Книга: А.С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 10
Назад: 1836
Дальше: ПРИПИСЫВАЕМОЕ ПУШКИНУ

685. А. А. ФУКС

 

 

20 февраля 1836 г.
Из Петербурга в Казань.

 

Милостивая государыня
Александра Андреевна,

 

Я столько перед Вами виноват, что не осмеливаюсь и оправдываться. Недавно возвратился я из деревни и нашел у себя письмо, коим изволили меня удостоить. Не понимаю, каким образом мой бродяга Емельян Пугачев не дошел до Казани, место для него памятное; видно, шатался по сторонам и загулялся по своей привычке. Теперь граф Апраксин снисходительно взялся доставить к Вам мою книгу. При сем позвольте мне, милостивая государыня, препроводить к Вам и билет на получение «Современника», мною издаваемого. Смею ли надеяться, что Вы украсите его когда-нибудь произведениями пера Вашего?
Свидетельствую глубочайшее мое почтение любезному, почтенному Карлу Федоровичу, поручая себя Вашей и его благосклонности.
Честь имею быть с глубочайшим почтением и совершенною преданностию,
милостивая государыня,
Вашим
покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

СПб.

 

20 февр. 1836.

 

686. П. П. КАВЕРИНУ

 

 

Февраль 1836 г. (?)
В Петербурге.

 

Mille pardons, mon cher Kaverine, si je vous fais faux bond — une circonstance imprévue me force à partir de suite.

 

687. С. Д. НЕЧАЕВУ

 

 

Июнь 1827 г. — февраль (?) 1836 г.
В Петербурге.

 

Возвратите мне, любезный Сергей Дмитриевич, не посылку, но письмо: я забыл в нем сказать нужное. Когда в путь?

 

А. Пушкин.

 

688. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

 

 

Февраль — начало марта 1836 г.
В Петербурге.

 

Я не очень здоров — и занят. Если вы сделаете мне милость ко мне пожаловать с г. Сахаровым, то очень меня обяжете. Жду вас с нетерпением.

 

А. П.

 

689. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

 

 

Февраль — начало марта 1836 г.
В Петербурге.

 

Объявление готов поместить какое будет лишь вам по сердцу. Для 1 № «Современника» думаю взять «Загадки»; о мифологии еще не читал. На днях возвращу вам рукопись.

 

690. В. Д. СУХОРУКОВУ

 

 

14 марта (?) 1836 г.
Из Петербурга в Пятигорск.

 

Любезнейший Василий Дмитриевич,

 

Пишу к вам в комнате вашего соотечественника, милого молодого человека, от которого нередко получаю об вас известия. Сейчас сказал он мне, что вы женились. Поздравляю вас от всего сердца, желаю вам счастья, которое вы заслуживаете по всем отношениям. Заочно кланяюсь Ольге Васильевне и жалею, что не могу высказать ей всё, что про вас думаю, и всё, что знаю прекрасного.
Писал ли я вам после нашего разлучения в Арзерумском дворце? Кажется, что не писал; простите моему всегдашнему недосугу и не причисляйте мою леность к чему-нибудь иному. Теперь поговорим о деле. Вы знаете, что я сделался журналистом (это напоминает мне, что я не послал вам «Современника»; извините, — постараюсь загладить мою вину). Итак, сделавшись собратом Булгарину и Полевому, обращаюсь к вам с удивительным бесстыдством и прошу у вас статей. В самом деле, пришлите-ка мне что-нибудь из ваших дельных, добросовестных, любопытных произведений. В соседстве Бештау и Эльбруса живут и досуг и вдохновение. Между тем и о цене (денежной) не худо поговорить. За лист печатный я плачу по 200 руб. — Не войдем ли мы и в торговые сношения.
Простите; весь ваш
А. П.

 

14 марта 1836.

 

СПб.

 

691. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

 

 

Конец февраля — первая половина марта 1836 г.
В Петербурге.

 

Весьма и весьма доволен и благодарен. Если в неделю можно будет отпечатать по пяти листов, то это славно — и дело наше в шляпе. Корректуру «Путешествия» прикажите, однако, присылать ко мне. Тут много ошибок в рукописи. Что ваша повесть «Зизи»? Это славная вещь.

 

А. П.

 

692. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

 

 

Около (не ранее) 17 марта 1836 г.
В Петербурге.

 

Ура! наша взяла. Статья Козловского прошла благополучно; сейчас начинаю ее печатать. Но бедный Тургенев!.. все политические комеражи его остановлены. Даже имя Фиески и всех министров вымараны; остаются одни православные буквы наших русских католичек да дипломаток. Однако я хочу обратиться к Бенкендорфу — не заступится ли он? Ты мне говорил о своих стихах к Потоцкой: получил ли ты их? по крайней мере не вспомнишь ли их?

 

А. П.

 

693. М. А. ДОНДУКОВУ-КОРСАКОВУ

 

 

18 марта 1836 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
князь Михаил Александрович,

 

Пользуясь позволением, данным мне Вашим сиятельством, осмеливаюсь прибегнуть к Вам с покорнейшею просьбою.
Цензурный комитет не мог пропустить «Письма из Парижа» как статью, содержащую политические известия: для разрешения оной позволите ли, милостивый государь, обратиться мне к графу Бенкендорфу? или прикажете предоставить сие комитету?
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть,
Милостивый государь,
Вашего сиятельства
покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

18 марта 1836.

