Мы шли гуськом: я впереди, Джозеф и Оливер сзади. Джозеф был профессионалом. Он держался от меня достаточно далеко, чтобы я не могла на него напасть, но в то же время находился слишком близко, чтобы я могла свернуть за угол и убежать. Оливер держал под мышкой конверт с фотографиями документов «Care4». Вечер был теплым, узкий месяц окружен тусклым оранжевым свечением огней порта.

– Почему Ганна пришлось убить? – спросила я.

– Какое тебе до этого дело? – спросил голос Оливера у меня за спиной.

– Никакого. Просто любопытно. Ведь вы оба работали вместе много лет. Зачем же было его убивать?

– Если тебе так уж хочется знать, Грегори начал слишком нервничать из-за давления со стороны ФБР, которое вело расследование наших дел. Он струсил в самый неподходящий момент.

Раздался писк, когда он отпер двери своей машины. Ее фары вспыхнули, словно приветствуя его. На другой стороне ворот я увидела ничем не примечательный темный седан. Он был припаркован так, что его бампер почти касался ворот, чтобы с его капота человек мог легко перелезть через них.

– Куда мы направляемся?

– Заткнись, – сказал Джозеф. – Садись в эту чертову машину. Спереди, на пассажирское сиденье.

– Хорошо. – Я открыла переднюю дверь машины Оливера, затем замешкалась. – Чуть не забыла. – Я вытянула в сторону руку, в которой держала связку своих ключей. – Надо нажать на кнопку, чтобы открыть ворота.

– Дай, – сказал Джозеф.

– Лови!

И, размахнувшись изо всех сил, я кинула ключи так, чтобы они пролетели высоко над его головой.

Связка полетела в сторону пустой парковки и исчезла в темноте.

Им понадобилась секунда, чтобы осмыслить то, что я сделала. Обоим им это не понравилось. Джозеф выступал за то, чтобы пристрелить меня на месте. Отчасти из личной неприязни, но у него была для этого и еще одна причина. На его памяти я уже несколько раз проделывала вещи, которых он не ожидал и результаты которых были ему не по вкусу. Прямо Джозеф этого не говорил, но он явно начинал чувствовать, что, пока я жива, он не сможет ощущать себя в безопасности.

Естественно, я чувствовала то же самое в отношении него.

Но Оливер не позволил ему убить меня. Оливеру совсем не хотелось, чтобы его машина осталась на парковке за запертыми воротами рядом с трупом, который вскоре найдут. В конце концов они пришли к выводу, который напрашивался сам собой и заключался в том, что надо пойти на поиски моих ключей.

– Куда они упали? – спросил Оливер.

Джозеф неуверенным взмахом руки обвел участок, занимавший примерно два акра.

– Я смотрел не на ключи, а на нее.

– Думаю, я видела, куда они упали, – вежливо сказала я.

Они приказали мне идти впереди – закономерное решение. Они не собирались оставить меня в покое, не могли позволить мне оказаться у них за спиной или пойти с ними рядом. Джозеф настаивал на этом с пеной у рта. Он видел, как я вошла в комнату вместе с Виктором, а вышла одна. И он ни за что не позволил бы мне очутиться достаточно близко, чтобы я могла достать до него кулаком. Мы втроем пошли вдоль высоких штабелей грузовых контейнеров, огромные размеры которых подчеркивали всю незначительность размеров наших собственных тел.

– Без света поиски будут бесполезными, – сказала я, подняв тот самый светодиодный фонарик, которым пользовалась в офисе Сайласа Джонсона. – В противном случае нам придется находиться здесь всю ночь.

– Надеюсь, что ты попробуешь убежать, – сказал Джозеф. – Очень надеюсь.

– Разве я когда-нибудь делала что-то такое, чего бы хотел ты, Джозеф?

Джозеф выругался. Я рассмеялась. Мы продолжали ходить, ища ключи.

Когда я их бросила, Джозеф и Оливер смотрели на меня. Я же смотрела на ключи и довольно ясно представляла себе, где именно они приземлились. Но поиски я нарочно начала, направившись в противоположную сторону темной парковки, зайдя довольно далеко. Теперь же я мало-помалу приближалась к месту, где, по моим прикидкам, действительно находились ключи.

