«ТЫ ПОБЕДИЛ. Я НЕ СКАЖУ НИ СЛОВА».

Эшли ухмыльнулся – Дарби понятия не имела, насколько она права.

Эта девушка из Боулдерского университета стала неожиданным осложнением, но он уже разобрался в ней. Он видел такой тип и прежде, хотя никогда во плоти. Очевидно, Дарби Элизабет Торн являлась настоящим героем. Она была как один из тех случайных прохожих на пленке с камер наблюдения, которые кидаются на пистолет грабителя или оказывают помощь истекающему кровью клерку. Она была из тех, кто бросается под колеса-мясорубки поезда, чтобы спасти совершенно незнакомого человека. Защищать других, поступать правильно – было инстинктом для нее, знала она это или нет.

Вопреки распространенному мнению, это не сила. Это слабость, потому что она делает тебя предсказуемым. Контролируемым.

И уж точно – после тридцатиминутного разговора, половины раунда «Круга времени» и прерванной карточной игры – Эшли уже управлял ею.

Сломать ей нос? Это был просто забавный маленький круг победы.

И Эшли был удивлен тем, насколько сильно ему понравилось наблюдать ее борьбу со слезами напротив Эда и Сэнди, с красным ручьем из носа. Имелось в этом что-то замечательное, что-то неуловимое, на что он не мог просто показать пальцем. Она была унижена, страдала публично, как в некоторых его любимых порнороликах. Эшли любил те, где девушка была тайно одета в вибрационные трусики на улице или в ресторане, стараясь это не показывать. Пытаясь сдерживаться.

К тому же Дарби, несомненно, была хорошенькой, в диком стиле. В ней чувствовалась свирепость, и порочная черта подходила к ее огненно-каштановым волосам. Она не знала, насколько может быть жесткой, если ее толкнуть на край. Эшли нравилось подводить ее туда, к краю. И ему хотелось бы взять ее с собой в Рэтдрам, посадить в окоп и учить стрелять из дядиного СКС. Прижимать деревянный советский приклад к ее маленькому плечу, направлять ее разрисованный ноготь вокруг спускового крючка, нюхать ее нервный пот, пока она совмещает прицел и мушку.

Такая досада, что ему придется убить ее сегодня.

Он не хотел.

Эшли Гарвер технически никогда не убивал людей раньше, так что сегодня будет определенно впервые. Самый близкий пример, который он мог вспомнить, – еще большее человекоубийство, чем убийство. Но не прямым действием – а бездействием.

Он был ребенком, когда это случилось.

Это было за год или два до того, как он чуть не потерял палец в Провале Китаезы. Значит, ему было пять, может, шесть. Тогда родители отправили его и Ларса (совсем малыша в ту пору) на лето к дяде Кенни, жившему в сухих прериях Айдахо. Он называл себя «Толстяк Кенни» и напевал «Хэй-хэй-хэй!», и Эшли только сейчас понимал, что это был закос под Толстяка Альберта.

Дядя был веселым человеком, раздражавшимся, когда ему приходилось подниматься по лестнице, курившим сигареты с ароматом гвоздики и всегда имевшим под рукой шутку на любой случай.

«Что ты скажешь синеглазой женщине? Надо было слушаться мужа. А что ты скажешь женщине с двумя синяками? Ничего. Ей уже дважды повторяли».

Каждый год Эшли возвращался в школу, вооружившись арсеналом убойных шуток. Каждый сентябрь он был самым популярным пацаном на детской площадке, пуская их в ход. К октябрю или около того администрация школы всегда проводила срочное собрание о толерантности.

Но у дяди Кенни было и кое-что гораздо большее, чем его подрывные шутки. Он также владел местной дизельной заправкой на однополосном шоссе к югу от Бойсе, популярной у дальнобойщиков и ни у кого больше. Эшли с Ларсом забирались на яблони и наблюдали, как восемнадцатиколесные фуры въезжают и выезжают. Иногда они парковались на участке Кенни, пережевывая грязный дерн и оставляя глубокие колеи в желтой траве, прибывая поздно ночью и уезжая рано утром. Водители редко заходили в дом Кенни, хотя – они посещали его подвал.

Он был похож на бункер из «Фоллаута» – одинокая дверь люка, выступающая из сорняков в двадцати ярдах от прачечной. Эта дверь подводной лодки была всегда, всегда заперта на замок. До одного утра, когда, под марлей влажного тумана, Эшли нашел ее открытой.

И проник внутрь.

Эшли помнил несколько подробностей о темной комнате внизу длинной скрипучей лестницы. В основном просто запахи – затхлая, сладкая прелость, которая была одновременно гнилой и странно заманчивой. Он никогда не ощущал ничего подобного с тех пор. Холодный цемент под ногами. Электрические провода на полу, большие фонари на треногах. Нечеткие очертания, скрывающиеся в темноте.

