Запах дождя, падающего на горячую землю – ни на что не похожий запах муссона, – становится все более едким, по мере того как они углубляются в пропахшие сероводородом земли Бенгалии, размышлял Хуррам, двигаясь во главе колонны и через плечо наблюдая за группой людей, в беспорядке следовавших за ним. За последние месяцы эта группа сократилась до пятисот – шестисот человек. Новости о том, что Махабат-хан вышел из Агры во главе большой и хорошо вооруженной армии – двадцать тысяч воинов и триста боевых слонов, – если верить слухам, на охоту за ним, заставили многих из его собственных людей дезертировать.

Хуррам лишь однажды встречался с Махабат-ханом при дворе, но много слышал о храбрости этого военачальника на поле битвы. Он был персом, состоявшим на службе у шаха, пока, как и Гияз-бек, не лишился его благосклонности и не перешел на службу к моголам. Судя по всему, Махабат-хан был человеком, привыкшим рисковать, иногда импульсивным до безрассудства, но всегда успешным – по крайней мере пока. Его личная гвардия, насчитывающая две тысячи элитных раджпутских воинов, была беззаветно ему предана. По-видимому, Махабат-хан действительно был прирожденным лидером, если, будучи иностранцем и мусульманином, смог произвести такое впечатление на бесстрашных, одетых в желто-оранжевые одежды индуистских воинов, которые считали себя детьми Солнца и Луны. «Неудивительно, – подумал Хуррам, – что некоторые из моих людей предпочли испариться». Но лучше иметь за собой небольшую группу верных соратников, чем армию, не способную на решительные действия.

Почувствовав комариный укус, шахзаде хлопнул себя по щеке и, посмотрев на руку, увидел, что та испачкалась в крови. Он редко когда чувствовал себя более измученным и угнетенным. Объявив его вне закона, отец настроил против него все мужское население страны. В душе молодого человека росло ощущение беспомощности, смешанное с гневом. Как вообще мог его отец отказаться от него и так жестоко публично оскорбить, не дав ему ни единого шанса защититься? Как могла вся та гордость, которую падишах испытывал по отношению к нему, к его победам и к благоприятной дате его рождения, превратиться в такую мстительную злобу? Что бы ни думал отец про себя, он был не чем другим, как марионеткой в руках Мехруниссы. Она контролировала Джахангира, используя его пагубную страсть к вину и опиуму, а через него контролировала всю державу. И добивалась всего, чего хотела. Асаф-хан, чей гонец проследовал за отступающим из Асиргарха Хуррамом, написал, что два месяца назад Джахангир призвал Шахрияра и, водрузив ему на голову тюрбан падишаха, провозгласил его своим наследником. И это еще не всё. Придворные астрологи определили дату свадьбы Шахрияра и Ладили – она состоится во время празднований наступления Нового года.

А Хуррам пока был вынужден бежать со своей семьей в попытке спасти собственную жизнь, и, возможно, им придется покинуть пределы державы. Мехрунисса превратила его в такого же безземельного скитальца, какими были его прадед Хумаюн и сам Бабур. Но ей его не победить. Он будет править, так же как Хумаюн и Бабур. Джахангир может делать и говорить все, что хочет, но он, Хуррам, – единственный из его четырех сыновей, который достоин быть падишахом. А отец лишил его этого права…

Услышав неожиданный шум у себя за спиной, Хуррам обернулся. Колесо тяжело груженной повозки завязло в болотистой почве. Если его людям не удастся быстро высвободить его, то повозку придется бросить. Еда и вооружение были менее важны, чем увеличение дистанции между их группой и преследующей их армией отца. Слава Аллаху, его маленькая группа может двигаться быстрее, чем большая армия, вынужденная тащить за собой артиллерию по местности, которая стала практически непроходимой от муссонных дождей, льющих вот уже два месяца. Из-за этого все болота и топи превратились в непреодолимую преграду для большой армии. Именно поэтому Хуррам решил двигаться на восток. Но даже если Махабат-хан настигнет его в Бенгалии, они смогут сесть на корабль и поискать убежище на южном побережье. Всего две недели назад шахзаде получил неожиданное письмо – предложение союза от Малика Амбара. «Мы с тобой были достойными противниками на поле битвы, – писал абиссинец, – так почему бы нам теперь не стать братьями по оружию?» Хуррам ничего ему не ответил, но и не отверг полностью эту идею. Малик Амбар и те, кто стоит за ним – правители княжеств Декана, – потребуют, конечно, значительных уступок за свою поддержку, но с ними у него будет достаточно сил, чтобы противостоять отцу. Правда, вправе ли он объединяться с врагами державы Великих Моголов, даже если это, казалось бы, единственный способ восстановить принадлежащее ему по праву положение?

