Утром миссис Геккомб ничего не сказала, как будто весь вчерашний день мне приснился. Я продолжаю собирать головоломку, кто-то ее задел, и часть, которую я уже сделала, рассыпалась, поэтому я не смогла продолжить с того места, где остановилась. Может, она кому-то мешает на веранде? Дафна тоже больше ничего не говорила. Идет дождь, но когда идет дождь, еще темнее.

Когда я проснулась, дождь лил вовсю, но теперь перестал, и вся набережная блестит. Мы с миссис Геккомб сегодня ходили в «Тойнз» – за прищепками, чтобы ничего ветром не унесло, и когда мы выходили из «Тойнза», у нее было такое лицо, как будто она вот-вот что-то скажет, но не сказала, но, может, она и не собиралась ничего говорить. В дождливые дни на улицах гораздо сильнее пахнет солью. Вечером мы ходили пить чай к каким-то людям, чтобы обсудить церковный праздник, и они сказали, как жалко, что я на него не попаду. Праздник будет в июне. Интересно, до июня что еще случится?

Так странно оставаться там, откуда кто-то уехал. Раньше это были два совсем других места: место, где человек был, и место, которое было до того, как он туда приехал. А я никак не могу привыкнуть ни к этому новому третьему месту, ни к тому, что я тут осталась.

У миссис Геккомб новый ученик в Саутстоне, она взяла меня с собой, когда поехала учить его игре на фортепиано. Я ждала ее на лавочке на утесе. Видела флаги «Павильона», но близко подходить не стала.

Дафна сказала, что Сесил на меня обиделся. И еще сказала, что Эдди прожег дыру в покрывале, которое им одолжила мать Сесила, и это поставило их в очень неловкое положение перед матерью Сесила. Дафна сказала, что поделать с этим ничего нельзя, но узнать об этом мне не помешает.

Я получила письмо от Эдди, и миссис Геккомб тоже, он пишет, что всегда будет вспоминать «Вайкики». Она показала мне письмо и сказала: как мило, правда? – но больше про Эдди ничего не говорила. Однажды у нее сделалось такое лицо, как будто она хочет что-то о нем сказать, но не сказала, так что, наверное, она и не собиралась ничего говорить.

Вечером пришел Сесил, сказал, что у него была внутренняя лихорадка. По-моему, он не очень на меня обиделся.

На прошлой неделе в этот день приехал Эдди.

Дикки любезно согласился взять меня с собой в Саутстон, чтобы посмотреть хоккейный матч, Клара тоже едет, мы едем в ее машине. Дафна и Ивлин собираются на танцы в «Сплендиде» вместе с мистером Берсли и еще каким-то мужчиной, которого он приведет. Сесил сказал, что его еще слегка лихорадит.

Утром я ходила в церковь с миссис Геккомб, дождь так и колотил по церковной крыше. Льет так, что кругом ничего не видно. В лесу да и везде, наверное, очень мокро. Сегодня мы идем пить чай к матери Сесила.

Я получила письмо от майора Брутта, который благодарит меня за письмо, в котором я поблагодарила его за головоломку. Спрашивает, когда мы все вернемся.

Кажется, все позабыли, что случилось. Клара очень ко мне добра, она позвала меня с собой к Ивлин поучиться играть в бадминтон, и мы пошли, но игра не очень заладилась. Потом мы пошли пить чай к Кларе. У нее богатый отец, он в чайной торговле. Дома у них жарко, везде лежат ковры из шкур, а на лестницах горшки с цветами стоят в больших медных сосудах. Клара показала мне свою спальню, у нее возле кровати стоит фотография Дикки, которую сам Дикки и подписал: «Твой Дикки». Она сказала, что нам с ней бывает скучно, потому что остальные целыми днями работают, поэтому она и сама думает что-нибудь себе подыскать. Она подарила мне шифоновый носовой платок, в который она еще ни разу не сморкалась, и два ожерелья. Сразу же покажу их Дикки, пусть видит, какая Клара добрая.

Получила письмо от Эдди, он пишет, что у него все хорошо, и спрашивает, как дела у остальных. И еще я получила письмо от Томаса, где на одной странице есть приписочка от Анны. Анна пишет, что очень смеялась, представив Эдди в «Вайкики». Я не рассказывала, что он тут был, наверное, им миссис Геккомб написала. Она говорит, чтобы я не писала, если мне тут так весело, все равно они скоро вернутся и тогда послушают все новости.