Оливера снедало любопытство:

– Когда именно ты начала подозревать меня?

– Я подозревала тебя с момента нашей первой встречи. Когда ты подошел ко мне на парковке фитнес-центра. Это было естественно.

В его голосе зазвучало раздражение:

– Тоже мне, Шерлок. Неизменно на миллион шагов впереди всех остальных. – К его раздражению добавился сарказм. – Уверен, ты заметила, что у меня из прически выбился один волос или увидела крошечное пятнышко краски на моей машине, – и в твоей голове мигом появились ответы на все вопросы.

– Я имела в виду вовсе не это. Мои подозрения относились не к тебе лично, просто с момента, когда Ганн меня нанял, каждый новый человек в игре, с которым я знакомилась, автоматически подпадал под подозрение. Так бывает всегда. Но, разумеется, я хотела выяснить наверняка, действительно ли мне надо тебя подозревать. Поэтому на пароме я сказала, что, возможно, пойду в полицию, чтобы показать им фотографии, спрятанные Карен.

– И что?

– Я не могла не заметить, что до того, как я рассказала об этом тебе, никто не делал попыток меня убить. Но уже на следующий день в моем магазине появились Джозеф и компания. Я подозревала, что они следят за мной, и хотела заставить их выдать себя, но я не учла, что они используют в своей игре моего брата. И это была моя ошибка.

Я активно водила лучом фонарика по земле, но при этом не переставала говорить. Чем больше люди разговаривают и слушают, тем труднее им продолжать думать.

– Но окончательно я смогла убедиться в том, что ты замешан в этом деле, только сегодня вечером.

– А что именно заставило тебя в этом убедиться?

Я бросила на них взгляд через плечо. Они по-прежнему держались в нескольких шагах от меня, оставаясь на таком расстоянии, что я не смогла бы до них дотянуться.

– Ты явился сюда. Невиновный человек этого бы не сделал. Особенно узнав, что его жизни грозит опасность. Он бы мог позвонить в полицию, он мог бы спрятаться или запереться в своем доме. А знаешь, чего бы он точно не сделал? Не явился бы на какой-то не знакомый ему склад поздно вечером. – Я продолжала водить лучом фонарика по земле. – Ты явился сюда, потому что тебе было необходимо увидеть, что именно у меня есть.

– Почему же ты просто не пригласила сюда агентов ФБР, чтобы они нас поджидали? Зачем тебе было идти на риск и встречаться с нами, будучи одной и не имея подмоги?

Снова оглянувшись на них, я кивком указала на Джозефа:

– За это тебе надо благодарить его.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Джозеф осторожен, – сказала я. – В его профессии, если ты лишен этого качества, ты обычно не доживаешь до тридцати. Я не могла рисковать – он мог нутром почуять ловушку или же заметить агентов ФБР и убраться подальше. Мне же было нужно, чтобы сюда пришел не только ты, но и он. Его появление было для меня важно.

– Почему? – Этот вопрос задал уже Джозеф. В голосе его звучало искреннее недоумение. – Ведь ты же наверняка знаешь, что я собираюсь с тобой сделать.

– Ты пытался убить моего брата, – откровенно ответила я. – И ты несешь такую же ответственность за убийство Карен Ли, как Ганн, Оливер и Виктор. Думаешь, я позволю тебе просто взять и слинять?

– Но я все равно слиняю, – сказал Джозеф. – Как только покончу с тобой. А до того, как сесть на самолет, я сделаю еще две вещи. Я захвачу твоего торчка братца во второй раз, а потом свяжу его в твоем гребаном книжном магазине, оболью бензином и сожгу и его, и твой магазин дотла.

Я не удостоила его ответом. Если он думал о будущем, это была его проблема. Я же сейчас сосредоточила свое внимание на том, что находилось передо мной. А именно на блеске металла на земле.

– Нашла.

