54

Марти был и перевозбужден, и переутомлен. Тед с Марианой едва успели снять с него галстук, пиджак и ботинки, как Марти повалился на кровать. Мариана поцеловала его в макушку и вышла из комнаты. Когда и Тед собрался выйти, Марти схватил его за руку и спросил с детской невинностью:

– Таким уж ли скверным человеком я был, а, Заноза?

– Нет, – ответил Тед, склонился к отцу и поцеловал его в лоб. – Не был ты скверным. Ты и сейчас не скверный.

Тед выключил свет, оставил отца одного и сделал пару шагов по коридору. Остановился, уперся лбом в стену и заплакал. Так он не ревел с самого детства – глубоко, судорожно. Ощутил руку у себя на плече. Он и не заметил Мариану в коридоре. Она повернула его к себе – обнять. Они обнялись, а перестав дрожать, Тед оторвался от нее. Начали целоваться. Поцелуй, родившийся для утешения, стремительно перерос в хаос желания.

Мариана толкнула Теда к стене, прижалась к нему. Схватила его за брюки, принялась стягивать их. Тед остановил ее.

– Отец, – сказал он.

Наслушавшись отцова секса этим вечером, Тед не был уверен, что желает оказать встречную любезность. Может, в другой раз, не нынче?

Мариана сказала:

– Бери меня здесь, сейчас же, пока я не взялась думать, что вообще делаю.

– Нет, не надо. Не думай, перестань думать.

Он сунул руки ей под платье, взял за зад. Ощутил, что она уже намокла. Почувствовал, как закружилось все вокруг.

– У меня ни разу не было, – сказал он.

– Ты девственник?

– Нет, ни разу не было в доме, где я рос, в смысле, где вырос. В котором.

– Не возбуждает.

Она взялась за его член и сдвинула в сторону свои трусики. Вскинула ногу, обвила талию Теда, прижалась. Она раскачивалась и билась об него, пока не приняла в себя целиком. Тед держал ее на весу, Мариана качала. Колени у Теда ослабли. Он заговорил ей на ухо:

– Я не в лучшей форме для этой позы, если долго… четырехглавые сдают. Можно мы на пол?

– Ты меня жирной только что назвал?

– Нет-нет-нет… ни за что. Ты, бля, совершенство.

И они легли. У Теда происходившее не укладывалось в голове, хотя он столько раз об этом думал. Понимал, что, если не отвлечется, все кончится в пару секунд. Порадовался, что в отчем доме можно запросто оглядеться по сторонам и растерять всякое желание кончать. Вот старое кресло, в котором мама когда-то вязала. Мама вяжет! Идеально. Сбавляем прыть. Так можно ебаться вечно. Надо успокоиться – все перед глазами. Волшебство прямо. Ой-ей. Может, даже слишком. Он почувствовал, что отвлекается, отстраняется. Так, маму и вязание долой. Тед отвел взгляд от маминого кресла. Мариана, возможно, почувствовала, что он отдаляется, занят разговором с самим собой, – и восприняла это на свой счет. Глянула красноречиво. И заговорила с ним по-испански:

– Venga muchacho tomame.

Он не понял, что она сказала, но догадался, а испанский был так хорош, слишком хорош. Тед откликнулся:

– Будешь говорить по-испански, ничего путного не выйдет – все кончится в два счета.

Она рассмеялась.

– No te olvides de la leche cuando vuelas el elefante.

– Прекрати!

Она:

– Я сказала: «Летишь на слоне – не забудь молоко».

– Все равно по-испански слишком горячо. Что угодно.

– Я еще и по-французски могу.

– Не смей по-французски. По-немецки еще куда ни шло. По-китайски тоже ничего, наверное.

Она собралась что-то сказать. Он не знал, какой язык сейчас услышит: в ее глазах он видел всесилие. Она – миры. Язык не имел значения. Все было смертельно безупречно. Даже ее дыхание, не облеченное в слова, сообщало вселенные, а у Теда от него все трепетало – от живота и ниже.

– Ути-тюти-пути…

– Это Чаро?

– Да. Может, сработает – остудит. Меня – вымораживает. Ути-тюти-пути…

– Тихо, пожалуйста.

– Я ничего не сказала.

– Ты дышишь.

– Вынуждена, – призналась она с улыбкой.

Казалось, раз не случилось игровой увертюры, она перемешалась с основным действом. Время уплотни лось. Прошлое, настоящее, будущее. Все происходило одновременно.

Мариана вгляделась ему в глаза, увидела, как сильно ему хочется все сделать правильно, получить хорошую оценку, добраться до сиквела. Какой славный. Мариана замерла. Слегка прикусила ему ухо и сказала:

– Не беспокойся, Тед, мне с тобой хорошо. Просто люби меня. И все. Больше ничего не надо делать. Ради меня, а? Пожалуйста.

Эти слова укрепили в Теде уверенность. Он будет с ней сильным. Она это ощутила, почувствовала. Он сказал:

– Ладно, но чур никакого больше испанского. Идет?

– Tr a to, Pa pi.

– Прекрати!

Она хохотнула и выгнула бедра ему навстречу.

– От так, детка. Можно я буду звать тебя Лордом?

– Только если заслужу.

– От так, Лорд…

Теперь все у них пришло в согласие – и тела, и умы. Они задвигались вместе, и Тед приподнялся – посмотреть на ее красоту под собой. Оглядел ее всю. Они оба уже были наги. Он попытался прищуриться, чтобы не видеть свой жирный волосатый живот – видеть лишь ее одну. Почти получилось. Заметил татуировку «Мертвых» у нее на лодыжке и «Христ» – на другой, однако теперь он отчетливо разглядел, что там вокруг ее голени обвивается не «Христос», а «Христина». Мариана перехватила его взгляд и чуть повернула лодыжку, словно прятала шрам; вновь зашептала ему на ухо:

– Давай еще, я сейчас кончу.

Он дал. Он готов был давать вечно.