 

СПб.

 

694. А. Л. КРЫЛОВУ

 

 

20 — 22 марта 1836 г.
В Петербурге.

 

(Черновое)

 

Милостивый государь
Александр Лукич,

 

Князь М. А. Корсаков писал мне, что «Письма из Парижа» будут рассмотрены в высшем комитете. Препровождаю их к Вам; одно замечание: «Письма из Парижа» Тургенева печатаются в «Московском наблюдателе» не как статьи политические, а литературные.

 

695. А. ЖОБАРУ

 

 

24 марта 1836 г.
Из Петербурга в Москву.

 

Monsieur, j’ai reçu avec un véritable plaisir votre charmante traduction de l’ode à Luculle et la lettre si flatteuse qui l’accompagne. Vos vers sont aussi jolis qu’ils sont malins, ce qui est beaucoup dire. S’il est vrai, comme vous le dites dans votre lettre, qu’on ait voulu légalement constater que vous aviez perdu l’esprit, il faut convenir, que depuis vous l’avez diablement retrouvé!
La bienveillance que vous paraissez me porter et dont je suis fier, m’autorise à vous parler en pleine confiance. Dans votre lettre à M-r le ministre de 1’Instruction publique, vous semblez disposé à imprimer votre traduction en Belgique en y joignant quelques notes nécessaires, dites-vous, pour l’intelligence du texte: j’ose vous supplier, Monsieur, de n’en rien faire. Je suis fâché d’avoir imprimé une pièce que j’ai écrite dans un moment de mauvaise humeur. Sa publication a encouru le déplaisir de quelqu’un dont l’opinion m’est chère et que je ne puis braver sans ingratitude et sans folie. Soyez assez bon pour sacrifier le plaisir de la publicité à l’idée d’obliger un confrère. Ne faites pas revivre avec l’aide de votre talent une production qui sans cela tombera dans l’oubli qu’elle mérite. J’ose espérer que vous ne me refuserez pas la grâce que je vous demande, et vous prie de vouloir bien recevoir l’assurance de ma parfaite considération.
J’ai l’honneur d’être, Monsieur, Votre très humble et très obéissant serviteur.
A. Pouchkine.

 

24 Mars 1836.

 

St.-Pétersbourg.

 

696. С. Н. ГЛИНКЕ

 

 

Около (не позднее) 26 марта 1836 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
Сергей Николаевич,

 

Искренно благодарю Вас за любезное письмо Ваше (извините галлицизм). «Современник» мой еще не вышел — а выйдет со временем, Вы первый его получите.
Как адресовать письма к Федору Николаевичу?
Весь Ваш
А. Пушкин.

 

697. В. А. ДУРОВУ

 

 

17 и 27 марта 1836 г.
Из Петербурга в Елабугу.

 

Милостивый государь
Василий Андреевич,

 

Очень благодарю Вас за присылку записок и за доверенность, Вами мне оказанную. Вот мои предположения: 1) Я издаю журнал: во второй книжке оного (т. е. в июле месяце) напечатаю я «Записки о 12 годе» (все или часть их) и тотчас перешлю Вам деньги по 200 р. за лист печатный. II) Дождавшись других записок брата Вашего, я думаю соединить с ними и Записки о 12 годе; таким образом книжка будет толще и, следственно, дороже.
Полные «Записки», вероятно, пойдут успешно после того, как я о них протрублю в своем журнале. Я готов их и купить, и напечатать в пользу автора — как ему будет угодно и выгоднее. Во всяком случае будьте уверены, что приложу всё возможное старание об успехе общего дела.
Братец Ваш пишет, что летом будет в Петербурге. Ожидаю его с нетерпением. Прощайте, будьте счастливы и дай бог Вам разбогатеть с легкой ручки храброго Александрова, которую ручку прошу за меня поцеловать.
Весь Ваш
А. Пушкин.

 

17 марта 1836.

 

СПб.

 

Сейчас прочел переписанные «Записки»: прелесть! живо, оригинально, слог прекрасный. Успех несомнителен.

 

27 марта.

 

698. ДЖОРДЖУ БОРРО

 

 

Конец октября 1835 г. — март 1836 г.
В Петербурге.

 

Александр Пушкин с глубочайшей благодарностью получил книгу господина Борро и сердечно жалеет, что не имел чести лично с ним познакомиться.

 

699. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

 

 

Начало апреля 1836 г.
В Петербурге.

 

У меня в 1 № не будет ни одной строчки вашего пера. Грустно мне; но времени нам недостало — а за меня приятели мои дали перед публикой обет выдать «Современник» на Фоминой.
Думаю 2 № начать статьею вашей, дельной, умной и сильной — и которую хочется мне наименовать «О вражде к просвещению»; ибо в том же № хочется мне поместить и разбор «Постоялого двора» под названием «О некоторых романах». Разрешаете ли вы?
О Сегиеле, кажется, задумалась цензура. Но я не очень им доволен — к тому же как отрывок он в печати может повредить изданию полного вашего произведения.
Я еду во вторник. Увижу ли вас дотоле?
Весь ваш
А. П.

 

Разговор недовольных не поместил я потому, что уже сцены Гоголя были у меня напечатаны — и что вы могли друг другу повредить в эффекте.

