Глава 15
Старый новый мир

…Я лежал в зальце Цитадели, на овальной кушетке, глядел в смутно видимый потолок, молчалив и недвижим, а в бедной моей голове крутились вихри мыслей. Настоящие торнадо мыслей. Целая мысленная буря.

Я перебирал свои воспоминания, как тот скупец, что потерял сокровища и снова их обрел. Год за годом, день за днем…

Декабрь 2016-го…

…Изощряться, как ниндзя, мне не пришлось – один раз пригнулся и вышел в ангаре на Земле. Тут стояла зима, и я оделся потеплей. В ангар как раз прибыл поезд с очередными бомжами, и я проскользнул под прикрытием вагонов, мельком рассмотрев олигархов, куривших по ту сторону состава.

Земля оглушила меня, закружила и заворожила. Высотные дома, потоки машин, шум, гам…

Москва, в которую раньше я так стремился, показалась мне чужой – это был совсем другой город, не похожий на тот, что открывался нам в киножурналах «Новости дня». Москва превратилась в обычный европейский мегаполис, растеряв весь свой шарм.

Помню одну девочку, премилую и прехорошенькую выпускницу, и то, как же я был поражен и разочарован, встретив ее меньше чем через год – с перекрашенными волосами, с яркой, вульгарной помадой на губах, с неумело подкрашенными веками.

Вся свежесть, вся юная, нетронутая красота были грубо стерты с ее лица. Вот такую же перемену выдержала Москва, уступив либеральной демократии. И все же это была столица нашей родины. Помнится, я выискивал повсюду, на московских улицах, на станциях метро признаки былого величия – и часто находил их, радовался своим находкам и обретал как будто бы второе дыхание.

Прожить в «буржуинской» Москве без денег было бы очень непросто, однако новыми российскими рублями я запасся – гвардейцы расплачивались ими, а не советскими дензнаками. Продав им малость золотого песка с верховьев Герра, я выручил около сорока тысяч.

Конечно, в глазах гвардии я выглядел полным «лохом», да только мне были совершенно безразличны их мнения на мой счет.

На станции «Перово» я впервые спустился в метро и был полностью и навсегда очарован. Эти подземные дворцы… Этот гул приближающегося поезда… Волшебство!

Я бродил по Красной площади, ездил на ВДНХ, прокатился на «Букашке» по Садовому кольцу и решил, что пора возвращаться, пока меня шок не доконал. Разведки никакой не получилось, я просто ходил и глазел.

Вечерело уже, когда смешливый таксист высадил меня у развязки шоссе Энтузиастов с МКАД.

Я помахал ему и стал искать, где бы перекусить. Столичный «рейд» утомил меня до того, что подчас наваливалось тупое равнодушие, и тогда больше всего хотелось махнуть на все рукой и сказать: «Да пошло оно все!»

Именно в том, что я сильно сдал тогда, и можно найти причину моей неосторожности.

Помню, я вышел к улице Реутовских ополченцев. Помню фонарь с гудевшей лампой. А потом – удар, боль, тьма…

Очнулся, встал на четвереньки, покачался. Не сразу, но поднялся на ноги. Чуть не упал, но устоял-таки. Сунул окоченевшие руки под мышки и задался интересным вопросом: «Кто я?» Потянулась вторая жизнь…

Я медленно поднялся и сел на овальном ложе. Спасибо Иску – обе моих памяти, оба куска разделенной личности совместились. Я обрел некую целокупность своей натуры, стал самим собой.

– Благодарю, – сказал я, – теперь я точно здоров.

– Не стоит, – ответил Голос, – я всего лишь исполнил одну из своих функций.

– Все равно спасибо.

Во мне тут же проснулся разведчик.

– А это военная станция? – спросил я.

