Крис стоял на краю дороги. Утреннее солнце начинало припекать, и мелкая пыль прилипала к потной коже. Он считал проезжающие машины, ожидая, пока приедет подходящая. Все имело какой-то смысл: номер автомобиля, цвет краски, очки на лице водителя. Наконец он махнул рукой, и рядом со свистом затормозил большой грузовик. Парень поднялся по ступенькам в кабину и заглянул внутрь.

– Куда? – спросил его старый Мишель, водитель.

– Подкинешь до Трузе, – произнёс он и беззвучно добавил: – К месту, где я найду ответ.

– Садись, это недалеко, отсюда километров пятьдесят.

В кабине было холодно и пахло старосветским освежителем. Крис удобно устроился и закрыл глаза. От яркого солнца на веках мельтешили танцующие пятна. Его оглушали голоса, которые он слышал в голове, шар мыслей покатился внутрь, откуда нет возврата.

Он не помнил, что ищет в Трузе.

Радио S. C., как всегда в воскресенье, передавало хиты прошлых лет; Блэк Фрэнсис истерично пел:

Слушая музыку, Крис видел себя глазами Мишеля: двадцать лет, щуплый блондин, выцветшая рубашка и джинсы. Старый водитель все ещё не верил, что этим июньским утром вдруг сделал исключение и взял попутчика.

Незнакомец выглядел уставшим. Его присутствие все больше беспокоило Мишеля; к счастью, до Трузе остался только километр.

– Плохо себя чувствуешь? – спросил он.

– Плохо, – правдиво ответил Крис.

– Ты чем-то болен?

– Я болен внутри, – спокойно объяснил он. – Ты не поймёшь этого.

Мишель не стал продолжать разговор. С облегчением припарковался перед Большой Развилкой, где пересекались две автострады.

Крис забыл попрощаться; скорее выпал, чем вылез из кабины. Он окунулся в жару, которая плавила мысли и асфальт. Медленно отправился в сторону моста, потом сел под белым столбом.

– «Небытие хотя и отрицает бытие, все равно от него зависит», – лихорадочно повторял Крис. – «Зависимость означает две вещи. Прежде всего, подчёркивает онтологическую первичность бытия перед небытием. Нельзя было бы говорить об отрицании, если бы не предшествовало ему утверждение, которое можно отрицать», – слова слетали с губ все быстрее.

Он дрожал и стучал зубами, хотя воздух аж дрожал от перегрева. Когда что-то заслонило ему солнце, его внезапно охватил приступ. Скрюченные пальцы зарылись в траву, а с губ сорвался стон.

– Полная дезинтеграция, – сказал кто-то в его голове. – Его мозг напоминает кучку пыли – подуй сильней, и от неё не останется и следа.

– Цитирует компульсивно, – отметил второй голос. – Мы должны его забрать, Рон. Тут уже ничего не поделаешь.

– Он читает Пауля Тиллиха, но некоторые предложения искажены. Это императив отрицания или блокада восприятия, которая на несколько часов отрезала мозг от импульсов.

– Подумаем об этом позднее.

– «Все представители классического христианства трактуют смерть и грех как союз противников, с которыми мужество веры должно сражаться…»

– Не бойся, Крис, – прошептал кто-то очень близко. – Ты уже в безопасности.

Сильные руки подняли его с земли и за мгновение он оказался в машине. Наконец-то он не боялся, что собьётся с пути. Смотрел на мужчин, которые его нашли, и чувствовал к ним глубокую благодарность; он не знал, что его глаза всё ещё закрыты.

– У тебя есть идея насчёт его анамнеза, Яни, – спросил голос. – Любой способ будет слишком инвазивным. Нам нужно несколько месяцев, а у нас-то осталось лишь несколько часов.

– Езжай на станцию. Поговори с Габриэлем.

– Сирил в четырнадцати километрах отсюда, – прочитал на экране консоли Рон. – Надо перекусить. Уже целые сутки не ел.

Графитово-серый фургон с затемнёнными окнами остановился возле ресторанной террасы позади заправочной станции «Сирил». В нескольких метрах от него, под зелёной крышей, Яни цедил лимонную воду со льдом. Он наблюдал за Роном, который бежал к сетевому автомату. У них было мало времени, хотя то, что они нашли Криса, и так казалось чудом. Яни усмехнулся: слова «чудо» не существовало в его словаре. Чудо и стечение обстоятельств – это паранойя человеческих умов.

Рон набрал номер и ввёл несколько паролей, которые потребовал автомат.

– Габриэль Сурус, слушаю?

– Это Харви Ронштайн. Мы нашли парня на автостраде А4, сто пятьдесят километров на запад от Раммы. Его состояние серьёзное, аутическая петля вызвана необычайно сильными импульсами. Недостаток вербального контакта, у нас также трудности с непосредственным пониманием. Мы не знаем, что делать.

– Что с памятью?

– Краткосрочная перезаписана чужими вставками, также пострадала долговременная. Я впервые вижу, чтобы Серые делали что-то подобное. Думаю, появился кто-то новый, кого прислали из-за этого задания.

– Сколько людей вам пришлось просканировать, чтобы его найти?

– Думаю, несколько тысяч. Может, больше десяти.

– Немало, – в голосе Габриэля прозвучала забота. – Отдохните сейчас оба, вам нужно восстановить полный потенциал. Пока что аккуратно стимулируйте его память. Перед нападением Серых он страдал шизофренией, поэтому картинка вдвойне искажена. Взлом блокады – это крайность, которая вызовет смерть мозга.