Эшли уже уходил, поднимаясь назад по лестнице, когда женский голос окликнул его: «Эй!»

Он повернулся, чуть не споткнувшись. Он ждал долгую секунду, одной ногой на ступеньке, с гусиной кожей на руках, сомневаясь, не показалось ли ему, и наконец, женский голос снова сказал:

«Эй, там. Мальчик!»

Это было шоком – он не знал, как женщина в погребе может видеть его. Там внизу было темно, как в бочке со смолой. Только взрослым Эшли начал понимать, что ее глаза уже привыкли к темноте, в отличие от его. Как хитрый маленький трюк Дарби с одним закрытым глазом.

«Ты хороший мальчик, не так ли?»

Он прятался там на ступеньках, прикрывая уши.

«Нет. Не бойся! Ты не такой, как они».

Призрачный голос понизился, словно она разглашала секрет:

«Ты можешь… ты можешь помочь мне как-нибудь? Пожалуйста».

Эшли боялся отвечать.

«Можешь принести мне стакан воды?»

Эшли не был уверен.

«Пожалуйста?»

Наконец он сдался и помчался назад по гнилым ступеням, побежал обратно на дядино ранчо и наполнил синий стакан в кухонной раковине. Вода из крана здесь на вкус отдавала железом. Когда он вернулся на улицу, дядя Кенни стоял у открытой двери погреба, и его руки крепко упирались в дряблые бедра.

Маленький Эшли замер, пролив немного воды.

Но дядя Кенни вовсе не рассердился. Нет, он никогда не сердился. Он весело улыбнулся, показывая желтые конские зубы, забирая стакан из окаменевших пальчиков Эшли: «Спасибо, малыш. Всё в порядке, я отнесу это вниз к ней. Эй, почему бы тебе не взять братишку и не прогуляться с ним до заправки, отхватив там себе пару куриных флаутас навынос, а»?

Флаутас были сухими, как наждачная бумага, зачерствевшими на электрогриле.

Ларс не возражал, но Эшли так и не смог доесть свой.

В том же году, через месяц или два, Эшли вернулся к дяде Кенни снова на выходные в День Памяти, и он помнил, что нашел ту подвальную дверь открытой нараспашку, с дребезжащим вентилятором, выдувающим наружу воздух. Когда он спустился по лестнице в этот раз, то обнаружил освещенный, пустой, выпотрошенный бункер, бетонные стены, влажные от конденсата. Следы от швабры на полу. Едкий запах отбеливателя. Женщина исчезла.

Давно исчезла.

Даже в этом возрасте Эшли знал, что должен как-то помешать своему дяде в таких делах, а еще лучше – рассказать своим родителям, и пускай бы они позвонили в полицию. И он был близок к тому, сидя с этим знанием все выходные, как заряженное ружье.

Но в тот субботний вечер Толстяк Кенни сделал макароны с сыром и халапеньо, и с целыми ломтиками бекона в них, и рассказал анекдот так эпически смешно, что Эшли прыснул с набитым ртом и прокусил себе губу.

«Эй, Эшли! Как понять, что негр подключился к твоему компьютеру? – Как? – На экране чернота».

В конце концов, он просто слишком любил Толстяка Кенни. Кенни был таким забавным. И он также был по-настоящему важен для четырехлетнего Ларса, позволяя тому подавать инструменты в мастерской, обучая его, как стрелять ворон из пневмата. В общем, подводя черту – то, что те дальнобойщики делали в бункере с женщиной, в конечном счете не имело значения для Эшли. Он просто спрятал это в темном уголке своего мозга.

Это случилось семнадцать лет назад.

И сейчас, в зоне отдыха Ванапани в Колорадо, в морозную ночь 23-го декабря, эти роли были перетасованы, как в классическом телешоу, перезапущенном с новым актерским составом. Сам Эшли был новым Толстяком Кенни, отчаянно защищающим разрушительный секрет. А Дарби стала случайным свидетелем.

История не повторяется дословно, но, черт возьми, она точно похожа.

Эд потянулся через дребезжащую решетку, проверяя температуру воды в кранике, а потом отделил два пакетика с растворимым кофе:

– Есть темная французская обжарка и светлая.

– Любая годится, – сказала Сэнди.

– Мне темной обжарки, пожалуйста, – попросил Эшли. – Настолько темной, насколько возможно.

На самом деле у него не имелось предпочтений, ему просто нравилось, как это звучало: «темная обжарка». Его рецепторы были не особо разборчивы, так что весь кофе для него оставался одним и тем же на вкус. Но, черт побери, если вся эта ночь черна, как тот кофе, пусть будет так.

