Глава 13
Цитадель
Сборы были коротки, но я не допустил, чтобы они прошли впопыхах. Когда подгоняешь всех, лишь бы быстрее, быстрее, а потом оказывается, что самое нужное забыто, зато полный вагон лишнего барахла.
На ферме никто не ходил, все бегали, взбудораженные и до сих пор не верящие в то, что они – они! – одолели врага.
Сегундо молодец, сразу всех настрополил, построил и раздал задания – вы чините ворота и двери, вы – заделываете окна, и так далее.
Трупы бандюков грузили на «КамАЗ», чтобы потом вывезти и подкормить вилофитов, а вот своим павшим пришлось строгать доски на гробы. Расширилось здешнее кладбище…
Хоронили на старой ферме, где дом, похожий на блиндаж, сгорел, зато крепкий частокол остался. Иначе ритуал не соблюсти – здешние зверушки разроют любую могилу.
С другой стороны, и трофеи фармбоям перепали знатные – одного оружия сколько!
И автоматы, и пулеметы, и «граники». Один РПГ я прихватил с собой – пригодится в хозяйстве.
При обыске с убитых бандосов снимали не только огнестрелы, но и по карманам рылись, изымая наличность.
– Глянь! – похвастался мне Димон, вытаскивая тощую пачку. – По сотне каждому вышло!
– Да ну?
Я пригляделся – и не поверил. Всмотрелся внимательней – да нет, ошибки не было. Резаный перебирал в руке советские деньги!
Синие пятерки, зеленые трешки, красные десятки. Нет, я знал, что на Манге такие были в ходу у первопоселенцев, но что и теперь то же самое…
– Такие у них лавэ! – хохотнул Губошлеп. – Прикинь?
Эдик принес мне мою долю и сказал:
– Это еще от сов… э-э… от первопоселенцев. А что? Деньгикак деньги. Их еще много в запасе, нужно-то немного совсем, на Манге все дешево. Да и зарплаты не сказать, что высоки. Фармбой или, там, лесоруб получает по тридцать рублей в месяц. Бригадиры – по сорок. У нефтяников до пятидесяти доходит. Жить можно. Держи!
Хмыкнув, я принял свою сотню – четыре лиловых «четвертных», банкнот по двадцать пять рублей номиналом.
– Готов, товарищ Лахин?
– Всегда готов!
– Поехали.
Носилки с Саулом осторожно занесли в кунг через задние двери, через них же погрузили и робота. Федор ничего не сказал – видел, как Терминатор нас прикрыл. А Саулу было не до нас – температура поднялась.
– Все, – сказал я, – выезжаем.
Запрыгнув в кабину «Урала», я завел двигатель, прогрел его маленько и тронулся. Кажется, никто и не заметил нашего отъезда.
А я посмотрел на карту – это был листок, вырванный из тетради, где я нарисовал приметы пути.
Сейчас надо было ехать до северного берега Горячего озера, а там свернуть и двигаться по течению вытекавшего из водоема Парящего ручья – Саул все подробно растолковал. Я, правда, не был уверен, что не ошибусь по дороге, но это ничего – кунг за спиной. Спрошу, в случае чего.
Дорога даже радовала меня – однообразие утомляет, а тут что-то новое увидишь.
Мне простительно, что я не возводил глаза к потолку, как Лахин, с придыханием говоря о Цитадели. Для меня это было всего лишь целью пути, а вот «новые мангиане», вроде Федора или Эдика, проживших в этом мире лет пять, относились к нашей поездке совсем иначе. Для них это было экспедицией за Святым Граалем.
Я спешил, но старался особо не газовать, а то еще Саула растрясет. Впрочем, дорога была более-менее ровной.
Ну, как дорога… Километра два после плантации колея еще виднелась, а потом я покатил по лесу. Лес был светел, деревья будто разошлись, уступая место друг другу, так, чтобы солнца хватило всем.
Земля была плотная, словно утоптанная, и на ней ничего не росло, кроме деревьев – эти лесные великаны окропляли почву натуральными гербицидами, чтобы ни с кем не делиться полезными веществами.
