Аргон

Аргон донес Ксеона до лазарета и опустил на деревянный стул. Ксеона била дрожь, карие глаза метались в панике, кровь текла из ран на щеках, лбу и шее. Аргон крепко сжал его окровавленную руку.

– Тише-тише, – шептал Хуракан, семеня по комнатке и собирая склянки, травы и целебные масла. – Сейчас станет легче, сейчас подлечим тебя.

Эльба стояла в оцепенении, как и Эрл Догмар. Они не покидали лазарета и молчали, не спуская глаз с трясущегося в агонии юноши.

– Сейчас будет… – старик, не договорив, вылил отвратительно пахнущую жидкость на раненое плечо Ксеона, и тот яростно зашипел от боли. – Прости, сынок, прости.

– Что они с ним сделали? – наконец подала голос Эльба, но никто ей не ответил.

Повисла гробовая тишина. Аргон в отчаянии наблюдал за другом, крепко держа его за руку. Ксеон еле дышал и выглядел невероятно испуганным. Израненный и изнуренный, он то и дело терял сознание, но Хуракан велел Аргону встряхивать его за плечи.

– Он не должен засыпать! – гремел он раз за разом. – Не должен засыпать!

И Ксеон не засыпал. Он посматривал на Эльбу, видел ее голубые глаза и мужественно выпрямлялся. Правда, потом ему становилось еще больнее, и он громко стонал.

Аргон все это время старался дышать ровно, не поддаваясь отчаянию и панике. Он вспоминал своего отца, вспоминал его советы и стойко терпел, позволяя Хуракану залечивать кровоточащие ссадины. Сколько они просидели в лазарете, никто не знал. Время то замедлялось, то неслось с немыслимой скоростью. В конце концов Ксеону позволили уснуть, и Аргон перевязал все его раны. Он отмыл лицо друга от грязи и стянул с него кожаный жилет. На шее Ксеона Аргон заметил странный круглый ожог. Неужели они пытали его раскаленным железом?

– Давай лучше…

– Нет. – Сильф не позволил никому приблизиться к другу, словно сторожевой пес. Ярость клокотала в нем, будто вулкан, и он старался меньше говорить, так как понимал, что ничего путного сейчас не скажет.

Вскоре все покинули лазарет, но Аргон остался. Он устроился на деревянном столе, на котором совсем недавно Эльба зашивала ему раны, и уснул там, подложив под голову накидку. В его голове роилось множество мыслей. Он вспоминал Нубу и то, как она умирала на его руках. Вспоминал, как держал в руках пепел, оставшийся от его отца. А еще вспоминал о своей матери. Аргон долгие годы упрямо гнал от себя все мысли о Бригиде из Дамнума. И вот все его старания оказались напрасными. Спустя пять лет он вновь думал о женщине, из-за которой все в его жизни стало абсолютно другим. Пока люди не видят смерти, они в нее не верят. Его мать заболела так неожиданно, что они с отцом даже не успели ничего понять. Аргон не мог смириться с ее смертью. Как она могла умереть, если он до сих пор слышал ее голос, чувствовал ее запах? Его мать всегда была самой прекрасной и понимающей. Он мог разговаривать с ней часами. Возможно, отец тоже разглядел в ней эту черту. Но матери не стало, и мир опустел. Аргон только и делал, что пытался заполнить пустоту, возникшую в груди. Он совершал безумные поступки – и им восхищались. Он рисковал жизнью – и его называли смелым. Аргон перестал видеть вещи такими, какие они есть, сам наделял их определенными свойствами, и в этом была вся прелесть. В мире, в котором нет смерти, жить проще. Рисковать проще. Делать выбор проще.

Но вот умерла Нуба. По его вине. Потому что он решил, что отправиться в Черные Топи совершенно безопасно, и додумался позвать с собой лучших друзей. Погиб его черный ястреб, которого он нашел еще птенцом в ущелье и сам воспитывал. А затем погиб отец. Мир стал странным и чужим, он вновь навязывал Аргону свои правила, напоминал о том, что люди смертны и все близкие когда-нибудь уйдут. Но ему пришлось встать на ноги. Отец ушел, но оставил ему свой клан и свое наследие. Разве у Аргона были варианты?

Сейчас в лазарете лежал Ксеон – человек, которого он знал всю жизнь. Он был ему братом, другом и советчиком. А еще он был его совестью.

Что случается, если человек теряет совесть?

Аргон проснулся в полном смятении. Он приподнялся на локтях, взглянул на Ксеона и понял, что тот еще спит. Аргон умылся и присел на край стола. Алман даже не представлял, сколько злости и ненависти скопилось в одной человеческой душе! Лишь Аргон. Лишь его ярость. Но и ее хватило бы, чтобы заполонить весь Калахар.

Послышался сухой кашель. Молодой предводитель выпрямился и посмотрел на друга. Тот, как всегда, недовольно нахмурился и проворчал:

– Какой болван перевязывал мне шею?

Аргон подлетел к Ксеону и ответил:

– Я, конечно.

– Ты придушить меня захотел? – Ксеон взглянул на него. Один его глаз был словно полностью залит кровью из-за полопавшихся в нем сосудов. – Повязки давят.

Юноша попытался стянуть их, но Аргон недовольно свел брови:

– Подожди ты. – Он аккуратно ослабил повязку на шее. – Лучше?

Ксеон кивнул. Он медленно присел и поморщился от боли. Затем грубо выругался и, словно старик, прокряхтел:

– Внутри будто иголки.

– Ты зачастил в лазарет. Влюбился в Хуракана?

Ксеон усмехнулся, а потом поджал разбитые багрово-синие губы.

– Давай сегодня без твоих шуток, болван. Я не в настроении.

Аргон кивнул. Он не знал, как выразить свои чувства, и просто положил ладонь другу на плечо.

– Я рад, что ты пришел в себя.

– Я тоже.

– Что случилось? – Голос Аргона стал мертвенно тихим. – Что Алман сделал?

Ксеон уставился в пустоту. На его лице отразилась буря эмоций, и Аргон озадачено прищурился, а Ксеон проговорил:

– Тысячи.

– Что?

Ксеон взглянул на него и повторил:

– Тысячи воинов, десятки тысяч. Вооруженные и подготовленные. Не речные шуты и не разбойники из Долины Ветров, а войско Каменных Сердец и отряды Огненных санов. Если мы и планировали победить в этой войне, то ошибались, Аргон.

– Но…

– Ошибались, поверь мне.

– Я верю тебе. Но мы не можем отступить.

– Ты не слушаешь, – взволнованно воскликнул Ксеон, – нам не одолеть Алмана!

– И что ты предлагаешь? – Аргон пожал плечами. – Ты ведь понимаешь, что выхода у нас нет.

– Но какой смысл в войне, если мы ее проиграем? Какой?

– В войне вообще мало смысла.

– Люди погибнут, сражаясь за чужие идеалы и мотивы.

– Люди не хотят подчиняться Алману.

– А жить они хотят?

– Ты должен рассказать мне обо всем, что увидел, – настаивал предводитель, – и я передам твои слова Догмару. Мы изменим стратегию, придумаем что-нибудь. Войны выигрывали и с меньшим количеством солдат, Ксеон.

– И откуда ты знаешь об этом? – Тот сердито прищурился. – В книгах прочитал?

– Что он тебе сказал?

– Аргон…

– Что он тебе сказал?!

– Что он перережет всех, кто будет воевать против него! Что он направит свою армию на Станхенг и разрушит его, сожжет дома, сожжет людей! Что пощады ждать не стоит.

Аргон отвернулся. Сколько у Алмана идей? Знал ли он, что у Аргона столько же идей, как покончить с ним? Голову можно отрубить, сердце вырвать.

– Алман предлагает нам сдаться, и тогда его войско не пойдет на Станхенг. Он дал три дня.

– Что ты выяснил насчет деревянного клинка Первого Человека?

– Он в Арборе, но это все, что сказал мне Алман.

– А что с монстром? Он видел его?

– Видел.

– И ты рассказал ему о Лаохесане?

– Рассказал.

– И этот мерзавец все равно стоял на своем?

– Собаки разодрали сначала тело монстра, а потом, когда поняли, что мяса в нем нет, кинулись на солдат, приехавших со мной… – Губы Ксеона задрожали. – Головы – это единственное, что от них осталось, и Алман милостиво позволил мне привезти на родину останки храбрейших воинов Станхенга.

Аргон убрал назад волосы и замер, пытаясь придумать, как поступить. Если Ксеон говорил правду, то сражение с войском Алмана – самоубийство. Он мог подвергнуть опасности свою жизнь, но стоило ли подвергать риску остальных? Аргон точно знал, что нет. Однако он не имел права решать за каждого дамнумца, за каждого эриданца или станхенгца.

– Единственное… – задумчиво прохрипел Ксеон, – была одна странная вещь.

– Странная? – Сильф с надеждой посмотрел на друга. – Что именно?

– Алман до сих пор не верит в силу стихий.

– Быть не может.

– Может.

Аргон недоуменно отчеканил:

– Ты показал ему мертвого монстра, Нириана пришла из страны летающих людей. А он до сих пор не поверил в магию?

– Не поверил. И это странно.

– Это глупо, но нам на руку. Если он не верит в силу стихий, мы можем застать его врасплох. – Аргон воодушевленно расправил плечи и ощутил прилив бодрости. – Он не ожидает бури, не понимает, что я могу устроить целый ураган.

– Который продлится не больше двух минут?

– Двух минут хватит, чтобы уравнять силы.

– Аргон, – Ксеон попытался встать, но раны заныли и он опустился обратно, – черт возьми, хотя бы раз прислушайся ко мне! Выиграть эту битву нам поможет только чудо, понимаешь? Мастера Алмана создали огромные деревянные постройки, они камни кидают в небо. Его солдаты оборудовали несколько мостов. А Огненные саны…

– Нужно подумать.