Миссис Геккомб вдруг сказала, что очень за меня переживает. Я обрадовалась, когда Сесил позвал меня прогуляться по берегу.

Миссис Геккомб сказала, она надеется, что не наговорила чего лишнего, сказала, что всю ночь глаз не могла сомкнуть. Я сказала: конечно, нет, не наговорила, ведь тут был Сесил. Я сказала: надеюсь, я ничего такого не сделала, а она ответила: нет, дело не в этом, просто она тут думала. Я спросила, о чем думала, и она сказала: думала, как ей надо было бы поступить. Я спросила, когда поступить, и она сказала: поступить вообще, она и сама не знала, когда и как ей нужно было поступить, то есть не знала, не наделала ли она чего-нибудь. Она сказала, что надеется, что я знаю, как она меня любит, и я сказала, что очень этому рада.

Мимо некоторых мест до сих пор не могу спокойно пройти мимо, хоть мы и гуляли там всего-то два дня. Когда я выхожу на прогулку, то гуляю там, куда мы не ходили. Сегодня я стояла на мостике через канал, еще на одном мостике через канал, на котором мы с ним не стояли. Я наблюдала за двумя лебедями, они проплывали под мостом. Говорят, что сейчас лебеди вьют гнезда, но эти двое плыли, отвернувшись друг от друга. Сегодня нет дождя, но все равно пасмурно, в воздухе проглядывает чернота, хотя зелень кажется такой ярко-зеленой. Каждый новый день словно бы все больше и больше отделяет меня от того дня, когда я в последний раз видела Эдди, а день, когда я снова его увижу, как будто все не близится и не близится.

С приезда Эдди прошло две недели. Моя последняя суббота здесь.

В три часа Дикки вернулся с обеда их хоккейного клуба. Говорит, что в этом году они с хоккеем закруглились. Я сидела на веранде и собирала головоломку, он спросил, отчего у меня было такое лицо, когда он вошел. Я сказала, что сегодня – моя последняя здесь суббота. Тогда он спросил, не хочу ли я прогуляться, пока он играет в гольф. Поэтому, когда приехала Клара, они усадили меня на заднее сиденье и мы поехали на поле для гольфа. Клара изо всех сил учится гольфу из-за Дикки, но Дикки все равно играет вроде как сам с собой. С поля виден лес, он начинается прямо через долину, но там, наверху, очень мило, очень много дрока. Дикки сказал, что после игры мы пойдем пить чай, поэтому мы пили чай в гольф-клубе. Там очень красиво, там огромный камин, а чай мы пили, сидя в эркере. Мне все очень понравилось. По-моему, из-за того, что я была с ними, Клара стала вести себя почти как жена Дикки и даже настояла на том, чтобы нам принесли еще варенья. Когда мы допили чай, Клара вытащила сумочку, но Дикки сказал: да ладно тебе, и заплатил за чай. Он плохо ведет себя с Кларой только перед Дафной.

Мы так долго там пробыли, что Клара воскликнула: господи боже, она опаздывает, к ним на ужин сегодня придет судья. Тогда Дикки сказал, пусть она тогда бежит сразу домой, и она убежала, а мы с ним пошли обратно. Он спросил, не грустно ли мне уезжать. Я ответила: грустно (это правда), и тогда он обернулся, посмотрел куда-то мне в макушку и сказал, что и им всем тоже. Сказал, что я стала им совсем как родная. Тогда я спросила, а Эдди ему тоже понравился? Он ответил: конечно, он забавный малый. Я сказала, что ужасно рада, что Эдди кажется ему забавным. Он сказал: ну, он, конечно, немного ловелас, да ведь? Я ответила, что Эдди на самом деле не ловелас, и он сказал: ну, сама понимаешь, у него все-таки ветер в голове. Я сказала: не очень понимаю, и он сказал, что, по его мнению, тут все дело в характере. Он сказал, что судит о людях по их характеру. Я сказала, что это очень правильно, потому что характеры у людей то и дело меняются, в зависимости от того, что с ними происходит. Он ответил: нет, я не права, это все, что происходит с людьми, зависит от их характеров. Я понимаю, что Дикки вроде бы все верно говорит, только мне так все равно не кажется. Мы как раз дошли до набережной, и закатное солнце било нам прямо в глаза. Я сказала: правда, море похоже на зеркало? – и он ответил: да, есть что-то. Я сказала, что мне нравится Клара, и он сказал: да, она ничего, только у нее ветер в голове. Я спросила, значит ли это, что Клара похожа на Эдди, и он ответил, что нет. И тут мы подошли к «Вайкики».