Я подобрала с земли ключи и покорно показала их им. Луч фонарика в моей руке как бы случайно ненадолго направился на них так, что Джозефу и Оливеру стало трудно видеть меня, а мне соответственно стало легче видеть их. Я сделала в их сторону один шаг, широко раскинув руки, чтобы показать, что я и не угрожаю, и распылила прямо в лицо Джозефу перцовый спрей из баллончика, прикрепленного к кольцу моих ключей. И тут же бросилась на землю, в сторону от его правого плеча. Его правая рука была прижата к телу из-за повязки, так что для того, чтобы прицелиться, ему придется повернуться всем телом.

Джозеф завопил от боли и немедля прижал руку к лицу, несмотря на то, что одновременно его пистолет выстрелил два раза и пули полетели туда, где только что стояла я. В тот же момент я оказалась там, куда он старался меня не допустить – там, откуда я могла врезать ему кулаком.

Он пытался одновременно тереть глаза и стрелять. Приблизившись к нему, я изо всех сил нанесла ему апперкот левой, повернув при этом кулак так, чтобы ладонь была обращена вниз – это увеличивало мощь удара. Я ударила его не в лицо, не в корпус и не в пах – ни в одно из тех мест, куда я бы нацелилась при других обстоятельствах. Я ударила Джозефа по правой руке чуть ниже плеча, там, где она была обмотана выпирающими бинтами. Его огнестрельная рана была свежей – я подстрелила его всего несколько дней назад. Он вскрикнул от боли, и пальцы его правой руки разжались. Пистолет выпал из них и упал на землю.

Мы оба одновременно бросились к нему. Я почувствовала, как его ручища толкает мою голову к земле, и вцепилась зубами в мясистую часть его ладони. Джозеф взвыл и ударил меня коленом в живот, а укушенной рукой схватил за волосы. Я же схватила его за мошонку, с силой сжала и крутанула ее. Он издал не слишком-то приятный звук и локтем здоровой руки саданул меня в лоб. Я почувствовала, как это удар рассек мою кожу, и, схватив его двумя пальцами за мочку уха, постаралась отделить ее от его головы. Он ударил меня в живот другим коленом и попытался пальцем разорвать мне ноздрю. Я еще раз вгрызлась зубами в его руку. Это была еще та схватка – зрелище не из приятных. Явно не из тех спортивных соревнований, которое дамы в Кентукки захотели бы посетить, надев шляпки, отделанные цветами.

Я схватила пистолет одной рукой и тут же почувствовала, как ее сжимает ручища Джозефа. Он был намного сильнее меня, даже когда действовал только одной рукой. И начал поворачивать пистолет в мою сторону. Я ударила его головой в подбородок, но из положения ничком я не могла вложить в этот удар всю массу своего тела. Я почувствовала, как ствол пистолета скользнул по моему туловищу, и рванулась вниз так, чтобы мое тело оказалось под телом Джозефа, в отчаянной попытке уйти от дула пистолета. Но он был слишком силен, он меня одолевал, и мы оба знали это. Дуло пистолета уперлось мне в живот.

Послышался резкий звук выстрела, и мои ноздри наполнились едким запахом пороха.

Мне понадобилась доля секунды, чтобы понять, что выстрел прозвучал сверху, а не из пистолета, упертого в меня. Рука Джозефа перестала сжимать его рукоятку. Его тело обмякло и скатилось на землю. Над нами стоял Оливер. Благодаря моему последнему рывку тело Джозефа оказалось между мною и пулей, которую Оливер пустил в нас. Руки его тряслись, лицо было покрыто коркой подсыхающей крови, но его пистолет по-прежнему был наведен на меня.

– Откатись от его пистолета, – сказал он. – Медленно.

Я откатилась. Перевернулась раз, потом другой, моргая, чтобы кровь из моего рассеченного локтем Джозефа лба не заливала мне глаза.

– Ты только что застрелил Джозефа. Осмелюсь предположить, что это была случайность.

Оливер тяжело дышал, в его глазах горела свирепая решимость.

– Без него можно обойтись.

– Должно быть, ты говоришь так о множестве людей.

– Есть много людей, без которых можно обойтись.

Я все еще лежала, свернувшись в клубок, словно это могло меня защитить. Моя рука скользнула по одному из моих ботинок, когда его внимание на миг переключилось на труп Джозефа, затем вернулась в прежнее положение, когда его взгляд снова уперся в меня.