 

700. М. А. ДОНДУКОВУ-КОРСАКОВУ

 

 

6 апреля 1836 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
князь Михаил Александрович,

 

Осмеливаюсь обратиться к Вашему сиятельству с покорнейшею просьбою.
Конечно, я не имею права жаловаться на строгость цензуры: все статьи, поступившие в мой журнал, были пропущены. Но разрешением оных обязан я единственно благосклонному снисхождению Вашего сиятельства, ибо цензор, г. Крылов, сам от себя не мог решиться их пропустить. Чувствуя в полной мере цену покровительства, Вами мне оказанного, осмеливаюсь, однако ж, заметить, во-первых, что мне совестно и неприлично поминутно беспокоить Ваше сиятельство ничтожными запросами, между тем как я желал бы пользоваться правом, Вами мне данным, только в случаях истинно затруднительных и в самом деле требующих разрешения высшего начальства; во-вторых, что таковая двойная цензура отымает у меня чрезвычайно много времени, так что мой журнал не может выходить в положенный срок. Не жалуюсь на излишнюю мнительность моего цензора; знаю, что на нем лежит ответственность, может быть не ограниченная Цензурным уставом; но осмеливаюсь просить Ваше сиятельство о дозволении выбрать себе еще одного цензора: дабы таким образом вдвое ускорить рассматривание моего журнала, который без того остановится и упадет.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть,
милостивый государь,
Вашего сиятельства
покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

6 апреля 1836.

 

СПб.

 

701. М. П. ПОГОДИНУ

 

 

14 апреля 1836 г.
Из Михайловского в Москву.

 

Милостивый государь
Михайло Петрович,

 

Пишу к Вам из деревни, куда заехал вследствие печальных обстоятельств. Журнал мой вышел без меня, и вероятно Вы его уж получили. Статья о Ваших афоризмах писана не мною, и я не имел ни времени, ни духа ее порядочно рассмотреть. Не сердитесь на меня, если Вы ею недовольны. Не войдете ли Вы со мною в сношения литературные и торговые? В таком случае прошу от Вас объявить без обиняков Ваши требования. Если увидите Надеждина, благодарите его от меня за «Телескоп». Пошлю ему «Современник». Сегодня еду в Петербург. А в Москву буду в мае — порыться в архиве и свидеться с Вами.
Весь Ваш А. П.

 

14 апр.

 

Михайловское.

 

702. Н. М. ЯЗЫКОВУ

 

 

14 апреля 1836 г.
Из Голубова в Языково.

 

Отгадайте, откуда пишу к Вам, мой любезный Николай Михайлович? из той стороны

 

— где вольные живали etc.

 

где ровно тому десять лет пировали мы втроем — Вы, Вульф и я; где звучали Ваши стихи, и бокалы с Емкой, где теперь вспоминаем мы Вас — и старину. Поклон Вам от холмов Михайловского, от сеней Тригорского, от волн голубой Сороти, от Евпраксии Николаевны, некогда полувоздушной девы, ныне дебелой жены, в пятый раз уже брюхатой, и у которой я в гостях. Поклон Вам ото всего и ото всех Вам преданных сердцем и памятью!
Алексей Вульф здесь же, отставной студент и гусар, усатый агроном, тверской Ловлас — по прежнему милый, но уже перешагнувший за тридцатый год. Пребывание мое во Пскове не так шумно и весело ныне, как во время моего заточения, во дни, как царствовал Александр; но оно так живо мне Вас напомнило, что я не мог не написать Вам несколько слов в ожидании, что и Вы откликнетесь. Вы получите мой «Современник»; желаю, чтоб он заслужил Ваше одобрение. Из статей критических моя одна: о Кониском. Будьте моим сотрудником непременно. Ваши стихи: вода живая; наши — вода мертвая; мы ею окатили «Современника». Опрысните его Вашими кипучими каплями. Послание к Давыдову — прелесть! Наш боец чернокудрявый окрасил было свою седину, замазав и свой белый локон, но после Ваших стихов опять его вымыл — и прав. Это знак благоговения к поэзии. Прощайте — пишите мне, да кстати уж напишите и к Вяземскому ответ на его послание, напечатанное в «Новоселье» (помнится) и о котором Вы и слова ему не молвили. Будьте здоровы и пишите. То есть: Живи и жить давай другим.
Весь Ваш А. П.

 

14 апр.

 

Пришлите мне, ради бога, стих об Алексее божием человеке и еще какую-нибудь легенду. Нужно.

 

703. А. А. КРАЕВСКОМУ

 

 

Около 20 апреля 1836 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
Александр Андреевич

 

Вчера был я у Вас и не имел удовольствия застать Вас дома. Завтра явлюсь к Вам поутру. Не имею слов для изъяснения глубочайшей моей благодарности — Вам и князю Одоевскому. До свидания.

 

Весь ваш А. П.

 

704. А. Н. МОРДВИНОВУ

 

 

28 апреля 1836 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
Александр Николаевич,

 

Спешу препроводить к Вашему превосходительству полученное мною письмо. Мне вручено оное тому с неделю, по моему возвращению с прогулки, оно было просто отдано моим людям безо всякого словесного препоручения неизвестно кем. Я полагал, что письмо доставлено мне с Вашего ведома.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть,
милостивый государь,
Вашего превосходительства
покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

28 апр. 1836.

