Джонсоны жили в Пасифик Хайтсе, престижном районе Сан-Франциско, предназначенном только для избранных и полном внушительного вида домов, стоящих высоко над Заливом. Улица, на которой жила моя клиентка, шла вперед под таким углом, который был бы немыслим в любом другом американском городе и который можно найти только в Сан-Франциско. Дом Джонсонов представлял собой большое здание в викторианском стиле, встроенное в вершину холма. Его занавешенные панорамные окна безучастно смотрели на город. Были уже последние дни октября, и погода становилась все холоднее. Дома были украшены по случаю приближающегося Хэллоуина, и на прохожих все чаще можно было увидеть шапки и шарфы. Утром я посмотрела в зеркало на свое лицо и увидела такие же мешки под глазами и те же признаки переживаемого стресса, какие я видела на лице Карен в Мендосино. Я плохо спала и все время думала о «Care4». Эта компания начинала меня доставать – слишком много теней, слишком много неизвестных… Мне было нужно время, но его-то у меня и не было.

Услышав по телефону мой голос, Бренда удивилась, но с готовностью предложила мне встретиться в ее доме. Я ждала на улице и видела, как она идет по улице. Должно быть, она возвращалась из фитнес-центра, поскольку на ней были белые кроссовки, сливовые лосины и модная спортивная куртка, сшитая из какой-то эластичной композитной ткани. Такие куртки изготавливались и рекламировались в расчете на любителей бега трусцой и тех, кто посещал занятия йогой, на их этикетках было полно таких слов, как «впитывающая пот» и «обеспечивающая доступ воздуха к телу». Свободная одежда для занятия спортом и повседневной носки. Это словосочетание возникло из ниоткуда и встречалось теперь везде.

– Привет, Никки, – сказала Бренда. – Мне приятно снова видеть вас.

Я была рада, что она выглядит так хорошо: здоровая, румяная и уверенная в себе, очень отличающаяся от той нервной и неуверенной в своих силах женщины, с которой я встречалась в прошлом месяце. Я подняла бледно-желтый поднос с углублениями, в которых были вставленные большие картонные стаканы с кофе.

– Я принесла кофе, – сказала я. – Сегодня холодновато.

Прежде чем мы уселись в ее просторной гостиной, Бренда раздвинулы шторы, открыв панорамные виды города, простирающиеся до самого Залива. Эта комната явно была предназначена для приема гостей, и ее убранством определенно занимался профессиональный декоратор. Картины подходили к ее стенам слишком идеально, как будто их выбирали главным образом для гармоничного сочетания горизонтальных и вертикальных линий. Квартира имела открытую планировку, и большую кухню, оборудованную по последнему слову техники, отделял от гостиной только гранитный кухонный островок. У одной из стен высился огромный книжный шкаф. Стоящие в нем книги представляли собой смесь из юридических томов в кожаных переплетах и недавно изданных книг в жанре нон-фикшн. «Ешь, молись, люби», «Тайна», «Возвращение к любви», «Как спать одной в большой двуспальной кровати»… Надо бы отправить ей кое-какую художественную литературу.

– Как ваши дела? – спросила я.

Она удобно сидела в кресле рядом с разделяющим нас стеклянным журнальным столиком.

– В моей жизни многое изменилось, но теперь я чувствую себя лучше. Однозначно намного лучше. Хотя полагаю, также было много такого, к чему мне пришлось привыкать.

– Он сейчас живет здесь?

– Кто? Сайлас? – Она улыбнулась. – Я поменяла все замки уже в первую неделю после нашей с вами встречи. Жаль, что вы не слышали, как он визжал, когда обнаружил, что не может попасть в квартиру с помощью своих ключей. Думаю, он пока что остановился в отеле, в одной из этих роскошных гостиниц неподалеку от площади Юнион-Сквер, в которых ты чувствуешь себя так, будто затонул вместе с «Титаником». Надеюсь, тамошние владельцы не забыли избавиться от такого вредного материала, как асбест.

Я улыбнулась, но ничего не сказала – она явно еще не кончила говорить.

– Оказалось, что эта его персональная тренерша представляла собой только вершину айсберга. Я узнала и о других его изменах, о многих других. Он крутил романы с различными женщинами на протяжении практически всего нашего брака.

Она сморщилась от отвращения.