Пока его люди тянули и раскачивали повозку, Хуррам почувствовал, как его захлестнула волна разочарования. Даже не позвав своего телохранителя, он пятками пришпорил свою лошадь и поскакал вперед по хлюпающей земле. Проехав так не больше полумили, шахзаде увидел сквозь пелену дождя ленту воды и, стерев капли с лица, напряг зрение. Скорее всего они наконец добрались до реки Маханади… Хуррам уже хотел было повернуть лошадь и вернуться с хорошей вестью к своим, когда у него над головой просвистела стрела, не задевшая его, но здорово испугавшая. Еще одна стрела – черная и с черным оперением – попала в его седельную сумку, застряв в покрытой от влаги плесенью позолоченной коже всего в нескольких дюймах от его бедра, а третья стрела воткнулась в землю возле правой передней ноги его лошади. Низко пригнувшись к гриве коня и натянув поводья, чтобы заставить его повернуть, Хуррам поднял животное в галоп и поскакал в сторону своей колонны. Его нервы были натянуты до предела, и он ежеминутно боялся, что вот сейчас ему в спину попадет стрела, которая разом положит конец всем его честолюбивым планам. По пути шахзаде проклинал себя за свое безрассудство. Он обязан был выслать вперед дозорных.

Кто эти напавшие? Неужели один из сторонников его отца, привлеченный суммой награды и путешествующий налегке, смог их догнать? А может быть, это Махабат-хан со своими воинами? Если это так, то он дорого продаст свою жизнь. Хурраму показалось, что прошла целая вечность, хотя в действительности он скакал меньше минуты, прежде чем увидел свою колонну. Как только шахзаде оказался в зоне слышимости, он крикнул:

– Лучники – вперед! Нас атакуют. Прекратить движение. Ружья в такой дождь бесполезны. Приготовить луки и стрелы!

Оказавшись среди своих людей, он спешился и поставил лошадь так, чтобы она загораживала его с той стороны, откуда летели стрелы.

Пока его люди натягивали поводья и доставали оружие, Хуррам оглянулся в сторону реки, но ничего не увидел. Может быть, нападавшие уже скрылись… Но как раз в этот момент в воздухе просвистела еще одна стрела, которая положила конец подобным мыслям. Она попала в горло молодому горчи, который стоял в нескольких футах от Хуррама, и теперь кровь текла меж его пальцами, которыми он сжимал шею. Следующая стрела попала в шею вьючного мула, и животное издало пронзительный крик, прежде чем упасть на колени в густую грязь.

Основной мыслью Хуррама было добраться до Арджуманд и детей. По крайней мере толстые висячие занавеси, которые закрывали кибитку, запряженную волами, могли в какой-то степени защитить их от стрел. Нырнув за телегу с зерном и двигаясь в грязи короткими перебежками, шахзаде смог добраться до кибитки, в которой ехали его жена с дочерями. Добежав до нее, он отодвинул полог и заглянул внутрь. Арджуманд, крепко обнимая девочек, вжалась в угол и была уже готова закричать, когда увидела мужа.

– На нас напали, но я не знаю кто и почему, – задохнувшийся Хуррам тяжело дышал. – Ложись на пол и не поднимайся, пока я не приду за вами. И ни в коем случае не выходи из повозки.

Арджуманд кивнула. Опустив полог и согнувшись в три погибели, ее муж бросился к повозке, в которой находились мальчики с их нянями. Сыновья смотрели на него круглыми глазами, пока шахзаде повторял инструкции, которые дал их матери. Когда он закончил, пронзительный крик сообщил ему о том, что еще одна стрела нашла свою цель.

