Я встретилась с Миллером на рыбацком пирсе городской стоянки для яхт. Было ветрено, и на волнующихся водах Залива белели барашки. Длинный пирс уходил в сторону Сан-Франциско, словно вытянутая рука. Чарльз сидел на скамейке, наблюдая за какой-то женщиной, которая горстями бросала зерна кукурузы стайке чаек и голубей. Среди более крупных птиц ловко сказали коричневые воробьи. Чарльз был необычайно низкого роста – где-то пять футов и два или три дюйма. Ему было под шестьдесят. Гладко выбритый, с редкими волосами, в очках с металлической оправой. На нем были синие джинсы и спортивная фуфайка.

– Доброе утро, Чарльз.

– Доброе утро, Никки.

Мы двинулись по пирсу, на котором сидели рыбаки. Некоторые в одиночку, некоторые группами по двое или по трое, рядом с ними на земле стояли ведерки с водой для хранения улова. Интересно, что им удается поймать. Что сейчас плавает там, в холодной воде Залива. На противоположной его стороне на фоне неба виднелись очертания Сан-Франциско. Над неясными контурами зданий клубилась огромная пелена тумана. Я едва могла различить окутанный дымкой мост «Золотые ворота». По волнам мчалась парусная яхта, она резко кренилась, меняя галс. Я кивком указала на нее Миллеру:

– Что будет, если они перевернутся?

Он посмотрел на парусник.

– Тогда они окажутся в воде.

Он закурил маленькую коричневую вонючую сигарку. Чарльз тоже любил такие сигарки. Он затянулся, и кончик его сигарки вспыхнул, и в воздух начала подниматься струйка дыма.

– Все, что он тебе сказал, подтверждается. Ганн – типичный предприниматель из Кремниевой долины. Бросил Стэнфордский университет – официально его вышибли из-за низких оценок, хотя кому есть до них дело, – поработал в финансовой сфере в Нью-Йорке, вернулся в Калифорнию, основал три стартапа, которые прогорели. Но ему все-таки удалось найти финансирование, чтобы создать «Care4». Есть только одно странное обстоятельство. Они вовсе не ждут никаких новых инвестиций. Все нужные им инвестиции они получили уже несколько лет назад.

– Возможно, я его не так поняла.

– Возможно. Вот, я раздобыл даже это.

Он отдал мне две ксерокопии с характерной печатью Стэнфорда в виде секвойи. В верхнем углу первой из страниц красовалось размытое черно-белое фото намного более молодого Ганна, на лице которого играла уверенная улыбка. Рядом с фотографией была напечатана информация о его жилье: общежитие Уилбур-холл, номер комнаты и имена двух его соседей по комнате: Мартина Гилмана и Джорджа Левинсона. На второй странице был табель успеваемости Ганна. Оценки «хорошо» и «удовлетворительно» в первом семестре превратились в «удовлетворительно» и две оценки «неудовлетворительно» во втором. Грег явно не был прилежным студентом.

Я сложила листки и на ходу положила их в карман.

– А как насчет Карен Ли?

– Я выяснил только основные сведения. Она родилась в Пекине, но в 1990 году в возрасте десяти лет переехала к родственникам в США. Она самый обыкновенный бакалавр компьютерных наук, у нее стандартный профиль в LinkedIn, в общем, ничего необычного. Я связался с ее предыдущим боссом, который сказал, что она была замечательной сотрудницей, что с ней легко работать, что она дружелюбный человек и блестящий программист. И, конечно же, непохоже, что она из тех, кто доставляет неприятности. Она работает в «Care4» уже около пяти лет. Вот и все.

Мы дошли до конца пирса. Перед нами было ярдов двадцать открытой воды, а дальше виднелся участок еще одного пирса, о существовании которого я раньше и не подозревала. Это был своего рода остров. Никто никогда по нему не пройдет. Он никуда не вел, и ничто не вело к нему. Он просто существовал сам по себе. Сан-Франциско отнюдь не стал ближе, но, оглянувшись, я увидела, как далеко мы отошли от берега. Парусной яхты уже было не видно. Мужчина, сидящий рядом, выудил из воды что-то маленькое и трепыхающееся.

