изо всех сил лягнула его в колено. Краем глаза я увидела, как он упал, потом увидела, как Джозеф упирается в пол здоровой рукой, силясь встать.

– Джозеф, – сказала я ему, – покажи мне, что у тебя в руках ничего нет, не то я отстрелю кисти. Вставай.

Я наблюдала, как растрепанный Джозеф встает на ноги.

– Ох уж эти твои идиотские штучки, – в бешенстве процедил он.

Когда я ударила Джозефа по лицу стволом своего револьвера, это доставило мне еще большее удовлетворение, чем те удары, которые я нанесла Оливеру. Джозеф рухнул на одно колено, и из его рассеченного лба потекла кровь. Ствол револьвера образовывал аккуратную прямую линию между моими руками и его головой:

– Вставай!

– Остановись, Никки, сейчас же!

Я быстро оглянулась назад, не желая надолго отрывать глаз от Джозефа. Мой локоть, как и следовало ожидать, отнюдь не добавил Оливеру красоты. Низ его лица вместе с подбородком был покрыт кровью, он громко и тяжело дышал через рот. Но его руки, сжимающие полуавтоматический пистолет, были более или менее тверды.

– Я не собиралась убивать тебя, – сказала я, по-прежнему не сводя глаз с Джозефа. – Я собиралась сделать так, чтобы ты ответил за свои преступления, но не собиралась тебя убивать.

– Легко давать такие обещания, когда я держу тебя под дулом пистолета.

– Ты меня не понял. Ты только что заставил меня передумать. Раньше я не собиралась тебя убивать. Но теперь, возможно, убью.

Он взял маленькую белую камеру и изо всех сил бросил ее вниз, а потом для пущей верности еще и раздавил ее осколки каблуком.

– Положи ствол на пол, сейчас же!

Мне надо было быстро принимать решение. Если я сейчас повернусь и выстрелю в него, он, вероятно, не успеет среагировать. Ведь раньше он не делал подобных вещей. Момент шока замедлит его реакцию, пока он осознает, что ему надо самому нажать на спусковой крючок и пустить пулю в человека. Но если в маленькой комнатке начнется пальба из двух или трех пистолетов, может случиться все что угодно. И стоит мне оторвать взгляд от Джозефа, как он набросится на меня. Он уже медленно придвигался ко мне, словно прочтя мои мысли. Ему плевать, что я застрелю Оливера, если это даст ему самому возможность добраться до меня. Он слишком сильно меня ненавидел. Я подумала о том типе в пляжных шортах, в которого угодила пуля, отрикошетив от стены гаража, и представила себе, как мы все трое стреляем здесь из своих стволов и пули рикошетом летят куда попало, отскакивая от бетонных несущих стен в тесном замкнутом пространстве этого закутка. И эта картина пришлась мне не по душе.

– Положи ствол на пол, – повторил Оливер.

Теперь в его голосе звучало еще большее напряжение. Пистолет в его руках трясся, он стискивал его рукоятку. Судя по его виду, он начинал паниковать. Я представила, как боль в его сломанном носу смешивается сейчас со стрессом и как на все это накладывается прилив адреналина. Опасное, непредсказуемое сочетание.

Он мог застрелить меня, даже не осознавая, что нажимает на спусковой крючок.

Я приняла решение.

– Ладно.

И положила револьвер на пол.

К тому времени, как я выпрямилась опять, пистолет Джозефа был нацелен на меня, как и прежде. Только на сей раз у меня уже не было готового плана действий.