– Не говоря уже об услугах девиц из служб эскорта и бог знает кого еще.

– Мне жаль это слышать.

– Да нет, все в порядке, – это к лучшему, что я обо всем узнала. – Она улыбнулась еще раз. – Официальный развод потребует некоторого времени, но потом я смогу начать новую жизнь.

Она помешала свой кофе, хотя до этого мешала его уже три раза.

– Никки, спасибо за помощь. И за то… что вы отказались выполнить ту безрассудную просьбу, с которой я к вам обратилась. Теперь я понимаю, что это была плохая идея. Может быть, именно поэтому мне тогда так хотелось вас об этом попросить.

– Вы были в ярости, – сказала я. – И у вас было на это право. Я все понимаю…

– Спасибо за то, что поняли.

– Могу ли я задать вам вопрос? Что Сайлас рассказывал вам о своей работе?

Она была удивлена:

– О его работе? Вы имеете в виду его юридическую практику?

– Да.

Она задумалась.

– Очень мало. За все годы нашего брака он никогда подробно не говорил об этом. Честно говоря, корпоративное право, которым он занимался, казалось мне скучным. Он любил сыпать известными именами и работал на многих людей и компании, о которых много говорилось в СМИ, но о самой своей работе рассказывал совсем немного. Только хвастался тем, что мы приглашены на премьеру какого-то фильма или на какое-то спортивное соревнование благодаря его работе с таким-то и таким-то.

– А он когда-нибудь говорил о компании, которая называется «Care4»? Особенно в последние месяцы?

– Нет, по-моему, нет. А что произошло?

– Ничего такого, о чем вам надо бы было беспокоиться.

Она задумалась над моими словами.

– Это означает, что кому-то все-таки надо об этом беспокоиться?

– Возможно.

Бренда взяла ложку, которой она мешала кофе, и со звоном положила ее на блюдце. Она так и не притронулась к своему кофе. Картонный стакан выглядел на удивление неуместно на стеклянном журнальном столике рядом с фарфоровым блюдцем и серебряной чайной ложкой.

– Могу ли я говорить с вами начистоту, Никки?

Я кивнула:

– Мне нравится, когда со мной говорят начистоту.

– Отлично. Мой муж – настоящий говнюк. Он больше двадцати лет врал мне и изменял с другими женщинами. Он попрал все брачные обеты, и я желаю ему всего, чего угодно, за исключением добра.

Ее взгляд был решителен и суров.

– Вы не производите впечатление женщины, которая может заглянуть к кому-нибудь просто для того, чтобы попить кофе. Вы явились ко мне, чтобы о чем-то попросить. Что ж, вы оказали мне услугу, большую услугу. Вы помогли мне увидеть правду, выяснить, что на самом деле представлял собой мой брак, и не позволили мне наделать глупостей после того, как я это узнала. – Она подалась вперед. – Я бы хотела отплатить вам услугой за услугу. Я не знаю, чего вы хотите, что вы задумали и как это связано с моим мужем, но, честно говоря, если то, чем вы сейчас занимаетесь, не пойдет ему на пользу, то мне все равно, что это такое. Сделаю все, что в моих силах, чтобы вам помочь, – вам достаточно только попросить.

Сквозь выходящие на восток окна в комнату лился яркий солнечный свет. Я немного подвинулась, чтобы он не бил мне в глаза.

– Когда мы беседовали в прошлый раз, вы сказали, что сделали копию ключа к двери офиса вашего мужа. Этот ключ все еще у вас?

Джонсон удивилась:

– Поверить не могу, что вы запомнили такую мелочь. Но думаю, что да, этот ключ у меня. Одну секунду.

Она встала и подошла к кухонному острову, на котором лежала ее сумка. Порывшись в ней, она достала латунный ключ, на одной стороне которого было выгравировано: «НЕ СНИМАТЬ КОПИЙ».

– А ему известно, что у вас есть этот ключ?

– Я сделала это втайне от него. – Она улыбнулась: – Мне пришлось целую вечность искать слесаря, который согласился бы сделать то, о чем я просила, несмотря на надпись «НЕ СНИМАТЬ КОПИЙ». Я заплатила ему лишние сто долларов. А почему вы спрашиваете?

– Вы правы, – сказала я. – Мне действительно нужна от вас одна услуга. Могу ли я одолжить у вас этот ключ?