Весь вымазанный в грязи, Хуррам вернулся под защиту повозки с зерном и с колотящимся сердцем оглянулся вокруг. Тела двух его людей валялись в вязкой грязи. Николас Баллантайн – с розовыми от собственной крови руками – тыкал в свое колено кинжалом, пытаясь извлечь из него наконечник стрелы. Рядом с ним на боку лежал еще один мул, судорожно дергающий ногами. Но прежде чем он смог обдумать ситуацию, над их головами пронеслось еще несколько стрел; одна попала воину в спину, а другая – в ступицу одного из колес повозки Арджуманд. А потом обстрел неожиданно прекратился. Все это время дождь становился все сильнее и сильнее, заливая все вокруг и барабаня по растущим лужам. Должно быть, лучникам с мокрыми пальцами стало сложнее накладывать стрелы на пропитанную водой тетиву луков…

Что же происходит? Осторожно подняв голову, Хуррам разглядел сквозь потоки воды группу всадников, которая приближалась к ним медленной рысью со стороны реки. В серой пелене дождя ему было сложно сосчитать, сколько их. Может быть, они тоже не могут оценить его силы? «Что ж, скоро вы все узнаете», – подумал шахзаде.

– По коням и за мной! – крикнул он своим телохранителям, после чего подбежал к лошади и забрался в мокрое седло. – Остальные защищают повозки и занимаются ранеными.

Через несколько мгновений Хуррам со своими телохранителями уже мчался навстречу неизвестным врагам в облаке воды и грязи, поднятом копытами их лошадей.

– Всем пригнуться! – скомандовал он, пригибаясь к шее лошади, вынимая меч и чувствуя, как теплый дождь бежит по его лицу. Крепко сжав бока коня коленями на тот случай, если он вдруг споткнется в грязи, шахзаде прищурил глаза и выбрал себе цель.

Когда Хуррам и его люди появились из-за завесы дождя, они услышали удивленные и встревоженные крики своих врагов. Те стали беспорядочно дергать за поводья и разворачивать своих животных, чтобы получить возможность скрыться у реки. Подгоняя собственную лошадь, шахзаде проскакал мимо колючего куста, на котором висел грязный обрывок тюрбана. Доехав до поворота тропы, он наконец смог рассмотреть всю группу – она состояла из тридцати или сорока всадников без шлемов с заброшенными за спину луками и колчанами, которые изо всех сил дергали руками и ногами, подгоняя своих утопающих в грязи коней. Однако они двигались недостаточно быстро по сравнению с моголами, лошади которых были лучше.

Теперь они никуда не денутся, подумал Хуррам с мрачным удовлетворением, когда он и его люди оказались рядом с бегущими. Один из них упал с лошади, и сын падишаха услышал, как его череп раскололся под копытами коня телохранителя Хуррама. Быстро догнав следующего, чья небольшая коричневая лошадка с трудом скакала вперед, шахзаде нанес сильнейший удар, практически разрубив ему спину. Взмахом своего меча он обезглавил еще одного – тощего парня в грубом халате мышиного цвета, который был настолько глуп, что придержал свою лошадь, чтобы взглянуть, где находятся его преследователи. Его голова упала в лужу, а тело медленно сползло с седла и через несколько мгновений тоже оказалось в грязи. Хуррам увидел вокруг своих воинов – они ловко действовали своим заточенным и закаленным стальным оружием, которому противники ничего не могли противопоставить. Повсюду виднелись свежие потоки крови темно-красного цвета, которые смешивались с потоками грязной дождевой воды на земле.

Меньше чем за пять минут люди Хуррама покончили практически со всеми врагами, за исключением нескольких, которые по берегу реки смогли добраться до кустов. Шахзаде уже собирался повернуть лошадь и дать приказ отступать, когда в тридцати футах от себя заметил движение в засохших ветках кустарника. Один из нападавших скорее всего спрятался там, после того как лишился лошади. Вытянув свой окровавленный меч из ножен, Хуррам спешился и неслышно подошел к кустам, которые сейчас были неподвижны. Не дойдя до них футов десяти, он стал медленно забирать вправо, а затем нырнул под ветки и увидел перед собой спину скрючившегося мужчины, рядом с которым лежали лук и колчан и который держал в правой руке охотничий нож с зазубренным лезвием. Он не замечал присутствия Хуррама до тех пор, пока не почувствовал, как кончик меча последнего уперся ему прямо в копчик.

