Галисия! Галисия!

Следующий день был великим: это день моего прибытия в Галисию – западную провинцию Испании, где были найдены мощи святого Иакова. Цель паломничества – Компостела, но и вся провинция Галисия пользуется почетом как место, где чудесным образом присутствует этот святой. Скоро он откроется тебе, появится перед тобой уже не мыслях и мечтах, а в определенном месте материального мира, вполне ощутимый. Скоро ты увидишь его, прикоснешься к нему.

Астурия – та часть пути, где паломник чувствует себя дальше всего от цели из-за высоты и суровой бедности пейзажей. А Галисия, которая следует непосредственно за ней, наоборот – место, где ему кажется, что он ближе всего к цели. Так что переход из одной провинции в другую имеет большое символическое значение.

Я не знал, какую конкретную форму будет иметь эта граница. Она проходит по перевалу Альто-де-Асебо. Путь, петляя, плавно поднимается на перевал по заросшему лесом склону. Задолго до того, как человек окажется на перевале, он замечает гребень горы на фоне облаков, принесенных ветром от моря. Вдоль гребня поставлены в ряд ветряные электростанции. Их огромные опоры, когда солнце находится сзади них, на фоне небесной синевы кажутся черными стежками, которыми небо пришито к земле. Их лопасти похожи на узлы, завязанные на нитке, чтобы прочней скрепить два сшитых вместе мира. Словно какой-то великан ударом скальпеля распорол горизонту живот, чтобы добраться до его внутренностей, а потом торопливо зашил рану.

Когда такие метафоры возникают в ослабшем от усталости уме пешего странника, они при каждом шаге возникают заново и обрастают новыми фантазиями. Мечта обрывается, только когда странник оказывается на перевале. Вблизи огромные ветряки снова приобретают истинный облик машин. Их огромные ноги углубляются в бетонное основание, которое прикрепляет их к поверхности земли. А гигантские винты зловеще скрепят. У сегодняшних мельниц нет мельника. Они больше напоминают книги Г.Дж. Уэллса, чем романы Альфонса Доде. Человек, проходя у их подножия, смиренно сгибает спину. Эти производители экологически чистой энергии – грубые, высокомерные, зловредные машины. От их присутствия среди полей или на вершинах гор возникает странное чувство вторжения и угрозы, словно эти обитатели индустриального мира захватывают еще свободную природу и навязывают ей свои законы.

На противоположной стороне перевала Путь спускается вниз, и ветряные электростанции оказываются у тебя за спиной, отчего ты мгновенно испытываешь облегчение. Ничто не отличает синеватые дали на горизонте от природы, которая окружает тебя, за исключением того, что дали называются Галисия.

Поднимаясь на перевал, я заметил впереди, на расстоянии двухсот или трехсот метров, другого паломника. Мы шли одинаковым темпом, и расстояние между нами не изменялось. Но во время спуска остановился. Скоро я оказался рядом с ним. Это был испанец лет пятидесяти, судя по внешности – административный работник. На нем были очки в черепаховой оправе, рубашка марки «Лакост» и туфли из джинсовой ткани. Он ждал меня у дороги на месте, которое, как мне казалось, ничем особым не отличалось от других. Но он показал пальцем на черту, проведенную по земле; я увидел, что черта начинается от бетонного колышка, вбитого в землю на обочине.

– Галисия! – объявил мой собеседник с огнем во взгляде.

Он стоял как раз перед линией. Когда я подошел к нему, он протянул мне руку. Я пожал ее, но она была протянута не для приветствия. Он, как мог, объяснил мне, что мы должны держать друг друга за руки и перейти линию вместе. Тогда мы встали лицом к крошечной границе, рука в руке, перепрыгнули ее одновременно и так вступили на землю святого Иакова. Оказавшись на другой стороне, испанец радостно обнял меня, словно при посвящении, и продолжил свой путь. Больше я его никогда не видел.

Зато ниже перевала меня ждала неожиданная приятная встреча. В доме из сухого камня находился маленький бар для паломников. На прилавке громоздилась целая куча всевозможных сувениров – пивные кружки, вымпелы, почтовые открытки. Каждый раз, когда хозяин пробивал чек на продовольственный заказ, громко звонил прикрепленный к кассе колокольчик.

Этот склон был в тени, поэтому ветер здесь продувал ледяной, и я, чтобы согреться, вошел в бар. Там я увидел Марику и бельгийца, которые поглощали бутерброды. Мы обнялись, возобновили нашу дружбу, и через секунду я сидел с ними за столиком, а они рассказывали мне, как прошли последние этапы.