Мое последнее воскресенье. Погода очень, очень хорошая, теплая. На каштанах появились листья, правда, пока совсем небольшие, и остальные деревья стоят как будто в оборках. После церкви нас с миссис Геккомб позвали в чей-то сад, взглянуть на гиацинты. Они все похожи на разноцветный фарфор. В саду миссис Геккомб сказала хозяйке: увы, в следующее воскресенье Порции с нами уже не будет. Я подумала, что в следующее воскресенье, возможно, увижусь с Эдди, но еще подумала: ой, вот бы остаться здесь. Скоро лето, и они тут будут делать столько всего, чего я еще не видела. В Лондоне я вообще не знаю, кто что делает, а когда кто-нибудь и делает что-нибудь, я даже посмотреть не могу. С тех пор как меня сюда привезли, случилось много обидного, но я бы все равно лучше осталась тут, чем возвращаться туда, где вообще непонятно, что будет дальше.

Когда мы шли из сада с гиацинтами, миссис Геккомб сказала, как же жаль, что я не успела покататься на лодке по каналу. Она говорит, что они летом там все катаются. Я спросила, катаются ли они на лодках по морю, и она ответила: нет, там все подряд катаются, а на канале потенистее будет. Она спросила, как насчет того, если она попросит Сесила прокатить нас с ней на лодке после обеда. И мы с ней завернули к Сесилу домой, его самого дома не было, но его мать сказала, что она, конечно, попросит его нас покатать.

Поэтому после обеда мы катались на лодке. Сесил сидел на веслах и даже показал мне, как править лодкой, а миссис Геккомб держала над нами зонтик. Зонтик у нее из сиреневого шелка, и я, когда не правила лодкой, ловила руками водоросли. Водоросли очень крепкие, за весла они тоже цеплялись. Так что, пока Сесил греб, мы почти не разговаривали, миссис Геккомб думала, а я смотрела в воду или на деревья. Солнце светило почти оглушительно. К нам подплыл лебедь, и миссис Геккомб сказала, что они сейчас как раз вьют гнезда и могут быть очень злыми, поэтому она сложила зонтик, чтобы им отбиваться, а Сесил сказал: так, похоже, надо сушить весла. Но лебедь не обратил на нас никакого внимания. Потом мы проплыли мимо гнезда, в котором сидела его подруга.

Остальные в это время играли где-то в теннис. Когда я только сюда приехала, миссис Геккомб была одета в шубу. А сейчас настоящее лето, хоть все вокруг пока бледно-зеленое. В это время года все очень быстро меняется, каждый день происходит что-то новое. Всю зиму не происходило совсем ничего.

Сегодня вечером миссис Геккомб поет ораторию. Дафна, Дикки, Клара, Ивлин, Уоллес, Чарли и Сесил играют внизу в рамми, потому что ее нет дома. Но меня миссис Геккомб отправила в постель пораньше, потому что во время прогулки по каналу у меня разболелась голова.

Миссис Геккомб очень устала после оратории, а Дафна с Дикки не любят, когда в понедельник хорошая погода. Пойду полежу на пляже.

Я еще не получила письма, которое Эдди обещал мне написать, но это, наверное, потому что я скоро возвращаюсь. На этой неделе тут все новое, на этой неделе тут лето. Вся набережная пахнет горячим гудроном. Но, конечно, мне говорят, что это ненадолго.

Завтра я уезжаю. Сегодня мой последний день здесь, и поэтому миссис Геккомб и мать Сесила повезут меня смотреть на развалины. Мы возьмем с собой еду и поедем на автобусе.

Клара завтра подвезет меня до пересадочной станции, чтобы мне не пришлось пересаживаться с одного поезда на другой. Клара говорит, что она будет ужасно скучать. Сегодня мой последний вечер, и поэтому Дикки, Клара и Сесил поведут меня в Саутстон, на каток, чтобы я посмотрела, как они будут кататься.

Не могу сказать ничего о том, что я уезжаю. Даже в этом дневнике не могу ничего написать. Может, лучше тогда вообще ничего не говорить. Нужно постараться не говорить больше ничего Эдди, потому что когда я что-нибудь говорю, то всегда невпопад. Нам пора выходить, чтобы успеть на автобус до руин.

Я вернулась, я в Лондоне. Они возвращаются только завтра.