– Нам к тебе ехать?

– Возвращайтесь в Рамму. Есть шанс, что он спрятал груз поблизости от дома, знакомое место также может его простимулировать. На случай западни высылаю к вам Ариана. Свяжитесь с ним через два часа.

Рон посмотрел на часы:

– Выдвигаемся через пятнадцать минут.

– Помни, во время стимуляции удерживайте его в фазе быстрого сна. Он будет принимать импульсы как естественные сны и лучше перенесёт процедуру.

Весь мир тонул в солнечном свете, в запахах лета и ярких цветах, а грудь мальчишки переполнялась от удовольствия и скорости воздуха. Шестилетний Крис бежал со своими сёстрами – Алекс, которая была младше его на год, и восьмилетней Эли – по песчаной тропинке, что вилась между полей. Зелёные луга с пятнами диких цветов наблюдали за их бегом и перешёптывались порханием насекомых.

Старшая Эли вырвалась вперёд, но Крис гнался за ней, что было сил, надеясь, что в этот раз выиграет. Ал, хныкая, кричала, чтобы они её подождали. Сколько он себя помнил, она всегда так себя вела.

Финиш находился возле старого дуба, окружённого колючей ежевикой. Нужно было хлопнуть по нагретому солнцем большому валуну и крикнуть изо всех сил, каким по счету ты пришёл.

– Первая! – отрапортовала Эли.

Крис уже воображал, как спустя мгновение после неё дотрагивается до старого камня, но вдруг споткнулся о травяную кочку и упал на тропинку. Он содрал ладони и разбил коленку. Кожу сильно щипало, а слёзы сами навернулись на глаза. Алекс протрусила мимо него, радуясь, что в этот раз она не будет последней.

Эли вернулась, чтоб ему помочь. Она нагнулась и убрала прядь с его потного лба.

– Что происходит, Крис?

– Забыл, – ошеломлённо ответил он. – Я не помню, как тут оказался…

– Спроси его о брате, – сказала Алекс бесцветным голосом.

– Где твой брат, Крис? Ты помнишь своего брата?

– Эрик в школе, – он заплакал. – С ним случилось что-то плохое.

– Вспомни, – маленькая Ал схватила его за руку и сжала немилосердно больно. – Не хочешь нам рассказать?

– Я ничего не знаю.

– Может, и правда не знает? – спросила Эли.

– Если так, мы попросту теряем время.

– Может и правда не знает, – подумал сидящий за рулём Ронштайн.

– Если так, мы попросту теряем время, – ответил Яни. – Сбавь скорость, а то нас засечёт Система Контроля Скорости. С машинами не посоревнуешься потенциалом.

– Нужно пытаться ещё, иначе в Ковчеге закончится охлаждение… Габриэль просчитал, что освобождённый плазмат убьёт всё в радиусе ста километров. Это оптимистический прогноз, который допускает, что хотя бы не начнётся цепная реакция, – он посмотрел на часы. – Осталось двадцать шесть часов.

– Мы должны искать груз, а не гоняться за этим человеком. Он живой труп, даже я не смогу ничего для него сделать.

– Посмотрим, – философски заметил Рон. – Поставь ему систему и вытащи какое-нибудь одеяло из бардачка. Его все время трясёт.

Он покрутил радио, по которому в сотый раз передавали одну и ту же новость. Служба спасения выдала официальное сообщение после нападения в аэропорту Де Байя в Рамме в четверг. Количество убитых возросло до ста тридцати одного, тяжелораненых было двести пятьдесят, легкие повреждения получило более шестисот человек. Из-за взрыва самолёта были уничтожены главный зал, смотровая площадка и часть взлётной полосы. Поиски Рона и Яни началась часом позднее и продолжались беспрерывно до сих пор.

Яни подключил Криса к живительному составу и укрыл тёплым пледом. Он всего минуту зондировал его разум, но уже чувствовал себя как путник, который попал в глубокое болото. Память мужчины заполняла мутная вода, всё тонуло во мгле. Интенсивная работа коры мозга шла вхолостую. Лишь через какое-то время он сориентировался, что Крис постоянно повторяет какие-то цифры.

– Не понимаю, почему он это делает. У него с этими числами нет никаких ассоциаций.

– Это может быть код к Ковчегу, – сказал Ронштайн. – Он запрограммирован, чтобы его не забыть.

– Ты шутишь! – возмутился Яни. – Зачем бы Серые доверили ему такую тайну?

– Может, он подслушал их или как-то склонил к разговорам. Не забывай, он же шизофреник.

Яни с беспокойством посмотрел на струйку крови, вытекающую из носа мужчины. Что-то спровоцировало скачки давления, которые он не смог предотвратить. Им не хватало Рафаэля, специалиста по спасению людей, застрявших на краю миров.

– Поговори с ним, – громко сказал Ронштайн.

– Что я должен ему сказать?

– Что-нибудь. Ему может помочь, если его окружить заботой.

Воцарилась мучительная тишина. Яни выискивал в голове иностранные слова.

– Ты не сам, – начал он неуверенно. – Всё будет хорошо…

– Ты не сам, – шептал Эрик в голове Криса. – Всё будет хорошо. Ты под опекой горо, стражей крови. И ты должен отвечать на вопросы, которые они задают. Это легче, чем кажется, Крис.