Хосе и Рамон исчезли. Хосе сошел с Пути из-за болей в колене, на которые жаловался с самого начала похода. А Рамон, несмотря на свои славные воспоминания, отстал от них. Марика с неосознанным равнодушием, характерным для паломников, достигших буддийского состояния, проявила полное безучастие к катастрофе, постигшей ее рыцаря. Я хорошо представлял себе отчаяние Рамона, когда со всей очевидностью стала ясна жестокая правда: все, что он рассказывал, были только басни и похвальбы. Его толстый живот, маленькие ножки и короткое дыхание оказались сильней большой любви, которую пробудила в нем прекрасная молдаванка. Если он и оставался еще на Пути, то чувствовал себя таким же беспомощным, как перевернутый на спину жук. Он раздражал меня, и поэтому я смеялся над ним, но теперь искренне жалел его и понимал, сколько страдания было в его болтовне.

Красавица и ее молодой спутник, безучастные и к этой драме, и ко всему остальному, излечившиеся от иллюзий и освобожденные от колдовских чар реальности, продолжали свой путь с новой радостью от того, что находятся в Галисии.

Мы много времени провели в ласковом тепле бара, рассказывая друг другу о том, что случилось с нами на Пути с тех пор, как потеряли друг друга из вида. Когда я рассказал о Ральфе, они со смехом сообщили мне, что много раз встречали его. Последняя встреча была этим утром, но они разминулись у входа в кафе.

– Но тогда получается, что он впереди нас?! – воскликнул я.

– Да, со своим кумом Гюнтером.

У этого чертова паломника явно был какой-то секрет. Те, кто видел, как Ральф, потерявшись в лесу и явно не в силах идти дальше, ковылял, вцепившись в посох, с трудом может поверить, что он мог догнать молодых ходоков, находящихся в хорошей форме, и даже обогнать их. Можно ли объяснить это преображение одним пивом?

В конце утра мы снова отправились в дорогу. Бледное солнце теперь поднялось над гребнями гор и немного ослабляло действие северного ветра.

Путь пролегал по суровым и безлюдным возвышенностям Галисии. Молодой бельгиец рассказывал нам, как шел по своей стране и по Франции в тех местах, где паломники – редкость. Его повсюду принимали с сердечностью, которую он не ожидал встретить сейчас, в начале XXI века. Деревенские жители дарили ему фрукты и яйца и просили помолиться за них в Компостеле. В эпоху телевидения и Интернета паломник продолжает воплощать собой движение идей и людей. Грязь, которая прилипает к его башмакам, и пот, смачивающий его рубашку, доказывают, что ему можно верить. Когда речь идет о том, чтобы вручить частицу своей души и вверить себя невидимым силам, которые управляют миром и нашей собственной судьбой, паломник остается единственным, кому можно довериться.

Этот молодой человек нес в рюкзаке множество вещей, которые ему дали в обмен на его будущие молитвы. Он, кажется, совершенно не верил в силу этих молитв и относился к религии с иронией и скептицизмом. Однако он не расставался с этими обетными дарами и собирался честно исполнить свои обязанности посланца. В соборе Святого Иакова он зажжет столько свечей, сколько его просили зажечь, и поставит перед ними иконы, фотографии или записки, с помощью которых святой сможет узнать намерения своих почитателей. Рюкзак бельгийца весил, должно быть, килограммов восемнадцать, хотя его собственных вещей там было очень мало. После двух с половиной месяцев странствия у него за плечами была не сума паломника, а скорее мешок Деда Мороза.

Вдоль дорог Верхней Галисии постройки встречаются редко. Они сложены из сухого камня, а их крыши – из поросшего мхом плитняка. Даже заборы в полях сделаны из больших камней, поставленных вертикально и вкопанных в землю так, что получаются настоящие стены. Эти архаические и грубые каменные ограды напоминают о далеких временах первых земледельцев. Пешему страннику кажется, что он перенесся в прошлое, которое было раньше Христа и святых, даже раньше Античности – в доисторическую эпоху. Несколько христианских символов сумели проложить себе путь в эти отдаленные края, но и они укрываются под такими же нагромождениями камней. Мы прошли мимо многих придорожных алтарей. В них обычные предметы культа Богородицы, цветы в вазе и свечи, которые освещают красное нутро алтаря приглушенным светом, были защищены, словно грубой кожей, толстой крышей из сухого камня.