 

СПб.

 

705. М. А. ДОНДУКОВУ-КОРСАКОВУ

 

 

Вторая половина (после 18) апреля 1836 г.
В Петербурге.

 

(Черновое)

 

Письмо, коего Ваше сиятельство удостоили меня, и статью о взятии Дрездена имел я счастие получить.
Хотя цензура и не могла допустить к печати оправдание генерала Давыдова, — тем не менее, милостивый государь, благодарен я Вашему сиятельству за внимание, коим изволили почтить мою покорнейшую просьбу.
С глубочайшим почтением
и совершенной преданностию

 

706. Н. Н. ПУШКИНОЙ

 

 

4 мая 1836 г.
Из Москвы в Петербург.

 

4 мая. Москва, у Нащокина — противу
Старого Пимена, дом г-жи Ивановой.

 

Вот тебе, царица моя, подробное донесение: путешествие мое было благополучно, 1-го мая переночевал я в Твери, а 2-го ночью приехал сюда. Я остановился у Нащокина. Il est logé en petite maîtresse . Жена его очень мила. Он счастлив и потолстел. Мы, разумеется, друг другу очень обрадовались и целый вчерашний день проболтали бог знает о чем. Я успел уже посетить Брюллова. Я нашел его в мастерской какого-то скульптора, у которого он живет. Он очень мне понравился. Он хандрит, боится русского холода и прочего, жаждет Италии, а Москвой очень недоволен. У него видел я несколько начатых рисунков и думал о тебе, моя прелесть. Неужто не будет у меня твоего портрета, им писанного? невозможно, чтоб он, увидя тебя, не захотел срисовать тебя; пожалуйста, не прогони его, как прогнала ты пруссака Криднера. Мне очень хочется привезти Брюллова в Петербург. А он настоящий художник, добрый малый, и готов на всё. Здесь Перовский его было заполонил; перевез к себе, запер на ключ и заставил работать. Брюллов насилу от него удрал. Домик Нащокина доведен до совершенства — недостает только живых человечиков. Как бы Маша им радовалась! Вот тебе здешние новости. Окулова, долгоносая певица, вчера вышла за вдовца Дьякова. Сестра ее Варвара сошла с ума от любви. Она была влюблена и надеялась выйти замуж. Надежда не сбылась. Она впала в задумчивость, стала заговариваться. Свадьба сестры совершенно ее помутила. Она убежала к Троице. Ее насилу поймали и увезли. Мне очень жаль ее. Надеются, что у ней белая горячка, но вряд ли. Видел я свата нашего Толстого; дочь у него также почти сумасшедшая, живет в мечтательном мире, окруженная видениями, переводит с греческого Анакреона и лечится омеопатически. Чаадаева, Орлова, Раевского и Наблюдателей (которых Нащокин называет les treize ) еще не успел видеть. С Наблюдателями и книгопродавцами намерен я кокетничать и постараюсь как можно лучше распорядиться с «Современником». — Вот является Нащокин, и я для него оставляю тебя. Целую и благословляю тебя и ребят. Кланяюсь дамам твоим. Здесь говорят уже о свадьбе Marie Wiazemsky — я секретничаю покамест. Прости — мой друг — целую тебя еще раз.

 

707. Н. Н. ПУШКИНОЙ

 

 

6 мая 1836 г.
Из Москвы в Петербург.

 

Вот уж три дня как я в Москве, и всё еще ничего не сделал: архива не видал, с книгопродавцами не сторговался, всех визитов не отдал, к Солнцевым на поклонение не бывал. Что прикажешь делать? Нащокин встает поздно, я с ним забалтываюсь — глядь, обедать пора, а там ужинать, а там спать — и день прошел. Вчера был у Дмитриева, у Орлова, Толстого; сегодня собираюсь к остальным. Поэт Хомяков женится на Языковой, сестре поэта. Богатый жених, богатая невеста. Какие бы тебе московские сплетни передать? что-то их много, да не вспомню. Что Москва говорит о Петербурге, так это умора. Например: есть у вас некто Савельев, кавалергард, прекрасный молодой человек, влюблен он в Idalie Полетику и дал за нее пощечину Гринвальду. Савельев на днях будет расстрелян. Вообрази как жалка Idalie! И про тебя, душа моя, идут кой-какие толки, которые не вполне доходят до меня, потому что мужья всегда последние в городе узнают про жен своих, однако ж видно, что ты кого-то довела до такого отчаяния своим кокетством и жестокостию, что он завел себе в утешение гарем из театральных воспитанниц. Нехорошо, мой ангел: скромность есть лучшее украшение вашего пола. Чтоб чем-нибудь полакомить Москву, которая ждет от меня, как от приезжего, свежих вестей, я рассказываю, что Александр Карамзин (сын историографа) хотел застрелиться из любви pour une belle brune , но что, по счастью, пуля вышибла только передний зуб. Однако полно врать. Пошли ты за Гоголем и прочти ему следующее: видел я актера Щепкина, который ради Христа просит его приехать в Москву прочесть «Ревизора». Без него актерам не спеться. Он говорит, комедия будет карикатурна и грязна (к чему Москва всегда имела поползновение). С моей стороны я то же ему советую: не надобно, чтоб «Ревизор» упал в Москве, где Гоголя более любят, нежели в Петербурге. При сем пакет к Плетневу для «Современника»; коли цензор Крылов не пропустит, отдать в комитет и, ради бога, напечатать во 2 №. Жду письма от тебя с нетерпением; что твое брюхо, и что твои деньги? Я не раскаиваюсь в моем приезде в Москву, а тоска берет по Петербургу. На даче ли ты? Как ты с хозяином управилась? что дети? Экое горе! Вижу, что непременно нужно иметь мне 80 000 доходу. И буду их иметь. Недаром же пустился в журнальную спекуляцию — а ведь это всё равно что золотарство, которое хотела взять на откуп мать Безобразова: очищать русскую литературу есть чистить нужники и зависеть от полиции. Того и гляди что… Чёрт их побери! У меня кровь в желчь превращается. Целую тебя и детей. Благословляю их и тебя. Дамам кланяюсь.