– Ну и как же ты собираешься расхлебать эту кашу? – спросила я. – Или ты забыл про видеокамеру? Я не шутила, когда сказала, что все было записано. ФБР получит копию этой записи, так что они будут знать, что сегодня вечером ты находился здесь.

Похоже, Оливер был этим не слишком обеспокоен.

– Ты поставила меня в затруднительное положение, но компания сможет с этим справиться. Как бы то ни было, это не попало на запись, к тому же, – и он кивком указал на тело Джозефа, – я начинаю все лучше понимать, что из мертвецов получаются отличные козлы отпущения. Что же до нежелательных последствий, то у меня есть друзья, которые в полной мере осознают всю ценность возможности видеть и слышать то, что их интересует, в режиме реального времени. Начиная с завтрашнего дня наша сеть обеспечит разведывательные службы США бесценным окном в мир. Думаешь, это не будет оценено по достоинству? Даже ФБР дает задний ход, когда речь заходит о национальной безопасности. – Он вытер нос, из которого все еще капала кровь. – Сейчас наша уязвимость находится на максимуме, но больше это не повторится. После завтрашнего дня нам уже ничего не будет грозить.

– Во всем этом все-таки была одна вещь, которую я никак не могла понять, – сказала я.

Он не проявил особого любопытства.

– В самом деле? И что же это было?

– Ты сам.

– Я? О чем ты?

– Я не могла понять, кто ты на самом деле, Оливер – или, лучше сказать, Мартин Гилман?

Он был ошарашен:

– Откуда ты узнала мое имя?

– Ты уже искал свою куда-то подевавшуюся смарт-карту «Клиппер»?

Он прищурился, вспомнив нашу прогулку на пароме.

– Значит, ее украла ты? Прибегла к дешевой карманной краже? Я думал, подобные вещи ниже твоего достоинства.

– Мне было нужно узнать, как тебя зовут. Даже в Кремниевой долине все еще можно добиться успеха без помощи высоких технологий.

На каждой карте «Клиппер» был указан индивидуальный номер, чтобы ее баланс можно было пополнять в электронной форме из личного кабинета владельца. На то, чтобы отыскать персональные данные Оливера, Чарльзу понадобилось меньше времени, чем у меня уходило на то, чтобы выпить чашку кофе.

Он пожал плечами:

– Ну что ж. Значит, тебе известно мое имя. И что из этого?

– Я не могла взять в толк, почему ты замешан во всем этом деле, если ты всего лишь наемный сотрудник «Care4». В этом случае тебе не было смысла идти на такой риск. Только посмотри на себя – для тебя дела компании значат куда больше, чем для Ганна, а ведь он был гребаным председателем ее правления. У меня на этот счет были разные догадки: или тут замешан шантаж, или же между вами шла борьба за власть, и вы действовали кто во что горазд, но ни в одной из этих версий концы не сходились с концами.

– И к какому же заключению ты пришла?

– Я каждый раз возвращалась к единственной догадке, которая объясняла все. Ведь на самом деле «Care4» вовсе не была компанией Ганна, не так ли?

Оливер долго смотрел на меня, медля с ответом.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он наконец.

– На первый взгляд карьера Грега Ганна выглядела как классическая история успеха предпринимателя из Кремниевой долины: он бросил учебу в Стэнфорде, сделал деньги, работая в финансовой сфере на Уолл-стрите, имел некоторые неприятности с законом, а затем начал все заново в мире стартапов. Но в этой повести кое-что выглядело неубедительно, и я раз за разом наталкивалась на нестыковки. Ведь, судя по фактам, ничего из того, что он делал, не получалось у него по-настоящему хорошо. Он ушел из университета не сам, его выгнали за плохие оценки. В Нью-Йорке он едва не угодил в тюрьму за торговлю ценными бумагами с использованием инсайдерской информации. И я уверена, что штраф, к которому его присудили, далеко превзошел ту прибыль, которую ему удалось получить. И все компании, которые он учреждал в Кремниевой долине, терпели убытки и разорялись. Кажется, их было три.

Выражение лица Оливера оставалось безразличным.

– Интересное заключение.