– Спасибо, Чарльз, – сказала я. – Я ценю твою помощь.

Чарльз многозначительно посмотрел на меня:

– Одного не понимаю: зачем им понадобилась ты.

Покинув стоянку яхт Беркли, я направилась в книжный магазин и первым делом позвонила Итану. Это был один из тех непреодолимых порывов, которые так присущи только что начавшимся романтическим отношениям, когда невозможно сказать, правильно ли ты поступаешь… Он не взял трубку, и я, почувствовав легкое облегчение, оставила сообщение:

– Привет, это Никки. Я просто хотела сказать…

Потом замолчала, прижав трубку к щеке. Я много чего хотела ему сказать…

– Надеюсь, у тебя сегодня хороший день.

Я повесила трубку, чувствуя, как вокруг меня клубится знакомая пустота, слыша голос, сулящий мне жизнь, полную одиночества, шепчущий мне, что я разрушила то хорошее, что было у меня в жизни. Как я делала это всегда и как всегда буду делать впредь.

Женщина на вид чуть за сорок просматривала книги на столе, на котором лежала любимая литература персонала и который мы поставили перед самым входом в магазин. У нее был вид одинокой женщины, который сейчас нашел отклик во мне самой. Хотя она, судя по всему, не собиралась просить помощи, я подошла к ней:

– Я могу помочь вам что-то найти?

Она подняла глаза, явно удивившись:

– Не уверена.

Для Беркли она была одета несколько официально: в сине-серое платье с вырезом, на лице был тщательно продуманный макияж, волосы были недавно уложены, а уши украшали жемчужные серьги.

– Какого рода книги вам нравятся?

– Последнее время я мало читаю, – призналась она. – Не успеешь моргнуть, как проходит десять-двадцать лет, и за все это время я успела прочитать только несколько книжек, да и те пляжное чтиво.

Говоря это, она не улыбалась, но в ее тоне не было и тени недружелюбия.

– Я уверена, что вы прочитали куда больше.

– Хотите бокал вина? – вдруг спросила она. – У меня при себе есть.

– Сейчас одиннадцать утра, – заметила я и тут же пожалела об этих словах, едва они слетели с моих уст.

Ведь у меня самой была жизнь с более странными часами работы и меньшим количеством правил, чем у большинства людей. Так что не мне было недоумевать по поводу того, что этой женщине сейчас хочется выпить.

Однако моя реплика ничуть ее не смутила.

– Тогда мне пора пообедать.

Она достала из своей сумки бутылку вина, на этикетке которой было написано «Сэйнтсбери». Я начала ломать голову, пытаясь понять, почему это название кажется мне знакомым.

– Есть ли какая-то связь между этим вином и Джорджем Сэйнтсбери, английским литератором?

Она пожала плечами:

– Понятия не имею. Мне его рекомендовали в винном магазине, расположенном на этой улице.

«Заметки о винном погребке» – книга, написанная Сэйнтсбери ближе к концу жизни. Так что речь определенно идет о нем. Я с любопытством посмотрела на бутылку.

«Пино нуар» из долины Напа. Надо будет как-нибудь туда съездить. Я чувствовала сильное духовное родство с фирмами, которые в своих названиях и названиях своим товаров давали ссылки на писателей, писавших и пишущих на английском языке. Ведь, в конце концов, и мой магазин назван «Зловредной сорокой».

– Садитесь, пожалуйста, – сказала я, указывая женщине на кресло, и отыскала пару чистых кофейных чашек и штопор. Я вытащила из бутылки пробку и налила вино в чашки.

– Выпьем, – сказала я, – за что-нибудь.

