Глава 45
Человек с тростью

Бессонов сидел перед Ардовым и невидящими глазами смотрел в окно, в котором мелькали ноги пробегающих мимо прохожих. За прошедшую ночь доктор, казалось, постарел лет на десять, от былого лоска не осталось и следа.

– Что было в пакете, который доставил адъютант Кострова? – спросил Илья Алексеевич.

– Тот самый долгожданный приказ военного министра об учреждении психологической лаборатории для нужд армии под моим руководством, – помолчав, ответил Бессонов. – Я несколько раз пытался отказаться, но было уже слишком поздно, он держал меня как на удавке.

Андрей Феоктистович обхватил пальцами шею, чтобы показать, какой сильной была над ним власть.

– Вы имеете в виду человека с тростью?

Доктор обратил к Ардову взгляд, полный неподдельного ужаса.

– Не надо, Ардов, – прошептал он дрожащими губами. – Не пытайтесь найти его. Забудьте! Это дьявол! Настоящий дьявол. Вам не удастся его переиграть. Не впускайте его в свою жизнь – вы потеряете все.

– Все самое дорогое я уже потерял, – спокойно ответил Илья Алексеевич. – Как его звали?

Поняв, что уговоры не возымеют действия, Бессонов смирился.

– Он представлялся Мервусом Карлом Донатовичем, но это одно из многих его имен. Кто он на самом деле – не знает никто. Как-то он говорил, что окончил гимназию в Одессе, университет в Базеле.

– Это он познакомил вас с женой генерала Кострова?

– Да, попросил провести пару сеансов. Я проявил неосмотрительность, дал ей основания считать меня не только своим доктором…

– Идею с тестированием военных принесла она?

Бессонов кивнул.

– Позже я понял, что это и было целью Мервуса, – с горечью добавил он.

– Это он приставил к вам Энху?

– Да. Когда я догадался, что он намерен использовать лабораторию, чтобы всерьез влиять на кадровую политику в русской армии, я ужаснулся и попытался отступить. Тут-то он и показал свою суть… Это было ужасно… Клянусь, я бы покончил с собой, но он угрожал расправиться с Алиной!.. Он велел своей китаянке обставлять все смерти таким образом, чтобы при желании подозрение можно было бросить на мою дочь… Смерть Богданова предполагалось выдать за самоубийство с предсмертной запиской, в которой он бы признался в расправе над Мармонтовым и Данишевским из-за этих своих махинаций на бирже… Мервус полагал, что таким образом дело удастся закрыть, а улики против Алины останутся у него в запасе на случай, если я буду проявлять несговорчивость.

– Однако убийство Богданова сорвалось.

– Да… Это сильно разозлило Карла Донатовича. Надо сказать, что они не ожидали той скрупулезности, с какой вы взялись за расследование, ведь к моменту первого убийства в участке вообще не было сыскного агента. Когда стало понятно, что вы приближаетесь к разгадке, Мервус велел своей змее устранить и вас.

– А зачем он велел Энху оставлять на местах преступлений ваши следы?

– Он все делает с запасом, чтобы всегда иметь варианты для маневра. Любит импровизировать на ходу. Идея с башмаками ему нравилась тем, что в любой момент он мог перевернуть картину и выставить преступником меня. Как я уже сказал, он не ожидал, что дело будет расследоваться полицией с такой непривычной тщательностью, и, сколько могу судить, поначалу вообще не очень заботился о том виде, в котором преступления предстанут перед сыскным агентом. Положа руку на сердце, установление отпечатков подошвы на месте преступления – это все еще экзотика для наших широт.

В дверях зала появился Троекрутов и знаками дал понять Ардову, что хотел бы с ним переговорить. Сыскной агент прервал допрос и подошел к начальнику, оставив Бессонова под надзором охранника.

– Илья Алекcеевич, – ласковым голосом начал пристав. – Я насчет этой… как ее… горничной! Давайте мы смерть этой барышни… оставим несчастным случаем, а? Мыла окно, поскользнулась, упала… Не будем княгиню наказывать. Ей сейчас и так нелегко – осталась без мужа, без средств… Вы не поверите, обстановку продает.

– Я как раз хотел вам доложить об этом деле, – откликнулся Илья Алексеевич, и пристав заметно напрягся. – Куда-то пропала записка, которую написала княгиня. А ведь это главная улика!

– Ну вот видите! – просиял Евсей Макарович. – Стало быть, упала?

Троекрутов принялся что есть мочи трясти руку Ардова.

– Поздравляю!.. Поздравляю с успешным зачислением на службу! Отмечу ваши успехи в рапорте. Пять дел за три дня – это, знаете ли…

– Четыре, ваше высокоблагородие, – поправил Илья Алексеевич. – Булавки и три убийства. Горничную мы договорились не считать.

Троекрутов счастливо рассмеялся. В приемном зале раздался шум. Чины полиции отправились полюбопытствовать.

– Иди, шельмец!

Свинцов втолкнул в отделение извозчика и хлопнул по столу пухлой папкой с торчащими листами.

– Вот, Евсей Макарыч!

– Что это?

– Дык таво… Рукопись, ваше высокоблагородие! А он – скурил половину, падла!

Свинцов двинул извозчика в ухо и коротко доложил начальству о ценнейшей рукописи Толстого, случайно оставленной в экипаже престарелым директором архива три дня назад.

– Да и не курилась она! – попытался оправдаться извозчик.

– Ты что ж это, дикий ты человек! – прикрикнул на задержанного пристав. – А вдруг это второй том «Мертвых душ»!

– «Мертвые души» Гоголь написал, – на всякий случай уточнил Ардов.

– Ну я и говорю! – согласился начальник участка.

– Не стал курить простого, а выкурил – Толстого! – скаламбурил Свинцов и сел оформлять протокол.