 

708. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

 

 

7 мая 1836 г.
В Москве.

 

Вот в чем дело:
Рязанским губернатором было сделано представление (№ 11 483) касательно пенсии, следующей вдове Степана Савельевича Губанова, губернского землемера. Жена его в крайности и просит ускорить время получения оной пенсии.
Пожалуйста, мой милый, сделай это через Д. В. Дашкова, от которого дело это зависит. Очень обяжешь и Окулова, у которого пишу тебе эту записку и который о том же тебя просит.
А. Пушкин.

 

7 мая.

 

709. Н. Н. ПУШКИНОЙ

 

 

10 мая 1836 г.
Из Москвы в Петербург.

 

Сейчас получил от тебя письмо, и так оно меня разнежило, что спешу переслать тебе 900 р. — Ответ напишу тебе после, теперь покамест прощай. У меня сидит Иван Николаевич.

 

710. Н. Н. ПУШКИНОЙ

 

 

11 мая 1836 г.
Из Москвы в Петербург.

 

Очень, очень благодарю тебя за письмо твое, воображаю твои хлопоты и прошу прощения у тебя за себя и книгопродавцев. Они ужасный моветон, как говорит Гоголь, т. е. хуже нежели мошенники. Но бог нам поможет. Благодарю и Одоевского за его типографические хлопоты. Сказки ему, чтоб он печатал как вздумает — порядок ничего не значит. Что записки Дуровой? Пропущены ли цензурою? они мне необходимы — без них я пропал. Ты пишешь о статье гольцовской. Что такое? кольцовской или гоголевской? — Гоголя печатать, а Кольцова рассмотреть. Впрочем, это неважно. Вчера был у меня Иван Николаевич. Он уверяет, что дела его идут хорошо. Впрочем, Дмитрий Николаевич лучше его это знает. Жизнь моя пребеспутная. Дома не сижу — в архиве не роюсь. Сегодня еду во второй раз к Малиновскому. На днях обедал я у Орлова, у которого собрались московские Наблюдатели, между прочим жених Хомяков. Орлов умный человек и очень добрый малый, но до него я как-то не охотник по старым нашим отношениям; Раевский (Александр), который прошлого разу казался мне немного приглупевшим, кажется опять оживился и поумнел. Жена его собою не красавица — говорят, очень умна. Так как теперь к моим прочим достоинствам прибавилось и то, что я журналист, то для Москвы имею я новую прелесть. Недавно сказывают мне, что приехал ко мне Чертков. Отроду мы друг к другу не езжали. Но при сей верной оказии вспомнил он, что жена его мне родня, и потому привез мне экземпляр своего «Путешествия в Сицилию». Не побранить ли мне его en bon parent ? Вчера ужинал у князя Федора Гагарина и возвратился в 4 часа утра — в таком добром расположении, как бы с бала. Нащокин здесь одна моя отрада. Но он спит до полудня, а вечером едет в клоб, где играет до света. Чаадаева видел всего раз. Письмо мое похоже на тургеневское — и может тебе доказать разницу между Москвою и Парижем. Еду хлопотать по делам «Современника». Боюсь, чтоб книгопродавцы не воспользовались моим мягкосердием и не выпросили себе уступки вопреки строгих твоих предписаний. Но постараюсь оказать благородную твердость. Был я у Солнцевой. Его здесь нет, он в деревне. Она зовет отца к себе в деревню на лето. Кузинки пищат, как галочки. Был я у Перовского, который показывал мне недоконченные картины Брюллова. Брюллов, бывший у него в плену, от него убежал и с ним поссорился, Перовский показывал мне Взятие Рима Гензериком (которое стоит Последнего дня Помпеи), приговаривая: заметь, как прекрасно подлец этот нарисовал этого всадника, мошенник такой. Как он умел, эта свинья, выразить свою канальскую, гениальную мысль, мерзавец он, бестия. Как нарисовал он эту группу, пьяница он, мошенник. Умора. Ну прощай. Целую тебя и ребят, будьте здоровы. Христос с вами.

 

11 мая.

 

711. К. А. ПОЛЕВОМУ

 

 

11 мая 1836 г.
В Москве.

 

Милостивый государь
Ксенофонт Алексеевич,

 

Я не отвечал на последнее письмо Ваше, надеясь лично с Вами увидеться. Книгопродавец Фариков доставил мне книгу, которую сделали Вы мне честь прислать на мое имя. Что касается до «Современника», то Фариков не захотел взять его от меня, переслав Вам его сам от себя. Деньги (275 р.), о которых Вы мне изволите писать, также мне им не доставлены. Покорнейше прошу, если впредь угодно будет Вам иметь дело со мною, ничего не поручать г. Фарикову — ибо он, кажется, человек ненадежный и неаккуратный.
С истинным почтением честь имею быть
Вашим покорнейшим слугою.
А. Пушкин.