Горячее озеро мне не показалось – вода в нем была серая от массы пузырьков, а над мелкими волнишками колыхались испарения. Тот же пар шел и от ручья.
Не знаю уж, насколько вода в нем была горяча, но по берегам Парящего ничего не росло. Даже кустарники отступали от воды метров на пять. Чем не дорога?
Километров шестьдесят в час я держал. Теперь лишь бы до трассы добраться, до Ламинированного шоссе, как ее Саул именовал – с большой буквы. Трасса тянулась километров триста, до самых гор, пробивала их туннелем и выводила прямо к Цитадели – та располагалась у подножия, на западном склоне хребта.
Ага! Еще одна примета! Парящий ручей растекался на два русла, а разделяла их слоистая скала с корявым древолистом на верхушке. Во, вцепился… Всю скалу оплел корнями, пока до земли и воды не добрался. Та-ак… Объезжаем… Здесь должен быть брод.
Вот он. Ручей разлился широко и мелко, воды по щиколотку.
Взревывая, грузовик одолел водную преграду и выехал… Та-ак… Тут должно быть Сухое болото.
Кажется, это оно и есть – лужи кругом, а земля рыхлая… Не земля это – ил. Недаром махи так хорошо растут на осушенных топях! Жратвы для корней полно, расти и радуйся…
Так я и гнал до самого обеда. Если бы я ошибся хоть раз, не туда свернув, мы бы просто завязли в дебрях или уткнулись в тупик среди скал, но карта пока не врала. Ну, и мои надежды оправдались полностью, с избытком даже – «Урал» проезжал мимо всяческих достопримечательностей, как туристический автобус.
После Сухого болота я вывернул в широкую долину, окаймленную грядами скал. По долине важно шествовали громадные гиппозавры. Они ступали с тяжеловесным достоинством, а вокруг вертелись поджарые твари с жабьими пастями, переполненными острейшими зубами.
Гиппозавры устрашающе мычали и клонили головы с рогами по кругу. «Жабы» отскакивали и снова лезли, алча мясца детенышей, жавшихся к крупногабаритным мамашам. Один из самцов не стерпел и неожиданно резко покинул строй. Жаборотый зазевался – передние ноги гиппозавра вдавили хищника в каменистую землю, как прессом. Готов.
Долину мы пересекли по-быстрому юркнув между мерно шагавших бегемотин. Проехали ущельем и вывернули к целому каскаду водопадов.
Их было видно на километр вверх – десятки белопенных лавин воды, стекавшей по скалистому руслу. Брода здесь не было, дно реки пряталось в каньоне, на глубине десятка метров, но дорогу Саул указал точно – мы проехали как бы под водопадом, между льющейся стеной маслянисто блестевшей влаги и уступом, с которого она падала. Уступ нависал неровным козырьком, прикрывая нас сверху, а под колесами лежал ровный, выглаженный течением камень.
Было очень влажно, водяная пыль реяла в воздухе, так что пришлось включить дворники. Грохот водопада приглушил шум мотора, давил на психику, но спешить было нельзя – чуть вильнешь к переливчатой водяной завесе, и не удержишь машину, сверзишься вниз, в клокочущие жернова реки.
А водопад, хоть и не потрясал особенной высотой, был широк, как сброс на крупной ГЭС, – я вздохнул с облегчением, когда выехал на свет из колышущейся, ревущей и грохочущей полутьмы.
Дорога, вернее, направление вывело меня к огромным холмам, даже к сопкам, за которыми ветер покачивал плоские кроны деревьев. Я думал, что они растут на противоположном от нас склоне, а оказалось, что холмы были безлесными – деревья поднимались со дна долины, вырастая метров на двести – двести пятьдесят.
Перевалив седловину, я повел «Урал» вниз, в этот волшебный лес. Стволы в два обхвата лишь вблизи казались толстыми. Стоило глянуть вверх и оценить высоту деревьев, как приходило иное сравнение – с тростинками.
Кроны разрывчато смыкались далеко вверху, погружая все в приятный зеленоватый полумрак. Прямые и голые, стволы уходили строго по вертикали. Чудилось, что грузовик едет по бесконечному залу иноземного дворца, змейкой крутясь среди высоченных колоннад.
