ГЛАВА 24
— Энни, беги!
Куда?
Я безнадежно махнула рукой. Объяснять, что некуда — не стала. Какой смысл тратить дыхание. Лишь сжала в руке нож, который мне дал Гудрет. Возможно, он решил, что милосерднее будет самостоятельно перерезать себе горло!
Жутких безглазых чудовищ было не сосчитать. Мы стояли в центре гигантского плотоядного цветка, узкие лепестки которого со всех сторон тянулись к нам. Я снова упала, и тут же гладкое тело обвилось вокруг моего горла, затягиваясь удавкой. Я ударила ножом, не глядя. Попала… вынырнула, с отвращением отплёвываясь. Но живая черная лента уже впилась мелкими клыками мне в ногу. Вряд ли эти твари могли загрызть насмерть, их челюсти были слишком малы и скорее царапали кожу, но стоило упасть и нас тянуло в омут. Отбиваясь, шипя, падая и поднимаясь, я вдруг сообразила, что и черные зубастые ленты, и то, что находится в омуте — это одно существо. И главное пиршество состоится в пучине, «змеи» лишь ослабляют жертв. То есть нас с Гудретом.
Я снова вонзила нож в воду, он вошел, как в масло. Гудрет вскрикнул и упал, а я увидела, как сразу несколько живых лент спеленали его под водой. Закричала, ощущая, что и мои ноги уже в ловушке скользких тел. Ильх вынырнул, тяжело хватая ртом воздух. Черная вода вокруг нас бурлила. Вырвавшись из объятий ламхгина, мы понеслись к берегу, словно желая в последний раз ощутить под ногами твёрдую землю. Волки терпеливо ждали. Но я уже не думала о четвероногих хищниках. Ламхгин в омуте — вот кто вызывал истинный ужас!
Ильх снова упал. Я — за ним.
Скользкий ил стал еще одной ловушкой. Устоять на нем было практически невозможно! Грудь разрывалась от недостатка воздуха, легкие горели. Проклятые твари обвивались вокруг ног и тела, тащили в сторону. От укусов кровоточили руки и ноги, но больше пугала смерть от удушья…
Я снова отбилась, встала на колени, тряся головой. Холодный воздух остудил разгоряченное тело, но обжег губы.
— Ранена? — выдохнул ильх. Гудрет тоже был мокрый, перепачканный илом, но живой!
Я торопливо покачала головой. Времени на разговоры не было.
— Берег рядом, Энни! Беги! Беги!
Гудрет крутил топором, отбиваясь.
— Скорее!
Я бросилась в сторону, уже мало что соображая. Руки и ноги были скользкие от крови и ила. Лучше уж умереть на земле, чем в черном озере! Падая и снова поднимаясь, мы выбрались на песок.
Но бегство закончилось, не начавшись, потому что дорогу перегородил горбоволк. Он вышел неторопливо, щуря хищные желтые глаза и жадно втягивая запах нашей крови. Позади жадно булькало озеро. Впереди стояли звери. Трин заманила нас в идеальную ловушку. У нас с Гудретом не было ни единого шанса остаться в живых.
Страх окатил ледяной волной.
— Энни, прости меня! Я хотел спасти, а погубил! Прости! — крикнул Гудрет, когда звери снова кинулись на нас.
Клыки у моего лица, рык… я вскрикнула и закрылась ладонью, совершенно инстинктивно, не думая. Ужас — жестокий и первобытный — лишал разума. Сверху упало что-то пушистое, пернатое… птица? Нет. Птицы! Несколько сов! Они кидались на зверей, целясь острыми когтями в оскаленные морды. Но что могли эти пичуги против огромных хищников? Одна из пернатых упала окровавленной тушкой, потом вторая… Волк облизнулся, фыркая от перьев, и мне стало больно за погубленных сов…
Вскочила, но тут же свалилась — на меня напали сзади. Мощные лапы ударили в спину, челюсти клацнули возле уха. Скользкая от ила, я вывернулась, ужом прокатилась по земле, снова вскочила. Ужас накрыл с головой, липкий страх опутал паутиной — не вдохнуть. Кажется, никогда в жизни я так не боялась, меня просто парализовало от жуткого понимания, что это конец. Что бежать некуда… Горбоволк бросился и остановился — над мордой зверя кружила сова, хлопая крыльями и мешая напасть на меня. Совиные перья кружили в воздухе, словно в замедленной съёмке. И меня вдруг охватила чистая, первобытная, сокрушительная ярость. Даже маленькая птица не боится сражаться! Она погибла, защищая меня! И я не умру неуклюжей Энни! Я больше не она. Не жертва! Пусть я не успела стать воином, но погибну в битве. И это уже очень много, я-то знаю. Иногда за целую жизнь людям удается меньшее!
