Видение в лесу

Однако человек не может все время жить на вершинах – ни в прямом, ни в переносном смысле этих слов. Надо спускаться вниз, к другим людям. Именно это я и сделал – стал спускаться вниз через чащу из зеленых дубов, которая окружает искусственное озеро Салиме.

Во второй половине дня в самом сердце этого леса я столкнулся со странным существом. Первый человек, которого я увидел, спустившись со своей вершины, издали был похож на лесного духа. Человек античной эпохи посчитал бы его сатиром, фавном или воплощением лесного божества. Но когда я подошел ближе, стало ясно, что он больше приносит жертв Вакху, чем Пану: мужчина был сильно пьян. И все же это был паломник, и даже самый паломнический из них. Мне часто случалось встречать в дороге пеших странников с одной или двумя деталями традиционного наряда паломников, к примеру, с посохом или ракушкой. Но на этом человеке был полный наряд – плащ до лодыжек, шляпа с поднятыми надо лбом полями. К одежде повсюду приколоты кресты святого Иакова и ракушки всех сортов – от обычных, купленных в рыбном магазине на углу, до серебряной броши в виде стилизованной ракушки. К его большому посоху были подвешены, как в Средние века, тыквенные бутылки грушевидной формы. Единственной уступкой современности было то, что он нес на спине рюкзак с двумя лямками, а не старинную суму. Но рюкзак был старинного типа – из бежевого холста, так что подходил к остальному наряду.

Лицо мужчины тонуло в седой бороде, густой и лохматой, как кустарник в окружавшем нас лесу. Когда я остановился перед паломником, он долго рассматривал меня очень светлыми глазами, глубоко сидевшими в опухших из-за отека глазницах. Он держался за свой большой посох обеими руками и качался из стороны в сторону.

– Бон Камино! – сказал я.

Он пробурчал что-то пьяным голосом. Я с трудом понял, что он ответил:

– ‘утен ‘аг!

Это явно было сказано по-немецки. Я оживил в уме свои школьные воспоминания и сказал ему несколько слов на его языке. Он кивнул, несколько раз качнулся из стороны в сторону вокруг посоха, а потом спросил меня, немец я или нет. Только очень пьяный человек мог иметь какие-то сомнения по этому поводу, учитывая мое плохое знание немецкой грамматики и мой акцент. Я ответил, что я француз; он долго и медленно шевелил челюстями, пережевывая ответ. Внезапно он оторвал одну руку от посоха, направил на меня свой узловатый указательный палец, потом стукнул этим пальцем меня по груди и воскликнул по-немецки:

– Знаешь, я старый человек!

Я покивал, показывая, что одобряю долголетие.

– Знаешь, сколько мне лет? – продолжал он, по-прежнему на своем языке. – Семьдесят восемь!

Я изобразил на лице удивление и восхищение этой новостью. К тому же она действительно произвела на меня впечатление – человек в таком возрасте совсем один среди леса в самую жару, так далеко от дома и, главное, еще очень далеко от Компостелы. Я тут же спросил себя: может быть, он не пьян, а болен. С ним мог случиться солнечный удар. Иногда кровотечение в мозговой оболочке похоже по симптомам на психическое заболевание и даже на опьянение.

Может быть, ему что-то нужно? Могу я ему чем-то помочь? Когда я спросил об этом, он снова уцепился за свой посох и, гневно жестикулируя, крикнул:

– Нет, нет, нет!

Можно было подумать, что я собирался его ограбить!

Чтобы доказать, что отлично обойдется без моей помощи, он добавил:

– Я вышел из Кельна!

Из Кельна! Даже нормальному пешеходу понадобилось бы три месяца, чтобы дойти оттуда сюда. А он, в таком возрасте, пьяный и вцепившийся в посох…

– Иди своей дорогой! – рявкнул он. – Иди дальше! И если увидишь впереди другого паломника, спроси его, не Гюнтер ли он.

– Так ты не один!

Не обратив внимания на мои слова, он договорил:

– Если ты его увидишь, скажи ему, что Ральф скоро его догонит. Ральф – это я.

Я попрощался с ним и пошел дальше. Несколько раз я оглянулся назад: он все стоял на прежнем месте, вцепившись в посох, словно собирался пустить корни в земле этого леса. Потом он исчез из моих глаз. Я не встретил Гюнтера по дороге. Тропа вывела меня к плотине Салиме. Было жарко, и я умирал от жажды. Поэтому я съел мороженое, сидя на террасе ресторана, который возвышается над озером. Внутри кутили пассажиры туристического автобуса – моторизованные паломники. Я бы охотно сел в зале вместе с ними, потому что там работал кондиционер. Но собака из этого дома обнюхала меня с видом, выражавшим отвращение, и мне не хватило силы духа навязать этим чистеньким господам и хорошо причесанным дамам мои запахи бродяги. Две предыдущие ночи я провел в палатке, в горах, где не было никакой сантехники, и у меня больше не оставалось чистой одежды на смену…

Придя в городок Грандес-де-Салиме, я прошел мимо красивой церкви, которую окружает сводчатая галерея, и зашагал по главной улице, твердо решив найти себе крышу на ночь. В моем путеводителе было сказано, что местное кафе с табачным киоском сдает две или три комнаты для гостей. Мне было необходимо принять душ, хорошо выспаться там, где мне не грозит храп, и выстирать одежду. Комнаты находились напротив кафе в маленьком доме, нижний этаж которого, должно быть, служил жильем хозяину бара и его семье. В коридорах стояли зеленые растения, на стенах висели иконы. Единственная маленькая комната, которая была свободна, очень хорошо мне подошла: ее окно выходило на запад, а значит, у меня хватит времени высушить выстиранную одежду под последними лучами солнца.

Я старательно привел себя в порядок, надел наименее грязные шорты и футболку, просунул ступни во вьетнамки и пошел посмотреть, как выглядит городок. К моему огромному изумлению, первым человеком, которого я увидел на улице, был Ральф. Он сидел на террасе кафе, без шляпы и без всех своих паломнических тряпок и побрякушек. На нем были простая полосатая рубашка, какие носят крестьяне на Рейне, и брюки на широких подтяжках. Напротив него сидел другой мужчина того же возраста; я решил, что это тот, кого он назвал Гюнтером.

Перед ними на маленьком железном столике стояли литровые кружки пива. Приход сюда Ральфа был еще одним чудом святого Иакова. Но светлая жидкость с пивом наверху, которой были наполнены кружки, несомненно, способствовала его воскрешению.