Считается, что Вудсайд – это один из наиболее дорогих населенных пунктов в стране, тихое местечко между Пало Альто и Сан-Франциско. В этом маленьком городке я купила кофе и сэндвич, после чего проехала еще несколько миль, пока не добралась до извилистой подъездной дороги, которую перегораживали черные ворота. Высотой они были футов в десять и состояли из вертикальных чугунных прутьев, расположенных в двух с половиной дюймах друг от друга, на вершинах которых виднелись декоративные шипы. Половинки этих ворот открывались наружу. Я проехала мимо них и припарковалась на боковой улочке, так что мне была видна главная дорога. Здесь я распаковала сэндвич и уселась поудобнее.

Час спустя солнце село, и я вернулась к воротам, перегораживающим подъездную дорогу к дому. Охранное оборудование здесь было устроено просто – с обеих сторон ворот установлено по камере видеонаблюдения, причем находились они высоко, чтобы покрывать всю окружающую территорию. Рядом с каждой видеокамерой был установлен прожектор с датчиком движения. Принцип работы этой системы был мне ясен. Любое движение в темноте включает свет прожекторов, которые осветят окружающую местность так, что все, что на ней будет происходить, зафиксируется камерами. А с камер информация, вероятно, поступает на охранную систему, находящуюся где-то еще. Просто и эффективно.

Только вот без прожекторов в темноте от камер не будет никакой пользы.

Я достала пневматическую винтовку, сделав это далеко от ворот, на другой стороне дороги, чтобы датчики движения не включили прожектора. Целилась я не в лампы прожекторов, а в сами датчики, расположенные под прожекторами. Поразить такую цель было труднее, но дело того стоило. Разбитые датчики будут не так бросаться в глаза, как разбитые прожектора. Прожектора были предназначены для того, чтобы обеспечивать работу камер видеонаблюдения, а не наоборот. Сами камеры не были освещены. Лунного света было достаточно, чтобы мои два выстрела попали в цель. Ухватиться за чугунные прутья было легко. Я вскарабкалась по ним на верх ворот, перекинула через декоративные шипы сначала одну ногу, потом другую и спустилась с другой стороны ограды.

Дом Ганна стоял высоко на холме, светясь, как космический корабль. Он был низким, построенным в модернистском стиле, с длинными строгими линиями и обширными пространствами из стекла. Перед домом на террасированных холмах сияли подсвеченные голубой бассейн и большая изумрудно-зеленая гидромассажная ванна. Если так выглядят все обнесенные оградой части Вудсайда, подумала я, то неудивительно, что он стоит на такой высокой строчке в таблице среднедушевых доходов, или как там экономисты измеряют уровень благосостояния в разных местах.

«Тесла» Ганна была припаркована снаружи. На идущей по кругу подъездной дороге это была единственная машина. Я двигалась быстро – ведь наверняка камеры видеонаблюдения есть и здесь. Попыталась открыть парадную дверь, но она оказалась заперта. Обошла дом сбоку и увидела другую, меньшую по размерам дверь – нечто вроде повседневного входа, которым хозяин дома пользуется каждый день, когда входит в дом с пакетами, полными продуктов.

Дверь открылась сразу, и я очутилась в огромной ледяной кухне, такой же безличной, как научная лаборатория. От встроенных в потолок флуоресцентных светодиодных точечных светильников шли узкие световые пучки. Восьмиконфорочная плита из нержавеющей стали выглядела так, будто ею еще ни разу не пользовались. Половое покрытие состояло из унылых серых плит – наверное, известкового туфа. Кто-то добыл в каменоломне кучу гранита и с размахом использовал его для изготовления столешниц всех столов. Рабочие поверхности выглядели так, словно ими тоже никогда не пользовались, и любая хлебная крошка на граните стала бы для них невиданным и кровным оскорблением. Из кухни я перешла в гостиную, обставленную в стиле, приближенном к японскому: мягкие естественные тона, бамбуковый пол, несколько шелковых ширм, загораживающих углы. Сделанные целиком из стекла окна, идущие от пола до потолка, и стеклянная раздвижная дверь выходили на просторный, вымощенный камнем внутренний двор. С другой стороны в окнах виднелось идущее из бассейна голубое свечение и далеко внизу огни других домов, кажущиеся отсюда крошечными.

Я нашла его в кабинете, хотя нигде в этой комнате не было видно ни единой книги. На одной стене висел сверкающий самурайский меч, здесь же стояла еще одна шелковая ширма, украшенная японскими иероглифами. Ганн сидел за письменным столом из древесины грецкого ореха, одетый буднично, в черную футболку и лосины, рядом с ним стояла одна из его неизменных бутылок с соком холодного отжима. Выражение лица у него было задумчивое, как будто он размышлял над самыми тяжелыми мировыми проблемами и вплотную подошел к их решению.

Только одно было не так – дырка в его лбу.