– О чем?

– О новом плане.

– Мы должны признать, что проиграем, и сдаться!

– Это не нам с тобой решать.

– О, отлично, доверим судьбу девушке. – Ксеон недовольно усмехнулся. – Она смелая и такая же сумасшедшая, как и ты. Но речь сейчас идет не только о ваших жизнях.

– Ты при каждом удобном случае называешь Эльбу королевой.

– Потому что она – королева, даже если тебе это не нравится.

– Вот и подчиняйся ей. Ты не хочешь доверять судьбу девушке, но при этом все время зовешь ее своей королевой. Я не особо в этом разбираюсь, Ксеон, но, по-моему, ты сам себе противоречишь.

Ксеон хотел было ответить, но так и не решился, А Аргон не стал вытягивать из него признание. Он осторожно похлопал его по спине:

– Поправляйся.

– Куда ты?

– Сообщу совету то, что ты рассказал мне.

– Хорошо, я подожду здесь.

– Да. Хуракан оставил тебе отвар, выпей его. А вот этим, – Аргон указал на миску со светло-серой глиной, – обработай раны. Я выясню все что нужно и вернусь.

Ксеон хмуро кивнул.

– Поправляйся, – напоследок бросил Аргон и скрылся за дверью.

Ему многое предстояло обсудить.

Аргон поднимался по ступеням, обдумывая слова Ксеона. Почему Алман до сих пор не верил в магию стихий? Неужели он был настолько слеп? Алмана считали расчетливым и черствым королем. Но он не слыл глупцом. Он начал войну, прекрасно понимая, что его брат не оставит королевство без наследника. Неужели он действительно верил, что у сына Вигмана, пусть больного и неопытного, не найдется сил для ответного удара? Он, в конце концов, такой же Барлотомей, как и сам Алман, а их во все времена считали неимоверно заносчивыми гордецами. Королям нельзя ошибаться. Народ всегда помнит, когда его веру превращают в оружие, и мстит, если правители не оправдывают его ожиданий.

На что же рассчитывал Алман, ведя себя как незрячий глупец?

Аргон свернул на очередном лестничном пролете и неожиданно увидел Эльбу. Она шла по коридору в сопровождении Герарда, Нейрис и нескольких слуг, которые несли шлейф ее длинного ярко-фиолетового платья. Ее глаза отливали странным аспидно-синим цветом.

– Вы от Ксеона? – Эльба остановилась перед ним. – С ним все в порядке?

– Он пришел в себя.

– Слава богам. Я хотела навестить его вместе с Нейрис и убедиться, что он ни в чем не нуждается. Вы точно уверены, что ваш друг поправляется?

– Я ведь не лекарь, но мне кажется, что ему лучше.

– Вы куда-то торопились?

– К тебе. – Эльба в растерянности приоткрыла рот, и Аргон поспешил добавить: – Как только Ксеон пришел в себя, он рассказал мне о том, что произошло в Арборе. И я хотел попросить тебя собрать совет. Только тех, кому ты можешь доверять.

– Я могу доверять Догмару и Кнуту. Герард проследил за ними и не заметил ничего подозрительного.

– Уверена?

– Сейчас мало в чем можно быть уверенным. Но я так думаю.

– Они твои люди, Эльба. Сама решай, стоит их звать или нет.

– Вы хотели поговорить прямо сейчас?

Аргон кивнул, и тогда Эльба решительно повернулась к Герарду и скомандовала:

– Найди Хьюго Кнута и Эрла Догмара. Пусть они прибудут в малый зал.

– Да, госпожа.

– А Хуракан…

– Хуракану я сообщил, – вмешался предводитель, – он придет.

– Отлично. Тогда пойдемте, подождем остальных в зале. – Эльба настороженно взглянула на юношу. – Вести плохие, верно?

– Не помню, когда в последний раз вести были хорошими.

– Вы уверены, что Ксеон в состоянии трезво оценить произошедшее? – осторожно поинтересовалась Нейрис. Она шла рядом с племянницей и держала ее за руку. – Поймите меня правильно, ваш друг сильно пострадал.

– Ксеон пришел в себя.

– Но он ранен.

– Боль от ран не затуманила его рассудок.

– А что с деревянным клинком Первого Человека? Ему удалось что-нибудь выяснить?

– Алману не понравились вопросы Ксеона про клинок. Ему вообще вопросы Ксеона не понравились.

– Сейчас кто-то находится рядом с ним?

– Я попросил Томми покараулить у двери лазарета.

– Томми… – Эльба нахмурилась, пытаясь вспомнить о чем-то важном. – Он рассказал вам о том, что случилось вчера вечером?

– О Милене де Труа?

– Милена сделала то, что хотела, – подавленно прошептала королева. – Она не стала жить без сына. Говорят, она прыгнула с одной из башен, ее тело упало в реку, и течение унесло его далеко за пределы замка. Я даже не знаю… не представляю…

– Эльба, – Аргон бросил на нее суровый взгляд, – надеюсь, ты не собираешься винить в этом себя? Каждый выбирает свой путь. Вольфман умер ради страны, а Милена умерла ради Вольфмана. Их решения были осознанными.

– Их решения были отчаянными.

– Впасть в отчаяние – тоже выбор.

– Выбор, у которого из двух вариантов лишь один возможный.

– Милена могла и дальше жить, но она предпочла умереть. Твоей вины здесь нет. Мы не настолько важны, насколько может показаться. И не все, что случается, происходит по нашей вине.

– Кто бы говорил.

Аргон удивленно вскинул брови, а нимфа пылко продолжила:

– Вы ведь постоянно себя во всем вините. В том, что случилось в Рифтовых Болотах, в том, что произошло с вашим отцом, и даже то, что Ксеон в лазарете, вы наверняка уже приняли на свой счет. Простите, возможно, я ошибаюсь.

Аргон нахмурился. Он и не подозревал, что его чувства настолько очевидны. Более того, ему не хотелось, чтобы кто-либо о них догадывался. Аргон усмехнулся:

– Еще немного, и я решу, что ты разбираешься во мне лучше, чем я сам.

– Возможно, так и есть. Со стороны лучше видно.

– Неужели сама королева Станхенга наблюдала за мной со стороны?

Аргон лукаво прищурился, а Нейрис нахмурилась, почувствовав неприятную дрожь, прокатившуюся по телу. Она отвернулась и сжала руку Эльбы еще сильнее.

«На все воля Пифии», – так она решила, хотя испугалась, что на этот раз ее дорогая Эльба вступила на куда более опасный путь.

В малом зале стояла невероятная духота. Окна были распахнуты, но казалось, что с улицы проникал еще более горячий воздух. Солнце нещадно палило над погруженным в зной Калахаром. Когда-то изумрудные рапсовые поля Станхенга превратились в иссушенные равнины, а от нагретых каменных плит исходил жар. Поскольку бо́льшая часть урожая станхенгцев сгорела, еду в город и деревни поставляли из Эридана, где изменение погоды влияло на урожай не так сильно, хотя некоторые и поговаривали, что даже в джунглях Дор-Валхерена от страшного пекла портились фрукты.

Когда в зале собрался совет, на лице Аргона появилась испарина. Он стоял в центре зала, чувствуя, как каждый прожигает его взглядом похлеще солнечных лучей. Во взгляде Догмара читалось презрение, взгляд Кнута говорил о недоверии. Хуракан ожидал от него решительных заявлений, а Нейрис предполагала, что вожак клана сумеет постоять за своих людей, за людей Калахара, иначе бы не собрал советников всех вместе.

– Ксеон считает, что нам не одолеть Алмана, – прямо заявил Аргон.

– По какой причине?

Казалось, Эльба научилась мастерски перевоплощаться. Сейчас она была спокойной и холодной, недосягаемой королевой Станхенга, а не обычной речной нимфой. Она сидела во главе стола на деревянном массивном троне и напоминала неподвижную скульптуру с белоснежной мраморной кожей.

– Ксеон видел огромное войско, готовое уже завтра напасть на Станхенг.

– Мы и раньше предполагали, что солдат у Алмана много, – сказал Догмар.

– Да, мы думали, их тысячи. – Аргон хищно улыбнулся. – Но не десятки тысяч.

– Что еще сказал Ксеон?

– Что войско Алмана – это не сборище речных шутов и воров Дамнума, а настоящая армия хорошо подготовленных Каменных Сердец и Огненных санов. По его словам, нам не одолеть их теми силами, что у нас имеются. Стражи Алмана воздвигли постройки, которые кидают в небо камни, и еще солдаты соорудили не один мост, а несколько. Значит, переправятся они гораздо быстрее. Все это играет не в нашу пользу. Да, мы придумали, как распределить силы и сломить противника, но мы не ожидали, что он будет превосходить нас в десятки раз. Огненные саны – это искусные воины, и уж поверьте, я почувствовал это на своей шкуре. – Аргон мрачно скривил губы. – Сражаться нам придется в неравных условиях, а значит, план нужно поменять. И как можно быстрее.

– Он скоро нападет?

– По словам Ксеона, у нас есть три дня. Но мы можем сдаться.

– Сдаться! – возмутилась Эльба. – Какая неслыханная наглость! Мы отправляем к нему людей, чтобы сообщить о приближении немыслимой опасности, а он возвращает нам их головы и дает на размышления три дня?

– Уже два, – вмешался Хуракан и, опомнившись, принялся невинно рассматривать позолоченные станхенгские знамена.

– Есть кое-что еще… – продолжил Аргон. – И я считаю, это наш единственный шанс на победу. Он невероятно мал, но есть.

Королева вновь посмотрела на сильфа:

– Что вы имеете в виду?

