Эльба

Дома горели, как и золотые вудстоунские поля. Люди в панике пытались потушить пожар, но он расползался по холмам все яростнее, будто им руководила невидимая сила.

Что заставляло солнце светить так ярко?

Эльба прикрыла глаза рукой и посмотрела на гигантский желтый круг, палящий и пульсирующий в голубом небе. Его лучи, словно стрелы, устремлялись вниз, от жары воздух нагрелся и обжигал горло, в воздухе стоял запах гари, едкий и колючий.

Эльба остановилась перед пылающим деревянным домом одного из фермеров. Окна были распахнуты, из них доносились чьи-то крики. Крыша трещала. Стоял такой жуткий скрежет ломающихся деревянных балок, что в ушах звенело. Эльба почувствовала, как ужас овладевает ею, и инстинктивно кинулась вперед, но ее остановили чьи-то дрожащие руки.

– Ваше величество, стойте, – взмолился фермер по имени Герард. Именно он пришел в замок и сообщил о пожаре. Сейчас он глядел на королеву испуганными синими глазами и нервно мотылял головой. – Вы там задохнетесь, не ходите туда, не надо.

– Но там люди.

– Вы им не поможете.

– Я должна попытаться!

– Прошу вас, не делайте этого, вы сгорите!

Эльба в ужасе посмотрела на горящий дом. Сквозь рыжую стену пламени она видела, как из окон к ней тянутся чьи-то обугленные руки, но ничего не могла с этим поделать. Она просто стояла и смотрела…

Королева порывисто отвернулась и окинула взглядом пылающие холмы. Люди пытались потушить огонь, нося воду ведрами. Они были изранены и истощены, лица перепачканы сажей. Эльба вновь посмотрела на чистое небо, где не было даже намека на облачко, и зло вскинула вверх руки. Она внезапно вспомнила своего отца. Атолл Полуночный вызывал дождь одним лишь взглядом, одним лишь хлопком в ладоши. Он был сильным магом, а Эльба умела лишь создавать волны на озере и на долгое время задерживать дыхание под водой. Только искреннее и яростное желание могло пробудить в ней магический импульс, спровоцировать выброс такой энергии, какая не сравнилась бы ни с одним из солнц. Эльба представила крики детей, испачканные копотью руки и лица, обожженную плоть, вопли тех, кто сгорал заживо, очутившись в огненной клетке, и что-то перевернулось в ней.

Девушка воззрилась на голубое небо и прошипела слова, которые так часто произносил отец, обращаясь к Пифии:

– Вакан Танкэ, он схимила йя те ван вахин ха.

Ее синие глаза заблестели от ярости и исступления, от пронизывающей магии стихий.

– Он схимила йя те ван вахин ха. Ван вахин ха!

Небо потемнело. Из носа девушки потекли густые алые струйки, в голове вспыхнула сильнейшая боль.

– Ван… вахин ха, вахин… ха! – уже кричала она, слыша, как грохочут небеса. Но солнце не скрывалось за тучами. Руки дрожали, когда Эльба тянула их к серым облакам, плечи судорожно тряслись, но она все равно рисовала в своем воображении эту картину – лучи исчезают, свет меркнет. Лучи исчезают, свет меркнет.

Лучи исчезают, и начинается ливень.

Первая капля упала на ее лицо и скатилась по щеке, оставив мокрый след. Затем вторая и третья. Зазвучала песнь дождя, по которой страшно скучала речная нимфа, – песнь ее родного дома, родного края.

Как только земля зашипела и пар причудливо завился над обугленной травой, она почувствовала дикую слабость и тяжело уронила руки. Перед глазами все кружилось. Эльба часто моргала, глядя на счастливые улыбки людей и слезы на их почерневших от копоти лицах. Она покачнулась, но чьи-то руки поддержали ее за дрожащие плечи, кто-то вытер кровь с ее подбородка. На лице Эльбы появилась растерянность, когда смазанный силуэт внезапно стал четким и перед ней оказалась тетушка Нейрис в мокром льняном платье.

– Нейрис?

– Ты молодец, моя дорогая, – сказала тетя и с чувством прижала ее к себе, – я горжусь тобой.

– Но как ты…

– Я только прибыла в Станхенг. – Нейрис отстранилась. – Совсем недавно.

– Только прибыла? – Эльба все еще слабо стояла на ногах. Дышать было трудно. По ее макушке барабанил дождь, земля под ногами становилась влажной. – Как он? – Глаза Эльбы загорелись от волнения. – Как отец? С ним все хорошо?