– Не совсем. Станция защищала северное полушарие планеты от космических угроз – от экватора до Гравигенного Кольца в Приполярье. Когда Новая сбросила покровы и сжалась в белого карлика, перемещать планету с дальней орбиты на ближнюю стало не просто – пространство буквально клубилось холодной материей.

Газы, пыль, обломки… Станция расчищала траекторию для Манги.

– Значит, станцию построили те же разумные, которые проложили туннели-бункера?

– Хм. Интересный термин. Да, станция была возведена приблизительно три миллиона лет тому назад.

– И ты помнишь все эти годы?

– У меня емкая память.

Я осторожно встал. Нет, слабости не было, меня не качало и не вело. Здоров, «годен», как пишут на медкомиссии.

– Еще раз спасибо, Иск. И… Можно маленькую просьбу?

– Я слушаю.

– Я приехал не один. Привез поврежденного боевого робота…

– Да, я ощутил работу его реактора.

– А ты не мог бы его починить? Я очень обязан Терминатору, за один день он дважды спасал мне жизнь.

– А я второй раз убеждаюсь в твоей приязни к неживым существам. Вези своего Терминатора сюда же.

– Я быстро!

Легко сбежав по пандусу, я отмахнулся от вопросов Лахина и схватился за тачку, нагруженную бренным корпусом робота.

– Эдик, ты лучше голову его захвати. Ладно?

– А куда ты его?

– К доктору, – ухмыльнулся я и покатил тележку.

В зальцу мы вошли вместе, я и Эдик.

– Иск, я привез его! – объявил я громко.

– Клади его в камеру, Александр, – последовал ответ.

Ровный пол вздыбился, вырастая огромным кубом, с трансформаторную будку величиной. Одна из стен куба протаяла, образуя вход, и я бодро вкатил тачку вовнутрь.

Лахин замешкался, и я его подогнал.

– Что стоишь? Заноси.

– Ага…

Эдик робко вошел в камеру и бережно опустил на пол дисковидную голову кибера.

– Это что? – прошептал он. – Все по-настоящему?

– Нет, – буркнул я, – мы тут придуриваемся.

Выйдя из камеры, я дождался, пока стенка зарастет, и спросил Иска:

– Нам, наверное, лучше выйти?

– Да, так будет лучше, – ответил Голос. – Во время ремонтных работ возможна эманация, опасная для живых.

– Тогда пока! И заранее спасибо.

– Пока. И заранее пожалуйста.

Я ухмыльнулся. Не зря, выходит, я испытываю приязнь к неживым – вон, у Иска даже чувство юмора прорезалось! Потянув за собою Эдика, я покинул зал. Лахин молчал, спускаясь по пандусу, но в холле шумно выдохнул.

– Фантастика!

– Научная, – поднял я палец.

Кузьмич лишь похмыкал в редкую бороденку, а Федор задумчиво щурился, затягиваясь самокруткой. Меня же переполняли эмоции. Я сам себе казался бутылкой шампанского, пробка из которой вот-вот вылетит, не выдержав напора веселящих пузырьков. Но я молчал.

Тишина стояла полная, и гулкие шаги заставили всех очнуться от дум. Мы обернулись и увидели, как из одного коридора выходит живой и здоровый Саул, а из другого появляется Терминатор, блестя, как новый.

– Ну, здорово! – расплылся в белозубой улыбке фермер, по очереди пожимая нам руки. – Только что из починки!

Робот бесшумно проплыл, обходя Ручина, и остановился в двух шагах от меня.

– Функционирую, братан, – доложил он. – Жду дальнейших указаний.

…Мы долго болтали, поздравляя Саула с «капремонтом», досталось и Терминатору, а потом как-то сразу угомонились.

Про то, что я посвященный, говорить было нельзя, пока, по крайней мере – это был тот самый туз в рукаве, который лучше иметь при себе. И про то, что и меня вылечили, я тоже смолчал.