– Интересное? Можно сказать и так. Но мне интересным показалось другое – а именно то, что к этому заключению пришла не я одна.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А то, что к точно такому же заключению пришел и ты. Только я это сделала недавно, а ты – задолго до нашей встречи. Ганн был разорен. Инвесторы раз за разом теряли свои вложения в его стартапы, и при этом очень быстро. Больше никто не доверил бы ему свои деньги. «Care4» была твоим детищем, а вовсе не его. Но ты уже тогда мыслил на опережение. Возможно, тебе просто не хотелось привлекать внимание к своей персоне или ты считал, что оно будет отвлекать тебя от дел. Возможно, тебе был нужен кто-то, кто будет играть роль лица компании, а если понадобится, сыграет и роль громоотвода, пока ты сам спокойно руководил бы всем, оставаясь в тени. Возможно, тебе был нужен кто-то, кого ты сможешь отправлять по своим делам в различные точки мира, а заодно и к частному детективу, чтобы нанять ее, в то время как ты будешь одновременно играть на два фронта, завязав с ней знакомство на тот случай, если она вдруг раскопает слишком много. С твоей стороны было очень разумно пойти работать в такое скучное подразделение компании, как служба по обеспечению безопасности компьютерной сети. Так ты мог, не привлекая внимания, быть в курсе всех дел «Care4». А Ганн был просто создан для той роли, которую он играл по твоей указке. Харизматичный, общительный – идеальное подставное лицо. Достаточно алчный, чтобы обходить закон, достаточно сообразительный, чтобы убедительно играть свою роль, и достаточно глупый или недальновидный, чтобы выполнять все твои желания, не задавая лишних вопросов.

– А каким же образом я, по-твоему, познакомился с этим идеальным малым – на автобусной остановке?

– Нет. – Я подумала о распечатке, которую Чарльз дал мне на рыболовном пирсе Беркли. – Грег Ганн был твоим соседом по квартире в студенческом общежитии, когда ты учился на первом курсе Стэнфордского университета. Затем его выгнали за неуспеваемость. Возможно, ты поддерживал с ним связь, а возможно, и нет. Но позднее – через много лет после того, как ты закончил университет и решил основать «Care4», – у тебя на примете уже был кандидат, идеально подходивший для осуществления твоих целей. Ты отыскал своего незадачливого университетского дружка и сделал ему заманчивое предложение. Предложение стать тем, кем он всегда хотел быть – главой преуспевающей компании.

Мартин Гилман уставился на меня, потом медленно кивнул.

– Оглядываясь назад, понимаю, что мы могли бы значительно упростить себе жизнь, наняв кого-то менее компетентного, чем ты, – сказал он наконец. – Век живи, век учись. Жаль, что мне придется убить тебя. Если бы это не было необходимо, я бы нанял тебя по-настоящему.

В его кармане тихо зазвонил телефон. Его взгляд ненадолго скользнул вниз, когда он сунул одну руку в карман, чтобы прервать звонок.

На сей раз я успела запустить руку за край своего ботинка.

– Так или иначе, – сказал он, – я не хочу торчать здесь всю ночь. – Он вновь держал пистолет обеими руками. – «Care4» – это компания с неограниченным потенциалом, Никки. Мы поддерживаем связи со многими влиятельными людьми, не только по всему миру, но и в нашей столице. Когда что-нибудь в этом духе случится в следующий раз, мы уже будем недосягаемыми.

Из миниатюрного «Дерринджера» можно было попасть в цель только в том случае, если до нее было не более нескольких футов, но Мартин Гилман находился от меня именно на таком расстоянии. Я стремительно подняла руки и выстрелила вперед и вверх. Звук выстрела был тихим, не намного громче, чем звук выстрела из пугача. Пуля попала ему в горло, и за долю секунды ожидаемая продолжительность его жизни съежилась с приблизительно сорока лет до следующих сорока секунд. Он выронил пистолет, сел на землю и обеими руками схватился за свое горло, из которого лилась кровь.