– Ксеон сказал, что Алман до сих пор не верит в силу стихий. Он не знает, что люди контролируют воду и воздух. Он…

– …болван? – удивился Хуракан. – Будет тебе, мак, это попросту невозможно. Я знал Алмана. Я видел его, мой мальчик! Да, он весьма импульсивен и черств, но он не глупец. Он был королем Вудстоуна.

– Был.

– Он долгие годы управлял самой большой страной Калахара!

– Не вижу повода разделять твое восхищение.

– Я не говорю тебе восхищаться, – разозлился старик, – я говорю тебе думать. Никто просто так не правит страной долгие годы. Да, иногда на трон восходят по воле случая, но никто по чистой случайности на троне не задерживается на два десятка лет.

– Но люди Вудстоуна действительно не верили в магию стихий, – робко проговорила Нейрис, взглянув на советников. – Не верили, пока здесь не появилась Эльба.

– Алман – король, – протянул Хьюго Кнут. – Он должен видеть дальше собственного носа. Наверняка ему докладывали о речной нимфе.

– Видимо, он не воспринял эти слова всерьез.

– И что вы предлагаете? – прохрипел Эрл Догмар. Он спустился с небольшого возвышения, на котором располагался дубовый стол, и остановился перед предводителем. – Собираетесь выиграть войну своей шайкой разбойников, с которой совсем недавно обворовывали нашу казну?

– Да, – только и ответил Аргон.

– Это нелепо.

– Это возможность победить в сражении.

– Алман знает, что на нашей стороне сильфы Долины Ветров.

– Но он не представляет, на что мы способны.

– Откуда мы знаем, что ваш друг не лишился рассудка после повреждений? – Лицо Эрла Догмара было таким уродливым, что даже оскал его не мог сделать еще страшнее. – Алман мог специально его запугать.

– Ксеона трудно запугать.

– Но возможно.

– Вы несете полную чушь, – разозлился уже и сам Аргон, – нам улыбнулась удача. Мы узнали о том, что нас поджидает, до начала сражения, а значит, можем исправить свои ошибки и победить. Моим людям нельзя выступать первыми.

– Хотите оставить их на закуску?

– Хочу, чтобы для войска Алмана было неожиданностью наше появление с воздуха. Их нужно как можно дольше придерживать, пока солдаты Барлотомея не окажутся достаточно близко, и тогда, применив свои способности, они уничтожат огромное количество врагов.

– Вас тоже придется прятать, сир Аргон? – издевался Догмар. – А может быть, вам и вовсе не стоит выходить на поле боя? Будете управлять воздухом из сторожевой башни?

– Я могу управлять воздухом прямо сейчас. – На лице Аргона появился ледяной оскал, и внезапно в помещении поднялся свирепый ветер, который ударил Догмара по сверкающим доспехам.

– Щенок! – рявкнул главнокомандующий и вынул меч из ножен.

– Не стоит.

– Я снесу тебе голову.

– Попробуйте. – Аргон смело шагнул вперед. – Давайте. Удивите меня.

– Прекратите, – взмолилась Нейрис, поднявшись из-за стола, – вы зря теряете время!

– Она права, – прокряхтел Хуракан, – что толку от ваших споров?

Эрл Догмар шумно выдохнул и спрятал меч. Он отошел от Аргона и утер вспотевший лоб. Возможно, так на людей действовала жара – они сходили с ума, поддаваясь каждому соблазну, каждой вспыхнувшей искре злости, зависти и даже обиды. Аргон и сам подумал, что зря сцепился со старым псом. Наверняка на поле боя им придется стоять спина к спине, а не лицом к лицу.

– Сильфы должны идти последними, – вновь повторил он. – Сильфы, не дамнумцы. Пусть мои люди идут в основном составе, как вы и планировали, Догмар. Но я настаиваю, чтобы двенадцать человек, обладающих способностями, ударили позже, когда в игру вступят все фигуры и мы будем видеть лицо врага. Их не должны ранить вдруг выпущенные стрелы, не должны застичь врасплох появившиеся Черные Крысы.

– Это не возымеет должного действия, – сказал Догмар устало. – Я видел много войн и знаю, что такое обманный маневр. Алман уже слышал о вашем существовании. Он ожидает такого исхода.

– И все же шанс есть.

– Есть. Но строить стратегию на одном лишь шансе – полная нелепость. Если бы вы предложили нечто такое, о чем Алман не знал бы, о чем никто бы не знал, я бы вас выслушал. А идти на войну, понадеявшись на удачу… Удача на стороне сильных.

– Будет вам, Догмар, – вмешался Хьюго Кнут, – вы не можете знать точно. Иногда и на поле боя помогает Фортуна.

– У нас больше нет вариантов, – напомнил Аргон.

– Есть.

Повисла тишина. Советники одновременно повернулись к своей королеве, которая уже долгое время хранила молчание. Аргон с подозрением посмотрел на нее. Эльба встала из-за стола и сцепила за спиной руки.

– Алман не знает обо мне.

– В каком… смысле? – нерешительно спросила Нейрис.

– Догмар, вы сказали, что нужно предложить нечто новое. Нечто такое, о чем никто не знает. Чего не ожидают. Возможно, Алман знает, что я управляю силой воды. Но вряд ли он осведомлен о том, что с недавних пор я управляю и землей.

– Эльба…

Нейрис вцепилась пальцами в край стола, но девушка даже не повела бровью.

– Я первая, в ком течет кровь двух королевских династий. Пусть сильфы управляют воздухом, а я подчиню землю и воду. И тогда на нашей стороне будет три стихии. Как по мне, неплохой расклад. И… вполне неожиданный.

Все продолжали молчать. Нейрис в ужасе смотрела на племянницу, а Хуракан так прищурился, что его глаза скрылись под кустистыми бровями. Главнокомандующий тихо откашлялся:

– Ваше величество, это…

– …не обсуждается, – закончила за него Эльба.

– Но вам нельзя на поле боя! – растерянно проговорил Хьюго Кнут.

– И кто мне запретит? Вы?

Главный визирь попятился назад. Он принялся разглядывать каменные плиты, как будто взгляд королевы прожигал его насквозь. Кнут что-то невнятно пробормотал себе под нос.

Аргон почувствовал, будто что-то тупое ударило его в грудь. Он глядел на Эльбу и не понимал ее. Видел, как трясутся ее руки и дрожат губы, но при этом тверд взгляд. Пораженный, он наблюдал за ней и слышал биение своего сердца, ощущал его каждой клеткой, каждым нервом. Он готов был разрушить этот замок, это королевство, да и весь Калахар, лишь бы Эльба оставалась в безопасности. Все его мысли были лишь об одном. А она этого не видела. Не понимала.

Эльба вышла из зала, не сказав больше ни слова, а Аргон так и смотрел ей вслед. Внезапно ему в голову пришла страшная мысль, даже возможности появления которой он ранее не допускал. На какое-то мгновение он позабыл о желании отомстить злейшему врагу. Он забыл о том, что хочет выиграть войну, вернуть родную землю и увидеть просторы Дамнума. Все это на долю секунды потеряло всякий смысл, потому что Аргон внезапно осознал: Эльба должна остаться в живых. И этого он хотел больше всего на свете.

Аргон покинул зал и быстро и решительно пошел в королевское крыло. Он знал, что Эльба прочно поселилась в его сердце, и не собирался этого отрицать. Прошлые привязанности меркли в сравнении с тем, что он испытывал сейчас. Это перестало быть простым увлечением в тот самый момент, когда она, закружившись в танце, потянулась ему навстречу, одновременно такая храбрая и беззащитная, хрупкая и неумолимая. Аргон многим позволял поступать по совести. Ксеон сейчас лежал в лазарете. Нуба погибла. Отец погиб! Нет, Эльбу опасность не должна была коснуться. Только не теперь, когда он рядом, чтобы защищать ее ценой своей жизни.

Герард стоял перед дверями в покои королевы.

Аргон отчеканил:

– Я должен пройти.

– Госпожа приказала…

– Герард, я пройду.

– Я не могу. Королева велела никого не впускать.

– Ты тратишь мое время.

– Но она…

Аргон взмахнул рукой, и произошли сразу две вещи: поток ветра оттолкнул Герарда в сторону и стремительно распахнул деревянные двери. Эльба ошеломленно обернулась. Аргон щелкнул пальцами, и двери снова захлопнулись прямо перед носом слуги.

– Что вы… – королева в растерянности округлила глаза. – Что вы делаете?

Аргон молча приближался к девушке, будто шторм, а она отступала назад, сжимая в кулаки побелевшие пальцы.

– Уходите.

Но Аргон не слушал. Он остановился лишь когда нимфа прижалась спиной к стене, уперся ладонью в каменный выступ и очень медленно проговорил:

– Это плохая идея.

– Я не спрашивала вашего мнения.

– А стоило бы. – Аргон невесело улыбнулся. – Ты совершаешь ошибку. Мы победим и без твоей помощи. Победим, не подвергая тебя опасности.

– Вы слышали Догмара и его слова о том, что удача не на нашей стороне.

– С каких это пор девушка, которая вышла замуж не по любви, потеряла брата, а вскоре и мужа, приносит удачу?

– Вот как? – Эльба попыталась оттолкнуть юношу от себя. – Я первая из людей, в ком течет кровь сразу двух королевских династий. Разве это не ваши слова?

– Мои. Но, кажется, я не говорил, что ты неуязвима.

– Странно, но вы не волновались так, когда я согласилась на ритуал передачи сил.

– Тогда у тебя был шанс. Боги были на твоей стороне, и я верил, а может быть, даже знал, что ты выживешь. Интуиция меня не подводит. И знаешь, о чем она говорит сейчас?

– О чем же?

– О том, что на поле боя ты погибнешь.

– Считаете меня слабой? – Эльба внезапно рассмеялась нервно и надрывно, словно ей дьявольски надоело чувствовать себя ничтожно маленькой. – Вы такой же, как и все.