Про амнезию знали только Кириллыч и Марина, но они были далеко, а мои новые знакомцы не ведали про мои «отдельные недостатки». Да и зачем им знать? Главное же в том, что мне самому не хотелось ни с кем «делиться».

С Кириллычем мы вместе выживали, и я просто вынужден был объяснить, что со мной не в порядке. А то всякие недоговоренности обязательно бы возникли, портя наши отношения.

Но признаваться тому же Эдику или Кузьмичу, что я ничегошеньки не помню, было стыдно. Жаловаться надо врачу, а друзей грузить зачем? К тому же, потеря памяти была для меня схожа с ампутацией, с утратой важной части своего «Я».

Попросту говоря, я был калекой, а к инвалидам, чего бы там ни выдумывали журналисты, здоровые люди относятся с неким болезненным интересом, как к уродцам из кунсткамеры. Жалость – да, многие испытывают ее к «людям с ограниченными возможностями», как политкорректно называют увечных, но жалость эта носит явный оттенок брезгливости. А зачем мне еще и такое испытание?

Но теперь все переменилось, сразу и вдруг. Спасибо Иску за «минимизацию шока», но сразу привести чувства в равновесие не получалось. Мне то хотелось орать, свистеть, мутузить кого-нибудь, то я впадал в блаженную нирвану, когда ни говорить, ни двигаться не хотелось совершенно, а то вдруг находила тревога, неясная и докучливая, покрывая как тень.

Я даже не знал, что за беспокойство точило меня в эти моменты, а поразмыслить спокойно, разобраться, что к чему, не удавалось – эмоции плясали, мысли скакали. Полный сумбур в голове.

– Ну что? – разлепил я губы. – Поехали?

– Поехали, – кивнул Саул.

– Поехали, – согласился Бунша. Покашлял и добавил строго:

– Вы вот чего… Никому ни слова о Цитадели! Иначе… Сами понимаете! У людей крышу сносит, когда они только подумают о миллионе, а тут дело миллиардами пахнет! Вот и все.

– Правильно, – серьезно кивнул Федор. – И пытать будут, и что угодно делать. Нашим тоже ничего говорить не надо. Мало кто знает, до чего Саула довели. Спросят если, надо говорить, что к врачу ездили! А куда, чего – не ваше дело, и все.

– Согласен, – кивнул Саул. – Пошли тогда.

Мы покинули полутемный прохладный «холл» и вышли на солнце. А тут и мысли мои уняли свой суетливый хоровод. Я даже переключил думы на другое.

Меня словили на Земле и доставили на Мангу без спросу, я подчинился. Но теперь-то я цел и невредим, и не убог более! И знаю, кто я.

Значит, что? Значит, надо решать, как жить дальше – самому жить, по своему хотению, по своему разумению, а не плыть, куда тебя несет.

Течение жизни совсем не такое, как у реки. Ручеек, вытекая из болота, впадает в ручей побольше, тот вливается в приток большой реки, а река несет свои воды к морю, в океан. В жизни все наоборот: будешь плыть по течению – тебя вынесет в болото. Аминь.

Это все ясно и понятно, но пока что четкого плана, как быть и что делать, я не имел даже вчерне. В конце концов, посвящение свое я пока что освоил достаточно однобоко, увлекшись порталами. А что еще я умею? Что знаю? Что могу?

Спасибо Текуи, что помог мне взвалить ношу, а какой хоть груз?

Тут я улыбнулся, подумав, что родовое святилище Текуи мне удивительно напомнило старые станции метро, особенно «Комсомольскую».

Ладно, сперва доберемся до Ново-Сталинки, обзаведемся документами, а там видно будет.

Обратный путь оказался короче – я помнил дорогу и вертел баранку с уверенностью бывалого дальнобойщика. На ферму мы приехали поздно вечером, но нас встречал свет в окнах и громкие голоса – надо полагать, фармбои праздновали победу.

