Держа ружье у бедра, я подошла к двери, открыла ее и отступила назад. Все трое стояли передо мной, не пытаясь выйти за пределы линии огня моего ружья, их пистолеты были немного опущены. Я не собиралась в них стрелять, и, что было еще хуже, они это знали.

– Никки, – сказал первый мужчина, входя в комнату, двое остальных последовали за ним. – Мы хотим с тобой поговорить.

Я подняла ружье так, что дуло оказалось менее чем в двух футах от его груди.

– Где он?

– Мы можем войти? – У него был восточноевропейский акцент.

Я отступила назад и повторила:

– Где он?

– Всему свое время. Так мы можем войти?

– Не играй со мной, – резко сказала я. – Не делай вид, будто ты зашел сюда просто затем, чтобы поискать первое издание какой-то книги. Он у вас? Где он?

– Похоже, ты встревожена. Надеюсь, ты случайно не застрелишь меня.

– Когда я застрелю тебя, это будет отнюдь не случайно. Говори, где он?

– Твой брат находится в надежном месте.

Один из двоих ухмыльнулся:

– Он передает привет своей старшей сестре.

Тот, кто сказал это, был тем самым амбалом, который выбил ногой дверь на первом этаже. Я с удовлетворением увидела краснеющие на его руке следы от когтей Бартлби. Из всех троих он был самым молодым – за двадцать, но меньше тридцати, и самым здоровенным – ростом где-то шесть футов три-четыре дюйма, с телосложением и повадками хоккейного нападающего. Вид у этого парня был такой, словно он везде ищет драки и уходит разочарованным, если не находит подходящего для этого повода. Его лицо было рябым от следов юношеских угрей, а волосы – длинными и сальными, словно он специально их чем-то смазал.

Я проигнорировала его и обратилась к первому мужчине. Судя по всему, именно он был их главарем.

– Чего вы хотите?

– Мы хотим поговорить с тобой.

– Так говорите.

Он пожал плечами, и в его светлых глазах не отразилось ничего.

– Нам надо задать тебе несколько вопросов по поводу того, что тебе стало известно. Затем, если твои ответы нас удовлетворят, мы все спокойно разойдемся по домам.

– Я не скажу ни слова, пока не увижу своего брата.

Он улыбнулся:

– Ничего другого мы и не ожидали.

Ожидали. С чувством бессилия я поняла, что все, что я делаю и говорю, только играет им на руку.

– Хорошо. Привезите его сюда.

– Нет, это мы поедем к нему, – поправил меня главарь этой троицы. – Опусти ствол. Ты поедешь с нами.

Я засмеялась:

– Еще чего!

Его глаза были неестественно светлые, а их взгляд был равнодушен, как у рептилии.

– Ты неправильно понимаешь ситуацию. Возможно, я был слишком вежлив, – сказал он.

Улыбка сползла с его лица, и он четко произнес, выговаривая слова с чуть заметным акцентом:

– Давай попробуем еще раз. Положи ружье и езжай с нами, иначе наш приятель, который сейчас присматривает за твоим младшим братом, ножовкой отпилит ему ступни.

Я задумалась, пытаясь найти выход из этой ситуации. Но выхода у меня не было. Это знали и они, и я. Я могла сделать вид, что у меня есть выбор, но не стала этого делать и пожала плечами. Бессмысленно тянуть время. Чем скорее я смогу добраться до Брэндона, тем лучше. Я положила ружье на пол.

– Тогда едем.

– Сначала мы тебя обыщем, – сказал амбал.

И он начал ощупывать меня, причем, в отличие от Руби, отнюдь не старался быть корректным. Я чувствовала, как его руки лапают меня во всех местах, где мне совсем не хотелось чувствовать чужие мужские руки. Он обыскивал меня, не торопясь, ухмыляясь, когда ему попадались мой «Дерринджер», моя маленькая дубинка, мой кастет. Он бросил все это на стул и снова ухмыльнулся, глядя на меня:

– Что такая миленькая маленькая сучка, как ты, делает со всей этой прикольной фигней? Нравятся игры?

Я чувствовала его кислое дыхание на моем лице. С такими повадками и таким угреватым лицом в подростковом возрасте ему вряд ли было легко находить девушек, которые соглашались бы с ним встречаться.

Третий мужчина, невысокий, кряжистый, с бритой головой, громил мой кабинет, обыскивая его. Раздался грохот, когда он опрокинул на пол мой шкаф для бумаг. Через несколько минут он вернулся, держа в руке мою сумку.

– Ничего из того, что нам нужно.

Некоторое облегчение от того, что он не сумел найти фотографий, тут же сошло на нет, когда я подумала о том, что это, возможно, уже не имеет значения. Увижу ли я когда-либо эти фотографии опять, узнаю ли, что именно мне пыталась сказать Ли?

Они провели меня на первый этаж и вывели на улицу. Коротышка, учинивший разгром в кабинете, сел за руль и включил зажигание. Приборная панель засветилась. Амбал сел сзади, а тот, у которого были неестественно светлые глаза, рядом со мной. Микроавтобус влился в поток машин и нырнул во мрак.