– Я никогда не считал тебя слабой.

– Но вы запрещаете мне сражаться.

– Даже мужчины идут на войну не от большого желания. У нас нет выбора, Эльба, а у тебя он есть. Ты можешь остаться, и никто не станет тебя осуждать.

– Что я за королева, если не готова отдать жизнь за своих поданных? – рассерженно спросила нимфа. – Уж вы-то должны меня понять! Вы готовы пожертвовать всем ради своего народа.

– Ты и так многим пожертвовала и едва не умерла. Ты последняя из Барлотомеев.

– И мне теперь сидеть в темнице?

– Я запру тебя в темнице, если потребуется.

– Да что… что вы о себе возомнили? – возмущенно вспыхнула Эльба.

– Я не хочу, чтобы ты рисковала своей жизнью.

– Неужели и вы в меня не верите?

– Я этого не говорю.

– Но вы так думаете. Думаете, что я ни на что не способна? Что я не сумею помочь? Я пережила столько ужаса в своей жизни не для того, чтобы прятаться! Сила Вольфмана была мне дарована не для того, чтобы я бездействовала!

– Сила Вольфмана не делает тебя бессмертной.

– Она делает меня опасной.

– Ты не оружие!

– Еще чуть-чуть, и вы заговорите словами Ксеона. Давайте, скажите мне о том, что я королева, что вы знаете, в чем состоит мое предназначение… Давайте!

– Ты безумно самоуверенна и упряма! – вспыхнул Аргон, едва не столкнувшись с нимфой лбом. – Знаешь, до чего довела меня моя самоуверенность? Мои близкие мертвы.

– И мне очень жаль. Если бы я только могла это исправить…

– Ты можешь.

– Но как?

– Не спеши умирать.

Эльба в смятении посмотрела на молодого мужчину и почувствовала, как безумный страх превращается в жгучее, неистовое отчаяние. Она стиснула дрожащие руки и медленно протянула:

– Я не хочу умирать. И мне страшно. – Ее глаза заблестели. – Мне очень страшно, но это не имеет значения. Думаете, я не хочу найти иной способ? Думаете, мне приносит удовольствие принимать такие решения? Я устала быть сильной, а я ведь ничего еще в своей жизни не сделала, совсем ничего.

– Ты ошибаешься.

– Не ошибаюсь, Аргон, и прошу вас, не врите. Вы всегда говорили мне правду. Почему же сейчас пытаетесь обмануть?

– Я не смею тебя обманывать!

– Тогда назовите хотя бы одну причину, по которой я должна остаться! Скажите, что может быть важнее, чем мой долг и мои обязанности, чем Станхенг и Алман, чем война и честь? Что важнее всего этого? Почему мне нужно спрятаться и уповать на возвращение близких мне людей? Почему я должна хранить себя для высшей цели, если мой народ и вы, да, именно вы, Аргон, пойдете рисковать жизнью? Почему я должна ждать вашего возвращения, если мне…

Аргон поддался сокрушительному чувству и прервал Эльбу пылким поцелуем. Она в полной растерянности застыла. Аргон прижал ее к себе так крепко, будто все ветра Калахара ворвались в королевские покои и притянули его к ней. Он знал и чувствовал, как она к нему относилась. Он чувствовал это прямо сейчас, в эту минуту, чувствовал, как ее беспомощность и испуг превратились в бушующий пожар, едва не спаливший его дотла. Испуганная птица и грозовая туча настигли друг друга и сошлись в смертельном танце. И весь мир каждой своей частичкой зависел от невинного поцелуя. Эльба покачнулась, не чувствуя опоры под ногами. Но Аргон не позволил ей упасть и прижал к себе еще крепче. Его руки коснулись ее шелковых волос, по всему его телу разлилось ощущение полнейшей беспомощности, когда она с чувством прикоснулась холодными пальцами к его разгоряченному лицу и прошептала:

– Мне нечем дышать.

Он вновь поцеловал ее, а она сжала его крепкие плечи. Никогда прежде Аргон не испытывал ничего подобного. Он целовал ее отчаянно и страстно, и в то же время трепетно поглаживал спину и талию. Аргон отстранился и посмотрел в ее блестящие глаза, наполненные теплотой и благоволением.

– Я не хочу, чтобы ты рисковала своей жизнью, – упоенно прошептал он и прикоснулся пальцами к ее губам. – Разве это не причина?

– Едва ли.

– Это самая важная причина, Эльба, и именно поэтому ты меня послушаешь.

Она зажмурилась. Ее грудь вздымалась и опускалась, и это причиняло невыносимую муку.

– Все хорошо. – Аргон прикоснулся лбом к ее лбу, обнял ее, а она вцепилась в его плечи, дрожа, словно ей было невероятно холодно. – Все будет хорошо.

– Вы снова врете.

– Я не вру.

– Вы собираетесь уйти, но не позволяете мне пойти вместе с вами. – Нимфа отстранилась и посмотрела на него горящими глазами. – Это неправильно.

Аргон стянул с себя накидку и набросил ее Эльбе на плечи. Она ждала, что он ответит, но Аргон молчал. Он прижался губами к ее виску и проговорил:

– Ты ведь доверяешь мне.

– Я не хочу, – задыхаясь, прошептала она, – не хочу вам больше доверять, Аргон.

– Только мне ты и должна доверять.

Эльба прижалась к нему, и он, притянув ее к своей груди, вдруг понял, что не разомкнет рук. Ни сейчас, ни потом. Он понял, что не зря встретил Эльбу в плену у Ровена, не зря осознал в ту самую секунду, что должен защищать ее и оберегать от всех напастей. Он коснулся подбородком ее макушки.

Сердце Станхенга билось в его объятиях. Аргон пообещал себе, что его сердце будет биться с ним в унисон столько, сколько продлится его жизнь.

Третий день подходил к концу. У статуй Вигмана и Алмана Многолетних появилось множество шатров, где лекари могли помогать раненым. Им нельзя было выходить из лагеря, так как существовала вероятность, что в неразберихе их затоптали бы собственные союзники. На холмах-близнецах, расположенных близь Станхенга, разместились лучники и метатели копий. Эрл Догмар утверждал, что холм – хорошее укрытие и на первых порах стрелков не заметят, а значит, войска Алмана понесут урон уже в начале баталии. Колья и пики, вбитые в землю, служили защитной линией и скреплялись общим механизмом, который поднимал и опускал деревянную конструкцию по приказу командиров отрядов легкой пехоты. На пустующем участке поля – будущем поле битвы – солдаты Догмара соорудили огромное количество ловушек в виде волчьих ям, но на этом уловки не заканчивались. По настоянию Аргона главнокомандующий позволил двенадцати сильфам выступить последними, после кавалерии и пехоты.

Люди понимали, что шансов в сражении с небывалым войском Алмана было критически мало, но каждый из них хранил молчание под лучами раннего солнца, которое, казалось, и не заходило ночью за горизонт. Станхенг застыл в преддверии страшной битвы. Речные люди тихо взывали к Пифии. Вудстоунцы проводили время с семьями. И даже летающие дикари молча и непривычно спокойно попивали эль, обмениваясь многозначительными взглядами.

Войска Алмана пересекли реку утром. Об этом королеве Эльбе сообщил один из гонцов. Он прибыл в главный зал, такой же величественный и древний, как и история всего Калахара, и преклонил пред ней колено. Эльба в одиночестве восседала на кроваво-красном троне, глядя бесстрастным взглядом на обсидиановые ступени, которые полого спускались перед ней, словно черная река. Казалось, в какой-то иной жизни она проходила вдоль этого зала и клялась в верности юному борющемуся с недугом королю Вольфману. Казалось, столько всего отделяло ее от насущного момента, столько секунд, столько деяний. И вот будущее настало гораздо раньше, чем пришло его осознание и принятие. Оно настигло ее, будто цунами, и потащило за собой на дно Лазурного океана. Эльба не шевелилась, сжимая пальцами позолоченные подлокотники. Она чувствовала запах старины, исходящий от темно-красного бархата, и молчала – нимфа впервые восседала на королевском троне, и впервые ей приходилось отправлять тысячи солдат на верную смерть.

– Ваше величество, каков будет ваш приказ? – приподняв голову, спросил гонец. Эльба совершенно позабыла, что она не одна, но теперь словно очнулась. Ее голос прозвучал твердо и непреклонно:

– Пусть Алман пожалеет. Передайте эти слова Догмару.

В общей сложности армия Станхенга насчитывала около восьми тысяч человек, а на стороне Алмана Барлотомея Многолетнего было двадцать три тысячи воинов. Вслух на эту тему говорить никому не хотелось, но люди верили, что справедливость восторжествует.

Ранним утром Аргон проверил птиц. Он прошел вдоль загонов для лошадей, которые теперь служили домом гигантским ястребам и совам, и увидел низкого мужичка со смешными русыми усами с закрученными концами.

– Вы их покормили?

– Еще как! – Круглый как шар мужичок неожиданно рассмеялся и прихлопнул в ладоши. – Едят эти ваши птички побольше наших кобыл!

– Дайте им двойную порцию. Пусть подкрепятся перед сражением.

– Да куда в них влезет-то?

– День им предстоит долгий, – Аргон кивнул и погладил одну из сов по макушке. Та застыла у дверцы загона и так посмотрела на него, что ему стало не по себе. Как будто птица знала, на что их обрекали.

Аргон отнял ладонь, и несколько ярко-красных перьев оказались у него в руке. Он вновь посмотрел на сову. Какой же удивительно красивой она была. Гигантские желтые глазищи все глядели на него, маска белая, а крылья и спинка – темно-коричневые с вкраплениями оранжевых и красных перьев.

– Не бойся, – проговорил сильф. – Скоро мы отправимся домой. Ты ведь соскучилась по летающим скалам, правда?