Саул, сидевший рядом со мной в кабине, нахмурился сначала, но потом лицо его разгладилось. Несмотря на гулянку, отработчики строго несли службу – сначала наш «Урал» осветил прожектор с вышки, а потом навстречу развернулись стволы пулеметов самого настоящего блокпоста, сооруженного из мешков с песком.

– Свои! – крикнул я, высовываясь в окно.

– Бомжара! – воскликнул невидимый пулеметчик голосом Кащея. – А мы тебя потеряли! Проезжай!

Я газанул, и грузовик, ворча мотором, миновал внешние ворота.

– Ну вот… – пробормотал Саул.

Улыбнувшись, я вылез из тесноватой кабины, замечая Лизаветку, с визгом несшуюся к своему «папуле». Она буквально набросилась на отца, едва того не завалив.

Я огляделся. Фармбои дефилировали по двору, регулярно наведываясь в столовку, где выпивали и закусывали. Кузьмич сразу направился туда и засел надолго. Федор и даже Эдик поспешили за ним, а я сперва дождался хозяина.

– Лиза тебя не зашибла? – ухмыльнулся я.

– Так я ж окреп! – заулыбался Саул. – Выпьем?

– А давай! – махнул я рукой, подумав, что выпить сейчас – самое милое дело.

И мы присоединились к общему веселью. Надо сказать, что далеко не все работники вообще поняли, гулял ли с ними хозяин или он появился потом – «поддали» все хорошо.

А дальше и рассказывать не о чем – пили, да закусывали, да общались в меру сил и потребленного спиртного. До своей койки я добрался в двадцать пятом часу и дрых до самого утра.

«Все хорошо, и даже лучше! – крутилось в голове. – Все хорошо…»

Утром я проснулся поздно, удивившись, что сегундо не скомандовал подъем. Голова после выпитого не болела, да я и употреблял в меру. Главное, чтобы отпустило маленько.

Ну, вроде отошел – вчерашнее уже «подернулось рябью», перешло в область воспоминаний. Я уже не упивался обретенным здоровьем и полноценностью, а привыкал к тому, что нормален, и никаких отклонений за мной не водится.

Эдик, как всегда, выглядел свежим, как огурец, а вот Кузьмич сидел очень скучный и нахохленный, мучимый похмельем. Губошлеп ворочался, вздыхал и тихо матерился. Полторашка оказался самым предусмотрительным – с вечера запасся пивком и нынче поправлял здоровье. Выцедив поллитра, он преисполнился милосердия – протянул пластиковую бутылку Бунше. Тот без разговоров ухватил ее и припал, как ходок в пустыне. Уполовинил содержимое сосуда – и повеселел.

Дверь во двор стояла открытой, и фигура, загородившая выход, сразу убавила свет в бараке. На пороге стоял Саул в одних пижамных штанах – видимо, сегодня сам собой организовался выходной.

– Привет, мужики, – сказал Ручин и присел на табуретку возле моего «лежбища».

Саул был несколько встрепан, но трезв.

– Значит, так, – хлопнул он по коленям. – Я, конечно, жадный, как всякий крестьянин, но и совесть у меня тоже есть. В общем, держать вас тут целый год я не стану, будем считать, что вы свое отработали.

Мужики оживились, Резаный даже сел, хоть рана и беспокоила его.

– Ферма, считай, ничего не потеряла, даже наоборот – приобрела. Одни машины Головастика чего стоят! Кстати, Саня, тот «УАЗ», который ты оприходовал, остается за тобой.

Я кивнул.

– Мобильным буду.

– Во-во… Разумеется, отработку я зачту не всем, а вам одним, и еще паре человек из нового набора – за участие в боевых действиях, так сказать. Но те двое пока остаются – они согласились поработать у меня фармбоями. Если кто из вас захочет того же – устроим.

– Я бы поработал еще, – сказал неуверенно Кащей.

– Я бы тоже, – присоединился к нему Федор.