Я внимательно огляделась по сторонам. Никого. Подошла к столу, чтобы разглядеть все получше, – Ганн был убит одним выстрелом. Из раны вытекла струйка крови, прошедшая по его правому глазу, щеке, подбородку и, наконец, по футболке. Его затылок имел еще более неприглядный вид – русые кудри слиплись от крови. На столе лежал револьвер системы «Кольт», изготовленный из нержавеющей стали, находившийся так близко от его правой руки, что при простом осмотре невозможно было сказать, выпал ли этот револьвер из его руки или был специально положен рядом с ней. Возможно, он был заряжен, а возможно, и нет. Я не собиралась это выяснять, ничто не заставило бы меня дотронуться до этого револьвера.

Я заметила россыпь мелких темных точек на верхней части его лица, похожую на веснушки, – пороховые ожоги. Выстрел явно был сделан в упор, что могло говорить о самоубийстве, но с таким же успехом кто-то мог войти в его кабинет и приставить ствол к его лбу. Невозможно было сказать, сам он застрелился или его застрелил кто-то другой.

Я явилась сюда с длинным списком вопросов и с нетерпением ожидала долгого разговора. Но оказалось, что разговора не будет. В доме было тихо, и мне было пора уходить.

В городе я нашла телефон-автомат. Мне ответил Джейд, причем ответил уныло, но, когда он узнал мой голос, его тон изменился:

– Никки, это ты? Мы тут гадали, когда ты позвонишь. Ты что-нибудь раскопала?

– Похоже, вам самим это не удалось.

Обычно я избегала сыпать соль на раны, но это ФБР, так что я не смогла устоять перед искушением. Возможно, мне уже не представится другой такой шанс.

– Мы в отчаянии, – признался он. – Мы понятия не имеем, что должно случиться завтра, и не представляем, как это можно предотвратить. Мы испробовали все. Что бы Карен ни хотела нам передать, этого больше нет.

– Это потому, что все это время вы искали совсем не то.

Голос Джейда зазвучал почти жалобно:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я отправила вам кое-что по почте. Вы получите это завтра утром. На тот случай, если у нас не будет возможности продолжить этот разговор…

Он растерялся еще больше:

– А почему такой возможности может не быть?

– Потому что сегодня вечером я должна буду сделать еще кое-что. Если смогу…

Он начал что-то говорить, но я еще не закончила:

– А сейчас я дам вам адрес председателя правления одной компании. Было бы неплохо, если бы вы нанесли ему визит.

Теперь в его голосе звучала досада:

– Легко тебе говорить. Какие бы правила ни нарушила ты, мы должны действовать законными методами. Тебе же прекрасно известно, что мы не можем входить в жилища без соответствующего ордера.

– Можете, если кто-то сообщает вам, что там было совершено преступление.

– Но никто не…

У меня истощилось терпение.

– Я сообщаю вам об этом, понятно? И скоро расскажу вам и все остальное. Сейчас у меня нет на это времени. Постарайтесь сделать так, чтобы я смогла встретиться с вами сегодня вечером. И если по какой-либо причине к утру вы не получите от меня вестей, не забудьте проверить вашу утреннюю почту.

– Подожди, Никки, куда ты направляешься? И что ты имела в виду, сказав, что должна кое-что сделать?

Я проигнорировала его вопрос.

– Как я уже сказала, нанесите ему визит. На вашем месте я бы не стала терять время и ждать.

Я повесила трубку. Потом опять взяла ее в руку. Засыпала в щель еще несколько четвертаков.

– Чарльз, – сказала я. – То, о чем мы с тобой говорили, – время пришло…

Я снова нажала на рычаг телефона, но продолжала держать трубку у уха. Третий звонок. И последний. В щель для монет, звякнув, упало еще несколько четвертаков. Еще несколько длинных гудков. В голосе, ответившем мне на этот раз, звучала подозрительность.

– Кто это?

– Оливер, нам надо поговорить.

– О чем вы вообще толкуете? И почему звоните мне?

– Надо поговорить лично. Сегодня вечером.

– Встретиться с вами? Вы что, с ума сошли? Я же сказал, чтобы вы мне больше не звонили.

– Я не знаю, кто это, – громко сказал он, как будто вместе с ним в постели лежали люди из АНБ и Пентагона и их микрофоны тыкались в него под одеялом. – Прощайте! Я кладу трубку.

– Это очень важно, – настаивала я.

– Тогда завтра, – неохотно согласился он.

– Я выяснила, что представляет собой проект IN RETENTIS. Думаю, вам захочется увидеть то, что у меня есть. К тому же завтра может быть уже слишком поздно.

Его тон изменился:

– Вы выяснили это? Что это такое? И что вы имели в виду, сказав, что завтра может быть уже слишком поздно?

– Слишком поздно для вас, Оливер.

– Что? – Он был в полном замешательстве.

– Они только что нанесли визит Ганну. А значит, следующим в их списке, вероятно, будете вы.