 

11 мая.

 

712. Н. Н. ПУШКИНОЙ

 

 

14 и 16 мая 1836 г.
Из Москвы в Петербург.

 

Что это, женка? так хорошо было начала и так худо кончила! Ни строчки от тебя; уж не родила ли ты? сегодня день рождения Гришки, поздравляю его и тебя. Буду пить за его здоровье. Нет ли у него нового братца или сестрицы? погоди до моего приезда. А я уж собираюсь к тебе. В архивах я был и принужден буду опять в них зарыться месяцев на шесть, что тогда с тобою будет? А я тебя с собою, как тебе угодно, уж возьму. Жизнь моя в Москве степенная и порядочная. Сижу дома — вижу только мужеск пол. Пешком не хожу, не прыгаю — и толстею. На днях звал меня обедать Чертков, приезжаю — а у него жена выкинула. Это нам не помешало отобедать очень скучно и очень дурно. С литературой московскою кокетничаю как умею, но Наблюдатели меня не жалуют. Любит меня один Нащокин. Но тинтере мой соперник, и меня приносят ему в жертву. Слушая толки здешних литераторов, дивлюсь, как они могут быть так порядочны в печати и так глупы в разговоре. Признайся: так ли и со мною? право, боюсь. Баратынский, однако ж, очень мил. Но мы как-то холодны друг ко другу. Зазываю Брюллова к себе в Петербург — но он болен и хандрит. Здесь хотят лепить мой бюст. Но я не хочу. Тут арапское мое безобразие предано будет бессмертию во всей своей мертвой неподвижности; я говорю: у меня дома есть красавица, которую когда-нибудь мы вылепим. Видел я невесту Хомякова. Не разглядел в сумерках. Она, как говорил покойный Гнедич, pas un bel femme, но une jolie figurlette . Прощай, на минуту: ко мне входят два буфона. Один майор-мистик; другой пьяница-поэт; оставляю тебя для них.

 

14 мая.

 

Насилу отделался от буфонов — в том числе от Норова. Все зовут меня обедать, а я всем отказываю. Начинаю думать о выезде. Ты уж, вероятно, в своем загородном болоте. Что-то дети мои и книги мои? Каково-то перевезли и перетащили тех и других? и как перетащила ты свое брюхо? Благословляю тебя, мой ангел. Бог с тобою и с детьми. Будьте здоровы. Кланяюсь твоим наездницам. Целую ручки у Катерины Ивановны. Прощай.

 

А. П.

 

Я получил от тебя твое премилое письмо — отвечать некогда — благодарю и целую тебя, мой ангел.

 

16 мая.

 

713. Н. Н. ПУШКИНОЙ

 

 

18 мая 1836 г.
Из Москвы в Петербург.

 

Жена, мой ангел, хоть и спасибо за твое милое письмо, а всё-таки я с тобою побранюсь: зачем тебе было писать: это мое последнее письмо, более не получишь. Ты меня хочешь принудить приехать к тебе прежде 26. Это не дело. Бог поможет, «Современник» и без меня выйдет. А ты без меня не родишь. Можешь ли ты из полученных денег дать Одоевскому 500? нет? Ну, пусть меня дождутся — вот и всё. Новое твое распоряжение, касательно твоих доходов, касается тебя, делай как хочешь; хоть, кажется, лучше иметь дело с Дмитрием Николаевичем, чем с Натальей Ивановной. Это я говорю только dans l’intérêt de M-r Durier et M-me Sichler ; а мне всё равно. Твои петербургские новости ужасны. То, что ты пишешь о Павлове, помирило меня с ним. Я рад, что он вызывал Апрелева. — У нас убийство может быть гнусным расчетом: оно избавляет от дуэля и подвергается одному наказанию — а не смертной казни. Утопление Столыпина — ужас! неужто невозможно было ему помочь! У нас в Москве всё слава богу смирно: бой Киреева с Яром произвел великое негодование в чопорной здешней публике. Нащокин заступается за Киреева очень просто и очень умно: что за беда, что гусарский поручик напился пьян и побил трактирщика, который стал обороняться? Разве в наше время, когда мы били немцев на Красном кабачке, и нам не доставалось, и немцы получали тычки сложа руки? По мне драка Киреева гораздо простительнее, нежели славный обед ваших кавалергардов и благоразумие молодых людей, которым плюют в глаза, а они утираются батистовым платком, смекая, что если выйдет история, так их в Аничков не позовут. Брюллов сейчас от меня. Едет в Петербург скрепя сердце; боится климата и неволи. Я стараюсь его утешить и ободрить; а между тем у меня у самого душа в пятки уходит, как вспомню, что я журналист. Будучи еще порядочным человеком, я получал уж полицейские выговоры и мне говорили: vous avez trompé и тому подобное. Что же теперь со мною будет? Мордвинов будет на меня смотреть, как на Фаддея Булгарина и Николая Полевого, как на шпиона; чёрт догадал меня родиться в России с душою и с талантом! Весело, нечего сказать. Прощай, будьте здоровы. Целую тебя.

