Теперь это здание именовалось Бастионом Тиата. Оно сменило множество названий, ведь каждый следующий деспот нарекал его по-своему. Внутреннее убранство переделывали в соответствии с метафизическими потребностями и амбициями жильцов, но фасад оставался неизменным. То была суровая каменная башня. Её блоки измерили и вырезали так точно, что, если не стоять у самой стены, невозможно было сказать, где заканчивается один камень и начинается другой.

Бастион породил множество легенд. В основном они касались его создания, и вот самая вероятная: здание было самым древним в округе, а его созидателем, архитектором и единственным каменщиком был прадемон по имени Хоэтак – крепость он построил, чтобы защитить свою человеческую жену, женщину по имени Жаклин, которая тогда вынашивала в своей утробе квинтет гибридов. Её порождения были первыми плодами сношений между жалкими людьми и павшими, но величественными ангелами. Выжили все – отец, мать и дети, – и эти пять династий производили потомков со всё более загрязнённой родословной, среди которых беспрестанно лилась кровь вендетт.

Тем вечером из восьми членов текущего режима в Бастионе находилось только трое. Их полный энтузиазма генерал Августин Пентатийеа, страстный любитель войн да их чарующих жестокостей, покоился в кресле с высокой спинкой, где обычно восседал Ката Ниа’капо, глава режима.

Его отсутствие не осталось без внимания. Более того, Езекиум Сат и Джозефин Л’ти не могли утаить волнение:

– Вот был бы здесь Ниа’капо, ситуация была бы уже под контролем, – заговорил Сат.

– Она и так под контролем, – ответил генерал Пентатийеа.

Он, как и остальные члены правящей касты, носил длинные волосы, но грива Пентатийеи была седой, а пунцово-чёрный лоб покрывала тройка вертикальных шрамов, каждый толщиной в палец. Рубцы нарастили с помощью периодических порезов, и они гордо выступали на лбу демона. Отметины наградили его лицо выражением неутолимой ярости, хотя голос его звучал взвешенно и спокойно.

– Откуда такая уверенность? – вопросил Сат.

– Я бы тоже хотел услышать обоснование этой теории, – подала голос Л’ти.

Она стояла у дальней стены зала: белые, неухоженные волосы до пояса; глаза закрыты, пока отделившийся от них взгляд блуждал снаружи, в тумане, выискивая преступника на ветвившихся от Бастиона улицах.

– Он убил почти всех братьев Ордена. Нам следует его арестовать и казнить, – сказала Л'ти.

– Лучшим решением был бы суд, – возразил Сат.

Он был старше остальных на несколько столетий, хотя и старался скрыть этот факт: волосы он красил в неестественно насыщенный чёрный цвет, брови выщипывал, а там, где его кожу не покрывали румяна, она сияла белизной.

– Спектакль отвлечёт народ.

– От чего отвлечёт? – спросил Пентатийеа.

– От осознания, что мы теряем контроль над ситуацией, – сказала Л’ти. – Не время ли поговорить без обиняков? Когда, если не теперь?

– Л’ти права, генерал, – молвил Сат. – Киновита следует казнить показательно – его нужно распять после длительного суда. Тогда мы вернём любовь граждан и…

– Наш враг у ворот, – оборвала Л’ти его монолог. – И он не один.

– Кого он привёл? Ещё одного киновита? – спросил Пентатийеа. – Ты же говорила, что они все мертвы.

– Не все, большинство. Но с ним не киновит. Это человек, женщина.

– Итак, разыскиваемый по всему Аду злодей у нашего порога. Езекиум. Ты что-нибудь приготовил для этого изувера? – поинтересовался Пентатийеа.

– Так получилось, что да, генерал! Я разработал металлическое покрывало с подкладкой-резервуаром для льда. Мы сожжём его на костре. Естественно, лёд растает, и огонь доберется и до злодея, но я успел повторить эксперимент двенадцать раз – чтобы удостовериться в его эффективности, я использовал мужчин, женщин и даже младенцев.

– И?

Езекиум Сат позволил себе слегка улыбнуться.

– Его коша будет гореть, а мускулы – тушиться в собственных соках, но сознания он не лишится. Да, мы будем тщательно дозировать топливо, чтобы он не задохнулся в дыму – лёгкой смерти ему не видать. Напротив, он будет зажарен медленно, постепенно. Но мне открылось, что этот метод скручивает жертву в позу боксёра – во избежание этого я свяжу его цепями. Во время казни его кости будут сами ломаться внутри кипящей плоти.

– Ты долго над этим думал, – заметил Пентатийеа с долей отвращения.

– Мечтами душа богатеет, генерал, – ответил Сат.

– Еще несколько минут тому ты даже не подозревал, что эта сволочь уже у ворот.

– Да, я не знал об этом, но ведь рано или поздно кто-то должен был бросить нам вызов, не так ли? Не стоит терять веру. Киновит не возьмёт верх. Он один, а нас…

– … меньше, чем должно быть, – договорила за него Л’ти. – Никто не задумывался о том, почему с нами нет нашего славного лидера? О том, что он отсутствует именно сейчас, когда над трущобами поднялся убийственный туман, и этот… эта утыканная гвоздями тваръ решила нанести нам визит?

– В чём ты его обвиняешь? – поинтересовался генерал.

– Кого? Ниа'капо или киновита?

– К чертям киновита! Я говорю о нашем лидере, Кате Ниа’капо.

– Я обвиняю его в том, генерал, что он, скорей всего, мёртв. А еще Квеллат и, возможно, Хитмонио. Не явиться без объяснений, да в такой день? Они мертвы, как иначе?! Тварь под нашими стенами потрудилась, чтобы умертвить всех власть предержащих, к которым смогла дотянуться.

– И что теперь? – сказал Пентатийеа.

– Кто здесь генерал? – возмутилась Л’ти. – Ты лишь сидишь на троне лидера и задаёшь бестолковые вопросы. Это ведь твоя парафия.

– Так и есть, – ответил Пентатийеа и поднялся. – Я командовал целыми армиями в битве против божественных полчищ, и на моих глазах они бежали, поджав хвосты. Однажды я сидел за одним столом с Люцифером. Я был генералом Ада, когда он был всего лишь ямой в земле. Мне доподлинно известно, что будет дальше. Этот демон идет сюда, чтобы убить нас. Когда он сдерёт мясо с наших костей, он продолжит свой безумный поход, куда бы он его ни привёл. Короче говоря, если нам дороги наши жизни, нам бы лучше убраться, и не просто из Бастиона, а прочь из самого Ада.