Мы ехали по Телеграф-авеню на юг, в сторону Окленда. Водитель вел машину аккуратно. Он ехал, не превышая скорости, останавливался на желтый свет, пропускал пешеходов на «зебрах», короче говоря, вел себя так, чтобы у дорожной полиции не появилось ни малейшего повода его остановить. Скорее всего, они держат Брэндона на каком-нибудь складе или в пустующем здании. Вероятно, в таком, которое они арендовали несколько недель или дней назад для подобных дел. Я не пыталась с ними заговорить, в этом не было смысла. Огни центра Окленда все приближались. Был вечер четверга, везде множество людей, в магазинах вечерние скидки на алкоголь, ужины в ресторанах, концерты. Затем огни центра остались позади, улицы сделались грязнее, машин стало меньше. Мы проехали мимо рядов одноэтажных частных домов, обшарпанных многоквартирных зданий, заросших сорняками пустырей, находясь в той части Окленда, куда сотрудники компаний индустрии информационных технологий не заглядывали и куда не текли деньги из этой сферы. Эти улицы были мне знакомы.

Я поняла, куда мы едем, отнюдь не на какой-то склад. Они держали моего брата в самом очевидном из всех возможных мест – в его собственной квартире.

Микроавтобус остановился на обочине. Водитель не выключил двигатель и остался сидеть на своем месте. Тип с неестественно светлыми глазами открыл дверь, сидевший за моей спиной амбал тоже подвинулся к выходу. Они шли по обе стороны, не спуская с меня глаз. Мы вошли в дом, и микроавтобус уехал. Видимо, где-то была протечка или лопнула труба, потому что с потолка вестибюля медленно и мерно, со стуком метронома, капала вода. Флуоресцентные лампы мерцали, по полу пробежала крыса, дергая из стороны в сторону голым хвостом.

Мы двинулись вверх по лестнице.

Амбал шел впереди, а тот, у кого были чересчур светлые глаза, – сзади.

У меня по-прежнему не было выбора.

В первое мгновение мне показалось, что все в квартире обстоит как обычно – та же грязь, тот же тяжелый запах несвежего табачного дыма. Брэндон, как обычно, сидел на своем диване. Вот только руки и ноги у него были связаны клейкой лентой. Рядом с ним сидел мужчина со светло-русыми волосами, в темно-сером костюме и играл в какую-то игру на своем смартфоне. Он поднял голову, посмотрел на нас и положил телефон на диван. Его лицо было покрыто искусственным загаром из солярия, зубы казались чересчур белыми, как будто он каждое утро полоскал их с отбеливателем. Все остальное было таким же грязным и убогим, как и всегда: переполненные пепельницы, из которых вываливались окурки, и пустые коробки из-под пиццы.

– Ник?

– Брэндон!

Я хотела подбежать к нему, но амбал схватил меня за плечи. Он был чрезвычайно силен и удержал меня на месте без труда и даже смеясь. Я заставила себя расслабиться, поскольку не хотела доставлять ему удовольствие своими попытками вырваться. Его пальцы продолжали больно стискивать мои руки и после того, как я перестала двигаться. Мужчина с неестественно светлыми глазами привез из магазина мою сумку. Он высыпал ее содержимое на журнальный столик и с некоторым интересом посмотрел на мою «беретту».

– С тобой все в порядке? Они не причинили тебе вреда?

Брэндон улыбнулся, и я увидела в его глазах все тот же мягкий юмор.

– Вреда? Нет, Ник. Я скучал. Сидел здесь совсем один, не с кем было даже словом перемолвиться.

Я повернулась к мужчине со светлыми глазами:

– Как мне тебя называть?

Он оторвал от меня глаза и пожал плечами:

– Если хочешь, можешь звать меня Джозефом.

– Отпусти его, Джозеф. Потом делай со мной что хочешь. Он тут ни при чем.

– Мы можем делать с тобой что хотим и сейчас. Мы не заключаем сделок. К тому же он твоя плоть и кровь, а значит, он тут при чем.

– Чего вы хотите?

Он уставился на меня взглядом василиска:

– С кем ты говорила, Никки?

– В каком смысле – говорила? О чем?

Джозеф подошел к журнальному столику. Я заметила, что на полу лежит объемистый чемоданчик. Джозеф положил его на столик и осторожно открыл. Провода. Зажимы и какой-то большой металлический куб размером с коробку для обуви.

Аккумулятор.

– Я ни с кем не говорила, – сказала я. – Ни о чем из этого дела.

Он покачал головой:

– Забудь об этом. Не трудись. Мы все равно применим к тебе эту штуку. И будем использовать ее всю ночь, то на тебе, то на твоем брате. Пока не убедимся, что ты не скрываешь ничего, что нам нужно узнать.

Амбал ухмыльнулся:

– Причем мы никогда не обращаем никакого внимания на то, что говорят в первый час. Для нас это всего лишь ознакомительная беседа.

– Уверена, что это доставляет тебе массу удовольствий, – сказала я.

Его ухмылка сделалась еще шире. Он этого не отрицал.

Они усадили меня в одно из кресел. Им понадобилось минуты две, чтобы скрутить мои руки и ноги с помощью клейкой ленты. Они работали старательно, а я не пыталась сопротивляться, даже когда Джозеф надел на мои руки чуть повыше связанных клейкой лентой запястий зажимы. Я просто смотрела, как их тупорылые зубчатые челюсти смыкаются вокруг моих предплечий.

Он поднял какую-то штуку. Капа.

Я посмотрела на нее.

– Зачем это?

– Нам нужно, чтобы ты могла говорить. Когда придет время.

Я покачала головой, пытаясь не обращать внимания на оставшиеся на резине заметные следы зубов:

– Нет.

Джозеф продолжал смотреть на меня. Его глаза были почти бесцветными.

– Ты когда-нибудь видела, как человек откусывает себе язык?