 

18.

 

714. П. В. НАЩОКИНУ

 

 

27 мая 1836 г.
Из Петербурга в Москву.

 

Любезный мой Павел Воинович,

 

Я приехал к себе на дачу 23-го в полночь и на пороге узнал, что Наталья Николаевна благополучно родила дочь Наталью за несколько часов до моего приезда. Она спала. На другой день я ее поздравил и отдал вместо червонца твое ожерелье, от которого она в восхищении. Дай бог не сглазить, всё идет хорошо. Теперь поговорим о деле. Я оставил у тебя два порожних экземпляра «Современника». Один отдай князю Гагарину, а другой пошли от меня Белинскому (тихонько от Наблюдателей, NB.) и вели сказать ему, что очень жалею, что с ним не успел увидеться. Во-вторых, я забыл взять с собою твои «Записки»; перешли их, сделай милость, поскорее. В-третьих, деньги, деньги! Нужно их дозареза. —
Путешествие мое было благополучно, хотя три раза чинил я коляску, но слава богу — на месте, т. е. на станции, и не долее 2-х часов en tout .
Второй № «Современника» очень хорош, и ты скажешь мне sa него спасибо. Я сам начинаю его любить и, вероятно, займусь им деятельно. Прощай, будь счастлив в тинтере и в прочем. Сердечно кланяюсь Вере Александровне. Ее комиссий сделать еще не успел. На днях буду хлопотать.

 

27 мая.

 

Вот тебе анекдот о моем Сашке. Ему запрещают (не знаю зачем) просить, чего ему хочется. На днях говорит он своей тетке: Азя! дай мне чаю: я просить не буду.

 

715. Д. В. ДАВЫДОВУ

 

 

20-е числа мая 1836 г.
Из Петербурга в Москву.

 

(Черновое)

 

Я сейчас из Москвы —
Статью о Дрездене не могу тебе прислать прежде, нежели ее не напечатают, ибо она есть цензурный документ. Успеешь наглядеться на ее благородные раны.
Покамест благодарю за позволение — напечатать ее и в настоящем ее виде. А жаль, что не тиснули мы ее во 2-м № «Современника», который будет весь полон Наполеоном? куда бы кстати тут же было заколоть у подножия Вандомской колонны генерала Винценгероде как жертву примирительную! — я было и рукава засучил! Вырвался, проклятый; бог с ним, чёрт его побери.
Вяземский советует мне напечатать «Твои очи» без твоего позволения. Я бы рад, да как-то боюсь. Как думаешь — ведь можно бы — без имени?..
От Языкова жду писем.

 

716. Л. С. ПУШКИНУ

 

 

3 июня 1836 г.
Из Петербурга в Тифлис.

 

Вот тебе короткий расчет нашего предполагаемого раздела:
80 душ и 700 десятин земли в Псковской губернии стоят (полагая 500 р. за душу вместо обыкновенной цены 400 р.)

 

……………………………… — 40 000 р.
Из оных выключается 7-ая часть на отца 5 714
Да 14-ая часть на сестру………… 2 857
Итого…………………………… 8 571 —

 

Отец наш отказался от своей части и предоставил ее сестре.

 

На нашу часть остается разделить поровну 31 429 р.
На твою часть придется 15 715.

 

Прежде сентября месяца мы ничего не успеем сделать.
Напиши, какие у тебя долги в Тифлисе, и если успеешь, то купи свои векселя, покамест кредиторы твои не узнали о твоем наследстве.
Из письма твоего к Николаю Ивановичу вижу, что ты ничего не знаешь о своих делах: твой вексель, данный Болтину, мною куплен, долг Плещееву заплочен (кроме 30 червонцев, о которых он писал ко мне, когда уже отказался я от управления нашим имением). Долг Николаю Ивановичу также заплочен. Из мелочных не заплочен долг Гута. И некоторые другие, которые ты знаешь, говорит мне Николай Иванович.

 

3 июня.

 

Мнение мое: эти 15 000 рассрочить тебе на 3 года. Ибо, вероятно, тебе деньги нужны и ты на получение доходов с половины Михайловского согласиться не можешь. — О положенном тебе отцом буду с ним говорить, хоть это, вероятно, ни к чему не поведет. Отдавая ему имение, я было выговорил для тебя независимые доходы с половины Кистенева. Но, видно, отец переменил свои мысли. Я же ни за что не хочу более вмешиваться в управление или разорение имения отцовского.

 

717. А. А. КРАЕВСКОМУ

 

 

6 июня 1836 г.
В Петербурге.

 

В статье Вяземского о Юлии Кесаре и Наполеоне есть ошибки противу языка в собственных именах. Например: Тарквин вместо Тарквиний, парфы вместо парфяне, Тиверий вместо Тиберий — и другие. Исправьте, сделайте милость, если заметите.

 

6 июня.

 

718. Н. А. ДУРОВОЙ

 

 

Около 10 июня 1836 г.
Из Петербурга в Елабугу.

 

Вот начало Ваших записок. Все экземпляры уже напечатаны и теперь переплетаются. Не знаю, возможно ли будет остановить издание. Мнение мое, искреннее и бескорыстное — оставить как есть. «Записки амазонки» как-то слишком изысканно, манерно, напоминает немецкие романы. «Записки Н. А. Дуровой» — просто, искренне и благородно. Будьте смелы — вступайте на поприще литературное столь же отважно, как и на то, которое Вас прославило. Полумеры никуда не годятся.

