Глава 29

Это один из снов, который на самом деле является воспоминанием.

Мы с Мией сидим у нее на диване и не отрываясь смотрим сюжет о похоронах Лейси, которые прошли накануне. Мы там, конечно, были, но не можем оторваться от экрана, переживая это заново.

Мели Дингласа, выпускница нашей школы, никому неизвестная, которая работала в неизвестности в местной телестудии, пока кому-то не пришла в голову блестящая идея поставить ее перед камерой для освещения этого события, стоит на ступенях церкви, сжимая микрофон. «Вчера этот потрясенный город Новой Англии собрался на похороны Лейси Килдафф, скорбя о потере молодой девушки. Но у тех, кто лучше других знал юную жертву, продолжают возникать вопросы».

Репортаж прерывается, на экране появляется Деклан. Он выходит из церкви в плохо сидящем костюме, губы плотно сжаты, взгляд сердитый. Если он пытается играть роль «Бывший парень с сомнительной репутацией и глубоко укоренившейся обидой», у него отлично получается.

Миа откашливается и наклоняется вперед, обнимая подушку.

– Думаешь, тот, кто это сделал, был вчера на похоронах? – Она видит выражение моего лица и спешит добавить: – Я не имею в виду никого из наших друзей. Это же ясно. Я только хочу сказать… интересно, знаем ли мы этого человека. Который находился среди нас, в гуще толпы.

– Он себя не обнаружит, – говорю я, придавая голосу уверенности, которой не чувствую.

– Думаешь, нет? – Миа покусывает нижнюю губу, бегая глазами по экрану. – Нужно каждому устроить испытание на убийство.

– Что?

– Я слышала про это в школе, – говорит Миа. – Это загадка о девочке. Она приходит на похороны своей матери и видит незнакомого парня. Влюбляется в него и решает, что он – парень ее мечты. Через несколько дней она убивает свою сестру. Зачем она это сделала?

– Никто такого не сделает, – усмехаюсь я.

– Это загадка. Ты должен ответить. Говорят, что убийцы всегда дают одинаковый ответ.

– Потому что она… – Я замолкаю, пытаясь придумать самый замысловатый ответ. Разговаривая об этом с Мией, я чувствую себя спокойно, как ни с кем. Одна-единственная в Эхо-Ридже, кто не пялится на Деклана обвиняюще – и на меня, будто я тоже дурное семя. – Потому что сестра была девушкой того парня, а она хотела заполучить его?

– Нет. Потому что подумала, что этот мужчина может прийти и на похороны ее сестры.

Я фыркаю.

– Бессмыслица какая-то.

– Ты знаешь лучший способ вычислить хладнокровного убийцу?

Я осматриваю толпу на экране, выискивая очевидный признак злого умысла.

– Он самый неприятный человек в комнате.

Миа забивается поглубже в угол дивана, крепко прижимая к груди подушку.

– Однако в этом и заключается проблема, не так ли? Он такой, но этого не видно.

Я просыпаюсь так резко, что едва не падаю с кровати. Сердце колотится, а во рту пересохло. Я несколько лет не думал о том дне – мы с Мией украдкой смотрим программу о похоронах Лейси, пока я скрываюсь в ее доме, потому что в моем уже кипит злое напряжение. Не знаю, почему это приснилось мне сейчас, разве что…

Кэтрин или должна отчаяться настолько, чтобы потерять всякое представление о том, что хорошо, а что плохо, или она хладнокровная преступница. Даже после того, как мы поймали Кэтрин на том, что она всего лишь искала укромное место, чтобы опорожнить желудок, я не могу выбросить из головы слова Эллери.

Я приглаживаю влажные от пота волосы и поворачиваюсь на другой бок, пытаясь снова уснуть. Ничего не выходит. Глаза открываются, поэтому я поворачиваюсь, чтобы посмотреть время на моем телефоне. Только начало четвертого, поэтому я с изумлением вижу сообщение от Эллери, пришедшее десять минут назад.

Прости, что не ответила раньше. Кое-что произошло.

Ей потребовалось всего пятнадцать часов, чтобы ответить на мое сообщение «Мне понравился вчерашний вечер». Что вызывает у меня тревогу совсем по другой причине.