Я подумала над этим и покорно открыла рот. Почувствовала кислый вкус резины и подумала: интересно, сколько людей до меня сидели вот так с капой в зубах, чувствуя, как зубья металлических зажимов вонзаются в их плоть, и зная, что их ждет? Брэндон заговорил без своей обычной небрежности в голосе:

– Пожалуйста, ребята. Не мучайте ее. Лучше сделайте это со мной.

Я попыталась сказать, чтобы он заткнулся, но мой голос был приглушен капой во рту, так что я смогла только что-то неразборчиво промычать. Амбал засмеялся:

– Не беспокойся, торчок. Тебе тоже достанется. Но сначала мы попотчуем током твою кичливую сучку сестру.

– Прежде чем мы начнем, – сказал Джозеф, – я окажу тебе услугу. Скажу тебе кое-что важное. Пять секунд. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Я молча смотрела на стену перед собой.

– Столько продлится первый сеанс. Это единственный раз, когда я буду сообщать тебе длительность сеанса. И первый будет самым коротким. Помни об этом, когда будешь пытаться считать до пяти.

– Пожалуйста, – снова сказал Брэндон, уже громче.

– Заткнись!

Мужчина в темно-сером костюме отвесил ему крепкую затрещину. Голова моего брата дернулась назад. Я ухитрилась вскочить на ноги, но амбал засмеялся и без малейшего труда толкнул меня обратно в кресло. Я перестала сопротивляться и сосредоточилась на том, что меня ждало, стараясь унестись мыслями далеко-далеко из этой комнаты, от этих мужчин, от вкуса резины во рту и холодного металла зажимов на моих руках. Все трое глазели на меня, им было любопытно, как будто перед ними была лабораторная мышь. Они желали посмотреть, как я буду себя вести. Амбал пялился на меня с особым вниманием, плотоядно, почти похотливо, с жадным нетерпением, как будто я танцевала стриптиз для него одного.

– Готова? – спросил Джозеф.

Провода шли к зажимам на моих руках от панели управления, которую он держал в обеих руках, словно это был пульт дистанционного управления от модели самолета.

Я не ответила.

Он повернул регулятор напряжения, впился в меня глазами и включил рубильник.

Все мое тело, руки, ноги, лицо заполнил жидкий огонь, который охватил мое тело и внутри, а лицо было охвачено пламенем где-то под кожей. Мне казалось, что мои глаза сейчас выскочат из орбит, а все внутренние органы зажаты, как в тисках, и вот-вот превратятся в кашу. Я смутно осознавала, что мои зубы глубоко вонзились в резину, заполняющую мой рот. Я не знала, сколько секунд прошло: одна или все сто. Пространство и время перестали существовать. Существовала только боль, и больше ничего.

Боль исчезла так же мгновенно, как и началась.

Я снова начала осознавать окружающий мир. Почуяла запах горелого мяса и выплюнула изо рта капу. Внезапно я поняла, что кричу, и заставила себя замолчать, но вопли продолжались, и я поняла, что это вопит мой брат. Амбал смотрел на меня еще более жадно и плотоядно.

– Некоторые люди обмачиваются даже от первого сеанса. Ты обмочилась?

Брэндон все еще истошно кричал. Мужчина в темно-сером костюме дал ему еще две крепких затрещины. Брэндон замолк, на щеках его выступили ярко-красные следы от ударов. Мужчины уже снимали зажимы с моих рук и надевали их на предплечья моего брата.

– Не делайте этого, – сказала я. – У него слабое сердце. Это его убьет.

Амбал снова посмотрел на меня:

– Твоему братцу-торчку следовало бы молиться о том, чтобы у него случился сильный сердечный приступ и он отдал концы. Это стало бы самым удачным днем в его никчемной жизни.

Я уже знала, что попытаюсь остановить их. И они тоже это знали – я видела это по их лицам. Но мне было все равно. Моя «беретта» лежала на журнальном столике, и, возможно, мне все-таки удастся до нее добраться.

– Готов, торчок? – спросил Джозеф. – Пять секунд. Столько же, сколько получила твоя сестра.

Он снова покрутил ручку регулятора напряжения. И его рука потянулась к рубильнику.

Я сделала вдох. Выдох. Напряглась на кресле.

Входная дверь вдруг открылась.

Мы все пятеро удивленно повернулись к ней. Это был Эрик со своим зеленым ирокезом. Он стоял в дверях, и вид у него был такой же удивленный, как и у нас. Амбал пришел в себя первым и, бросившись к двери, закрыл ее за ним. Джозеф вскочил, злобно уставившись на Эрика:

– Как ты сюда попал?

Эрик повернулся к Джозефу и медленно закурил сигарету. Он был в таком состоянии, что ничего не соображал. Его зрачки превратились в блестящие черные точки. В одной руке у него был развернутый шоколадный батончик «Твикс», а в другой – пропитанный жиром бумажный пакет с едой из «Макдоналдса». Он медленно сделал два шага внутрь комнаты.

– У меня есть ключ, – сказал он. – Я просто отпер дверь.

Он передвинул свою сигарету в уголок рта и поднял латунный ключ, словно желая предъявить доказательство.

– Ты дал ему ключ от квартиры? – вскричала я. – В самом деле?

– Ему же некуда было податься, Ник, – оправдывался мой брат.

– Что тут происходит?