– Атолл поправился, и ты поправишься. Давай-ка, присядь.

Нейрис приобняла ее и увидела, как к ним подошел светловолосый мужчина в рваной одежде. Он взял королеву под руку и помог сесть, потом убежал и вернулся с чашкой холодной воды.

– Вы спасли нас всех, ваше величество, – пролепетал он, разглядывая Эльбу своими перепуганными огромными глазами, – вы спасли всех нас! Спасибо, спасибо вам!

– Герард?

– Да…

– Будь добр, перестань меня благодарить.

– Но вы…

– Фермерские дома я не вернула, как и не вернула тех, кто сгорел заживо.

– Ты говоришь, как твой отец, – задумчиво протянула Нейрис, и Эльба невольно улыбнулась. Почему-то сравнение с отцом заставило ее воспрянуть духом. – Сегодня ты впервые говорила на моранском. Ты заметила?

– Да. Это… это вышло совершенно случайно.

– Это оказалось как раз к месту.

– Вам принести еще воды? – Герард вновь подошел к ним и опустился на колени прямо в грязь. – Меня не затруднит, только скажите, и я все выполню, ваше величество.

– Герард, можешь идти домой. Ты и так многое сделал.

– Да что вы, я ничего не сделал. Да и дома у меня больше нет. Сгорел он, ваше величество. Нет у меня больше ни хибары, ни пожитков.

Эльба медленно выпрямилась. Пока вокруг царил хаос и люди носились с ведрами и спасенной домашней утварью, Герард так и стоял перед ней на коленях. Дождь хлестал его по лицу, но он не шевелился, настойчиво глядя на королеву, словно чего-то ждал. Но чего?

В груди Эльбы что-то защемило. Она с интересом спросила:

– Как ты проник в замок, Герард? Я имею в виду, как ты обошел стражу? Ты ведь попал в зал через запасной вход.

– Я надеялся, что вы меня не накажете, госпожа. У меня выбора не было, госпожа.

– Как ты это сделал?

– Я… – Герард виновато опустил голову. – Я пробрался незаметно, как тень, я ведь все ходы в замке знаю, ваше светлейшество. Мой отец там прислуживал еще при короле Радмане Многолетнем. Он поставлял еду к королевскому столу и меня с собой брал. Я там часто разгуливал незаметно, будто призрак. Вот и запомнил все.

– И что сейчас с твоим отцом?

– Умер он, моя госпожа. Скончался от черной оспы три зимы назад.

– А где твоя семья? Где жена и дети?

– Нет у меня никого, ваше величество. Только дом и был, а теперь и его больше нет. Но я вам не жалуюсь, вы не подумайте. – Губы его задрожали. – Вы не сочтите меня глупым.

– Я так не говорила, – снисходительно ответила Эльба.

– Человек я простой. Увидел, как горят поля, как дом горит, и сразу в замок побежал. К кому как не к вам обращаться? Народ только и говорит, что о вашем даре. Вы ведь нас защищаете, вот я и ринулся, не подумав. Не судите, умоляю, госпожа, я…

– Герард, хватит.

Эльба решительно поднялась на ноги и оперлась на руку тети Нейрис. Она с таким интересом смотрела на понурое лицо фермера, что тот пугливо отшатнулся.

– Ваше величество, я…

– Ты пойдешь со мной. И будешь прислуживать мне.

– Вы… что вы сказали, ваше светлейшество?

– Дома у тебя нет, но он появится. И работа появится. Я знаю, ты мне пригодишься.

– Как же, моя госпожа? – Герард не на шутку испугался. – Я ничего не умею, кроме как землю полоть да урожай собирать!

– Ты сказал, что можешь быть тенью.

– Это я могу, да! Такое могу, в жизни никто меня не видит и не слышит.

– Отлично. Мне сейчас как раз нужен призрак. – Эльба медленным шагом двинулась к замку. – Кто-то в замке хочет, чтобы я оставила это место, а возможно, и этот мир. Ты найдешь этого человека, Герард. Готов послужить своей королеве?

Герард испытал такую невероятную гордость, что колени у него подогнулись.

Эльба посмотрела на него через плечо, а он уверенно кивнул и поклонился, правда, неуклюже и очень некрасиво, однако сердце у него было гораздо красивее всех тех, что стучали в груди придворных дам и милордов.