– Встань и выходи, – велел шахзаде по-персидски. Скоро он узнает, кто это – воины его отца или нет. Мужчина не пошевелился. Тогда Хуррам повторил свой приказ на хинди и ткнул острием – на порванном и промокшем халате появилась кровь. Его враг вскрикнул, быстро распрямившись, отвел ветви в сторону и повернулся лицом к нему, зажав нож в руке и безумными глазами ища путь к отступлению. Он был невысоким, но крепким, и в его левой мочке висела золотая сережка в виде обода.

– Нож на землю! – крикнул Хуррам. Мужчина выронил оружие, и шахзаде ногой отбросил его в сторону. – Кто ты и почему вы напали на меня и моих людей?

– А почему бы и нет? Любой дурак, которому хватило ума ехать через эти болота, – наша законная добыча.

Значит, это всего лишь местные дакойты, хотя и смертельно опасные, подумал Хуррам, вспомнив своих раненых и убитых людей, тела которых лежали сейчас в грязи на тропе. Это презренное существо за все заплатит, но еще не сейчас.

– Кто главарь? Где ваш лагерь? – принялся расспрашивать пленника сын падишаха.

– У нас нет ни того ни другого. Мы люди свободные. Скитаемся по этим землям и устраиваем лагерь там, где захотим.

– И сколько же вас всего?

– Нас совсем немного, мы ищем себе пропитание. А на вас наткнулись совершенно случайно. Думали, это торговый караван… Если б мы знали, сколько вас, то никогда не напали бы таким количеством. Но скоро подтянутся наши братья – их будут сотни, и они отомстят. Вы узнаете о том, что они здесь, только когда будет уже слишком поздно. Они разрушат ваш лагерь, перебьют воинов, захватят ваше добро и повеселятся с вашими женщинами…

Не закончив, бандит неожиданно отпрыгнул в сторону, отчаянно пытаясь дотянуться до своего ножа, который лежал, наполовину погруженный в лужу. Его пальцы как раз ухватились за его рукоятку, когда Хуррам воткнул ему в живот свой меч. Грабитель упал спиной в грязь и, подергавшись несколько мгновений с вытаращенными глазами и залитым кровью ртом, испустил дух.

Сев на лошадь, Хуррам вернулся назад по тропе, раздумывая над тем, что сказал дакойт. Что это было – тщеславное хвастовство или здесь действительно много разбойников, может быть, целая армия? Он не имеет права рисковать. Его люди должны напрячься и переправиться через реку до наступления темноты. Сколько еще раз ему придется зависеть от милосердия бандитов – таких же преступников, каким объявил его собственный отец, – пока его сторонники не окажутся в безопасности? Всю дорогу опальный шахзаде ощущал горечь от того, что его отец сотворил с ним, и его мучили мрачные мысли о том, как низко он пал.

Через два часа, когда все мертвые были похоронены, а дозоры подтвердили отсутствие следов бандитов, колонна преодолела короткое расстояние до реки. Та была широкой – около двухсот футов в ширину, – но, несмотря на обильные дожди, не очень глубокой. Там, где дозорные нашли брод, глубина была не больше четырех футов. И тем не менее течение было быстрым, а на середине реки виднелись торчащие обломки скал. Хуррам заставил свою лошадь войти в воду, чтобы определить силу течения. К его облегчению, животное легко стояло на ногах – так что если они будут осторожны, то смогут переправиться на другой берег.

– Пошлите отряд воинов через реку, чтобы они закрепились на противоположном берегу, – приказал шахзаде командиру своих телохранителей. – После этого начнем переправлять повозки.