Эшли засунул коричневую салфетку Дарби в карман джинсов, заметив на ней серповидный отпечаток ее крови.

И понял, что потерял Дарби из виду.

Он быстро осмотрел комнату. Эд был тут, возле запертой кофейной стойки, Сэнди сидела как толстый желтый шмель, Ларс охранял входную дверь – но да, Дарби не было. Она исчезла.

Она воспользовалась его невнимательностью и сделала ход.

Однако всё было в порядке. Не стоило беспокоиться. Эшли Гарвер просто сделает свой ход тоже.

Уборная?

Уборная.

Он кивнул своему брату.

Дарби знала, что у нее всего несколько секунд.

Она закрыла дверь мужского туалета за собой, не замедляя шага, проходя мимо грязных умывальников. Ее отражение следовало за ней в зеркалах. Шрам светился, как белый серп. Горящие глаза в стекле. Да, зона отдыха Ванапани напоминала кипящий котел. Дарби чуть не спровоцировала убийство Эда и Сэнди. Ей надо выбраться. Ей нужно перенести этот бой, передислоцироваться в другое место. Куда-то, где нет риска сопутствующего ущерба и случайных жертв.

«Я буду бежать, – решила она. – Я побегу по шоссе. Так быстро и так далеко, насколько это возможно. Я не остановлюсь, пока не найду сигнал и не позвоню 9-1-1.

Или пока не замерзну до смерти».

Дарби снова проверила айфон. Заряд батареи теперь был два процента.

Она взглянула на выбитое окно – треугольный кусочек ночного неба и верхушки деревьев.

Окно находилось почти в восьми футах от пола. Проникнуть внутрь было нетрудно, спасибо пирамиде из сложенных столов снаружи. А вот обратно будет гораздо сложнее. Даже на цыпочках она не могла дотянуться до оконной рамы. Ей нужно сделать чертовски трудный прыжок и зацепиться за нее кончиками пальцев. Ее нужен разбег, и важен каждый дюйм.

Она отступила назад, мимо зеленых кабинок, мимо надписи «Пейтон Мэннинг дает в задницу», проделав весь путь обратно к двери. Ее спина коснулась стены, и прямоугольная уборная протянулась перед ней, как двадцать футов взлетно-посадочной полосы. Гладкий пол под ногами был скользким от влаги. Дарби выгнула спину, вставая в позу бегуна, и сжала руки в кулаки.

Она сделала полный вдох – горькая вонь аммиака. И выдохнула. Сунула айфон в карман.

Вперед.

Она бежала.

Зеркала, писсуары, двери кабинок, все проносилось мимо нее. Воздух свистел в ушах. Нет времени передумать. Нет времени бояться. Она вскинула руки, словно самурай два своих меча, оттолкнулась ногами и сделала стремительный прыжок камикадзе к крошечному открытому…

«Это будет больно…» – успела она подумать в середине полета.

Так и вышло. Дарби врезалась в кафельную стену коленями, ударяясь подбородком, вышибая воздух из своих легких, но – «да!» – отчаянно вцепилась в оконную раму кончиками пальцев. Ногтями в трухлявую старую древесину. Она уперлась мокрыми «Конверсами» в стену. Затем снова изогнула спину, зафиксировала локти и подтянула тело вверх, задыхаясь, втягивая воздух сквозь сжатые зубы, словно самый отчаянный гимнаст в мире, и тянулась-тянулась-тянулась…

Дарби услышала ротовое дыхание. Снаружи.

«Нет.

Нет, нет, нет, пожалуйста, пускай это будет неправдой…»

Но увы, это было правдой. Этот мягкий хрип, который она слишком хорошо знала, это сочное пыхтение – прямо с другой стороны стены. Ларс, грызунья морда, обошел вокруг здания и теперь ждал ее у столов. Наблюдая за окном с пистолетом в руке, готовясь всадить пулю ей в мозг, как только она взберется и покажет лицо.

Что делать?

Дарби висела там на ноющих кончиках пальцев, с подошвами, болтающимися в трех футах от пола, отчаянно желая, чтобы она просто ослышалась, перепутала с рычанием ветра снаружи. Но она знала, что это не так. Дарби знала, что Эшли послал послушного маленького Ларса сюда, чтобы пресечь побег. Эшли, который оставался намного более хитрым и опасным врагом, никак не дававшим о себе знать сейчас…

И тут она услышала, как хлопнула дверь туалета.

«Он здесь вместе с…»

Пластиковый пакет обхватил лицо Дарби сзади. Она закричала, но крик застрял у нее во рту.