Ронштайн договорился с Арианом встретиться в пункте, обозначенным символом С12. Это был пешеходный мост над улицей Ревии на севере Раммы. Вокруг высились бетонные дома, дымоходы и разрисованные спреем заборы промышленной зоны Захем. Вереница машин тянулась в обе стороны, дребезжали трамваи, немногочисленные пешеходы двигались по тротуару. Так выглядела грязная подкладка столицы, её больное, старое тело.

Перед ржавыми ступенями, что вели на мост, они заметили красную спортивную машину. Однако пульсирующую ауру горо не почувствовали. Рон вопросительно посмотрел на Яни, который знал Ариана много лет.

– Он никогда не опаздывает?

– У него есть ещё минута, – сказал Яни. – Он, несомненно, тут. Он может прятать весь потенциал внутри. Пройдёшь мимо него и будешь думать, что это обычный человек, может, слегка недоразвитый.

Он ждал их. Стоял посередине моста, вглядываясь в фары проезжающих машин. Ариан Люпу, один из Братьев Смерти. Говорили, что бешенство, охватывающее Ариана при виде Серых, пугало даже Габриэля. В этом была доля правды, поскольку в охрану тот набрал других, не таких хороших, как Ариан.

Ронштайн увидел низкого, неприметного мужчину. Коротко подстриженные чёрные волосы обрамляли худое лицо, нехватка мимики превращала его в маску. По привычке попробовал просканировать и, о чудо, получилось. Выставленная на всеобщее обозрение, недоразвитая личность разносчика пиццы создавала особенное впечатление, словно знаешь, кто за ним стоит.

– Яни Мероу, Харви Ронштайн – два знаменитых следопыта, – сказал Ариан, пожимая им руки.

– Ариан Люпу, чей взгляд убивает, – засмеялся Яни.

Рон осмотрелся. По пешеходному мосту шла девочка и тянула на верёвке щенка. Вид мужчин, которые стояли тут в полном молчании, напугал ее. Казалось, они хотят ее убить. Когда она сбежала по ступенькам, то начала плакать от страха.

– Дом, в котором живёт Крис, находится в нескольких кварталах отсюда, в старом районе. В квартире, как и предвидел Габриэль, устроена западня. Мы должны все сделать с максимальной осторожностью, чтобы не навредить парню. Я не атаковал сразу, потому что внутри была его мать.

– Сколько их? – спросил Яни.

– Двое. Женщина уйдёт через час, тогда и ударим, – сказал Ариан. – До этого времени мы должны где-то переждать. Я выбрал квартиру этажом выше.

– А Серые? Не учуют? – сомневался Рон.

– Не думаю.

– Они ведут меня на убой, – подумал Крис, переступая порог дома. – Но я же не готов, мне нужно время, чтобы узнать этот мир. Серебристые, Стражи крови, должны заботиться обо мне, а сами охотятся на меня, как на дикого зверя. Невежество – единственный грех, который их касается, потому они в стократ грешат.

– Снова тоже самое, – отозвался Яни. – Несколько чётких мыслей, а потом последовательность, которая теряет логическую форму.

– Он нас ненавидит, – сказал Ронштайн, нажимая обгоревшую кнопку.

Лифт поехал вверх. На пятом этаже их разум обошёл жалкую сеть Серых. Они вышли на этаж выше и потянули за собой беспомощного Криса. Яни погрузил его в глубокий сон, почти остановил сердце.

Двери открыла Лиза, хозяйка квартиры. Искривлённое императивом повиновения лицо женщины покрывали капельки пота. Яни махнул рукой, чтобы она дала им пройти. Рон и Ариан положили Криса на кожаный диван, самую дорогую мебель в дешёвой гостиной. Парня вырвало желчью.

– Завтра они чокнуться, когда попытаются все понять, – покачал головой Яни.

– Кто там был? – спросил Дерек, муж Лизы; он дремал в кресле перед телевизором. – Снова те дети?

– Никого не было, – Лиза оперлась о стол, чувствуя, что сейчас упадёт. – Наверное, кто-то ошибся и постучал не в те двери.

– Шутники чертовы! – разозлился Дерек. – Ноги им поотрываю, как увижу.

Ронштайн осмотрел квартиру. Там было три комнаты, маленькая кухня и ванная, совмещённая с туалетом. Он кружил по помещениям, с интересом разглядывая книжки, бумажки, спрятанные в выдвижных ящиках, альбомы с фотографиями. Потом возвратился в гостиную.

– Уходим отсюда, не то ты его сожжёшь, – сказал Ронштайн. – У него необычайно твёрдая башка.

– Уже скоро. Мать Криса только что вышла с квартиры, – Ариан встал из-за стола и двинулся в сторону двери. – Жаль, что я не могу их допросить, – сказал он, думая о Серых.

Через несколько минут весь район охватил ужасный спазм боли. Все птицы взлетели. Завыли псы. Старик, подметающий улицу, начал плакать. Он уверял себя, что это от ветра и пыли, но ошибался. Так было всегда, когда умирали горо. Словно снова распяли Бога, а на месте солнца появилась чёрная, жуткая капля смерти.

Они осторожно спускались по лестнице, не зная, что застанут внизу. Вызов от Ариана мог быть ловушкой. Если живёшь достаточно долго, то в уголках правды всегда замечаешь ложь. Это ощущение напоминает хроническую мигрень или насморк.

– Мы у цели, – сказал Крис, который хотя и двигался своими силами, но всё ещё сжимал веки.

– Ничего не говори, – Ронштайн дотронулся до его разума. – До цели ещё далеко.