Землю усыпал толстый слой хвои, поэтому слыхать было лишь рокот двигателя. Иногда зеленистые сумерки рассеивал золотой луч, пробившийся в редкий прогал, и макушки смыкались снова, погружая лес в торжественную тишину.
Было даже немного стыдно нарушать ее рыком и воем.
Выехал я правильно, выдерживая курс, и ошибся всего метров на пятьдесят, взяв к востоку от очередной приметы – обточенной ветром и дождем скалы с двумя верхушками, поразительно похожей на католический храм где-нибудь в Мексике – я видел такие на фотках.
Скала поднималась у начала обширного лавового поля – в той же Мексике такие места называют «мальпаис».
Никакого вулкана я не заметил поблизости, зато извергнутой лавы было вдоволь – мальпаис поднимался метров на тридцать в высоту, стелясь толстыми слоями, словно небрежно сложенный торт, только невзрачного серого цвета, как слоновья шкура.
Иные прослойки темнели чернотой с лиловым отливом, а кое-где тускло отсвечивали натеки вулканического стекла, желтого с темно-коричневым.
Поверхность мальпаиса была ровной, если не замечать едва заметных перепадов, гребней и бугров, и на него было бы нетрудно заехать, но Саул не зря предостерегал меня от такого неразумного шага. Сложность даже не в том, что поверху тянутся глубокие трещины, а под каменными пузырями, тонкими, как яичная скорлупа, таятся губительные колодцы. Причина тут другая – лава только издали кажется гладкой. На самом-то деле она вся в каменных колючках, зубьях, лезвиях – любую подошву сносишь за несколько часов, а шины порвешь до самого корда.
Так что надо было пробираться понизу, через разломы и лавовые туннели. Весь мальпаис был расколот на части, как пирог, порезанный на куски, но лишь одна расщелина пересекала его насквозь, все остальные лишь заводили в тупики.
Чтобы пройти по этому лабиринту, я рулил, держа листок с «картой» в руке. Рулил, не торопясь, аккуратно вписываясь в повороты, проезжая под нависавшими арками, минуя темные проходы, широкие, как туннель метро – это лава «строила» подобные «трубы», края остывали, а жидкий каменный расплав, исторгнутый из недр, сливался, растекаясь на десятки километров, образуя первый слой мальпаиса.
Края разлома то задирались на высоту пятиэтажного дома, ужимая небо до индиговой ленточки, то расширялись в небольшие полянки, где росла трава и даже деревья. Видать, тут лава встретила препятствие в виде скалы и обтекла ее, обнося живой пятачок раскаленной массой.
Ближе к середине лавового поля я еще больше сбросил скорость и вскоре увидел особую примету – довольно большое круглое озеро. Вода в нем ярко голубела, рождая подозрения – небось, какая-нибудь вулканическая химия ее расцветила, уж больно живописна.
Озеро было окаймлено все теми же слоистыми стенами застывшей лавы, а с левого края вдоль воды тянулся галечный пляж вполне достаточной ширины – «Урал» проедет.
Но Саул трижды проговорил мне насчет ма-аленьких секретиков озера. Так что лучше обождать.
Затормозив на возвышении, подальше от воды, я стал ждать, заодно отдыхая – считай, все утро в дороге. Даже глаза закрыл, словно подремать собрался.
Минут через пять я ощутил слабый толчок и гул. Гул усиливался, и вот посередине озера вздулся огромный купол воды. Лопнул, извергая белопенные гейзеры, опал, но тут же поверхность заволновалась снова, вспучилась, заходила водоворотами.
Волны метровой высоты разошлись, накатываясь на узкий бережок, и тут уж все озеро вскипело, заходило, словно сильнейшая буря перемешивала его воды. Уровень стремительно рос, озеро поднялось на два человеческих роста, и я покачал головой. Что было бы, если бы я рискнул проехать? А ничего.
И машину бы утопил, и Саула… Да всех!
– Какой же я умный!
Бурление в озере утихло, волны, гулявшие от берега к берегу, перестали колошматить о скалы. Только грязная пена плавала кругами, да время от времени булькотели пузыри.