– Я не подведу вас, моя госпожа, – он смахнул воду с лица и прошептал, – никогда.

Вольфман был очень бледен. Когда Эльба прошла в его покои, то застыла на пороге, испугавшись, что ее супруг умер. Он не двигался и дышал совершенно беззвучно. Его губы были серыми, а лицо казалось пугающе безжизненным. Худощавые пальцы лежали поверх одеяла, сплетенные в замок, а на внешней стороне кисти были видны синие выпуклые вены.

Эльба увидела Милену де Труа, сидевшую рядом с умирающим сыном, увидела ее опухшие от слез глаза и тихим голосом спросила:

– Когда это случилось?

– Ему стало плохо еще ночью… – Милена резким движением смахнула слезы, поднялась со стула и укоризненно уставилась на Эльбу, которая принесла с собой запах гари. Девушка, вернувшись после пожара, сменила одежду, но волосы пропахли дымом. – Быть может, вы знаете, что его так расстроило? В чем причина такого внезапного упадка сил?

– Он ведь недавно вернулся из Фера, – ответила за Эльбу ее тетя Нейрис.

– Я спрашиваю не у вас.

– Прошу, Милена, я не…

– Мой сын умирает! – Милена выпрямилась, будто натянутая струна, и в ее глазах полыхнуло нечто такое, отчего у Эльбы внутри все перевернулось. – И в этом виноваты вы.

Нейрис осуждающе взглянула на Милену, приложила ладонь ко лбу короля, но не произнесла ни слова, потому что вряд ли могла бы сказать что-то утешительное. Нейрис даже не пыталась понять то, чего никогда прежде не испытывала.

– Вы звали лекаря? – поинтересовалась Эльба и отвернулась, не в силах смотреть в обиженные глаза матери Вольфмана.

– Он сказал, что ничем не сможет помочь.

– Он человек, а люди ошибаются.

– Он лечил моего сына на протяжении всей его жизни, был с ним рядом во время приступов, когда тот задыхался, терял сознание и контроль над своим телом.

– И все же…

– Эльба, – Нейрис посмотрела на племянницу и опечаленно покачала головой, – этот мальчик совсем слаб, его сердце едва бьется, и я… я думаю, что… он уходит, Эльба.

Девушка в растерянности застыла. Грудь словно сдавил тугой обруч. Она прикоснулась кончиками пальцев к ледяным рукам супруга и ощутила невероятную боль. Вольфман мог уже не очнуться, он умирал… этот испорченный властью, снедаемый ревностью, но вместе с тем наивный мальчишка, который верил в светлое будущее и справедливость…

Эльба вдруг вспомнила, как он впервые заговорил с ней, как он волновался и обещал бороться до самого конца! И теперь он лежал без чувств на белоснежной перине и казался уже мертвым.

– Он ведь последний… – прохрипела Милена и прижала пальцы к губам. – Вольфман – единственный сын Вигмана. Алман умер для меня, умер для Вудстоуна, и остался только мой мальчик, последний из Барлотомеев. Из рода Многолетних.

Эльба понурила голову, но потом выпрямилась и нахмурилась. Если он последний из рода Многолетних, то сила стихий умрет вместе с ним. Офелия Уинифред не могла иметь детей вот уже много лет, а других наследников у Алмана не было. Получалось, что со смертью Вольфмана погибнет не только род Вигмана, но и вся кровная линия Барлотомеев.

Эльба перевела настороженный взгляд на Милену:

– Ваша стихия погибнет вместе с Вольфманом.

– Стихия? – оскорбленно прищурилась та. – Что мне до вашей магии, когда я теряю родного сына!

– Но ведь мы не одолеем Лаохесана без сил земли, Милена. Мы проиграем.

– Вы убили моего мальчика.

– Я не делала этого!

– Нет, вы его убили и теперь вы будете расплачиваться за свои грехи! Он ведь хотел вам верить, Эльба, он тянулся к вам, пусть и не должен был. Но вы…

– Я никогда не отталкивала вашего сына.

– Как вы смеете лгать мне в лицо? В моем же доме!

– Подождите, – неожиданно сказала Нейрис и поднялась с кровати. Она тяжело вздохнула и взглянула на племянницу горящим взглядом. – Мы проведем обряд.

– Обряд?

– Да. Обряд передачи сил. Он опасен, ведь земная стихия спит, но ты справишься.