Я приподнимаюсь на локте. Мне не нравится это «кое-что» и то, что Эллери не спит в три часа ночи. Я собираюсь ответить ей, но звук за дверью отвлекает меня. Легкие шаги почти неразличимы, кроме едва слышного скрипа просевшей половицы перед моей комнатой. Но теперь, когда я напрягаю слух, я слышу, как кто-то спускается вниз и открывает входную дверь.

Я отбрасываю одеяло, вылезаю из кровати и подхожу к окну. Луна светит достаточно ярко, и я различаю фигуру с рюкзаком, быстро удаляющуюся по нашей подъездной дорожке. Судя по габаритам, это не Питер, и уверенная походка не имеет ничего общего с движениями моей матери. Значит, Кэтрин.

Кэтрин или должна отчаяться настолько, чтобы потерять всякое представление о том, что хорошо, а что плохо, или она хладнокровная преступница. Боже. Слова Эллери словно мой личный демон «американских горок» с «Фермы страха», который нарезает у меня в голове бесконечные, вызывающие ужас круги. И теперь, наблюдая за исчезающей в темноте фигурой, я могу думать только о том, что весьма беспечно разгуливать по Эхо-Риджу в три часа ночи, когда Брук все еще не найдена.

Если только ты не уверен, что тебе нечего бояться.

Если только ты не тот, кого должны бояться люди.

Я шарю по полу в поисках кроссовок. Держа их в руке, а другой хватая телефон, я выскальзываю из комнаты в темный коридор. Спускаюсь вниз как можно тише, хотя благодаря громкому храпу Питера я, вероятно, могу не бояться быть замеченным. Внизу, в прихожей, я обуваюсь и медленно открываю дверь. Кэтрин я нигде не вижу и слышу только сверчков и шелест листьев.

Дойдя до конца дорожки, я осматриваюсь. На нашем участке улицы фонарей нет, и я не вижу ничего, кроме смутных силуэтов деревьев. Школа налево, а центр города – направо. Школа, думаю я. Где вчера вечером проходил осенний бал. Я поворачиваю налево и иду краем дороги, вблизи от высоких кустов, окаймляющих владения нашего ближайшего соседа. Наша улица упирается в другую, больше и лучше освещенную, и когда я сворачиваю на нее, то различаю в нескольких кварталах впереди себя фигуру Кэтрин.

Я достаю телефон и набираю сообщение Эллери: Слежу за Кэтрин.

Ответа я не жду, но он приходит в течение нескольких секунд. ЧТО???

От нашего дома до школы добрых двадцать минут пешком, даже быстрым шагом, каким следуем мы с Кэтрин. Телефон пару раз вибрирует у меня в руке, но я не отрываю взгляда от фигуры впереди. В туманном лунном свете она кажется почти бестелесной, кажется, будто она может исчезнуть, если я на секунду отвлекусь. Я неотрывно думаю о свадьбе наших родителей прошедшей весной, когда моя новая сводная сестра с резкой, неприятной улыбкой и в коротком белом платье походила на подсадную невесту. Когда Питер и мама закружились в своем первом танце, она схватила два бокала шампанского с подноса у проходившего мимо официанта и подала один мне.

– Теперь мы неразлучны, да, Мэл? – проговорила она и, чокнувшись со мной, одним махом опрокинула бокал. – Может, и привыкну. Будь здоров.

С тех пор мы нормально общаемся. Поэтому мне жутко не хочется, чтобы в чем-то, что касается Кэтрин, Эллери оказалась права.

Кэтрин останавливается недалеко от школы, у каменной стены, которая отделяет ее от соседнего владения. Уличные фонари перед школой дают желтоватый свет, и его хватает, чтобы увидеть, как Кэтрин ставит рюкзак на землю и садится рядом с ним на корточки. Я опускаюсь на колени, сердце бьется болезненно быстро. В ожидании я читаю последнее сообщение от Эллери: Что она затевает?

Я подключаю камеру, перехожу на «Видео», нажимаю «Зум» и направляю телефон на Кэтрин в тот момент, когда она достает из рюкзака что-то квадратное и белое. Она разворачивает предмет, как карту, и подходит к каменной стене. Я наблюдаю, как Кэтрин прикрепляет его скотчем к стене, и вот уже лист с красными буквами размещен так, чтобы бросаться всем в глаза.

