Книга: Россия в эпоху постправды
Назад: Часть третья. Власть и мы
Дальше: Тень Сталина

Не мы для власти, а власть для нас

Многие в Facebook призывают именно сегодня «всех людей доброй воли» высказаться по поводу власти и выразить свое ею негодование.
Ну что ж, по-моему, не мы для власти, а власть для нас, поэтому чем больше власть критикуешь, тем всем будет полезнее. Не мы для власти, а власть для нас, поэтому во власть надо выбирать наиболее эффективных и полезных обществу, остальных – гнать заниматься чем угодно еще. А коль скоро те, кто сел во власть, должны быть самыми эффективными и полезными по определению, то и хвалить их не за что, даже если делают все правильно: так и было задумано, что удивительного?
Не мы для власти, а власть для нас. Поэтому власть должна быть дана лучшим. А чтобы найти лучшее, нужна конкуренция. Да, монополия на власть плоха ровно так же, как и любая другая монополия: она создает плохой продукт – и очень дорого. Поэтому я категорически против несменяемости власти и отсутствия конкуренции. Да, я за политическую конкуренцию и сменяемость власти. Даже принудительную, даже если кажется, что лучше сохранить все как было. Тем более, когда так не кажется.
Не мы для власти, а власть для нас. Но про власть я, кажется, уже все сказал – о ней много и не скажешь, власть – штука достаточно примитивная. Самое важное и сложное в этом высказывании – это «нас». Мы. Кто мы такие, те, для кого власть? Чего мы хотим и как выражаем эти желания?
Мы в России себя неплохо знаем, даже когда хотим себя обмануть. У нас есть результаты опросов, поведенческие анализы, социологические исследования независимых и профессиональных специалистов. Так вот, мы – посередине между нашей фантазией о Западе (где Запад – это общество высокой личной ответственности, больших личных свобод, государства-приказчика, толерантности, безопасности и технического прогресса) и нашей же фантазией о Востоке (где Восток – дело тонкое, это общество низкой ответственности, примата нации над личностью, цели над качеством, государства-начальника, строгости, отсутствия гарантий и наличия прогресса духовного). Подавляющее большинство хочет и того и другого – причем сразу. 10 % желает чистого Запада, 10 % – чистого Востока (ни на Западе, ни на Востоке себя в нас не узнают и очень пугаются и от тех, и от других наших крайностей). Мы – общество, ценящее власть и деньги выше всего, а сотрудничество – ниже всего. Мы не понимаем, что власть и деньги в современном мире – почти полностью продукт сотрудничества. Мы в большинстве своем готовы нарушать любые правила, если это выгодно, и соблюдать такие, какие нарушать опасно. Мы никому не верим, кроме тех, кто говорит то, что мы хотим слышать, – даже если это не согласуется с нашим опытом и здравым смыслом. Мы все находимся в состоянии выученной беспомощности (даже те, кто, казалось бы, много и бурно делает, как правило, делают не новое, а старое в новой упаковке, и бьются за него старыми же методами). В общем, мы – классическое посттравматическое общество. А чего вы хотели после гниения начала XX века, Первой мировой, революции, Гражданской, сталинского ада, Второй мировой, застойного социализма, перестройки, лихих 90-х и ренессанса КГБ в последние 17 лет? Нам бы психотерапевта, да не бывает психотерапевтов в масштабе нации.
А какая власть для нас – таких, как мы есть? Идеальной будет власть сегодняшняя. Как это проявляется? Во-первых, мы за нее голосуем – последовательно и сознательно. Не важно, что часть делает это не думая, часть – потому что выгодно, а часть – потому что заставили. Важен итог: мы честно выбираем эту власть в условиях свободного доступа к любой информации. Вранье, что власть перекрыла каналы и монополизировала СМИ, – интернет никто не закрывал. 120 лет назад вся Россия обходилась подпольно распространяемой бумажной газетой, и этого хватало.
Во-вторых, все социологические опросы показывают, что основные характеристики нашей власти (неограниченность, сакральность, клановый характер, фокус на личном обогащении, вызывающая демонстрация силы и богатства, сознательное соперничество с соседями вместо сотрудничества, шовинизм и прочее) – желаемые характеристики самого себя для большинства жителей страны, и в этом смысле власть – воплощение мечты каждого. Иерархия вертикали, начинающаяся в Кремле и пронизывающая общество сквозь уровни чиновников, губернаторов, мэров, депутатов, префектов, полицейских, бандитов и теток в окошках собесов, заканчивается глубоко в семьях – отцами, бьющими детей и жен, женами, заставляющими детей доедать вопреки здравому смыслу и орущими на них по любому поводу, детьми, развлекающимися буллингом, никак не видоизменяясь. Наша власть – наш слепок и в то же время форма, в которой отлито наше общество.