Они остановились перед дверями, на которых блестела табличка с именем Юлии Мейн. Рон и Яни сжимали в руках пистолеты с пулями, наполненными цианистым калием, а Крис гладил скользкие стены и что-то шептал под нос. В коридоре промелькнула рыжая собака. Яни нажал на дверную ручку.

Прихожая и видимая из дверей часть кухни тонули в крови. Деревянный пол выглядел, как после треснувшего радиатора, только вместо воды его покрывал слой коричневой, быстро остывающей мази. Тела Серых лежали на середине комнаты, из обрубков шей вытекали остатки крови. Ариан сидел на деревянном стуле, держа в опущенных руках головы трупов. Мёртвые лица таращились белками на прибывших.

Частички плазмата, что кружились над телами мёртвых, подплыли к Крису и стали проникать в него. Они сплетались в фантастические узоры и распадались через мгновение в ярком свете дня.

– Ты это видишь? – спросил Яни.

– Вижу и беспокоюсь о нем ещё больше, – Рон подошёл к парню и внимательнее присмотрелся к его ауре. – Если высвобожденный плазмат проходит через него таким способом, значит он мёртвый, как и эти на полу. Он все ещё дышит и мыслит, но все наши усилия вскоре пропадут даром. Нужно спешить.

– Не обращайте на меня внимания, – отозвался Ариан. – Делайте своё дело, а я займусь мамой, когда она вернётся. Сейчас я должен восстановить силы.

– Я сбегаю к машине, – крикнул Яни из коридора. – У меня где-то есть таблетки, попробуем пробудить его химией…

– Знаешь, что произойдёт? – спросил взволнованный Эрик.

– Знаю, – ответил Крис, выискивая источник голоса. – Демон войдёт в наш дом и убьёт тех, что там ждут. Он скажет, что принёс еду, а они, ощущая голод, воспользуются случаем и откроют ему двери. Он выстрелит в них одновременно из двух пистолетов между испуганных глаз. Прежде, чем они упадут, он вытащит из-за спины мачете, которым отрубит им головы. Потом в отверстия от пуль выдавит несколько капель щёлочи, чтобы сварить мозги. Душа вырвется из них с ужасным визгом.

– Это уже произошло, ты говоришь о прошлом!

Крис заглянул внутрь.

– Битва, что ведётся сейчас, происходит вне времени. Если бы горо помнили каждый год своей жизни, то превратились бы в пыль.

– О чём ты болтаешь, идиот? Спасай себя и мать, проснись немедленно.

– Ты только голос в моей голове! – закричал Крис.

– Слышишь меня?! – Яни тряс беспомощное тело Криса. – Отвечай!

– Ты только голос в моей голове, – выкрикнул Крис, вглядываясь в него невидящими глазами.

– Блядь, ну и псих! – выругался Яни и положил парня в кровать. – Твоя мать уже вернулась. Сдерём с неё шкуру, если не начнёшь говорить. Ты этого хочешь, кретин?!

– Я не ребёнок этой женщины. И не касается меня никакой земной суд.

– Перестань его теребить, – сказал Ронштайн. – Сделай ему ещё один укол, и ломаем блокаду.

– Он не выживет, – произнёс Ариан.

– Я могу ему впрыснуть остальное. Будет больше двух грамм, – Яни достал суспензию, которую приготовил из капсул. – В несколько раз превысим допустимую дозу.

– Знаю, что превысим, и этот поганый транквилизатор таким способом не дают, но у нас нет выбора, – Рон стоял в центре спальни и внимательно смотрел на них. – Нам осталось двадцать часов. Мы не знаем, где груз и сколько времени нужно, чтобы до него добраться. Я не допущу, чтобы мы мчались куда-то в последние секунды, словно в паршивом фильме.

Яни стиснул вену на руке Криса и глубоко вонзил иглу. С приоткрытых губ человека сорвался вздох. Шприц упал на пол, впрыснув искусственный свет в разрушенный мозг.

– Приближается приступ эпилепсии, – сказал Яни.

Ронштайн поспешно разломал ночную лампу. Ему удалось засунуть хромированную трубку между челюстями парня. В это время Юлия Мейн зашла в столовую, громко сетуя на своё одиночество. Она села в кресло напротив безголовых трупов и начала плакать.

Когда горо собрались возле кровати Криса, его тело трясло от конвульсий. Они задали ему только один, очень простой вопрос: где находится Ковчег?

Крис подумал о женщине, которую встретил на автобусном маршруте 115. Она дремала на стуле, сидя через несколько рядов перед ним, и билась головой о пластиковый компостер. Он улыбался под нос и считал повороты, на которых она забавно выгибалась, словно резиновая кукла. Восемнадцать, девятнадцать… Похоже, у неё действительно была резиновая шея.

Внезапно она открыла глаза, и улыбка замерла на его губах; с этой секунды он стал бояться. Дорога из госпиталя св. Альберта, куда он ездил на занятия дневного отделения, домой, в Захем, занимала сорок пять минут. Сто пятнадцатый трясся с юга на север, останавливаясь на пустых остановках. У Криса было ещё полпути впереди, когда он услышал навязчивый голос:

– Выходи! – сказала женщина со злостью. – Как ты можешь смеяться?

Двери со свистом открылись. и он оказался на разогретой улице. Было душно, Крис дышал с большим трудом. Минута, и седое небо упало на землю струями дождя. Гроза всегда пугала его, но в этот раз он не спрятался от огромных холодных капель, а побежал домой, плача от злости и жалости.