Сова моргнула. Над ее глазами пучками торчали седые густые брови, и Аргон с горечью улыбнулся. Он вновь погладил птицу и отошел. Скоро и он увидит дом, увидит необъятные просторы Долины Ветров, непокорный океан и первозданные горы, которые нависают над темно-синей водой и тянутся высоко в небо.

Аргон решительно и быстро шел по узким улочкам мимо замка Станхенга, посматривая на светлое небо. Люди торопились в военный лагерь, переправляли последние партии выкованного оружия и подвозили на телегах пресную воду. Они глядели на Аргона и кивали ему, словно он был их другом, хотя многих он видел впервые. Странное чувство заставило его нахмуриться. Почему они так на него смотрят? Чего они от него ожидают? Груз ответственности свалился на плечи Аргона, и он невольно снова и снова прокручивал в голове утвержденную стратегию и тактику боя. Никогда прежде он не чувствовал в груди подобной тяжести. Единственное он знал точно: в волнении не было никакого смысла. Аргон уже видел каменные статуи Вигмана и Алмана Барлотомеев, как вдруг кто-то схватил его за руку и потянул на себя. Он готов был выхватить из-за спины клинок, но неожиданно увидел перед собой Эльбу в простом льняном платье сапфирового цвета. Она не была похожа на королеву, особенно с заплетенными в косу волосами и в фартуке. Сильф удивился:

– Эльба?

– Я хотела вас увидеть.

– Что ты здесь делаешь? Ты должна была остаться в замке. Здесь небезопасно.

– Я не должна была выходить на поле боя. Но о том, чтобы я пряталась в крепости, речи не шло.

– Мы можем поговорить об этом сейчас.

– Прекратите.

– Это ты прекрати говорить со мной так, будто я один из зазнавшихся господ, – Аргон обхватил ладонями ее лицо и заглянул прямо в ее небесно-голубые глаза. – Договорились?

– На вас… – он нахмурился, и Эльба исправилась, – на тебе нет доспехов.

– Я предпочитаю свободно двигаться во время поединка.

– А в латах невозможно двигаться?

– Весьма проблематично.

– Будь серьезнее, – взволнованно проговорила нимфа и обняла его широкие плечи. – Ничего веселого не ожидает нас впереди. Ты виделся с Ксеоном?

– Он ждет меня в лагере.

– Надеюсь, он не собирается бросаться в бой? Скажи, что не собирается. Он ведь еще не оправился после ранения. Ему вообще не стоило сюда приходить.

– Ксеона пошлют на один из холмов, он останется с лучниками.

– Да, он упоминал, что хорошо стреляет.

– Глаза у него соколиные. А где будешь ты? Собираешься затеряться в толпе? Боюсь тебя расстроить, но… – Аргон с горечью улыбнулся, – затеряться не получится.

– Не собираюсь прятаться в замке. – Эльба провела пальцами по его вьющимся волосам. – Я буду с Нейрис. Ее, как и Хуракана, позвали помогать в лазаретах. Я и раньше помогала ей в Эридане, но, конечно, предстоящее наверняка страшнее всего, что я видела.

– Война закончится, Эльба. Хотим мы этого или нет.

– Да, но пока, прошу тебя, будь осторожен.

– Со мной ничего не случится.

– Аргон, пообещай мне, – сбивчиво проговорила Эльба, привстав на цыпочки, – пообещай мне, что ты вернешься.

– Конечно, вернусь.

– Пообещай!

– Обещаю, – юноша сжал ее худые плечи и кивнул. Он надеялся, что его твердый взгляд придаст ей сил и веры: – Я вернусь, Эльба.

Она медленно кивнула, сняла с запястья серебряный браслет и протянула его Аргону.

– Это принадлежало моей матери.

– Змея, пожирающая свой хвост… – задумчиво протянул молодой предводитель. – Я давно хотел спросить, что означает этот символ.

– Вечную жизнь. Мне подарил его отец. Он сказал, что браслет приносит удачу.

– Вот пусть он и приносит удачу тебе, а я не могу его взять.

– Можешь, конечно. – Нимфа раскрыла прочный замок и надела украшение на руку Аргона. Она хотела что-то сказать, но не нашла в себе сил. Просто стояла, молча вдыхая горячий воздух, и беспомощно сжимала кулаки. – Браслеты еще не спасали от смерти. Но, возможно, мысли о том, кто его дал…

Аргон притянул ее к себе и нежно поцеловал. Он уткнулся носом в ее черные волосы и глубоко вдохнул сладостный запах, наслаждаясь им, как в последний раз. Аргон поцеловал ее в лоб, а Эльба поцеловала разбитые костяшки его пальцев. Они зажмурились, словно давая друг другу молчаливую клятву, которая была прочнее многих брачных уз.

– Мне пора.

Аргон приподнял голову, не в силах разомкнуть объятия, и неожиданно заметил на перекрестке знакомое лицо. Мужчина смотрел на них, не скрывая искреннего изумления, но как только Аргон встретился с ним взглядом, быстрым шагом покинул улицу.

– Эльба, – он вновь посмотрел на девушку, – я дал тебе обещание, теперь и ты пообещай, что не станешь бросаться в пекло.

– Не нужно обо мне беспокоиться, – прошептала речная нимфа, приложив ладонь к щеке сильфа, – я буду здесь, когда ты вернешься. Просто знай об этом.

– Я знаю. Знай и ты, что я вернусь к тебе, что бы ни случилось.

Эльба кивнула, и Аргон вновь страстно поцеловал ее, а потом выпустил из объятий и резко сорвался с места. Он выбежал из переулка, огляделся и направился в сторону лагеря. Неприятное ощущение разлилось в груди. Ему предстояло многое объяснить, но сейчас на это не было времени и он бы отложил разговор, но почему-то чувствовал, что эта попытка не увенчается успехом.

– Ксеон, – окликнул он друга, которого заметил в толпе солдат, – подожди.

Тот продолжал лавировать между воинами, хромая на правую ногу. Он шел вперед уверенно и быстро, будто пытался оторваться от стаи голодных псов. Аргон упрямо следовал за ним, но тот словно и не слышал его голоса. Сильф недовольно прибавил шаг, стараясь не сбить никого по пути, и вытянул перед собой руку:

– Да стой же ты.

Его ладонь легла на плечо Ксеона, но тот сбросил ее и пошел дальше.

– Я хочу объяснить.

– А я хочу это слышать?

– То, что ты увидел…

– Увидел, – Ксеон стремительно обернулся, и друзья едва не врезались друг в друга, – я ведь не слепой, глаза у меня на месте.

– Я хотел рассказать, но потом решил, что есть вещи важнее моих отношений…

– …с королевой? – В карих глазах Ксеона появилась странная растерянность. Он едва сдерживался от ругательств и… горькой обиды. – Ты лишился рассудка, совсем спятил.

– Говори тише.

– С каких это пор тебя волнует мнение окружающих?

– Сомневаюсь, что мы с Эльбой в этом похожи. – Аргон схватил Ксеона за плечо и оттащил в сторону. Тот ощетинился и недовольно бросил:

– Руки убери.

– Я не хотел тебе врать. Ты мой лучший друг, и я должен был сказать правду. Но у нас не было времени на разговоры по душам. У нас даже сейчас нет на это времени.

– О чем ты думал? – едва слышно прошипел Ксеон. Он приблизился к Аргону и так на него посмотрел, что тот порывисто отвернулся. Но Ксеон не отводил глаз. Он смотрел на своего друга и чувствовал, что внутри пульсирует сгусток разочарования. – Она королева.

– Я знаю.

– Она не одна из твоих девиц с Фиэнде-Фиэль.

– Я знаю, – громче повторил Аргон и обернулся. Тяжелый навес над шатром скрывал их лица от прохожих, бросая темную тень на сверкающие гневом глаза.

– Тогда что ты творишь? У нее только что умер супруг, Станхенг только что потерял своего короля, а ты даешь волю чувствам в каком-то переулке, как будто она…

– Кто?

– Одна из рабынь Гунноры.

– Не нужно так о ней говорить, – разозлился Аргон.

– Тогда давай поговорим о тебе, – парировал Ксеон. – Забудем о том, что Эльбе едва исполнилось восемнадцать, что она молода и неопытна и, возможно, никогда не теряла от влюбленности голову и не испытывала страсти. Но ты взрослый мужчина. Ты должен был понять, во что это выльется, узнай при дворе о ваших отношениях.

– Я от нее не отступлюсь, Ксеон, и твои проповеди бессмысленны.

– Мои проповеди – зерно разума в твоей жизни.

– Я проживу свою жизнь так, как посчитаю нужным.

– И скольких человек еще погубишь? Твои необдуманные решения всегда подвергали нас риску, но ты не останавливаешься! Тебе как будто наплевать! Ты совершаешь безумные поступки, не представляя, чем это обернется для твоих близких. Ты хочешь, чтобы Эльбу казнили за измену?

– Ее муж мертв.

– Ее страна жива! Люди не простят ей, если она забудет о короле и кинется в объятия дикаря из Долины Ветров. Они не простят ей!

– Люди? Или ты?

Ксеон в растерянности замер.

– Ты тоже не был со мной честен, – процедил Аргон.

Ксеон молчал, не зная, как скрыть свои истинные чувства. В конце концов он отрезал:

– Мы давно перестали говорить друг другу правду.

– Не говори чепухи.

– Но это так. После смерти твоей матери ты окончательно потерял голову и, что бы я ни делал, что бы ни говорил, ты никогда меня не слушал. Не послушал бы и теперь.

– Моя мать…

Аргон не успел договорить. В воздухе разнесся оглушительный вой рога. Люди кинулись к границе. Началось. Они стояли на пороге страшной войны, но обсуждали свои чувства. Как же нелепо и глупо это выглядело! Аргон резко выпрямился.