Вода уходила, сливаясь через проход в скалах, и вскоре показался пляжик. Он еще был залит где-то человеку по колено, но я не стал ждать – выжал сцепление и тронулся.
Разгребая колесами мелкую воду, «Урал» обогнул озеро и съехал по мокрому скату, источенному желобами, по которым опорожнялось озеро.
Дальше было просто – разлом в лавовом поле пролегал прямо, как разруб, и вывел меня в микропустыню. Круг или овал в километр поперечником был усыпан крупнозернистым песком, сложившимся в барханы.
А за этими Кара-Кумами возвышалась весьма заметная примета – исполинская башня, метров триста в высоту.
Даже не башня, а квадратная платформа, вознесенная на могучих решетчатых фермах. Что там находилось, на той платформе, снизу не увидишь. Может, там какие-нибудь… эти… флаеры. Или глайдеры. Или еще что летучее на антигравах.
А может, там просто гладкая площадка. Фиг его знает…
«Урал» проехал между колоссальных стоек, отливавших металлом, я сверился с компасом и осторожно направил машину в гущу кустарника.
Зеленые колючие плети натягивались и лопались, трещали под колесами, а потом вдруг – раз! – и грузовик выкатился на шоссе.
Ламинированное шоссе.
Только теперь я понял, почему его так назвали. Дорога была широкой, метров двадцать пять в ширину, и залита чем-то стекловидным – прозрачный пласт на глубину штыка лопаты покрывал раковистый, пористый грунт, выглаженный и пропеченный.
Притормозив, я остановился и выбрался из кабины. Устал.
Пусть меняют. Обойдя «Урал», я отпер дверь в кунг и заглянул внутрь.
– Привет! Саул, как ты?
– Жив… – донесся слабый ответ.
– Все путем, мы уже на Ламинированном шоссе! Федь, смени меня, ладно?
– Не вопрос, – кивнул охранник и покинул кунг.
А я со всеми удобствами расположился на койке и ноги свесил.
Кузьмич задумчиво чесал в бороде, Эдик прилип к окну, а Саул то в потолок глядел сосредоточенно, то на меня косился. «Урал» качнулся и поехал – плавно, безо всякой тряски, не шатаясь даже. Дорога – зеркало! При этом стекломасса под колесами не скользила, держала шины. Я усмехнулся: вот теперь точно, как на туристическом автобусе!
Усталость моя прошла, я бездумно пялился за окно, где мелькали деревья и скалы, блестели речушки, распахивались просторы лугов, на которых паслись невиданные ранее звери – длинношеие, покрупнее буффалодонов. Они тяжеловесно перемещались, колыхая отвисшими зобами, а их маленькие головы скрывались в кронах деревьев, то и дело вздрагивавших, – видать, зверюги трапезничать изволили.
– Это пантотерии, – развеял тьму моего незнания Эдик. – А вон там, видишь? Такие, как черепахи? Это панцирники.
– A-а, вижу…
В высокой траве, выгрызая себе обед, ползали здоровенные твари, смахивавшие на черепах или, скорее, броненосцев. Костяной панцирь покрывал их сверху, а голову защищало что-то вроде шлема с гребнем. Однако панцирник не полагался исключительно на броню – за животным волочился толстый хвост с булавой на конце. Как съездит такой по «Уралу», и капремонт не поможет…
Дорога была до того гладкой, что меня поневоле укачало. Так я и задремал.
– Подъезжаем!
Возбужденный голос Лахина разбудил меня. Я потянулся, протер глаза и уставился в окно. Горы приблизились вплотную.
Дорога, как и раньше, была прямой, как натянутая струна, и упиралась в отвесный склон, обрезанный, будто ножом, уходя под полукруглую арку.
Федор сбавил скорость и включил фары. «Урал» въехал в туннель и покатил дальше.
В кунге стало темно, а за окном ничего не мелькало, сплошная стена, вогнутая и облицованная серым.
Туннель пронизывал всю гору Вот стало светлеть понемногу, Федя газанул – и грузовик выехал по ту сторону хребта.
– Вот она! – благоговейно сказал Эдик, приникая к окну.
– Цитадель! – выдохнул Бунша.
А Саул ничего не сказал, только растянул губы в беззубой улыбке.