Потом он сидел за кухонным столом и смотрел, как мать выливает тесто на разогретую сковороду и переворачивает его плоской деревянной лопаткой. Воздух в квартире был наполнен сладким ароматом, от которого заворчало в желудке.

Крис обрадовался, увидев, как в комнату входит брат. Схватил тарелку с блинами, поставил её на подоконник и стал жадно есть.

– Запей, а то подавишься, – как обычно произнесла мать.

– Хорошо, – ответил он с полным ртом.

– Сейчас он перегрызёт трубку.

Тело Криса извивалось на кровати. Изо рта шла пена; закатившиеся глаза придавали лицу выражение одержимости, за которое когда-то отправляли на костёр. Припадок был долгим и очень сильным.

– Нужно перемотать воспоминания, иначе мы утонем в деталях. Он страдает исключительным отсутствием селекции, – Яни окончательно потерял терпение.

– Используем болезненное чувство безвременья и сократим его дистанцию до прошлого, – произнёс Ронштайн. – Сосредоточься на одном аспекте – он должен увидеть ковчег, должен поверить, что видит его сейчас, и от того, что он сделает, зависит его судьба.

– Он сжимает зубы, словно дикий пёс, – сказал Ариан. – Сейчас перегрызёт трубку.

Он едет с Эриком на его большом, проржавевшем «шевроле». Они петляют по кварталу, и Крис уже знает, что они направляются в сторону старых гаражей над каналом. Это опасный район, но у Эрика есть служебное оружие.

Что-то случилось. Буквально секунду назад он ужинал и слушал причитания матери; сейчас сидит в машине с братом, который не хочет раскрывать, зачем его забрал. Он только буркнул что-то про катастрофу самолёта, но так поспешно, что Крис ничего не понял.

Они выезжают на площадку, усыпанную шлаком. Камни хрустят под колёсами, а фары выхватывают из мрака три фигуры на фоне стены. Мужчины курят. На деревянном ящике стоят водка, какой-то цветной напиток и пластиковые стаканчики. Появление незнакомцев вызывает у мужчин беспокойство.

Эрик выходит первым и идёт в их сторону, держа за спиной тонфу, полицейскую дубинку. Крис следует за ним. На вопрос одного из пьянчуг, что они тут ищут, Эрик со всей силы бьёт его под колени. Когда мужчина падает на землю, то получает сильный пинок в лицо.

– Что?! Почему?! – запинается старший из друзей.

Пистолет, снятый с предохранителя, убеждает их окончательно. Быстро двигаясь, они поднимают с земли коллегу в полусознательном состоянии и тянут его в сторону канала. Они такие жалкие, что Крис отводит глаза. Слышно, как издалека доносятся их невнятные проклятья.

Эрик вытаскивает из багажника что-то серебристое, блестящее и бежит к ближайшему гаражу.

Он зажигает свет над столом, заставленном инструментами, и осторожно кладёт на него чемоданчик. Тот отдалённо напоминает металлический ящичек, в котором коммивояжеры носили замечательные приборы, необходимые каждой хозяйке. У него крепкая, обтянутая кожей ручка и гравировка по бокам в виде треугольника. Три кодовых замка заставляют относиться к нему с уважением.

Эрик показывает брату красную наклейку рядом с центральным замком. Сложная, геометрическая формула складывается в голове Криса в последовательность знаков. Он сразу понимает: это номер телефона, а не шифр. Говорит про это Эрику. Хочет знать, откуда чемоданчик и для чего он.

– Поймешь в свое время, – цедит Эрик. – Сначала пообещай, что ты никому не повторишь то, что я расскажу. Никому, Крис!

– Ты же знаешь, – кивнул Крис. – Я никогда тебя не разочаровывал. Я не рассказал про наркотики и девушку, которую мы встречали в парке…

– Хватит! – нервно отрезал брат.

Голоса приказывали Крису, чтобы он слушал внимательно, не пропуская ни слова из этой истории. Эрик рассказывает о трагедии в аэропорту.

Он только что закончил дежурство и переодевался в комнате охраны, когда шеф смены ответил на звонок, отложил трубку и посмотрел на своих людей округлившимися от страха глазами.

– Через пять минут в нас врежется «Даймлер 111», – промолвил он. – Внутренний рейс из Сигарда с девяносто девятью пассажирами на борту. У него повреждена система навигации. Пилоты отравлены и не управляют самолётом.

Они кинулись по своим местам.

Эрик с тремя коллегами выводили пассажиров из главного зала. Их не информировали через динамики, потому что паникующая толпа утопила бы аэропорт в хаосе. Они формировали маленькие группки и показывали дорогу из терминала к наземному паркингу. Минуты шли. Эрик вспотел, но на автомате хватал за руку следующего пассажира, говорил пару слов и толкал в сторону выхода.

Вдруг через огромное стеклянное окно он заметил летящий боком «Даймлер» – машина приближалась слишком быстро и под неправильным углом. Ужасающему зрелищу аккомпанировал обычный шум аэропорта и попискивание таможенных автоматов.

Центр зала опустел, словно муравейник, в котором заполыхал огонь. Только высокий мужчина с блестящим чемоданчиком одиноко стоял, окаменев при виде надвигающейся катастрофы.

«Даймлер» ударился о землю и с оторванным крылом заскользил по взлётной полосе, тараня другие самолёты, электрокары и машины пассажиров. Потом он развернулся, смёл разложенный на асфальте длинный телетрап, и врезался хвостом в терминал.