Я вскочила, сжала нож. Яростный рев зверей, оскаленная пасть… удар ножом, кровь… моя или звериная? Боли не чувствую, но я слышала, солдаты бегут даже с пулей в груди… Хаос. Время, растянувшееся смолой. Наверное, прошло лишь несколько минут, но мне казалось, что целую вечность я стою спиной к спине Гудрета и уворачиваюсь от волка. Удар — я качусь по земле, путаясь в платье. Ильх сдавленно застонал, но снова поднял свой топор.
— Энни!
Возле Гудрета лежала туша, но и сам ильх был в крови. Он тяжело перекинул топор в левую руку, когда на нас снова кинулись…
И тут свет звезд заслонила огромная и такая знакомая тень. Я подняла голову. Совершенно беззвучно с неба падал хёгг.
— Ледышка? — опасаясь поверить своим глазам, прошептала я. И закричала — подкравшийся горбоволк сбил меня с ног. И тут же неведомая сила сорвала с меня звериную тушу, отбросила с легкостью.
Яростный рев дракона разорвал тишину ущелья. Горбоволки попятились, но поздно. Взбешенный хёгг догонял их, рвал когтями и подбрасывал в воздух, одного за другим! Берег покрылся кровью. Я всхлипнула — то ли от ужаса, то ли от облегчения. Жуткий озерный ламхгин спрятался в пучине, вода стояла недвижимая, без единого пузырька!
Все ущелье словно замерло, и все живое торопилось залезть в норы и щели, страшась ярости идеального убийцы и совершенного хищника. Хёгга.
Но он не успокоился, даже когда на берегу не осталось никого живого, кроме нас! Дракон метался, вырывая с корнями деревья, переворачивая огромные валуны и взрывая бороздами землю. А напоследок ударил хвостом по озеру, зарычал, и черная гладь покрылась ледяной коркой. Стужа накрыла ущелье. Меня начало трясти от холода, мокрое нижнее платье встало колом.
Стуча зубами, я подползла к Гудрету. Он лежал на земле, все еще сжимая древко оружия. Бледный в свете луны, но живой. Из разодранной ноги текла кровь. Я полоснула ножом свой подол, отрезая широкую полосу.
— Подожди, подожди, я помогу, надо перевязать…
Ильх глухо застонал, когда я стянула ему ногу бинтом. Но оттолкнул мои руки.
— Беги! — выдохнул он.
— Гудрет, все хорошо, мы спасены!
— Беги, Энни! — закричал ильх.
Я обернулась, не понимая. И увидела совсем рядом драконью морду.
— Ледышка? — пробормотала я.
Я не была уверена. Да, я видела знакомые шипы и гребень, чешую, которую успела изучить в пещере, треугольную морду и знакомые глаза с вертикальным зрачком. Но такого кровожадного и злобного взгляда я не видела никогда!
Да Ледышка ли это?
Хёгг тихо, но жутко зарычал, нервно ударяя хвостом по земле. Его когти впились в землю, выдирая куски дерна.
— Лёд, это же ты, правда? Ледышка, ты что, не узнаешь меня? Это же я, Энни!
Хёгг осмотрел меня — дрожащую, мокрую, с прилипшей к телу тонкой сорочкой. Потом Гудрета в одних штанах. И издал жуткий рев, от которого я почти оглохла. Рухнула на колени, прижала ладони к ушам. А хёгг бросился на раненого Гудрета. Я поняла это за мгновение до того, как ильх взлетел в воздух — так же, как волки! Парень глухо застонал. Я бросилась к нему.