– Вздор. Мы с тобой и не через такое проходили. Справимся и сейчас.

– На этот раз кто-то выйдет поверженным. Наш спор не разрешится сам собой.

– Нет никакого спора, и мы не делим вещь. – Очередной сигнал прозвучал над лагерем, солдаты схватились за мечи, их латы загремели. – Я должен идти, но позже ты дашь мне шанс все объяснить.

– Торопись, иначе нас убьют раньше, чем ты впервые скажешь мне правду.

Аргон кивнул. Он видел в глазах друга негодование и понимал, что у того в груди пылает обида и ревность, но какими бы беспочвенными и неправильными ему не казались обвинения Ксеона, он считал его самым близким человеком. И никакие слова, никакие отношения не смогли бы этого изменить.

– Будь осторожен, – попросил он и сжал плечо друга. – Скоро увидимся.

Ксеон протяжно вздохнул и тоже положил ладонь на плечо Аргона.

– Скоро.

Войска Алмана пересекли реку и выстроились в длинные шеренги. Издалека их едва ли можно было разглядеть. Мелькали лишь черные точки, золотые и серебряные знамена, а темно-серый дым расстилался по равнине, словно одеяло.

Эрл Догмар восседал на вороном коне, морду которого защищали прочные латы. Главнокомандующий также был облачен в искусно выкованные доспехи. Он с пренебрежением смотрел на врагов и крепко сжимал поводья. Ему не раз доводилось участвовать в сражениях и предопределять итоги битвы, но было непонятно, почему боги разгневались на людей именно сейчас. Они не рвались убивать друг друга, но все же убивали. Так неужели только пролитая кровь королей возымела на бога такое действие? Только за кровь королей сражался народ. Хотя что Догмар знал о боге? Он в него вряд ли верил, в отличие от суеверных речных шутов, которые даже сейчас стояли на коленях и молились своей крайне молчаливой Белой Пифии. Если бы молитвы отнимали у соперников жизни, если бы молитвы растягивали время, если бы молитвы давали нам что-то помимо веры! Но нет. Главнокомандующий Каменных Сердец видел кровь и пот. Он видел смерть, вопли и стенания, унижение и ужас. Так что если бог и существовал, в представлении Эрла Догмара он был полнейшим мерзавцем.

Солдаты Догмара не спешили бросаться в атаку. Они ожидали действий соперника и надеялись, что их ловушки сработают. Лучники заняли позиции на холмах. Все волчьи ямы были тщательно скрыты хворостом и сухой травой. Догмар резко подался вперед, увидев, как к их оборонительной линии приближаются сотни силуэтов.

– Главнокомандующий, что происходит? – спросил у него один из командиров.

Догмар не спешил отвечать. Он присмотрелся и отрезал:

– Это не люди. Это…

Раздалось громкое собачье рычание. Десятки обученных охотничьих псов неслись на войско Станхенга, намереваясь разорвать каждого на куски. Но у этого маневра была и более важная цель. Собаки не просто должны были нанести урон армии – они считались первопроходцами, жертвами. Уже через мгновение огромное количество диких созданий провалилось в волчьи ямы и попало на пики. К яростному рычанию добавился леденящий кровь визг. И все же большая часть псов продолжала нестись к войску, и их разинутые пасти были полны смертельно острых зубов.

Один из командиров подошел к главнокомандующему:

– Прикажете вступить лучникам?

– Нет, рано. Стрелки не должны обнаружить своих позиций. Поднимите колья, когда эти твари окажутся достаточно близко. А тех, что выживут, удавим собственноручно.

Аргон направлялся к сильфам, когда вдруг заметил среди солдат знакомое лицо. Томми завязывал косынку дрожащими пальцами, придерживая бедром острое копье. Он пыхтел и торопился, как будто боясь пропустить нечто важное. Увидев приближающегося к нему Аргона, Томми испуганно вытаращил глаза и взвыл:

– Ну брось, Аргон, ну пожалуйста!

– Я велел тебе оставаться в замке!

– Я не могу сидеть сложа руки!

– Ты должен был охранять сестру королевы.

– Да выдумки все это, лишь бы я нос свой наружу не высовывал, – обиделся Томми. – В замке осталось много солдат, они присмотрят за Рией, а я помочь хочу.

– Возвращайся, – Аргон был непреклонен, – я не шучу.

– Но я могу пригодиться!

– Пригодишься, я не сомневаюсь. Но не сегодня и не сейчас. Давай, живо в замок.

– Аргон!

– Я больше не буду повторять. Считаю до трех, Томми. Раз… два…

Мальчишка обиженно бросил копье и побежал по проселочной дороге. Предводитель видел, что глаза Томми наполнились обидой и злостью, но не изменил своего решения. Не стоило парнишке вмешиваться в сегодняшнюю битву. Он чувствовал это так же ясно, как видел голубое небо над своей головой.

Аргон взобрался на одну из деревянных сторожевых башен, построенных прямо перед сражением. Здесь его уже ожидал отряд из одиннадцати сильфов, и он сам был двенадцатым. В их глазах не было ни капли страха. Такими Аргон и знал их – бравых и сумасшедших преступников, готовых кинуться за ним в логово Каменных Сердец. Шестеро уроженцев клана Ночных Сов Кигана вместе со своим вожаком держались в стороне. Аргон подошел к ним и растянул губы в лукавой ухмылке:

– Кажется, сегодня мы отлично проведем время.

– Время это будет тянуться чертовски долго, – ответил Киган. Он был такого маленького роста, что едва доставал Аргону до плеч. Киган поправил белый шарф, повязанный на шее незамысловатым узлом, и махнул рукой на изумрудную равнину. – Адские псы.

– Алман решил поразвлечься.

Неожиданно к Аргону подскочил Элиас. Он начертал в воздухе несколько символов, и Киган с интересом вскинул густые брови:

– Что он сказал?

– Что для Алмана не осталось ничего святого. – Сильф взглянул на приближающихся к лагерю рычащих монстров. – В Вудстоуне охота – важный обычай.

– Неужели у них до сих пор чтут традиции предков?

– Чтили. Раньше охотничьи псы считались священными животными, но сейчас…

– …уже нет.

Киган нахмурился. Люди Дамнума чтили птиц и ни за что не выпустили бы их для обманного маневра или в качестве приманки. Но Алман был другой… он был варваром и хладнокровным убийцей. И даже то, что раньше превозносилось, он смешивал с грязью.

Раздался ужасающий визг и вой – это собаки напоролись на колья. Кровь залила землю, звери дергались в судорогах, оказавшись насаженными на пики, яростно рычали и пытались вырваться. А Догмар смотрел в глаза несчастных животных и видел глаза человеческие. Карие и перепуганные.

Через мгновение на горизонте появилась черная широкая полоса, которая двигалась, будто цунами, прямо к Станхенгу – в центре войска конница Каменных Сердец, по левому и правому флангу – Огненные саны, а за ними – Черные Крысы Нирианы. Они неслись по равнине, словно гигантская стая саранчи, готовая уничтожить все живое, что попадется на пути. Необъятное черное пятно, издающее грохот и крики.

Догмар выхватил из ножен меч и поднял его над своей головой. Воины обратили на него свои взоры, повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь шумом, доносящимся с краев равнины. Солдаты ждали. Каменные Сердца не чувствовали страха, речные люди не испытывали сомнений, а летающие дикари – горечи. Все они превратились в кулак Станхенга, и этот кулак намеревался разгромить войско Алмана и обратить его в прах.

Эрл Догмар чувствовал, как по лицу катятся капли пота, но не от волнения и ужаса – этих чувств он давно не испытывал. Уверенный в победе, Догмар мысленно процедил: «Лишь бы этот сильф ничего не испортил».

Он опустил руку и указал мечом на приближающихся врагов:

– Вперед!

Раздались громкие крики солдат. Конница сорвалась с места, вслед за ней кинулась тяжелая пехота. Командир легкой пехоты и отрядов резерва резко поднял руку, и на одной из сторожевых башен загорелся костер. Затем загорелся еще один и еще. Лучники на холмах натянули тетиву и уже в следующее мгновение выпустили первые стрелы в своих друзей, близких и знакомых. Как много родственных нитей и кровных уз связывало Станхенг и Арбор! Но сейчас это не имело значения. Единый народ позабыл о том, что когда-то он был чем-то целым, и теперь разбился на два чужих и озлобленных лагеря.

С высоты башни Аргон видел, как сближались войска враждующих Барлотомеев.

Неожиданно Огненные саны Алмана разомкнули ряды и бросились врассыпную, как будто собирались заключить армию Станхенга в огненное кольцо. Аргон сцепил руки за спиной. Как же трудно было ждать! Но сильфы не могли применить свои способности сейчас, они не могли выдать свой главный козырь. Использовать дар с такого расстояния не представлялось возможным, им нужно было максимально приблизиться к войску Алмана. Ожидание томило и терзало. Аргон мысленно отсчитывал секунды. Он совершенно не боялся, и это настораживало сильнее, чем хотелось бы. На какое-то мгновение Аргону и вовсе показалось, что ничего страшного не случится. Они с сильфами просто устроят бурю, разгромят армию Алмана и спасут многие жизни. Он верил в это.

Неожиданно в воздухе появились огромные черные пятна. Аргон не успел понять, что это, как первый камень обрушился на лагерь. Он пробил в земле гигантскую дыру, разбросав солдат в стороны и превратив в руины несколько шатров. А потом с неба упал еще один шар, больше и тяжелее первого.

– Камни падают с неба… – прошептал Киган.

– Мы должны терпеть, – хладнокровно заявил Аргон. – Еще рано.

– Эти гиганты раздавят нас.

– Сомневаюсь.