Вскоре Хуррам увидел на другом берегу факел – это был сигнал к началу переправы. Дождь прекратился, и на небе даже появился клочок голубого неба, когда погонщики стали загонять первых быков, впряженных в повозки с багажом, в воду. Протестующие животные двигались невероятно медленно, но все же смогли благополучно добраться до противоположного берега. После этого Хуррам приказал переправить вьючных мулов, поклажа которых была не слишком тяжела, так как основные грузы были размещены на повозках. И хотя вода доходила им до живота, а некоторых из них приходилось загонять в воду наконечниками пик, мулы тоже благополучно добрались до другого берега, где встряхнулись, как собаки, под звон висящих у них на шеях колокольчиков.

Хуррам слегка расслабился. На оставшихся повозках находились только люди, и они были значительно легче, чем багаж. Если им повезет, можно считать, что дневные несчастья закончились. Посмотрев на небо, шахзаде понял, что еще достаточно светло. До вечера они сумеют отойти от реки на две-три мили, а там он уже выберет место для лагеря и расставит пикеты. Первыми отправились две повозки с ранеными. Николас Баллантайн с грубой окровавленной повязкой на колене, видневшейся сквозь сделанный им разрез на штанах, сидел рядом с возницей на первой из них и следил за скрытыми на дне камнями и плывущими кусками деревьев, которых было достаточно много. Следующей двинулась повозка с сыновьями Хуррама и их нянями. После того как они оказались на том берегу, наступила очередь кибитки, в которой передвигалась Арджуманд.

Когда четыре белых вола, запряженные в нее, вошли в воду, Хуррам заставил свою лошадь последовать за кибиткой и постарался держаться поближе к ней на случай аварии. Вода текла сквозь медленно вращающиеся тяжелые, окованные металлом колеса. Возница удачно избегал острых обломков камней на дне, но когда фургон оказался почти на середине реки, один из двух передних волов споткнулся и почти упал на колени. Испустив громкое мычание, он смог снова встать и продолжил упрямо тянуть лямку. В следующее мгновение Хуррам услышал тревожные крики с противоположного берега и увидел, как мужчины бегут к воде. Посмотрев вверх по течению, в ту сторону, куда они все указывали, он увидел массивное сломанное дерево с торчащими в разные стороны поломанными ветвями, которое неслось прямо на них в пенящемся потоке. Он с трудом смог сообразить, что происходит, а дерево уже врезалось в левую сторону кибитки. Ступицы задних колес разлетелись вдребезги, и фургон стал медленно заваливаться набок. Какое-то время дерево лежало прямо на нем, пока сила течения не отправила его вниз по реке. Подогнав свою лошадь ближе к кибитке, Хуррам увидел, что яростно борющиеся за жизнь волы скрылись под водой.

– Перережь их упряжь! Немедленно! – крикнул он вознице, а затем, спрыгнув с лошади, умудрился вцепиться в одну из сломанных ступиц и забраться на то, что раньше было левым боком кибитки, а теперь превратилось в его крышу. Вытащив кинжал, шахзаде проделал неровное отверстие в толстом покрытии и заглянул внутрь. Льющиеся потоки воды доходили Арджуманд почти до подбородка, ее волосы плавали на поверхности реки; сама она правой рукой держалась за одно из деревянных ребер жесткости кибитки, а левой пыталась удержать на поверхности Рошанару. Джоханара тоже держалась обеими руками за другое ребро. У себя за спиной Хуррам услышал крики – люди спешили ему на помощь. Джоханара была к нему ближе всех, и он протянул ей правую руку.

– Отпусти кибитку и держись за меня, – велел он испуганному ребенку, который, поколебавшись мгновение, схватился за него.

Шахзаде вытащил девочку наружу и передал ее одному из воинов, который сумел подогнать свою лошадь поближе к кибитке. Потом вновь вернулся назад.

– Арджуманд, постарайся подобраться поближе, чтобы я мог взять у тебя Рошанару.

В полутьме Хурраму удалось рассмотреть глаза жены – она тяжело задышала, но протянула правую руку вдоль деревянного ребра, которое так и не отпустила, и передала ему Рошанару. Наклонившись, шахзаде смог схватить дочь за руку и, несмотря на ее крики, выдернул ее из фургона.

Но когда Хуррам повернулся, чтобы передать девочку одному из своих людей, кибитка резко качнулась. Он потерял дно под ногами и упал в воду, чувствуя, как сила течения вырвала ребенка у него из рук.