На каком-то перевале в складке горы мы увидели остатки старинной гостиницы для паломников. Развалины не были кучей щебня, как на обходном пути, который мне указала бакалейщица. Сохранились высокие стены, по которым можно было определить расположение комнат здания. Построенные без единой капли раствора, стены были сложены штабелями из базальтовых глыб. Их рыжий цвет подчеркивал суровость края, продуваемого ледяным ветром. Но это было веселое место: мы встретили группу испанцев, которые смеялись и фотографировали друг друга среди руин. Все они, мужчины и женщины, были загорелые, в одежде из мягких ярких тканей. Мы продолжили путь вместе. Они рассказали, что живут на Канарских островах, а вышли в путь из Овьедо и что этот сильный холод – именно то, для чего они приехали сюда: им хотелось забыть жару своих островов, от которой тело становится мягким.

Чуть позже, в долине у выхода из леса, нас всех заглотнул вход горного приюта для туристов. Внутри мы увидели за столиками других паломников. Их щеки покраснели от мороза, и перед ними стояли чашки с горячим шоколадом. Для нас, пришедших издалека, эти галисийские этапы означали, что путешествие уже скоро закончится. Беззаботность, веселье и свежесть пеших странников показали нам, чем станут последние километры, которые мы пройдем вместе с толпами таких хорошо отдохнувших людей, которые пришли в Компостелу всего лишь из ее пригорода. В их обществе паломничество становилось коротким, молодежным и превращалось в игру – такую, например, как паломничество в Шартр, куда можно дойти из Парижа за несколько дней. Однако суровость гор на последних этапах уравновешивала веселье: строгие и величавые пейзажи продолжали напоминать о трудностях долгого паломничества.

На последних этапах мы оставались вместе, может быть, потому, что среди этих паломников последнего часа мы трое были хранителями почтенной традиции Пути. Именно эта традиция сделала нас блаженными призраками, чужими для себя самих, у которых стерта строгая граница, которая в сознании отделяет действительность от мечты.

В общем, среди этой унылой природы людям было очень весело. Мы шутили, когда шли по улочкам деревень, ставших слишком большими для теперешнего населения, среди мрачных домов из серого камня под крышами из сланцевых плиток. Казалось, что в этих домах живут одни старики. Несколько собак, которых встревожило наше присутствие, тявкали изо всех сил, и их лай зловещим эхом отдавался от стен. Похоже, что в этих покинутых богами местах есть лишь два вида движения – уход молодых и возвращение стариков. Владельцы здешних больших кафе – бывшие рабочие государственных заводов «Рено», которые с болью и тоской вспоминают о парижском Центральном рынке или о Порт-де-ля-Шапель. Огромные церкви хранят память о далекой старине, когда население было многочисленным и набожным. Эти здания, которые стали слишком велики для паствы, вызывают у деревенских жителей смешанное чувство гордости и беспокойства. Гордость от того, что напоминают о великолепном прошлом края. Беспокойство – словно от очень дорогого подарка, который не возвышает, а скорее унижает тех, кому его преподносят.

Мои спутники легче переносят храп, чем я, и потому несколько раз ночевали в гостиницах. А я приобрел печальный опыт ночевок в палатке в этом ледяном и сыром краю. Наконец, в последнюю ночь перед расставанием мы все трое заночевали в маленькой гостинице. Говоря по правде, это был всего лишь бар с несколькими гостиничными номерами над ним. Номера были светлыми современным комнатами, но пейзаж, на который выходили большие окна, был таким печальным, что мог лишить мужества кого угодно. Автомобильная дорога, по которой не проезжает ни одна машина, картофельное поле, мокрое от дождя, и каменный сарай, дверь которого оплела ежевика.

При расселении по комнатам мы не сразу решили, кому куда идти. Двое мужчин могли заночевать вместе или кто-то из них в одной комнате с Марикой. Но в таком случае кто проведет с ней ночь? В итоге главным критерием оказался возраст, хотя о нем не говорили вслух: двое молодых отправили меня, старшего, отдыхать со всеми удобствами в комнату для одного.

На следующее утро мои спутники хотели выйти в дорогу очень рано, а у меня было сколько угодно времени: на следующем этапе я должен был в достаточно поздний час встретиться с моей женой Азеб. Однако я решил встать вместе с ними, чтобы сказать им «до свидания».

Стали искать, где бы выпить по чашке кофе. Но в этот утренний час улицы были еще более пустыми, чем днем, и все магазины закрыты. В конце концов мои спутники отправились в путь натощак. Мы сели на какие-то каменные ступени возле нашей гостиницы и стали обмениваться адресами. И в этот момент нам открылась некая тайна.

По главной улице деревни медленно ехало такси. Было похоже, что оно перегружено. В нескольких десятках метров от нас оно остановилось. Дверцы пока не открылись; машина покачивалась на рессорах, а водитель повернулся назад, чтобы принять плату за проезд. И когда дверца распахнулась, из такси вышли Ральф и Гюнтер. Мы наконец узнали, как им удается все время быть впереди…