— Не надо! Прошу, не надо! Прошу!
Гудрет лежал у камней, но я боялась приближаться к нему. Дышит ли? Я не знала.
Хёгг снова зарычал. Куски земли полетели из-под его лап, потом зверь дыхнул — и ближайшее дерево окуталось стужей, а после рассыпалось! Просто рассыпалось! Но этого хёггу было мало! Он ударил хвостом по скале, выбивая камнепад острых осколков. Я закрыла руками голову. Огромный хищник снова дыхнул, замораживая в труху еще несколько деревьев.
— Хватит! — прошептала я, не в силах даже открыть глаза из-за урагана камней и земли, летающих вокруг. — Прекрати!
Гудрет попытался отползти в сторону, но дракон подцепил его лапой и отшвырнул. Я не выдержала и бросилась к ильху. Он жив? О жестокие перворожденные, неужели Лёд убил Гудрета?
Лёд? Или?..
— Довольно! — закричала я. — Хватит! Рагнвальд, остановись! Я знаю, что это ты! Не смей! Слышишь?
Драконья морда повернулась в мою сторону. Глаза-кристаллы прищурились. И хёгг рывком взлетел, сгребая меня с влажной земли. Подбросил в воздухе, и я заорала. Какое-то время я просто летела вниз — спиной на камни. Бесконечное, ужасное время. Но тут драконья лапа снова сомкнулась тисками вокруг моего тела.
Резкие взмахи драконьих крыльев — и мы уже над скалами. От холода, ужаса и потрясения мне нечем дышать. А может, от того, что драконья лапа слишком сильно меня сжимает! Вот только сознание отказалось меня покидать, хотя я была не против провалиться в спасительный обморок, смутно понимая, что это могло бы помочь и спасти от разъярённого зверя.
Но летели мы недолго. Поджимая лапу, хёгг приземлился. Я не успела увидеть, где мы, лишь заметила темнеющие рядом стволы кедров. Ну и то, что дракон не поднялся на вершину. Снега здесь не было.
Обернулась и ахнула — Ледышка исчез. А ко мне шагнул Рагнвальд. И когда я увидела его лицо, то подумала, что не против еще полетать в драконьей лапе. Потому что человек сейчас был страшнее дракона.
Не думая, я развернулась и бросилась бежать. Я не чувствовала ни мха под босыми ногами, ни холода. Напротив! Сердце колотилось как бешенное, разгоняя кровь по телу. Мне казалось, что от меня уже пар валит!
Преследователя я не слышала. Ни шагов, ни дыхания. Мне удалось?
И тут ильх сделал короткую подсечку, и я повалилась на мох, шипя и проклиная подлого варвара. Рагнвальд прижал меня к земле.
— Пусти! — я забилась, пытаясь вывернуться из захвата. — Отпусти меня!
Он дернул вверх мой подол. С такой силой и злостью, что ткань треснула. Я облизнула губы.
— Давай поговорим!
— Я не хочу разговаривать.
Слова он процедил, и в голосе человека отчетливо слышалось рычание зверя. Вот же гадство…
— Отпусти меня! Отпусти, слышишь! Я тебя ненавижу!
Он рывком меня перевернул, и в свете луны я увидела сжатые губы, ледяные глаза. И бешенство во взгляде. Сейчас в нем не осталось ничего цивилизованного, на меня смотрел дикий варвар. И я видела в его глазах желание убивать. И еще одно…
— Так ты благодаришь за спасение, Энни? — рявкнул ильх. — Так?
— Это не дает тебе права… Это вообще… Ты убил Гудрета!
— Не смей говорить о нем… не смей даже думать!
Рагнвальд дернул ткань, просто сдирая ее с меня. Я закрыла грудь руками и подняла подбородок. Кожи коснулся холодный воздух. Прищурившись, я толкнула ильха, изо всех сил. И ужом вывернулась, вскочила и понеслась прочь.
Он догнал уже через несколько метров.
«Никогда не беги от хёгга».
Рагнвальд развернул меня спиной к себе, и я уперлась ладонями в камень.
— Не смей убегать от меня!
— Ты не имеешь права меня удерживать!