ИГРА ИДЕТ

«ТЕРРИТОРИЯ УБИЙСТВА», ЧАСТЬ 2

УЖЕ БЫЛО СКАЗАНО

Сердце стучит отрывисто, и я едва не роняю телефон. Кэтрин убирает скотч в рюкзак, застегивает «молнию», затем вешает рюкзак на плечо, поворачивается и идет в обратную сторону. Ее волосы убраны под капюшон толстовки, но когда она проходит в нескольких шагах от меня, я ясно вижу ее лицо.

Когда шаги стихают, я подхожу к стене, чтобы запечатлеть лист с близкого расстояния. Большие ярко-красные буквы на белом фоне, но больше ничего – ни кукол, ни фотографий, никакого зловещего торжества. Я пересылаю видео Эллери и пишу: Вот что она затевает. Ответа не приходится ждать долго.

Пальцы едва сжимаются, и я набираю: «Как ты и говорила.

Нам придется передать это полиции, отвечает Эллери. Квитанцию тоже. Мне не следовало так долго тянуть с этим».

Меня подташнивает. Господи, что подумает моя мать? Почувствует ли она хоть какое-то облегчение, что с Деклана и меня сняты подозрения, или это как то же самое дерьмовое шоу, просто на другом канале? А Питер… у меня плавятся мозги, когда я пытаюсь представить, как он отреагирует на то, что Кэтрин замешана в чем-то подобном. Особенно если именно я вытащу правду на свет.

Но я вынужден. Слишком много деталей указывает на мою сводную сестру.

Я набираю сообщение: Я понимаю. Я собираюсь убедиться, что она идет домой, а не куда-то еще. Пойдем в участок завтра утром?

Я хлопаю глазами, уставившись на экран. В течение нескольких недель Эллери говорила всем, по крайней мере Эзре, Мие и мне, что она считает офицера Родригеса подозрительным. Теперь она хочет идти к нему домой на рассвете с вещами, которых у нас не должно быть? Я отрываю взгляд от экрана и вижу, что слишком быстро нагоняю Кэтрин; если продолжу идти с той же скоростью, то пойду прямо за ней. Я замедляю шаг и пишу: Почему именно ему?

Сообщение от Эллери появляется через несколько минут. Она или пишет роман, или долго думает, что ответить. Но текст имеет неожиданное содержание.

– Итак, еще раз, как у вас оказалась эта квитанция?

Офицер Родригес подает мне кружку кофе у себя на кухне. Лучи раннего солнца льются в окно над раковиной, разрисовав стол золотыми полосками. Я настолько устал, что этот эффект напоминает мне подушку, и я еле сдерживаюсь, чтобы не положить голову на стол и закрыть глаза. Маме и Питеру я оставил записку, что ушел в тренажерный зал.

– Контейнер для макулатуры не был закрыт, – говорит Эллери, накручивая прядь волос на палец.

– Не был закрыт?

Под глазами у офицера Родригеса темные круги. Учитывая то, что сообщила мне по пути сюда Эллери о фотографии его отца, думаю, он мало спал этой ночью.

– Да.

– Но все содержимое оставалось внутри?

Она, не мигая, смотрит на него в упор.

– Да.

– Хорошо. – Он проводит рукой по лицу. – Давайте с этим разберемся. Невзирая на то, был контейнер заперт или нет, его содержимое вам не принадлежало и вы не должны были его брать.

– Я не думала, что выброшенная бумажка является чьей-то собственностью, – заявляет Эллери.

Офицер Родригес откидывается на стуле и несколько секунд внимательно на нее смотрит. Большого сходства между ним и Эллери нет. Но теперь, когда я знаю, что они, возможно, родственники, очертания упрямых подбородков выглядят совершенно одинаковыми.

– Я приму это как сведения из анонимных источников, – наконец произносит он, и Эллери заметно расслабляется. – И разберусь с этой историей с машиной. Если принять во внимание душевное состояние Брук, когда вы видели ее на «Ферме страха», это интересное направление для расследования.

Эллери кладет ногу на ногу и дергает носком ноги. Ее словно переполняет нервная энергия, Эллери постоянно дергается и ерзает на месте. В отличие от офицера Родригеса и меня, она кажется совершенно бодрой.

– Вы собираетесь арестовать Кэтрин?

Офицер Родригес поднимает руку.

– Спокойствие. Не так быстро. Нет доказательств, что она совершила преступление.