– Я только «за»! – кивнул Саул. – Сегодня допьем, что осталось, а завтра продолжим рабочие будни.

– Базара нет! – ухмыльнулся Кащей.

– И у меня такая просьба, Санек… Надо бы три машины бандосов перегнать в Новый Киев.

– Не вопрос, – ответил я. – А-а…

Ручин правильно понял мою неуверенность, кивнул и обратился к Спицыну:

– Федя, сможешь их продать Борь Боричу?

– А чего ж? – пожал плечами охранник. – Дело известное.

– Ну, собирайтесь тогда! А мы вам в дорогу наготовим всего… Да! Чуть не забыл…

Вытащив из кармана объемистую пачку купюр, Саул передал ее мне.

– Тут каждому по сто. Больше не могу, мужики, – нету!

– Да нормально! – откликнулся Резаный, весьма оживившись.

Я быстро поделил «бабосы». Сто рублей – это зарплата фармбоя за три месяца. Неплохо, в общем.

Сложив пять десяток и порцию трешек с пятерками, я сунул деньги в карман, где уже лежали четвертные из моей доли. Нет, точно неплохо.

Только вот резковато как-то все обернулось. Тут от одного опомниться не успел, и сразу другой поворот. Но поворот-то к лучшему! Вот и радуйся великим переменам…

Позавтракав и взяв с собою несколько ящиков с провизией, мы отправились грузиться. Со мной в Новый Киев отбывали Кузьмич, Эдик и безгубый Димон. Федька, Полторашка и малознакомый мне Вася Турбин, которого все называли то Турбиной, то Базилио, должны были вести трофейные «Унимог», «Урал» и «КамАЗ».

Задерживаться мы не стали. Сподобившись жаркого поцелуя от Лизаветки, я сел за руль «уазика». Рядом устроился Эдик, а на заднем сиденье расположились Димон и Кузьмич.

Последним к нам подошел Саул и каждому сунул по бланку, где четким почерком Лизы было записано о прохождении нами отработки. Дата. Подпись.

– Ну, бывай, Саул!

– Давай… Заезжай в гости!

– Обязательно!

Посигналив всем провожающим, я тронул машину с места и «УАЗ» выкатился со двора.

Вот открылась плантация – на днях она соединится с делянами Длинного Глеба. Действительно, Саул лишь выиграл от бандитского беспредела – удвоил свои угодья. В принципе, я тоже не прогадал – мне же не только «УАЗ» достался, но и Терминатор (робот берег энергию накопителей, и не бежал следом, а ехал в кунге «Урала»).

– Что делать думаешь, Саня? – громко спросил Кузьмич, держа свой «Зиг-Зауэр» между колен. – Чем займешься?

– А я еще в фармбоя не наигрался, – усмехнулся я. – Думаю для начала ферму завести. Только чтоб недалеко от Ново… э-э… от Нового Киева.

– Нормально! – оценил Бунша. – В тех местах есть несколько брошенных ферм, можешь любую занимать. Только их не зря бросили – слишком много желающих нашлось, чтобы заявиться и стребовать урожай.

– Да ради бога! – фыркнул я. – У меня в багажнике четыре ящика патронов, три «калаша» и РПК. Так что милости просим!

Кузьмич захохотал, его смех подхватили Эдик с Димоном, а после Бунша спросил:

– А возьмешь меня фармбоем?

– А чего ж? Надо ж кому-то сельское хозяйство поднимать!

– И я! – сказал Губошлеп.

– Точно? – чуть повернул я голову. – Попахать придется!

– Точно! – тряхнул головой Димон.

– Беру!

– А меня? – встрепенулся Лахин.

– Да куда ж без тебя…

Тут уж засмеялись все разом – легко нам было, весело, воля и дорога будоражили кровь. Мотор бодро урчал, легкий ветерок доносил запахи леса – то сладкой гнили, то терпкой горечи.

Хорошо!