— Плевать на права! — выдохнул он. — Не смей убегать!
— Не смей мне приказывать!
— Неблагодарная чужачка… Тебя стоило оставить на том берегу. Оставить и забыть! Пожалуй, я так и сделаю!
— Что?
— Оставлю тебя в лесу, раз ты так жаждешь свободы!
— Да пошел ты…
— Ты моя лирин!
— Я не твоя! О наречении никто не знает, ты никому не сказал! И я — не твоя! Не смей прикасаться ко мне!
— Так, значит?
Он недобро прищурился. Рывком отступил, и почти сразу тело Рагнвальда сменилось драконом. Хёгг сгреб меня рывком и взмыл в небо.
Я даже решила, что он выполнит свое обещание и выкинет меня где-нибудь в лесу. Но приземлились мы на площади Карнохельма. Толпа кричала, в нас даже полетели копья и ножи. Злой ветер раскидала людей и воинов, а Рагнвальд поставил меня и снова стал человеком. Я сжалась, пытаясь закрыться остатками своего нижнего платья, правда, сейчас никого не волновало моя нагота. Жители Карнохельма смотрели на своего риара — в основном, с ужасом.
Рагнвальд глянул яростно на воинов, те попятились. Сдернул с кого-то черную шкуру и набросил на меня. Я вцепилась в мех, благо он закрыл меня почти до колен. Я плохо понимала, что происходит. Перед глазами все кружилось — костры и факелы, жуткие звериные черепа на головах ильхов, обнаженные торсы и блеск оружия, вертела с тушами, испуганные девы… Взгляд выхватил из толпы ошарашенное лицо Кимлета. Побратим Бенгта стоял без оружия, но я увидела, как затуманилась его фигура. Еще миг — и вместо человека на площади окажется водный хёгг. Но Кимлет удержал слияние, лишь губы поджал.
Я крепче прихватила на груди шкуру и высоко подняла голову. От меха остро пахло дымом и солью…
Повисла тишина, нарушаемая лишь шипением тающего над кострами жира.
— Мой брат Бенгт связал меня узами крови с девой из чужих земель, — голос Рагнвальда прокатился над площадью. — И я принимаю и одобряю его выбор. Здесь, в Карнохельме, перед лицом предков, духами перворожденных хёггов и старейшинами города, я, Рагнвальд, беру деву Эннис под руку свою, принимаю в дом свой, называю своей лирин и надеваю ей на голову венец, — он обвел взглядом площадь. Венца не было. Ничего похожего на венец. Рагнвальд поднял сосновую ветку. Свернул ее обручем, сжал в ладонях. И я увидела, как ветер обвивает ветку. В месте соединения блеснула острыми гранями льдинка. Иглы покрылись ледяным панцирем. Вся ветвь украсилась морозными колючками… Венец стужи, достойный потомка Улехёгга, лег на мою голову.
Люди молчали. Никто не решался заговорить или даже пошевелиться. Слышался лишь треск костров.
Я подняла голову — над площадью кружили совы. Много сов. И на миг я увидела себя птичьими глазами — стоящую в островке света. Исцарапанные и грязные ноги, босые ступни, черная волчья шкура, укрывающая тело, и ледяной венец на спутанных волосах. Перепачканное лицо и искусанные губы.
Перед глазами качнулось в воздухе совиное перо и упало на землю.
А Рагнвальд шагнул в сторону и взмахнул крыльями уже хёгг, на лету поднимая меня в воздух.
— Я должна была согласиться! — закричала я снежному дракону. Ударила по драконьей лапе. — Согласиться, понял?
Хёгг выпустил струю ледяного воздуха и угрожающе зарычал.
— Тиран сумасшедший! — крикнула я в ответ. — Я не сказала «да»!
Хёгг заложил вираж, поднимаясь над городом.
Снова приземлились мы среди деревьев. И почти сразу горячее тело прижалось сзади, сильная рука легла на шею, удерживая. Я повернула голову, встречая взгляд синих глаз. Таких темных в ночи…
— Так скажи! — выдохнул он мне в губы. — Скажи мне «да», Энни!