Эрик подозрительно огляделся по сторонам. Должно быть, он укололся совсем недавно. Это было очевидно, поскольку на его лице не было выражения смертельного ужаса. Любой нормальный, не обдолбанный человек на его месте тут же со всех ног бросился бы бежать из квартиры. Но Эрик, хотя и под кайфом, все же не был слеп. Когда он наконец заметил трех незнакомых мужчин, на его лице появилось смутное беспокойство.

– Это что, полицейский налет?

Амбал рассмеялся:

– Это просто торчок номер два, вот и все.

– Эй, чувак! – сказал Эрик. – Пошел ты знаешь куда? Никакой я не торчок.

Он медленно откусил кусочек от своего «Твикса», и шоколадные крошки посыпались ему на рубашку.

– Кто все эти люди, Брэндон?

Он присмотрелся к моему брату внимательнее и увидел клейкую ленту и зажимы на его руках. Он не был глуп, хотя и находился под воздействием героина. Его инстинкт самосохранения вмиг проснулся, он быстро оглядел комнату.

– Я вернусь позднее, – сказал он и попятился к двери.

– Погоди! – крикнул Джозеф. – Возьми вот это, чтобы забыть то, что ты тут видел.

Эрик посмотрел на него и увидел пачку стодолларовых бумажек в левой руке Джозефа, которую тот протягивал ему. Уже дойдя почти до самой двери, он остановился, не сводя глаз с пачки денег в протянутой руке.

Стодолларовые купюры… Соблазн был неодолим.

– Вероятно, тебе лучше бежать отсюда, Эрик, – посоветовала я. – Прямо сейчас.

Но вместо этого он двинулся к Джозефу, загипнотизированный видом наличных.

– Это все мне?

– Все тебе, – согласился Джозеф.

Он взял с журнального столика мою «беретту» и выстрелил Эрику в голову.

«Беретта» стреляла пулями, обладающими огромной силой поражения, и сейчас такая пуля на выходе разворотила Эрику затылок. Он умер мгновенно, кровь брызнула на обшарпанную грязно-белую стену, образовав пятно радиусом в пять футов. Пакет из «Макдоналдса» упал на пол, из пропитанной жиром бумаги высыпалась картошка фри, вокруг еды растекалась лужа крови. Мой брат опять истошно завопил:

– Вам не было нужды это делать!

Я пыталась понять, как это изменило положение дел. Выстрел был громким, но обитателям этих мест выстрелы не в новинку – перестрелки между соперничающими бандами и наркоторговцами происходили здесь постоянно, и многие местные жители питали сильнейшее нежелание привлекать к делу полицию, каков бы ни был повод. Всегда были шансы, что, услышав шум, кто-нибудь все-таки вызовет копов, но я на это не рассчитывала. По всей вероятности, эти наемные убийцы выполняли заказы вроде нынешнего, путешествуя по всему миру, так что здешние места были им незнакомы. Они находились в квартире, где был труп и имелось достаточно улик, чтобы упечь их в тюрьму по обвинению в дюжине различных преступлений. На вид Джозефу было что-то около сорока пяти лет, и, судя по всему, за свою карьеру он натворил немало ужасных дел. Киллеры не доживали до сорока лет, если не обладали хотя бы толикой осторожности.

Напряженно пошептавшись, они, похоже, пришли к общему решению. Джозеф оглянулся и посмотрел на меня.

– Вам двоим повезло, – сказал он. – Вы только что избежали весьма долгой ночи.

– Вы нас отпускаете? – с облегчением спросил Брэндон. Амбал расхохотался:

– Если хочешь, можешь назвать это и так.

– Что вы собираетесь делать?

– Именно то, зачем мы сюда и пришли, – ответил Джозеф. – Мы собираемся использовать вас двоих для того, чтобы выстроить историю. Вот только мы сразу перейдем к последней главе.

Амбал достал из чемоданчика еще два предмета: небольшой кожаный футляр размером с книгу в твердой обложке и какой-то тонкий, похожий на трубу, двухфутовый предмет, завернутый в ткань. Джозеф расстегнул молнию на футляре, и на черной замше заблестел ряд шприцев.

– Что это? – спросил Брэндон.

Амбал хихикнул:

– Думаю, эти штуки тебе знакомы, торчок.

– Это синтетический опиоид, – сказал Джозеф, обращаясь к моему брату. – Химически он практически неотличим от героина. Во всяком случае, токсикологический анализ никакого отличия не покажет.

– Зачем вам это? – спросила я. Мне было не по себе.

Джозеф посмотрел на меня:

– Сегодня вечером ты пришла сюда и обнаружила, что твой младший брат умер от передозировки. – Он кивком показал на труп Эрика. Лужа крови под ним растеклась еще шире, лицо стало неестественно белым. – Ты увидела рядом того ублюдка, который продал ему героин, впала в ярость, достала свой пистолет и пристрелила его на месте.

– Звучит правдоподобно. А что потом? – спросила я.

– Ты осознала, что натворила. И поняла, что у тебя теперь есть только один выход.

– Да ну? И какой же?

– Тебе это должно быть очевидно. – Он неискренне улыбнулся. – Самоубийство.

– Ну конечно. Люди этому поверят.

– Разумеется, поверят. Ведь ты появилась здесь, уже будучи убийцей и зная, что тебя скоро поймают. – Он еще раз бросил взгляд на тело Эрика. – Появление этого типа, в сущности, ничего не меняет. Твой брат в любом случае умер бы сегодня вечером от передоза, а ты бы в любом случае его нашла. И на твоих руках в любом случае оказалась бы кровь Карен Ли.

Я растерялась:

– Что?!