В-третьих, наше травмированное, потерявшее веру в себя общество как в воздухе нуждается во власти-успокоителе, власти, которая скажет: «Вы лучше всех, вы – великие, вы – наследники славного прошлого, вы – особенные, и вас ждет мировое господство» (впрочем, последнее еще и из области стремления к власти). И наша власть в избытке дает обществу желаемое поглаживание. Более того, она насаждает в обществе культ силы – последнее утешение слабых и боящихся. Все это вместе дает обществу желанный наркотик-анестезию, позволяющий забыть о своей страшной травме.
В-четвертых, наше общество пропитано ненавистью (как любое травмированное общество). Ему необходима власть, которая укажет, кого ненавидеть «законно» и безопасно. Наша текущая власть отлично справляется с этой задачей, раздавая всем по врагу: русским – кавказцев, импотентам – геев, православным – атеистов, любителям империи – демократов, славянофилам – западников, люберам – панков, чиновникам – оппозицию, а всем вместе – украинцев, американцев, рептилоидов и Рокфеллера.
Достаточно? Вполне. Ну и теперь два вопроса: мои друзья, вы агитируете за сменяемость власти. И я вас понимаю – я сам за это. Но ответьте: неужели вы верите, что (а) сегодня общество, а не только маржинальное меньшинство хочет смены власти? И (б) если общество созреет до смены власти (а оно может, конечно: например, если эта власть продолжит дальше ломать такие дрова, как с Украиной), то на какую власть оно поменяет нынешнюю?
Ответы меня не утешают. Нет, не хочет сегодня 86 % общества менять власть. А если захочет, то выберет ту, которая также будет удовлетворять всем 4 вышеописанным критериям, то есть такую же по сути, но лишь с другими лицами. Нет-нет, я понимаю, что вы скажете: «А как же господин Н.?» Но разницы мало, если власть будет предлагать мне ненавидеть бывших чиновников и олигархов вместо геев и украинцев.
В этом смысле и надо понимать разделяемый мной призыв к изменениям. Менять не власть, а общество. Не то, что власть хороша – нет, очень плоха. Но нынешнее общество не сменит эту власть на что-то более нам, меньшинству, подходящее. А вот изменившееся общество сделает это обязательно, причем так, что мы и не заметим.
И в этом контексте ничей день рождения не важен, а 7 октября ничем не отличается от 8-го или 9-го, а октябрь от, скажем, февраля. И выборы тут ни при чем, потому что работа по изменению общества не делается выборными циклами, да и не укладывается даже в самый долгий такой цикл.
Ну и наконец – любимый вопрос дня: а стоит ли бороться за допуск на выборы Алексея Навального? Если подходить с точки зрения смены власти, то, конечно, нет – Навальный на выборах никакой власти не получит, а его поражение с крупным счетом, с учетом его краткосрочной стратегии, будет запрограммированным страшным ударом по его амбициям и будущему. Но с точки зрения изменения общества участие Навального в выборах крайне важно – как еще показать обществу, что на выборах могут быть альтернативы и мир от этого не рушится?
Поэтому давайте бороться за допуск Навального к выборам. И давайте на них придем, если его допустят, и проголосуем – кто за кого, не важно. Ну а не допустят – будем и дальше потихоньку пытаться менять общество. Потому как пока у нас не будет дюжины независимых политиков, у нас не будет другой власти. А этой дюжины не будет, пока 10 000 таких, как я, или Романчук, или Габуев, или Милованов, или Пархоменко, или Романова, или Шульман, или Иноземцев, или Миркин, или Рыжков, или члены «Открытой России», или Диссернета, или Facebook, или… в общем, я знаю таких сотню-другую (прошу прощения у неназванных), а надо больше, много больше – не будут ежедневно и вне привязки к выборам потихоньку менять наше общество. И поэтому давайте думать, как из двух сотен сделать 10 000. И это важнее и выборов, и Навального.
Назад: Часть третья. Власть и мы
Дальше: Тень Сталина