– За что-нибудь, – согласилась она. Мы выпили. Она поставила свою кружку на стол и подергала один из своих перстней, надетый на тот палец, на который обычно надевают обручальное кольцо.

– Что привело вас в нашу округу?

Она посмотрела на вино в своей кружке, затем подняла взгляд на меня. У нее были печальные и умные карие глаза. Она говорила медленно, задумчиво, и ее взгляд блуждал по магазину:

– Две недели назад мой муж сказал мне, что уходит. Я подумала, что он хочет сказать, что уходит на работу. Но он имел в виду, что уходит к другой женщине. Ссоры, семейная психотерапия… Он пропустил все обычные остановки на пути к расставанию. Первая остановка – счастливый брак, вторая остановка – никакого брака… Он профессор математики, и, когда я сегодня проснулась, дом был ровно на пятьдесят процентов пуст. Исчезли одна из наших двух собак, одна из наших двух машин и даже половина больших махровых полотенец. Я удивилась, что матрас на нашей кровати не был разрублен надвое и он не унес свою половину. Наш брак, поделенный надвое, – это развод. – Она сплела вместе пальцы рук, потом расплела их.

– Мне очень жаль это слышать.

– Все говорят, что я не должна позволять всему этому пустить под откос мою жизнь, хотя уход моего мужа уже по определению делает именно это. И вот я решила красиво одеться, купить бутылку хорошего вина и пойти пообедать в хороший ресторан. Вот только я забыла заказать столик, и теперь я нахожусь в каком-то листе ожидания и чувствую, что именно так будет проходить вся моя оставшаяся жизнь. В ожидании, когда освободится столик, в ожидании хотя бы чего-то хорошего. И все это будет просто сводиться к тому, что какая-нибудь очень молодая и очень красивая администраторша будет в ужасно вежливых выражениях говорить мне, что я не могу войти.

Она подлила нам еще вина.

– В какой ресторан вы хотите пойти?

– В «Таверну под секвойями». Он находится в этом же квартале.

Я встала:

– Сейчас вернусь.

Подойдя к прилавку, я позвонила в «Таверну» и попросила позвать Марлен. Знала, что она будет на месте. Она была не из тех шеф-поваров, которые открывали ресторан, а потом, едва только он становился популярным, старались появляться на работе как можно реже. После минутного ожидания она взяла трубку:

– Никки!

– Могу ли я сказать одной моей подруге, что ей не надо томиться в листе ожидания? У нее был тяжелый день.

Ответ последовал сразу:

– Скажи ей, пусть приходит. К тому времени, как она явится, у нас уже будет готов для нее столик.

По дороге туда, где тихо сидела женщина, держа в руке чашку с вином, я ненадолго задержалась у книжного стеллажа.

– Идите обедайте. И скажите им, что вы только что из этого магазина.

Она была в недоумении:

– А это будет иметь какое-то значение?

– Попробуйте и увидите, что получится. И возьмите вот это. – Я всегда считала, что, если у тебя при себе есть хорошая книга, ты обедаешь не одна. Я вручила женщине книгу в бумажной обложке. – «Дни одиночества» – вам известна эта книга?

Она с любопытством взяла ее в руки.

– Боюсь, что нет.

– Эта довольно печальная, но хорошая книга. Возможно, вам особенно понравится ее конец.

Телефон зазвонил опять. Я извинилась и взяла трубку:

– Магазин «Зловредная сорока».

– Никки, это вы?

Звонил Ганн, и его голос был полон напряжения.

– Исчезла Карен, и мы понятия не имеем, где она сейчас.

Слова его лились торопливым потоком:

– Вы должны найти ее, Никки. На сей раз она зашла слишком далеко. Мы думаем, что она украла что-то жизненно важное, и нам надо выяснить это наверняка.

Он замолчал, словно пытаясь привести в порядок мысли и взять под контроль свою речь.

– Вы должны найти и остановить ее. Пока не поздно…