Джозеф разворачивал ткань.

Мы все устремили взоры на предмет, который он развернул.

Это был ломик.

Один его конец был испачкан чем-то, похожим на краску. Я все поняла, и он это увидел.

– Ну что, теперь тебе ясно? Ты выслеживала ее и в конце концов вышла из себя.

– Этот дешевый номер у вас не пройдет.

Амбал ухмыльнулся:

– Нам сходят с рук дела и похуже, намного хуже. Ты бы не поверила, если бы мы рассказали тебе, какие вещи нам сходят с рук. По сравнению с ними все это просто пустяки.

– Я разговаривала с ФБР. Им все о вас известно.

Джозеф покачал головой:

– Нет, им все известно не о нас, а о тебе.

– Они поймут, что все это неправда.

– А насколько усердно они вообще будут пытаться что-то раскопать? Ведь тебя найдут в этой трущобе рядом с мертвецом, убитым из твоего пистолета. А еще они найдут ломик, испачканный кровью Карен Ли. Полагаю, для них это будет вполне очевидный случай.

В его словах было куда больше правды, чем мне хотелось бы признать, но это было неважно. Сам он думал, что у них все получится, и был достаточно уверен в своих силах, чтобы осуществить свой план. И даже если в конечном итоге это дело у них все-таки не выгорит, ни Брэндону, ни мне от этого уже не будет никакой пользы.

– Кто именно из вас убил ее? – спросила я.

Джозеф пожал плечами:

– К чему эти вопросы? Какой в них смысл?

Я посмотрела на амбала, вспомнила, как он выбил дверь ногой дверь в книжном.

– Это был ты?

Он ухмыльнулся, глядя на меня и ничего не отрицая.

– Почему ты так решила?

– Потому что тебе, как вижу, это нравится.

Он окинул меня с головы до ног все тем же голодным взглядом.

– Думаешь, мне это нравится?

– Да.

Он сделал шаг ко мне.

– Жаль, что у нас осталось так мало времени. Я мог бы так классно с тобой позабавиться…

– Забей, Виктор. Нам надо сделать еще одну работу, – сказал Джозеф. Он взял из футляра один из шприцев, сел на диван рядом с моим братом и принялся искать вену на его худой руке. Я смотрела, как он тщетно пробует найти ее, тыкая иглой.

Брэндон весело улыбнулся:

– Извини, я отработал эти вены еще десять лет назад.

– Заткнись. – Джозеф поискал вену на второй руке Брэндона, но и это ничего не дало.

Брэндон захихикал с нотками истерики, прорывающимися сквозь его неуместную веселость.

– Я стараюсь вам помогать, правда стараюсь.

– Чертов торчок! – воскликнул Джозеф, раздраженно пнув журнальный столик и опрокинув пепельницы, разнокалиберный хлам и открытый футляр со шприцами на пол.

Один из шприцев покатился по полу и остановился неподалеку от моей ноги. Я посмотрела на него. Маленький прозрачный цилиндрик, из которого торчала металлическая игла. На фоне пола он был почти неразличим.

Я вытянула вперед связанные ноги и одной ступней пододвинула шприц к себе.

– Поищи вену на его ноге, – посоветовал Виктор.

Никто из них троих не смотрел сейчас в мою сторону, а я между тем подкатывала шприц все ближе. Они все уставились на Брэндона, как будто он был чем-то вроде головоломки. Джозеф закатал одну из его штанин, поискал вену в районе лодыжки, затем осторожно вонзил иглу в его ногу. В глазах моего брата отразилось невольное удовольствие. Он обмяк на диване, в то время как я подкатила шприц ногой совсем близко. Все трое по-прежнему не спускали глаз с моего брата, который начал тяжело дышать, погружаясь в вызванное наркотиком дурманящее блаженство. Я быстро нагнулась к шприцу, прежде чем они отодвинулись от моего брата.

Я выпрямилась.

– Виктор, – сказала я. – Ведь так тебя зовут, да?

Амбал повернулся и посмотрел на меня:

– А тебе-то что?

– Ведь это был ты, верно? Это ты забил до смерти Карен.

– А почему тебя это так волнует?

– Не все ли тебе равно, почему?

Он пожал плечами:

– Ну ладно, почему бы и нет?

– Это был ты?

Он медленно кивнул.

– Знаешь, она меня умоляла. Жаль, что ты не слышала, как она молила о пощаде.

– И тебе это нравилось…

Он даже не пытался притвориться, что это не так. Только посмотрел на меня тем же голодным взглядом.

– Просто тащился.

Я видела, как за его спиной Джозеф подбирает с пола футляр и берет из него еще один шприц. Похоже, он не заметил, что одного из шприцев не хватает. Впервые в жизни я радовалась тому, что Брэндон закоренелый наркоман. Привычка к наркотикам означала высокую степень толерантности к ним. А сейчас высокая степень толерантности была равнозначна возможности выжить. Вопрос состоял в том, сколько наркотика ему вколет Джозеф. Его организм мог справиться с гораздо более высокой дозой, чем организм нормального человека. Возможно, он не умрет и от содержимого второго шприца, а если ему крупно повезет, то и от содержимого третьего. Но вряд ли хоть кто-нибудь способен выдержать больше. А между тем поначалу в футляре было шесть шприцев. Они будут вкалывать наркотик в его бесчувственное тело, пока он не перестанет дышать.

Надо спешить.

У меня не было ни одного подходящего варианта, но я должна была что-то предпринять, даже если мне придется выдержать немало лишней боли в погоне за самым незначительным шансом.