– Но как же…

Один из камней летел прямо к башне. Сильфы попятились назад, но Аргон вскинул руки вверх. В то же мгновение свирепый порыв ветра подхватил гигантский булыжник и унес в сторону от башни и лагеря.

– Вот так, – ответил Аргон и смахнул испарину со лба.

Вдалеке появился еще один отряд, на этот раз во главе с Алманом. Аргон не увидел его коня и знамен, но услышал шепот ветра, который ласково пропел: «Пора».

Аргон громко свистнул и невольно подумал об отце. Что бы сказал Эстоф, увидев сына, готовящегося ринуться в бой? Гордился бы он им? Бросился бы в ловушку Мораны с такой же нахальной ухмылкой?

О да!

Аргон разбежался и бесстрашно прыгнул с башни. Свирепый воздух взъерошил его волосы, земля приближалась все быстрее, но внезапно прямо под ним оказался огромный темно-коричневый ястреб. Аргон упал ему на спину и пригнулся. Беспечная улыбка появилась на его губах. Он оглянулся, призывая сильфов следовать за собой, но в следующий миг птицу повело в сторону, как будто струя воздуха толкнула их в бок.

– Что ты делаешь? – Аргон крепче стиснул перья. – Вперед.

Ястреб выровнялся, слегка дернув гигантскими лапами, а Аргон поднял правую руку и увидел, как несколько коричневых перьев полетели вниз. Он снова провел пальцами по шее птицы, и опять в воздухе закружились десятки темных перьев. Аргон замер. Они неслись на небывалой скорости, но ястреба вяло покачивало из стороны в сторону, словно он не мог с собой совладать.

Аргон обернулся. Рядом с ним летели еще несколько человек, и на их лицах отражалось отчаяние. Вдалеке пытался усмирить птицу и Элиас, и как только он встретился взглядом с Аргоном, изобразил несколько символов.

Аргон понял их значение еще до того, как Элиас закончил.

Птицы были отравлены. Их бил озноб, глаза закрывались, крылья дрожали. У них совсем не оставалось сил, и они мчались вперед на последнем издыхании. Птицы умирали, а вместе с ними умирала и надежда Аргона на легкую победу.

Сердце сильфа разрывалось на части от боли и гнева. Кто посмел отравить их птиц? В чьей душе не осталось чести? Убивать врагов – долг каждого солдата. Но как можно убить того, кто слабее, кто беззащитен и не может ответить? Аргон знал, он чувствовал, что нельзя было обсуждать стратегию при полном совете, и потому злился еще сильнее. Он так громко зарычал, что ветер превратился в вихрь и последовал за ним незримой тенью.

Птицы летели все ниже и ниже. У них совсем не оставалось сил. Аргон зажмурился и представил неукротимый ураган, как вдруг прямо перед ним возник камень, пущенный солдатами Алмана в небо. Ястреб неуклюже увернулся, и они закружились в воздухе, в хаосе и буйстве ветров. Аргон видел, как сильфы пикировали вниз. Кого-то сбил камень. Чья-то птица потеряла сознание. Он сам падал, отчаянно вцепившись пальцами в перья ястреба.

– Давай же, – просил он, но птица не подчинялась, – давай!

Тщетно. Все вышло из-под контроля. Земля стремительно неслась навстречу, и ястреб звонко кричал, погибая и взвывая о помощи. Аргон увидел, как Киган сорвался с птицы и полетел вниз. Он взмахнул рукой, и порыв ветра подхватил вожака Ночных Сов, чтобы тому удалось приземлиться без сильных повреждений. Он сумел помочь еще двум сильфам, а потом выровнял птицу и через силу прошипел:

– Не сегодня…

Его глаза закрылись, ветер послушно закружился над его головой. Аргон подлетел к войску Алмана, замыкая кавалерию Эрла Догмара, и устремился навстречу врагу с разъяренным торнадо, образовавшимся у него за спиной. Открыв глаза, он увидел дикий ужас на лицах вражеских солдат, ухмыльнулся, и обезумевший ветер обрушился на противников.

Там, где-то вдалеке, у реки, стоял он – Алман. Наверняка он видел надвигающуюся бурю, хотя и не верил, что люди могут создавать такое. Грозовые облака, появившиеся в небе, загромыхали. Вихрь за спиной Аргона усилился. Он раскидывал вражеских солдат и поднимал тонны земли в воздух.

Неожиданно крылья ястреба в судороге застыли, точно их парализовало. Птица, не издав ни звука, стрелой понеслась вниз.

– Нет, стой, стой! – зарычал Аргон, но было слишком поздно. – Стой!

Они рухнули на землю с такой силой, что сильф отлетел от ястреба на несколько десятков метров. Как только он столкнулся с землей, торнадо стих, а грозовые тучи медленно рассеялись в бескрайнем небе.

В ушах у Аргона звенело. Он попытался подняться, но не смог. Время будто замедлилось. Аргон морщился и ничего не понимал, как вдруг на него свалилось чье-то тело… Кровь полилась из перерезанной глотки, заливая ему лицо. Аргон яростно замотал головой, а кровь все текла и текла – горячая, соленая, омерзительная. Он зашипел, скинул с себя тело и вскочил, но его снова сбила с ног проносящаяся мимо лошадь. Всадник взмахнул мечом, но Аргон вовремя уклонился. Растерянный и сбитый с толку, он поднялся с земли и достал меч. Глаза продолжало щипать от чужой крови, и он часто моргал, чтобы разглядеть приближающихся врагов, которым, казалось, не было конца. Он отбивался, и звон мечей заполнил равнину. Аргон пытался улучить момент, чтобы в очередной раз использовать свои силы, но каждая секунда могла оказаться фатальной. На него накинулись сразу несколько солдат, и он зарычал, отчего небольшой порыв ветра столкнул их с ног. Он так быстро работал мечом, что даже не замечал его, слыша лишь звонкий свист, с которым тот рассекал воздух. Сколько проливалось крови, и как много стрел падало с неба! В безумном хаосе юноша старался ровно дышать и вспоминал слова отца, но мысли покидали его, как и все человеческое.

В какой-то момент Аргон понял, что двигается как дикий зверь. Он рычал, утопая в чужой крови. Он вонзил меч в живот врага, а тот посмотрел на него так, словно все это происходит не по-настоящему. Сильф выдернул меч, и противник неуклюже свалился на землю. Аргон смотрел на него, а он все еще дергался, стонал и захлебывался кровью, произнося чьи-то имена.

Предводитель будто только сейчас осознал, где он находится, и перепугался. Перепугался по-настоящему, до исступления, до изнеможения. Он так широко раскрыл глаза, что они заболели, отступил назад и почувствовал дикую боль. Воин Алмана ранил его в спину. Аргон яростно засипел, обернулся и обезглавил солдата одним движением. Голова упала, но тело продолжало стоять. Сильф моргнул, и оно повалилось на землю. Сердце предводителя оборвалось.

– Я не…

Он не договорил. Солдат, воин, убийца? Кто-то повалил его на землю. Аргон попытался вывернуться из захвата, но сумел лишь перевернуться на спину.

– Сдохни! – в исступлении орал окровавленный воин, держа в руках клинок и пытаясь проткнуть им горло Аргона, а тот изо всех сил стискивал его руки. – Ну же, подохни, давай, подохни!

Сердце незнакомца пронзил чей-то меч, и безумец свалился на землю. Аргон с трудом поднял голову и внезапно увидел перед собой Томми.

Тот улыбался.

Вокруг умирали люди, лилась кровь, а мальчишка в дурацкой повязке счастливо кривил губы. Он протянул Аргону руку и уверенно воскликнул:

– Я же говорил, что понадоблюсь.

Аргон схватился за его теплую ладонь, но в следующее мгновение откуда ни возьмись прилетела черная стрела и вонзилась в шею Томми прямо в центре, в самую яремную впадину.

Мальчик упал.

– Нет, нет… – забормотал Аргон, прижав его к себе. – Томми? Томми!

Голос сильфа совсем охрип. Он водил грязными пальцами по лицу Томми, а тот дергался в конвульсиях, захлебываясь кровью.

– Тише, все хорошо, хорошо…

На самом деле все было очень плохо. Томми умирал, и слезы катились по его щекам. Он вдруг изо всех сил схватился за плечо Аргона, словно тот был его спасением, взглянул ему прямо в глаза и едва слышно прохрипел:

– Я х-хотел быть таким, как…

Мальчик замер. Его огромные блестящие глаза словно все еще глядели на Аргона, но он больше не дышал, и кровь запекалась на его губах.

– Нет, подожди, постой, – Аргон крепче прижал мальчишку к себе. Он обломал стрелу и вновь посмотрел на Томми: – Так лучше, да? Ты меня слышишь, Томми? Томми!

На войне смерть – обычное дело. Так говорят. Но кто это видел? Кто-то в этом лично убедился? Возможно, единицы. Возможно, десятки. Но не Аргон, который ничего не знал о войне. Он даже не подозревал, какой смысл вложен в короткое слово «война». Какая боль, какое отчаяние и какие душевные терзания заложены в нем. Держа на руках мертвое тело Томми, он наконец-то понял, о чем было написано в книгах. Это было самое ужасное познание, тяжким грузом легшее на его сердце.

– Томми… – беспомощно позвал сильф, словно в трансе огляделся по сторонам и вдруг впервые увидел не мужчин, для которых борьба за страну стала долгом всей их жизни, а перепуганных людей и отчаявшихся солдат. Он увидел смерть такой, какая она есть, – не благородной, не красивой и не легендарной, а грязной и мучительной. Люди бросались друг на друга, будто звери, и они спасали свою жизнь, а не боролись за честь королей. Быть может, они и руководствовались высокими намерениями, чистой верой и надеждой, но здесь, сейчас, на этом поле не было ничего величественного. Не было никаких возвышенных целей. Были лишь животные инстинкты. Поединок велся не между войсками Арбора и Станхенга, а между жизнью и смертью.