Мир взорвался и рассыпался на части.

Эрик проснулся в аду. Все вокруг пылало и шипело от жара. Он полз через зал на четвереньках, пока какой-то предмет не преградил ему дорогу. Он не понимал, зачем схватил блестящий чемоданчик и побежал наугад через огонь. Это не имело смысла и шанса на удачу, однако он добрался до аварийного выхода. Там стоял припаркованный «шевроле»; ключи послушно лежали в кармане.

Через несколько минут после этого аэропорт окружила полиция, а завывающие машины скорой помощи и пожарные собрали толпу ротозеев. Эрик плутал по улицам, не узнавая город в струях дождя. Несколько раз случайно поворачивал, пока не оказался на аллее, что вела в какой-то парк. Он заснул или потерял сознание. Потом далеко не сразу понял, где находится.

– Воспоминания Эрика, – сказал голос. – Даже, если он рассказал Крису про покушение, то не мог передать столько подробностей.

– Согласен, – ответил второй голос. – Он видел это собственными глазами. Он помнит детали. Вкус дыма, который проникал в рот.

– Такое глубокое раздвоение личности?

– Посмотрим.

– Организм на пределе, – сказал третий. – Ускорим сканирование.

Эрик смотрел на карту, выискивая в сумерках указатели с названием улиц. Вернувшись домой, он испытал огромное облегчение, а потом заметил знаки на чемоданчике и внезапно его озарило. Сейчас он знает, что должен делать, знает, что не отступит. Он не очень хорошо помнил катастрофу в аэропорту, но помнил о брате. Крис без конца что-то считает, поэтому может пригодиться с кодовыми замками.

После ужина они едут в гараж, где Эрик когда-то держал мелкие краденые трофеи. Он прогоняет пьяниц и показывает чемоданчик Крису. Бедный идиот паникует, с ним трудно договориться. Эрик пытается вскрыть замки. Его пожирает любопытство, воображение подсовывает картинки скрытых внутри богатств. Молоток, тиски и пила по металлу ничего не дают. Он жалеет, что у него нет горелки.

В конце концов, Эрик решает позвонить по представленному номеру. Крис начинает кричать. Говорит об опасности, но Эрик не хочет его слушать.

Он выходит, поворачивает ключ в замке. Не хочет пользоваться мобильным, поэтому упорно ищет работающий автомат. Будки в этом микрорайоне разбиты и на месте трубок грустно свисают перерезанные провода. Он страшно ругается, хотя совсем недавно и сам уничтожал эту рухлядь по ночам ради забавы.

Через пару кварталов Эрик находит автомат на стене дома. Когда засовывает в него карту и набирает номер, у него трясутся руки. По паутине сети бежит сигнал соединения, потом в трубке воцаряется тишина. Он прижимает её к уху, проверяет, работает ли аппарат. Кто-то с другой стороны внезапно отзывается – говорит быстро, короткими, прерывистыми фразами. Эрик вынужден ждать, он не должен уходить. Императив пассивности валит его на землю.

Он удобно устраивается, опершись на кирпичную стену почты. Смотрит на насекомых, кружащих под светом фонаря, думая о том, какие они маленькие. Эрик вдруг перестаёт спешить – ночь тёплая, лёгкий ветерок освежает. Свободный от кошмара ежедневной жизни, от вечной гонки за ничем. Волна огня, проносящаяся через зал аэропорта, и полные слёз глаза Криса сливаются воедино. Память шелестит в отупевшей голове, словно смятая бумага.

Тёмный лимузин подъезжает через пятнадцать минут. Он знает, что должен в него сесть. Не смотрит на пассажиров. По голове и спине проносится холодный воздух. На губах он ощущает анисовый привкус.

– Куда сейчас? – спрашивает водитель нервным голосом из трубки.

– Налево, потом направо, – отвечает он, не задумываясь.

– Твой брат там один? Никого больше нет?

– Один, – говорит Эрик. – Я скажу ему, чтобы вышел, и он это сделает.

Он видит подъездную дорогу. Через минуту появляются гаражи, в который раз за это воскресенье. Полоса света льётся через закрытые двери одного из них. Все выходят из машины и идут в ту сторону.

Их пятеро, пятнадцать или пятьдесят.

Разум Криса погас, как сломанный проектор. Сердце перестало биться, прервалось свистящее дыхание. Они с удивлением смотрели на тело, лежащее на кровати и на бледную ауру, которая не медленно развеялась, а взорвалась вращающимся чёрным шаром.

– Я ещё не видел такой смерти, – громко сказал Яни.

– Позже разберемся, что с ним произошло, – Ронштайн отошёл от кровати. – Нужно проверить место, где он в последний раз видел Ковчег. Серые были возле него на расстоянии вытянутой руки, но не достали.

– Это невозможно, – покачал головой Яни. – Эрик стал марионеткой. Открыл двери, и всё.

– Кого они тут ждали? – спросил Ариан, все больше запутываясь. – Передумали и решили убить идиота, который их видел?

– Мы слишком далеко забрались в аутичный мир. Всё, что он видел, могло не иметь никакого отношения к тому, что он испытал реально.

– У нас нет времени, чтобы это определить.

– Знаю, Рон. Езжайте с Арианом туда, а я уберу тела и следы крови, – Яни замолчал, глядя на мать Криса. – Эта женщина не переживёт смерти сыновей.