Но я все-таки решилась.

– Тебе нравится мучить женщин? – спросила я Виктора.

Он осклабился, обнажив кривые зубы и неправильный прикус. Интересно, сколько женщин отшили его с тех пор, как он был подростком? – подумала я.

– Мне нравится мучить всех.

– Как ты думаешь, у тебя получится со мной?

Он услышал прозвучавший в моем голосе вызов, его взгляд стал острее, а зрачки слегка расширились, словно на ярком свету.

– Думаю, я мог бы проделать с тобой массу вещей, от которых словил бы кайф.

Я с презрительным видом покачала головой:

– Ты просто гонишь пургу. Я знаю таких, как ты. Вы просто шакалы, и больше ничего. Вы можете справиться только со слабыми, больше вы ни на что не годитесь.

Его лицо покраснело.

– Никто не научил тебя хорошим манерам, да, моя сладкая?

Я напрягла мозги и сказала, тщательно подбирая слова:

– Твоя сладкая? Вот умора. Парни вроде тебя вечно пытались меня склеить. Жалкие неудачники. Я смеялась прямо в их безобразные рожи, прежде чем сказать «нет».

Я посмотрела прямо ему в глаза и презрительно рассмеялась.

– Точно так же, как я сейчас смеюсь в твою безобразную рожу.

Виктор облизнул нижнюю губу. Его глаза сверкнули.

– Как раз тогда, когда мы собирались подарить тебе легкую ночку, ты и напрашиваешься на тяжелую.

– Неужели ты думаешь, что мне на это не плевать? Ты можешь быть крутым, только когда у тебя в руках ломик и перед тобой тщедушная программистка весом в сто двадцать фунтов, умоляющая тебя пощадить ее жизнь. А на самом деле ты слабак.

В голосе Виктора зазвучали опасные нотки:

– Ты так думаешь?

– В глубине души ты жалкий трус, и это крупными буквами написано на всей твоей отвратительной харе.

Он больше не ухмылялся.

– Еще немного – и ты превратишь свой последний час в этой жизни в ад на земле.

За его спиной Джозеф, как вампир, пытался нащупать вену на другой лодыжке моего брата, держа в руке второй шприц. Меня пробрала дрожь: надо было спешить.

– Интересно знать, – продолжила я. – В старшей школе, когда все парни ходили на свидания, находили себе девушек, вели увлекательную жизнь – что тогда делал ты, Виктор? Поджигал кошек и отрывал крылья у жуков?

Я увидела, как его лицо вдруг резко изменилось – на мгновение его глаза затуманились, взгляд расфокусировался, как будто он начисто забыл про меня и думал о чем-то совершенно ином. Затем его взгляд снова стал осмысленным, и одним быстрым движением он выхватил из заднего кармана нож, нагнулся и грозным на вид треугольным клинком рассек клейкую ленту, которой были стянуты мои лодыжки.

– Что ты делаешь? – закричал Джозеф.

Казалось, Виктор его почти не слышал.

– На некоторое время ей понадобятся ноги, которые могут двигаться.

– Она же должна выглядеть как настоящая самоубийца!

– Тогда мы просто скинем ее с этой долбаной крыши, – мрачно бросил Виктор. – Мне все это по барабану. Никто никогда не учил эту суку не распускать язык, ну так это сделаю я.

– Нам надо поскорее убираться отсюда.

– Ты не дал мне поиграть с той последней кралей. Но на этот раз я хочу поразвлечься.

Тон у Виктора был решительный, он сжал губы. При иных обстоятельствах это могло бы показаться смешным – он вел себя как капризный ребенок, спорящий с отцом, есть ли у них время, чтобы зайти в магазин игрушек, прежде чем пойти домой. Вот только этим ребенком был здоровенный социопат.

А магазином игрушек была я, что делало ситуацию совсем не смешной.

– Ладно, – неохотно согласился Джозеф. – Но давай побыстрее.

Он удовлетворенно крякнул, найдя вторую вену. Тело Брэндона напряглось, веки задрожали, в нем не осталось ни малейшего проблеска сознания. Я посмотрела на его грудь – она чуть заметно вздымалась.

Виктор убрал нож обратно в карман и грубо схватил меня.

– Пошли, сука. Это будет для тебя чем-то вроде твоей первой брачной ночи.

Он потащил меня в сторону спальни. Я двигалась к двери, спотыкаясь, поскольку он тащил меня слишком быстро. Войдя в спальню, он с силой толкнул меня, ведь он был необычайно силен, и я, по-прежнему со связанными спереди руками, пролетела вперед и врезалась в противоположную стену. При свете лампочки, горящей в стенном шкафу, я увидела, как он стаскивает с себя пиджак, так что стала видна наплечная кобура, из которой соблазнительно торчала рукоятка пистолета.

Он направился ко мне.

– А теперь давай посмотрим, что у тебя под джинсами.

Я попыталась с силой пнуть его в пах, вовсе не думая, что Виктору неинтересен акт совокупления, но на всякий случай постаралась сделать так, чтобы ему точно стало не до этого. Если бы мой удар попал в цель, тогда то, что у меня под джинсами, вообще перестало бы занимать его. Но для такого крупного мужчины он был на удивление шустрым. Он поднял колено и повернулся так, что удар моего ботинка слегка задел по касательной его бедро.

Амбал облизал губы и насмешливо осклабился:

– Недозволенный прием.