– Что за обряд? – задыхаясь от возмущения, переспросила Милена. – Я не позволю.

– Но…

– Не смейте даже думать об этом.

– Мы не можем позволить силам земли испариться, миледи де Труа.

– Мой сын умирает!

– И он не должен умереть напрасно.

– Напрасно? – Милену словно ударили по лицу. Она отпрянула назад и посмотрела на них обезумевшим взглядом. Ее грудь вздымалась и опускалась, на лице появилось выражение полнейшей растерянности. – Мой сын привел вас сюда. Это он объединил земли Эридана и Станхенга, это он позволил вам жить под своей крышей! Он собрал многочисленное войско, которое вступит в схватку с предателем. Никто не сражался за жизнь так бесстрашно, как мой мальчик! И не смейте говорить, что его смерть напрасна. Он ваш король!

Ее губы задрожали. Она вновь прижала к ним пальцы и отвернулась. Эльба почувствовала себя разбитой как никогда. Она видела, как тряслись плечи несчастной женщины, и не знала, как облегчить ее боль и как приглушить свою. Тетя заботливо погладила ее по спине, но на душе стало еще тяжелее. Неужели Вольфман умирал и она была повинна в его столь скорой кончине? Неужели она сломила его дух и лишила возможности и дальше бороться за свою жизнь?

– Мама, – неожиданно прохрипел Вольфман, и Милена обернулась. Она кинулась к сыну и так крепко сжала его пальцы, что ему наверняка стало больно.

– Мой мальчик, я здесь. Я с тобой, слышишь?

Эльба поднесла пальцы к губам и ахнула. Вольфман зашелся сухим кашлем, посмотрел на мать мутными от бессилия глазами и шепнул:

– Матушка…

– Тебе больно?

– Мама…

– Позвать лекаря?

– Ты не должна… – Он поморщился. – Не должна сопротивляться.

– Я… я не понимаю.

– Если Лаохесан уничтожит Калахар, тогда за что я боролся? Ради чего… зачем…

Эльба в растерянности округлила глаза и заметила, как удивилась сама Милена де Труа. Она придвинулась к сыну, будто боялась, что не расслышала его слов.

– О чем ты?

– Они правы.

– Кто?

– Эльба. Я видел… видел силу магии, мама. Мы ошибались.

– Прошу тебя, – взмолилась Милена, – не нужно, не смей.

– Я должен стать кем-то.

– Ты уже кто-то! Ты король, мой мальчик, слышишь? Ты сын своего отца.

– Я… – Вольфман приподнял подбородок и неожиданно посмотрел на свою супругу. От его пронзительного взгляда кожа Эльбы покрылась мурашками. – Я хочу тебе доверять, Эльба.

– Я знаю.

– Я хочу тебе доверять, – тверже повторил он.

Милена отошла от сына, а речная нимфа протянула руку и сжала пальцы мужа в своих ладонях.

– Я оставляю тебя, как и предполагалось, как и рассчитывал твой отец… и мой народ.

– Вольфман…

– Так было нужно. И я… сам пошел на это. Мы ожидали увидеть слабую девчонку, но… прибыла ты. Ты, Эльба, перевернула все мои планы и надежды.

– Мне жаль, – Эльба придвинулась к юноше и искренне прошептала, – мне правда жаль. Я бы все отдала, чтобы вы поправились.

– Не все.

– Вы несправедливы ко мне.

– Возможно. Но я хочу, чтобы ты пообещала, – Вольфман закашлялся, и капли крови появились на его сухих побледневших губах, – что отдашь все за Калахар. Все, Эльба. Ты не только Эльба Полуночная. Ты – Эльба Барлотомей. Барлотомей, – скрипя зубами, повторил он, – никогда не забывай об этом.

– Не забуду.

– Обещай.

– Я обещаю.

– Я не сдержал своих обещаний, данных в нашу первую встречу. И я прошу прощения.

– Не нужно, – Эльба помотала головой, – не извиняйтесь. Вы вели себя так, как вам велело сердце, а для нас, речных людей Эридана, это самое главное. Вольфман, это то, ради чего мы все живем.

Он неожиданно слабо улыбнулся и попытался приподнять руку, но не смог. В его глазах отразилась вселенская печаль. О боги! Как же ему не хотелось умирать и как он боялся смерти. Слезы покатились по его лицу, и Милена заплакала вместе с ним.

Но слезы не избавляли от боли. Они делали ее только невыносимее.