– Рошанара! – закричал шахзаде, стирая воду с глаз. – Рошанара!

Сначала его дочери нигде не было видно, но потом на поверхности показался обрывок чего-то пурпурного – это был цвет халата девочки, – и он увидел, как ее уносит течение.

Арджуманд услышала его отчаянные крики и теперь выбиралась из кибитки. По щеке у нее текла кровь.

– Где Рошанара?! – закричала она.

Хуррам указал вниз по течению.

– Стой там, где стоишь; я догоню ее.

Но не успел он закончить фразу, как Арджуманд бросилась в реку. Она была хорошей пловчихой – любила поплавать в бассейне гарема в их дворце в Агре, – но с сильным течением, которое уже уносило ее, как и с острыми осколками скал, скрытыми под поверхностью воды, ей было не справиться.

Хуррам мгновенно принял решение. Он выбрался из воды на дальнем берегу реки, где теперь находились почти все его люди, и велел им всем двигаться за ним, а сам вскочил на лошадь. После этого поскакал вниз по течению со всей скоростью, которую позволял развить толстый слой грязи, покрывавшей берег, внимательно рассматривая при этом поверхность реки, крутящуюся в водоворотах. В нескольких сотнях ярдов река под деревьями делала резкий поворот налево. Течение там должно было замедляться, а длинные ветви деревьев доставали почти до середины потока. Сердце Хуррама остановилось, когда он увидел Арджуманд, цепляющуюся за кусок дерева, а в ста или около того ярдах впереди нее – нечто ярко-красное размерами не больше куклы. Это была Рошанара. И он должен был добраться до поворота раньше ее и ее матери…

Ветви хлестали его по лицу, пока Хуррам несся в сторону поворота. Резко остановив лошадь, он спрыгнул с седла и забрался на одно из деревьев, нависших над водой. Придерживаясь за толстую гладкую ветвь, которая была в трех футах над водой, шахзаде продвинулся так далеко, как, по его мнению, могло выдержать дерево. Все еще держась за ветвь, он лег на нее и повернулся лицом к воде. И успел как раз вовремя. Вот она, похожая на комок промокших красных лоскутьев… Вытянув вперед свободную руку, сын падишаха смог ухватиться за халат Рошанары, а потом и за ее руку. Ему понадобилась вся его сила, чтобы вытащить девочку из воды одной рукой, но он сделал это, а потом выпрямился на ветке. С облегчением Хуррам услышал прерывистое дыхание ребенка. Тело его дочери обмякло, но она была жива. Один из его воинов взобрался на соседнюю ветку, и шахзаде передал ребенка ему.

Пока Рошанару переносили в безопасное место, Хуррам вновь улегся на ветку. Он видел, как Арджуманд несет в его сторону – она все еще держалась за кусок дерева, но была слишком далеко, чтобы он мог ее поймать. Когда жена почти поравнялась с ним, Хуррам бросился в воду и поплыл в ее сторону. Здесь река была глубже, но, как он и надеялся, изгиб ослаблял течение. Десять гребков – и он уже был возле Арджуманд. Обняв ее левой рукой за талию, Хуррам скомандовал:

– Отпускай бревно, я держу тебя.

Женщина сделала, как он велел, и шахзаде стал двигаться в сторону берега, загребая правой рукой и изо всех сил работая ногами. С залитыми водой глазами он не мог думать ни о чем другом, кроме зеленоватых неясных очертаний берега, и о том, что ни за что не должен выпускать Арджуманд из рук.

А потом он увидел, как что-то протянулось в их сторону.

– Держись за древко копья, светлейший! – раздался крик.

Пальцы Хуррама коснулись дерева. Вцепившись в древко, он почувствовал, как его вытягивают на берег. Через несколько мгновений они с Арджуманд лежали на берегу, хватая воздух открытыми ртами. В том месте, где его жена ударилась об острый осколок скалы, ее рука была ободрана, и из нее потоком текла кровь; на щеке тоже была царапина. Но первыми ее словами были:

– Рошанара… Она жива?

Хуррам смог только кивнуть в ответ. Продрогшие, мокрые и вымазанные в грязи, супруги заключили друг друга в благодарные объятия.