Он схватил меня снова, и я лягнула его изо всех сил, на сей раз попав в голень. Поскольку мои руки были связаны спереди, ничего сколько-нибудь более серьезного я сделать не могла. Он закряхтел от боли и нанес мне сильный удар в висок. Я отклонила голову, но этот удар все равно повалил меня назад, и перед моими глазами медленно замелькали искры. Я лягнула его еще раз и в ответ получила тяжелую затрещину. Комната завертелась перед моими глазами, я ощутила во рту вкус крови, и искры в моих глазах заплясали быстрее.

Я упала на кровать, и он придавил меня всем своим весом. Одна его шершавая рука разорвала ворот моей блузки, в то время как другая расстегивала мои джинсы. Я по-прежнему пыталась лягаться, но он сел на мои бедра, так что мои ноги били в пустоту. Его глаза возбужденно горели, одна рука так резко дернула за перед моих джинсов, что я почувствовала, как отлетела пуговица. Моя кровь была слишком переполнена адреналином, чтобы испытывать отвращение от того, что он собирался сделать.

– Сопротивляйся, – прорычал Виктор. – Я хочу, чтобы ты сопротивлялась! Это еще больше меня возбуждает!

Левой рукой он прижал мои связанные запястья к кровати у меня над головой. Я пыталась высвободить руки, но при его звериной силе и выигрышной позиции ему даже не надо было прикладывать особых усилий, чтобы противостоять моим попыткам. Его правая рука опустилась к его собственным брюкам. Я услышала, как он расстегнул молнию ширинки – обычный, нормальный звук, но сейчас это был самый худший из всех возможных звуков. Интересно, сколько женщин до меня чувствовали, как Виктор наваливается на них всем своим весом, слышали этот звук и думали о том же, о чем сейчас думала я?

Амбал улыбнулся, одной рукой расстегивая свой ремень.

– Уверен, сейчас ты жалеешь, что слишком распустила язык.

Я молчала. Он насмехался надо мной, желая заставить меня сопротивляться, но я знала: бессмысленно тратить силы впустую. Все так же прижимая мои руки к кровати своей левой рукой, пальцами правой он нежно погладил мою щеку. Я чувствовала, как его пальцы медленно ползут по моему лицу вниз. Почему-то ощущения от этого прикосновения показались мне более мерзкими, чем ощущения от ударов. Я сглотнула и заставила себя лежать неподвижно, чувствуя, как он нежно проводит пальцами под моим подбородком, по моему горлу, затем я ощутила их на своих губах и попыталась укусить его. Он тут же отдернул руку, рассмеялся и открытой ладонью сильно ударил меня по лицу.

– Так не поступают на первом свидании.

Казалось, он почти расслабился, расстегивая брюки, стоя на коленях и немного подавшись вперед. Его глаза горели, и я чувствовала, как от него разит потом сексуального возбуждения, пахнущим так же резко, как дешевый одеколон. Его правая рука вновь коснулась моих расстегнутых джинсов, стащив их сначала с одного бедра, потом с другого. Я резко дернула бедрами вверх, но это был дохлый номер, ведь Виктор весил по меньшей мере вдвое больше, чем я. Пока он прижимал мои руки к кровати над моей головой, я ничего не могла сделать. И мы оба это знали.

И тут мы оба невольно вздрогнули, когда старый будильник Брэндона с Микки-Маусом на циферблате вдруг разразился громким звоном. Будильник стоял на прикроватной тумбочке справа от меня и слева от Виктора. Голова амбала резко дернулась, положение тела изменилось, когда он инстинктивно приготовился отразить новую угрозу. Но он почти сразу же понял, в чем дело, расслабился, выругался и заколебался, осознав, что не сможет дотянуться до звонящего будильника правой рукой. Я почувствовала, как он отпустил мои руки, протянув к будильнику левую пятерню, и схватил его, швырнув в стену. Часы разлетелись на пластмассовые осколки, а он начал возвращать свою левую руку в исходное положение, чтобы снова прижать мои запястья к кровати. Он правильно рассудил, что, даже если мне удастся ударить его раз или два, ему можно не опасаться моих ударов, поскольку я лежала на спине и мои руки были связаны. Даже самый лучший кулачный боец в мире мало что может сделать, когда лежит на спине, а Виктор был слишком тяжел, чтобы я могла сбросить его с себя. На то, чтобы заставить будильник замолчать, ему понадобилось не более секунды.

Мне этой секунды хватило вполне.

Едва левая рука амбала отпустила мои запястья, как я выбросила руки вперед. Свет от лампочки, горящей в стенном шкафу, отразился в прозрачном пластике шприца, зажатого в моих руках. У меня не было времени для выбора наилучшего места для укола и имелся только один шанс. Я минимизировала риск и вонзила иглу в правую часть шеи Виктору, где было немало важнейших сосудов – яремная наружная вена, поверхностная шейная артерия. Игла проникла ему в плоть, когда его рука рванулась к моим запястьям.

Я нажала на поршень шприца. Эффект был мгновенным: глаза Виктора закатились, рука бессильно упала, он попытался что-то сказать, но не смог. Центр тяжести переместился куда-то вбок, и он рухнул на кровать, как обрушившаяся статуя. Я не стала тратить время, наблюдая за ним. Мои руки уже были в заднем кармане его брюк, куда он положил нож. Я раскрыла его и зажала рукоятку коленями. Такое положение было не очень устойчиво, но лезвие ножа было остро.