В «Дерринджере» два патрона, и я могла бы выстрелить в Гилмана еще раз, но я не стала этого делать. Не потому, что я хотела продлить его предсмертные муки, а потому, что я просто устала стрелять в людей. Я была бы счастлива, если бы мне на глаза больше никогда в жизни не попался ни один ствол. На меня накатило одно из тех цепенящих, гнетущих состояний духа, когда все во вселенной кажется лишенным смысла.

Человек, называвший себя Оливером, пытался что-то сказать, но не мог ничего выговорить из-за своего простреленного горла. Издавая неприятные звуки, он медленно из сидячего положения лег навзничь, словно в стоматологическом кресле с откидной спинкой.

Он не сразу осознал, что умирает, но в конце концов это понимание к нему все-таки пришло.

Я не очень-то удивилась, услышав звуки сирен. Как и многие другие районы Окленда, его порт был покрыт сетью микрофонов, предназначенных для того, чтобы улавливать звуки выстрелов и передавать точную информацию о месте, где был произведен выстрел, ближайшему полицейскому патрулю. Если кто-то стрелял где-то вне помещений, всегда существовала неплохая вероятность того, что вскоре на шум явится полиция.

Я стояла между двумя мертвецами, причем один из них был убит из пистолета, зарегистрированного на мое имя.

Мне ни за что не позволят просто взять и уйти.

Я сунула руку в карман Мартина Гилмана и достала тот самый айфон, который отвлек его внимание в критический момент. Я прижала большой палец его обмякшей правой руки к датчику, считывающему отпечаток пальца, чтобы разблокировать экран, после чего по памяти набрала номер.

– Это я, – сказала я.

Голос Джейда звучал сдавленно от избытка адреналина:

– Никки? Мы в доме Ганна, мы нашли его тело. Где ты?

– Я на следующей остановке.

– Где именно?

– Документы, которые Карен Ли пыталась передать вам, сейчас у меня, но мне нужна ваша помощь. Серверы «Care4» должны быть сегодня же вечером отрезаны от офисов этой компании. Завтра будет уже слишком поздно.

По-видимому, это не особенно его обескуражило.

– Что ж, это будет не первый раз, когда я разбужу судью. Если у тебя есть доказательства, дающие нам основание явиться в штаб-квартиру «Care4», мы решим этот вопрос.

– Есть еще кое-что. Сегодня вечером некоторые люди пытались меня остановить.

– Пытались? – Услышав, как я это сказала, он меня понял. – Ясно. С тобой все в порядке? – В его голосе звучало явное беспокойство.

Без каких-либо эмоций я подумала: интересно, это он тревожится из-за меня или из-за того, что рискует опять потерять те доказательства, которые один раз он уже упустил? Я истолковала свои сомнения в его пользу и решила, что он тревожится как из-за доказательства, так и из-за меня.

– Сейчас сюда явятся оклендские служители закона. Мне нужно, чтобы сюда приехали и вы, чтобы объяснить им, что к чему. Постарайтесь сделать так, чтобы они поняли, что я работала вместе с вами. Дома у меня на кровати очень удобный матрас. Ортопедический, без пружин, в общем, все такое. Я к нему привыкла, и мне очень нравится на нем спать. По правде говоря, мне бы не хотелось провести эту ночь где-то еще.

Он понял, куда я клоню.

– Говори адрес. Мы выедем сейчас же.

Я сказала ему адрес.

– Да, Никки, еще один вопрос.

Я хотела уже отключиться, но продолжила держать телефон у уха.

– Если, как ты сказала, мы все понимали неправильно, то в чем на самом деле была суть? Людям действительно грозила опасность?

Я кивнула, хотя он и не мог меня видеть.

– Да, но не тем людям, о которых мы думали вначале. Когда вы приедете, я все вам объясню, но вам нужно поторопиться. Пока вы сегодня вечером не доберетесь до офисов «Care4», жизни этих людей по-прежнему будут находиться под угрозой.

Я положила телефон на землю и, подойдя к ряду грузовых контейнеров, села и, ссутулившись, привалилась к рифленому металлу, слушая, как звуки сирен становятся все громче. Я так устала, что могла бы заснуть, прислонившись к битому стеклу. Мое лицо болело, мое тело болело, у меня болело все.

Я видела за воротами голубые огни. И смотрела, как они приближаются все ближе и ближе.