– Из-за войны мы сами постепенно становимся Серыми. С каждым новым человеком, который умирает из-за нас, – сказал Рон и кивнул Ариану.

Они припарковались над каналом и исследовали окрестности. Два чувствительных радара, регистрирующие изменения ауры, засекли души, соединённые вибрирующими струнами. Что-то тускло теплилось внутри гаража; Ариан и Ронштайн ощущали боль, смешанную с радостью, но не могли найти ее источник, а потом не могли избавиться от сомнений, так как никогда не полагались на догадки, только на знания.

В гараже стоял лимузин Серых. Они осторожно окружили его. Ариан поднял с земли книжку – она была грязной, с оборванной обложкой: кто-то вытер смазку с рук Тиллихом, Перлзом и Роджерсом. Он взглянул на неё: «Небытие, хотя и отрицает бытие, все равно от него зависит».

Тела Серых и Эрика лежали скрученными на обитых светлой кожей сидениях «мерседеса». Водитель, втиснутый между креслом и рулём, был ещё жив, посылая в эфир запутанные мысли. Одурманенный чем-то сильным, что затронуло его мозг, он повторял без остановки:

– Он пришёл, чтобы нас освободить. Всё вокруг исчезнет и появится снова. Он есть слово, которое произносится в конце.

– Кто тебя растоптал, словно сгнивший плод? – спросил Ариан.

– Иди сюда! – крикнул Ронштайн. – Быстро!

Перед капотом машины стоял Ковчег – серебристый чемоданчик, из которого мягко вытекали струйки пара. Ариан потянул за ручку, и перед их глазами показалось фиолетовое нутро. Восемнадцать камер, сложенные в три ряда по шесть. Серые хранили в них плазмат, растворенный в человеческой лимфе, охлаждённый до нуля по Кельвину; стакан бога, задержанного в безвременье, наибольшее скопление энергии, которое когда-либо находилось среди людей.

Сейчас камеры были разогреты и пусты, а во всём диапазоне не было и следа бога. Они вытащили из машины раненного водителя и тут же ворвались в его разум, не обращая внимания на свирепые проклятья. Открытые переломы кровоточили, сломанные ребра пробили лёгкие.

– Покажи нам! – приказал Ариан.

– Простите, – шепчет Эрик, падая в дверях гаража; его лицо посинело от инсульта.

Серые заходят внутрь, окружают сидящего на полу Криса. Он читает книжку, словно не замечает их. «Небытие зависимо от специфичных черт бытия. Небытие само по себе не обладает никакими чертами и не может их в нём выделить. Оно приобретает черты, ссылаясь на бытие…»

Его окружала темнота, какой они ещё никогда не встречали, идеальное небытие без дна. Она вытекала из щели между личностями, в которой извивались черви страха. Щель была так глубока, что закрывала даже плазматические струны. Один из Серых протянул руку к чемоданчику, который лежал за спиной Криса, и отдёрнул её, ошеломлённый. Из его середины вырвались языки огня и загорелись над головой человека. Это видимое лицо Духа, которое знакомо только самым старшим горо. Тот, кого тысячу лет пытались обуздать, поселился здесь, в бетонной пустыне.

Они кинулись на Криса, предчувствуя, что у них нет шанса. Ужасная сила уничтожила их внутренности, взорвала мозги, мир расцвёл кровью. Они ударялись о стены и пол. Серый, который тянулся к чемоданчику, вытащил из кармана пистолет и выстрелил себе в сердце. Двое других, сцепившихся в смертельных объятиях, сломали друг другу гортани, шейные позвонки и рёбра. Визг перепуганных зверей быстро сменился хрипом и тишиной.

Водитель полз по бетонному полу в сторону ботинок мужчины; тяжёлый каблук раздробил его ладонь. Только сейчас он понял, что должен покориться Его воле.

– Я Твой слуга, – сказал он покорно.

– У Него нет слуг, – ответил Крис. – Этим он отличается от Спасителя, что следует сам и не размножает вокруг себя жизнь. Он собирает жизнь, чтобы вместе с ней оставить это место… – он закашлялся. – Вы, Алхимики крови, заточили Духа, приготовив погибель, про которую ничего не знаете. Дух освободился руками людей и убьёт всех, кто называет себя Его слугами.

Мужчина замолк, впав в оцепенение. Ветер осушил мокрую землю перед гаражом и захлопнул незакрытые двери. Перегорела лампочка над загромождённым столом.

– Ты ― Соперник? Поведёшь нас против Серебристых?

– Это Святая война, но вы не знаете её цели. Думаете, что это война между верой и сомнением, добром и злом… – Крис захватывает кружащиеся вокруг частички плазмата, души горо и Эрика. – Речь идёт о равновесии между непрерывностью и ростом. Он и Мессия – это две бесконечности, между которыми течёт информация.

Он выдохнул на пол кровь и куски мозга. Приказал горо загнать машину в гараж и уложить трупы на сиденьях. Водитель, ослабевая от боли, выполнил приказ. Он проводил взглядом мужчину, который утонул в тёплой, летней ночи. Почти мёртвая, но пронзающая сила Его воли.

– Куда идёшь, господин? – крикнул ему в след.

– В место, где найду ответ, – повторил мысленно Крис. – Найду ответ, кто я.

Ронштайн побежал к машине, набирая номер экстренного вызова на мобильном телефоне. Когда Ариан выскочил из гаража, в трубке раздался голос Габриэля:

– Говори без шифра, потом уничтожим эту линию.