Клейкая лента свалилась с моих запястий, и руки освободились. Я встала, глубоко вздохнув и стараясь взять под контроль адреналин, переполняющий мою кровь, заставляя себя не думать о том, чего мне едва удалось избежать, – для этого будет время и потом. Я несколько раз сжала и разжала руки, стараясь восстановить ток крови после туго затянутой клейкой ленты. Мне понадобятся сильные руки для того, что я собиралась сейчас сделать.

Я посмотрела на амбала, потом на закрытую дверь, потом снова на него и снова на дверь.

У них был свой шанс, теперь же настала моя очередь делать ход…

Из-за двери послышался голос Джозефа:

– Виктор, кончай, нельзя же возиться с ней всю ночь, нам пора уходить!

Надо было действовать быстро. На лице Виктора было написано блаженство – доза в шприце оказалась мощной. Виктор весил, наверное, вдвое больше, чем Брэндон, но у него не было такой привычки к наркотикам, как у моего брата. Он уже ушел в какой-то другой мир. Я наклонилась над его телом и открыла наплечную кобуру, в которой находился полуавтоматический пистолет марки «Хеклер и Кох» сорок пятого калибра – сгодится.

«БМВ», «Сименс», «Хеклер и Кох» – на немцев можно положиться, они делают и автомобили, и стволы, и точно откалиброванное научное оборудование лучше, чем кто-либо другой. Тевтонские стандарты истинного совершенства.

Я немного постояла возле горящей лампочки стенного шкафа, отвела затвор и проверила патронник. Там виднелся латунный кончик патрона сорок пятого калибра.

Я проверила магазин – он был полон, сняла пистолет с предохранителя.

Заставила себя несколько секунд смотреть на горящую лампочку и не моргать. Гостиная будет освещена ярко. Надо, чтобы, когда я открою дверь туда, моим глазам не пришлось тратить время на то, чтобы привыкнуть к свету.

Я сделала вдох, затем выдох. Теперь мой ход.

Я открыла дверь.

На долю секунды преимущество оказалось на моей стороне, как благодаря фактору неожиданности, так и потому, что гостиная была ярко освещена, а в спальне царил сумрак, так что меня было трудно разглядеть. Напротив меня кто-то сидел в кресле, закрывшись развернутой газетой. Я прочитала вычурные буквы надписи на самом верху первой полосы, обращенной ко мне: «Сан-Франциско кроникл». Я не видела, кто из троих скрыт за газетой. Видны были только его руки, держащие ее с обеих сторон.

Это не имело никакого значения.

Я выпустила одну пулю в прямо в дырку буквы «о» в «Сан-Франциско». Ровно между его руками. Газета покрылась красными каплями крови, руки отпустили ее края, а страницы упали на колени мужчины с загаром из солярия, в темно-сером костюме, завалившегося на бок. Его белозубый рот был бессильно открыт, а на месте переносицы зияла дыра…

Я сделала шаг в гостиную, услышав ругательства и увидев, как Джозеф бросился вбок, прочь от лежащего на спине Брэндона, и послав в его сторону две пули. Обе прошли мимо, а Джозеф закатился за кресло. Я выстрелила еще два раза в это кресло, целясь туда, где должна была находиться его голова, рассчитывая на то, что пули сорок пятого калибра смогут пробить набивку и дешевую обивочную ткань.

Ответ получила почти мгновенно: я боком бросилась в кухню и упала на пол, в то время как на штукатурку стены над моей головой обрушился град пуль. Я уже быстро отползала прочь, не желая слишком долго торчать на одном месте. Еще две пули врезались в пол в том самом месте, где я только что находилась.

Лежа ничком, я увидела, как из-за кресла высунулась рука. Я тщательно прицелилась, чтобы темная рука слилась с фоном, а прицел моего пистолета четко вырисовывался на переднем плане, потом плавно нажала на спусковой крючок и услышала истошный крик.

Я откатилась еще дальше, когда в стену ударилось еще три пули. Одна из них срикошетила и разбила верхний светильник. Я закрыла руками голову, когда на меня посыпались осколки стекла, и тут до меня донеслись торопливые шаги. Держа пистолет наготове, я встала и заглянула в гостиную. Входная дверь была открыта. Я проверила пространство за креслом, опасаясь какой-то уловки, но Джозефа нигде не было. На полу алела кровь, дорожка из капель крови вела к двери. Он сбежал.

Я воспользовалась ножом Виктора, чтобы разрезать клейкую ленту, которой был связан Брэндон. Его состояние было плачевно. Рядом с ним на диване лежали три пустых шприца. Он дышал с трудом, его губы посинели, на них запеклась слюна, а лицо было смертельно бледно. Я прижала пальцы к его шее и почувствовала слабый неровный пульс.

Классическая картина передозировки.

Мысленно молясь, я выдвинула один из ящиков журнального столика: два белых баллончика с носовым спреем налоксона находились там, куда я их положила. Я осторожно ввела один из них в его правую ноздрю и второй раз за последние пять минут нажала на поршень.

Брэндон, шатаясь, сел, ругаясь и размахивая руками. Он был не в лучшем настроении, но мой брат был жив. Жив и невредим.

Мне понадобилось несколько минут, чтобы успокоить его. Затихнув, он огляделся по сторонам и заметил все: и мое окровавленное лицо, и трупы, и кровавые пятна, и дырки от пуль в кресле и стенах.

– Ник?

– Что?

– Думаю, что я потеряю свой гарантийный залог за жилище.

Я крепко его обняла:

– Мой гарантийный залог, дурачок.