Я почти физически ощущала волны ярости, исходящие от ильха. Нет, он не успокоился. Я не знала его таким… Только в ночь посвящения, после кровавого помоста он не смог сдержать эту дикую часть себя. Тогда он тоже был ненасытным и несдержанным.
И возбужденным. Это я тоже ощущала — в его взгляде, напряженном теле, жадных прикосновениях.
И самое ужасное, что я сама загорелась от его близости. Голова кружилась, губы пересохли. Мое тело было в синяках и царапинах, совсем недавно я прощалась с жизнью.
Может, поэтому сейчас безотчетно жаждала убедиться, что все еще жива. Или я просто хотела сказать Рагнвальду это проклятое «да». Не задумываясь о последствиях, не вспоминая прошлое, не гадая о будущем. Минуты забвения и счастья с тем, кого выбрало мое сердце.
Я ощущала волны злости и желания, исходящие от Рагнвальда. И этот дикий напор словно повернул во мне невидимый рычаг, переключив эмоции. После ужаса пережитого нападения мне тоже нужна была разрядка. Другие чувства и ощущения, способные вытеснить кошмар. Уверена, еще много ночей я буду видеть во сне черное озеро и оживающие хищные тени.
И потому, когда мужские ладони жестко сжали мои бедра, я лишь подалась навстречу. Глотнула воздух и выгнулась, потому что ждать риар не стал. Застонала, не в силах удержать этот звук внутри, откинула голову. Мой лоб все еще венчала острая льдинка, словно венец примерз к волосам. Черная шкура полетела на землю. Злое соединение наших тел почему-то заставило меня дрожать и желать большего… Ильх до белизны сжал губы, не издавая ни звука, лишь его лицо исказилось, когда он отстранился и снова вошел. Холодная ночь показалась жаркой, я не понимала, как можно получать такое удовольствие от яростных движений. Но разум отказался это анализировать, уступив место чувствам. А они хлынули потоком — яркие и острые настолько, что я захлебывалась стонами у той скалы. Рагнвальд вбивался в мое тело снова и снова, уже не сдерживая себя. Кажется, ему жизненно необходимо было это обладание, вот только я не знала, что не только ему. Небо над нашими головами полыхало синим и зеленым, но я осознавала это смутно. Я полностью потерялась в чувственном удовольствии близости. Тело все еще дрожало от пережитого страха и уже плавилось от наслаждения. Рагнвальд не был нежен, как в купальне, он даже не был осторожен. Но я и не хотела осторожности… я желала именно этого — хриплых стонов, которые он уже не мог сдержать, яростных движений, грубых прикосновений. Его откровенного, неконтролируемого желания, его страсти, его толчков внутри. Его рук на моей груди и зубов на шее. Рагнвальд отпустил себя, больше не было цепи, которая его держала.
Он развернул меня лицом и впился в губы — тоже сильно, не прекращая толчков внутри моего тела.
«Я и есть варвар» — сказал он, а я не поверила. А сейчас увидела воочию и ощутила всем телом. Он был дикарем, который не будет разговаривать. Он будет брать, снова и снова, заставлять меня стонать, кричать и выгибаться, будет языком слизывать мои крики и вырывать новые. Никакой нежности, лишь обладание, от которого я охрипла.
Я не успела привыкнуть к близости, я не знала, что от нее можно испытать столько наслаждения. Вскрикнула, забившись, теряя себя в водовороте удовольствия.
Я совершенно обессилила. И когда все закончилось, просто свалилась на одеяло из сухих иголок, укрывающих землю. Холодный ветер лизнул покрытую испариной кожу, но я даже не пошевелилась. Где-то и когда-то, совсем в другой жизни жила Энни, которая боялась каждого сквозняка.
Сейчас я лежала на земле практически обнаженная и смотрела в невыносимо яркие звезды фьордов. И ощущала себя живой. В каждой клеточке, каждой капле крови!
Риар лег рядом, закинул руки за голову. А потом переложил меня на свое тело, накинул сверху черную шкуру. В таком положении мне не было видно звезд и небесного сияния, но я не стала возражать. Рагнвальд заботился обо мне. Даже сгорая от злости он обо мне заботился.