– Тот, кого мы искали, был кем-то бо́льшим, чем мы думали… это он открыл Ковчег, плазмат соединился с ним, мутировал, слился с шизофреничным мозгом. У Серых не было шансов. Нас спасла слабость человеческой оболочки. Он использовал её, перед тем как добраться до нас, и, конечно, должен умереть, чтобы восстановиться.

– Вы убили его?

– Это вышло случайно, пока мы его прослушивали.

– Значит, он уже воскрес. Переход от смерти к жизни, который люди называют песах, завершился. Монстр не может свободно владеть телом живого человека, потому убивает носителя. Где вы его оставили? Где он сейчас?

– Мы оставили его в квартире, с Яни…

Ариан гнал по микрорайону, не обращая внимания на своенравных велосипедистов, детей, играющих у дороги, и бездомных собак. Вблизи торговых ларьков он сбил женщину, которую Ронштайн не успел остановить.

Дом Юлии Мейн окружали ротозеи. Из окон на пятом этаже валили клубы дыма, по почерневшей стене блока ползли языки пламени. Одни пожарные пытались успокоить стихию и перепуганных жильцов, другие кинулись в здание, чтобы гасить пожар со стороны коридора. Одна из машин включила подъёмник, струя воды ударила в оконный проём. Крики людей, перемешанные с воем сирен, затрудняли Рону сканирование.

– Его нет внутри, – наконец, произнёс он в трубку. – Он забрал с собой тело Яни и тела Серых. Помещение сгорело полностью. Юлия Мейн мертва.

Они продвигались медленно, отслеживая Криса по следам в эфире. После обеда добрались до маленького мотеля в двадцати километрах к северу от Раммы. Прогиб струн подтверждал, что он ненадолго тут останавливался. Они внимательно приглядывались к дешевому пластиковому помещению: в местном ресторане было немало людей, в воздухе висели сигаретный дым и вонь сгоревшего масла.

– Это она, – Рон указал на темноволосую официантку.

– Вижу, – буркнул Ариан. – Её мозг сияет как морской маяк.

Девушка кинула взгляд в их сторону. Они влезли в её воспоминания очень осторожно, чтобы не уничтожить. Настоящее переплелось с прошлым и закружилось в свете старых ламп. Был полдень, и одновременно опускались сумерки. Гости перекрывали друг друга, как призраки. Их голоса сливались в один нестерпимый шум.

Её звали Карен. Она постоянно думала про ребёнка, которого оставила под присмотром матери. Они опустились глубже и увидели, как она подходит к столику, за которым сидел одинокий мужчина. Яни всматривался в решётку замызганной скатерти. Он считал бело-голубые квадраты, беззвучно шевеля губами.

– Что подать?

– Вы видите меня? – спросил он.

Карен оглянулась, тряхнула головой с удивлением.

– Вы с кем разговариваете? – она глубоко вздохнула. – У меня была тяжёлая ночь и мне не до шуток…

– Сядь рядом.

Девушка заколебалась и уронила блокнотик. Попыталась его поднять, но вместо этого опустилась на стул.

– Я устала, – сказала она тихо.

– Видите меня?

– Видим, Яни, – Ариан сплюнул на пол.

– Я знаю, что вы найдёте меня. Рон – хороший следопыт, – он усмехнулся. – Крис ушёл недавно, поехал дальше на север. Я оставил это сообщение, потому что не дождался вашего прибытия… Когда я отнёс вниз Серых и вернулся в квартиру, он уже ждал меня. Приказал сжечь всё, вместе со старой женщиной, а потом мы двинулись в путь. Он по кусочку ел мою душу и рассказывал про Последние Дни. Про то, что скоро родится Мессия, но не начнёт учить, как Заратустра, Будда или Христос. Монстр придёт за ним, когда он будет ребёнком, а его смерть замкнёт круг времени…

– … Вы должны запомнить, – отозвался он через минуту. – Сила, которая привела Серого с Ковчегом в аэропорт, очень могуществена. Я говорю о могуществе того, что люди называют случаем. Вы выступаете против самого плазмата, боретесь против одного проявления Духа, защищая другое. Монстр призвал пророков, настоящих и фальшивых, которые приготовят хаос перед приходом Мессии. Война с Серыми не имеет ничего общего с тем, что скоро наступит…

Он замолчал, полностью истощённый. Было уже поздно что-либо менять. Они могли только пойти за ним дорогой, которой он последовал после того, как покинул гостиницу. Она вела через еловый лес в сторону железнодорожной насыпи. Висевшие в эфирном море струны вздрагивали неровно и слабо. Ронштайн видел Яни, у которого по щекам текли капли крови. Он сонно полз, падал несколько раз в сухую хвою, пока не добрался до рельс. Горо, лишённый плазмата, не мог выжить в пустоте, в которой живет столько людей.

Электропоезд стоял в нескольких метрах. Вокруг кружили железнодорожники, службы спасения и любопытные пассажиры. После Яни Мероу осталось несколько кусков, которые находились в траве. Ронштайн смотрел на блестящие черные мешки, пытаясь осмыслить то, что произошло. Он думал о враге сильнее остальных, который нарушил равновесие между теми, кто творит, и теми, кто уничтожает.

– Я буду преследовать его до конца жизни, в каждом месте, каждый час, – прошептал Ариан. – И не остановлюсь, пока не выпалю его мозг.

Рон глубоко втянул воздух – пахло лесом, летним вечером и кровью.