Неожиданно Аргон вспомнил слова Нубы: «Умирал ли кто-нибудь у тебя на руках? Испускал ли последний вздох?». Сейчас ее невинные вопросы казались пророческими.

Аргон увидел высокого воина-гиганта в серебристых доспехах, перепачканных алой кровью. Солдаты бежали от него без оглядки, а он так искусно орудовал огромным мечом, что умудрялся одним взмахом лишать жизни сразу нескольких. Аргон крепко зажмурился, и его рука потянулась за мечом. Яростный ветер закружился над его головой, едва пальцы коснулись холодного оружия. Грозовые тучи вновь возникли на небосводе.

Аргон закрыл глаза Томми, сжал рукоять меча и поднялся с колен. Поднялся, потому что так его учил отец. Поднялся, потому что должен был биться до самого конца. Ради Эльбы, ради будущего. Ради Томми. Он поднялся, потому что ему предстояло отомстить, ведь воином-гигантом был сам Осгод Беренгарий.

Аргон половчее ухватил оружие и кинулся вперед. Все мысли о том, что правильно, а что нет, улетучились. Возможно, то, чем мы становимся, чтобы выжить, – это необходимость. Мы можем стать монстрами и спасти себя, но не погубить то человеческое, что когда-то в нас было. А возможно, часть нашей души умирает вместе с теми, кого мы отправляем на тот свет.

Аргон взмахнул мечом и рассек туловище Огненного сана, выпустив наружу его окровавленные кишки. Он поднял руку, и ветер повалил с ног еще десяток солдат, которые с душераздирающими криками пытались приблизиться к нему. Но Аргона уже ничто не могло остановить. Он шел прямиком к Осгоду, навстречу своей судьбе.

Предводитель увидел, как Беренгарий вонзил меч в макушку речного человека. Тот в судороге выронил кинжал, и темная кровь залила его перекошенное от ужаса лицо. Осгод рывком выдернул меч, и голова его жертвы раскололась на две части.

– Впечатляет, – прохрипел Аргон, посмотрев на своего противника. Тот с интересом остановился и расправил плечи. Стальной прочный шлем скрывал его лицо. Сколько же легенд ходило об истинном облике Осгода Беренгария! И одна была хуже другой.

Аргон и Осгод одновременно подняли мечи. Они стояли друг против друга, совершенно позабыв о том, что вокруг продолжали сражаться тысячи солдат.

Возможно, все, чего Аргон добился в своей жизни, вело к этому моменту, когда он сможет отомстить за своего отца. Он зарычал, Беренгарий бросился в атаку, и их мечи скрестились с оглушительным звоном.

На этот раз соперник Аргону достался опасный. Осгод долгие годы был правой рукой Алмана Многолетнего и считался самым сильным воином Калахара. Еще никому не удалось победить его – человека огромного роста, мастера своего дела, которому лишить человека жизни не стоило ровно ничего.

Сильф старался менять положение, перепрыгивая с ноги на ногу, как его учил отец.

«Правильно дыши, правильно двигайся», – звучали в голове слова Эстофа.

Но отражать выпады Осгода было невероятно сложно. Он с такой силой орудовал мечом, что от его ударов Аргона отбрасывало в сторону. Он стискивал зубы, отпрыгивал все дальше и дальше, а Осгод наступал, будто черная смерть в сверкающих доспехах, без лица, без голоса и прошлого. Величественный палач, намеревающийся лишить Аргона жизни.

Аргон в очередной раз оступился и вдруг рухнул на землю. Беренгарий замахнулся, и его меч вонзился в паре дюймов от головы Аргона. Сильф перекатился и попытался встать, но гигант свирепо ударил его в живот. Аргон свалился на землю, харкая кровью. Он резко вздохнул. «Почувствуй врага, стань им самим». Его отец кричал так громко, что заглушал ор обезумевшей от ярости толпы.

«Поднимайся, Аргон!»

Аргон в отчаянии помотал головой.

«Поднимайся!»

Осгод Беренгарий поднял над собой меч, и тот сверкнул в солнечных лучах. Сильф понимал, что, возможно, это последние мгновения в его жизни и сейчас он умрет. Как отец. Как Нуба. Как Томми. Он не сумеет отомстить за Эстофа и больше не увидит Эльбу и Ксеона. Не увидит Долину Ветров.

«Поднимайся, сынок, давай же! Поднимайся!»

Меч Осгода медленно опускался. Аргон зарычал, словно горный лев, и рывком вскочил на ноги.

Осгод промахнулся и снова попытался пронзить Аргона мечом, но тот отпрыгнул в сторону. Он прислушивался к голосу своего отца, как никогда раньше. Измотанный, но окрыленный яростью. Однако самое главное теплилось внутри у предводителя. И об этом сокрушительном оружии никто не догадывался. Даже сам сильф.

Аргон не просто мстил за отца. Он мстил за человека, которого любил.

Любовь придала сильфу такую силу, что через мгновение острый клинок его меча прошелся по не защищенной доспехами ноге Беренгария, а потом и по руке. Осгод злобно выругался, а Аргон быстро обежал его и нанес мощный удар со спины. Осгод разъяренно попятился назад.

– Что ты говоришь? – с издевкой спросил сильф.

Злость, ненависть, боль и презрение – все эти чувства слились воедино, придавая предводителю силы. Со страшным криком он вонзил меч Беренгарию между ребер, и тот свалился на колени. Аргон прижался щекой к холодному шлему и провернул оружие, раня врага еще сильнее. Затем он рывком выдернул меч, и Осгод со стоном согнулся. Аргон, тяжело дыша, вытер о рубаху окровавленный клинок, обошел воина и остановился прямо перед ним. В поединке Осгод ранил его в плечо и торс, но боли он не чувствовал.

– Хочу назвать тебе свое имя.

Беренгарий подался вперед, свирепо взмахнув мечом, но Аргон отпрыгнул в сторону и ногой выбил оружие из его руки.

– Хорошая попытка, – он смахнул с лица капли пота, – но бессмысленная.

– Ты кто такой?

Внезапный порыв ветра сорвал с головы Беренгария серебряный шлем. Как же долго Аргон ждал этого момента, как он хотел посмотреть в глаза убийце отца! И как был удивлен, увидев обычное лицо без шрамов, рубцов и ожогов. Не было ничего необычного в облике Осгода Беренгария, не было ничего устрашающего, опасного или отвратительного. Это был светловолосый мужчина с синими глазами, немного грубоватым носом и тонкими губами. Самый обычный воин.

– Твоя легенда – вздор, – просипел Аргон.

– Люди боятся того, чего не видят, – бросил Беренгарий.

И тогда сильф приблизился к нему – резко и стремительно, как ураган, как торнадо, как погибель.

– Вот я перед тобой, вот мое лицо и мое имя! Я Аргон из Дамнума, и ты убил моего отца!

Осгод молча смотрел на него широко раскрытыми глазами и кряхтел, крепко зажимая кровоточащие раны. Сильф наклонился над ним, будто туча, и еле слышно спросил:

– Ты меня боишься?

Беренгарий ухмыльнулся.

– Нет.

Аргон выпрямился, крепче сжал меч и холодно бросил:

– Зря.

Потом он размахнулся и одним ударом лишил Осгода Беренгария головы.

Она свалилась на землю, тут же покрывшись пылью, но Аргон высоко поднял ее, будто показывая отцу на небе и всем тем, кто находился рядом с ним на поле здесь, на земле. Кровь злейшего врага потекла по его руке и плечу, и он подставил ей свое лицо, словно дождю алого цвета. Аргон закричал, и вместе с ним закричали солдаты. Когда он открыл глаза, то понял, что за ним наблюдают десятки воинов. Юноша глубоко вдохнул солоноватый запах крови, бросил голову Осгода на землю, поднял меч и прогремел:

– За Станхенг!

Его возглас подхватили сотни солдат, которые ринулись с места, словно пробудившись от страшного кошмара! Они сбивали врагов с ног, рубили их на куски, утопали в их крови и неслись дальше, неукротимые и бесстрашные, и Аргон впереди всей этой опасной силы, будто главнокомандующий. В тот день Аргон из Дамнума лишил жизни сотни человек, его клинок вел за собой обезумевшую от ярости и злости армию Станхенга. Он превратился в некий символ неподчинения и отваги, и люди следовали за ним без страха, потому что верили, что он сумеет их защитить.

Боль от ран казалась едва ощутимой. Аргон не обращал на нее внимания. Он вонзил нож в шею одного из Огненных санов, отрубил руку прислужнику Нирианы. Аргон все несся вперед и вперед, мечтая лишь об одном – уничтожить своего второго злейшего врага. Алмана.

А ведь он мог его убить. Он мог до него добраться, он точно мог, если постарается, если поторопится, если…

Страшная боль, какой раньше Аргон никогда в своей жизни не испытывал, прожгла его тело. Он замер и широко открыл глаза. Пальцы задрожали.

Меч рухнул на землю.

Аргон остановился посреди обезумевшей толпы и опустил взгляд.

Из его груди торчало толстое копье. Откуда оно прилетело? Кто это сделал? Сильф покачнулся, чувствуя, как жизненные силы покидают его, и вдруг увидел лицо убийцы. Он стоял далеко, но был единственным, кто так же, как и Аргон, застыл среди ужасного хаоса.

Аргон схватился руками за грудь и, не сумев побороть дичайшую боль, свалился навзничь. Он дрожал в агонии, видя перед собой такое прекрасное голубое небо. Голубое. Как глаза Эльбы.

Аргон поднял руку, чтобы до него дотронуться. Но рука упала.

Аргон из Дамнума испустил свой последний вздох и умер, нарушив обещание.