Эллери хлопает глазами.

– А как же видео?

– Оно, конечно, представляет интерес. Но порчи чужого имущества здесь нет. Нарушение границ частного владения, может быть. Зависит от того, кому принадлежит эта стена.

– А как же все остальные случаи? – спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– Мы не знаем, имела ли она к ним отношение. Мы знаем только то, что ты видел сегодня утром.

Я хватаю свою кружку. Кофе уже холодный, но я все равно делаю глоток.

– Значит, все, что мы вам предоставили, бесполезно.

– Нет ничего бесполезного в деле об исчезновении человека, – возражает офицер Родригес. – Я только говорю, что делать выводы на основании сообщенных вами сведений преждевременно. Это уже моя работа, согласны? Не ваша. – Он наклоняется вперед и стучит костяшками пальцев по столу, акцентируя внимание на своих словах. – Послушайте. Я ценю, что вы ко мне пришли, это правда. Но с этого момента вы не должны в это вмешиваться. Не только ради вашей безопасности, но и потому, что вы действительно ходите кругами вокруг человека, который играет какую-то роль в исчезновении Брук, вы же не хотите его спугнуть. Договорились? – Мы оба киваем. – Мне нужно вербальное подтверждение.

– А вы профессиональнее, чем я думала, – бормочет себе под нос Эллери.

Офицер Родригес хмурится.

– Что?

Она повышает голос.

– Я сказала, хорошо.

Он указывает подбородком на меня, и я киваю.

– Да, договорились.

– И пожалуйста, давайте оставим это между нами. – Офицер Родригес переводит взгляд на Эллери. – Я знаю, что ты близка с братом, но я бы предпочел, чтобы ты не делилась с ним тем, что мы обсуждали в этой комнате.

Я сомневаюсь, что Эллери собирается выполнять это требование, но она кивает.

– Ладно.

Офицер Родригес смотрит на часы на микроволновке. Почти шесть тридцать.

– Твоя бабушка знает, что ты здесь?

– Нет, – отвечает Эллери. – Она ничего не знает.

Выделив интонацией одно слово, полицейский бросает на меня быстрый взгляд, но я старательно делаю вид, что ничего не понимаю. Наверное, немного удивительно, что никто в Эхо-Ридже не успел разглядеть сходства между его отцом и близнецами. Но мистер Родригес был членом обособленно живущей семьи, который мало с кем виделся. И даже когда виделся, он не походил на человека с фотографии, которую Эллери показала мне в телефоне. Сколько себя помню, он носил очки с толстыми стеклами и здорово растолстел. И облысел. Пусть Эзра наслаждается волосами, пока есть возможность.

– Тогда тебе следует вернуться домой. Она забеспокоится, если проснется, а тебя нет. Ты тоже, Малкольм.

– Хорошо, – говорит Эллери, но с места не двигается. Она снова качает носком ноги и добавляет: – Меня кое-что беспокоит. Насчет вас и Лейси.

Офицер Родригес наклоняет голову набок.

– Что насчет меня и Лейси?

– Как-то раз я спросила вас, были ли вы друзьями, и вы мне не ответили.

– В самом деле? – Он усмехается. – Вероятно, потому, что это не твое дело.

– А вы… – Она замолкает. – Вы когда-нибудь хотели пригласить ее на свидание или что-то в этом роде?

И он усмехается.

– Конечно. Я и большинство ребят из нашего класса. Лейси была красавицей, но… дело не только в этом. Она любила людей. Даже если в школе ты был никто, она умела создать у тебя впечатление, что ты что-то значишь. – Его лицо мрачнеет. – Меня до сих пор мучает то, что с ней произошло. Думаю, это одна из причин, по которой я стал полицейским.

Эллери пристально смотрит ему в глаза, а потом расслабленно опускает плечи.

– Вы до сих пор расследуете ее убийство?

Офицер Родригес бросает на нее веселый взгляд, и в этот момент гудит его телефон.

– Сделай перерыв, Эллери. И иди домой.

Он смотрит на экран и страшно бледнеет. С громким скрежетом оттолкнув стул, встает.

– Что? – одновременно спрашиваем мы с Эллери.

Он берет со стола связку ключей.

– Идите по домам, – повторяет он, но на этот раз на шутку это не похоже. – И сидите там.