 

Весь ваш А. П.

 

Дом мой к Вашим услугам. На Дворцовой набережной, дом Баташева у Прачечного мосту.

 

719. И. И. ДМИТРИЕВУ

 

 

14 июня 1836 г.
Из Петербурга в Москву.

 

Милостивый государь Иван Иванович, возвратясь в Петербург, имел я счастие найти у себя письмо от вашего высокопревосходительства, Батюшка поручил мне засвидетельствовать глубочайшую свою благодарность за участие, принимаемое вами в несчастии, которое нас постигло.
Благосклонный ваш отзыв о «Современнике» ободряет меня на поприще, для меня новом. Постараюсь и впредь оправдать ваше доброе мнение.
Замечание о вашем омониме украсит второй № «Современника» и будет напечатано слово в слово. Ваш Созий не сын Юпитера, и его встреча с вами для него невыгодна во всех отношениях.
Дай бог вам здоровье и многие лета! Переживите молодых наших словесников, как ваши стихи переживут молодую нашу словесность.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь, вашего высокопревосходительства покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

14 июня.

 

СПб.

 

720. И. М. ПЕНЬКОВСКОМУ

 

 

14 нюня 1836 г.
Из Петербурга в Болдино.

 

Возвратясь из Москвы, нашел я у себя письмо Ваше. Надеюсь, что квитанция из московского совета Вами уже получена. Оброка прибавлять не надобно. Если можно и выгодно Кистенево положить на пашню, то с богом. Но вряд ли это возможно будет.
Батюшка намерен нынешний год побывать у вас; но вряд ли сберется. Жить же в Болдине, вероятно, не согласится. Если не останется он в Москве, то, думаю, поселится в Михайловском.
Очень благодарен Вам за Ваши попечения о нашем имении. Знаю, что в прошлом году Вы остановили батюшку в его намерении продать это имение и тем лишить если не меня, то детей моих последнего верного куска хлеба. Будьте уверены, что я никогда этого не забуду.
А. П.

 

 

14 июня 1836 г.

 

СПб.

 

О Михайле и его семье буду к Вам писать.

 

721. Н. И. УШАКОВУ

 

 

Около 14 июня 1836 г.
В Петербурге.

 

(Черновое)

 

Возвратясь из Москвы, имел я честь получить вашу книгу — и с жадностию ее прочел.
Не берусь судить о ней как о произведении ученого военного человека, но восхищаюсь ясным, красноречивым и живописным изложением. Отныне имя покорителя Эривани, Арзрума и Варшавы соединено будет с именем его блестящего историка. С изумлением увидел я, что вы и мне даровали бессмертие — одною чертою вашего пера. Вы впустили меня в храм славы, как некогда граф Эриванский позволил мне въехать вслед за ним в завоеванный Арзрум.

 

С глубочайшим etc.

 

722. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

 

 

Конец мая — первая половина июня 1836 г.
В Петербурге.

 

Поздравляю с благополучным возвращением из-под цензуры. Посылаю «Фонвизина». Послания Хвостова не имею, да и не видывал. Знаешь ли ты, что Фонвизин написал феологический памфлет: «Аввакум Скитник»?

 

723. А. А. КРАЕВСКОМУ

 

 

18 июня 1836 г.
В Петербурге.

 

Я разрешил типографии печатать «Париж» прежде последних двух статей: «О Ревизоре» и «О новых книгах», ибо «Париж», благо, готов: а те еще не переписаны и в тисках у Крылова не бывали. Простите, будьте здоровы, так и мы будем живы.
Весь Ваш А. П.

 

 

18 июня.

 

724. Н. А. ДУРОВОЙ

 

 

Около (не ранее) 25 июня 1836 г.
Из Петербурга в Елабугу.

 

Очень вас благодарю за ваше откровенное и решительное письмо. Оно очень мило, потому что носит верный отпечаток вашего пылкого и нетерпеливого характера. Буду отвечать вам по пунктам, как говорят подьячие.
1) Записки ваши еще переписываются. Я должен был их отдать только такому человеку, в котором мог быть уверен. Оттого дело и замешкалось.
2) Государю угодно было быть моим цензором: это правда; но я не имею права подвергать его рассмотрению произведения чужие. Вы, конечно, будете исключением, но для сего нужен предлог, и о том-то хотелось мне с вами поговорить, дабы скоростью не перепортить дела.
3) Вы со славою перешли одно поприще; вы вступаете на новое, вам еще чуждое. Хлопоты сочинителя вам непонятны. Издать книгу нельзя в одну неделю; на то требуется по крайней мере месяца два. Должно рукопись переписать, представить в цензуру, обратиться в типографию и проч., и проч.
4) Вы пишете мне: действуйте или дайте мне действовать. Как скоро получу рукопись переписанную, тотчас и начну. Это не может и не должно мешать вам действовать с вашей стороны. Моя цель — доставить вам как можно более выгоды и не оставить вас в жертву корыстолюбивым и неисправным книгопродавцам.
5) Ехать к государю на маневры мне невозможно по многим причинам. Я даже думал обратиться к нему в крайнем случае, если цензура не пропустит ваших записок. Это объясню я вам, когда буду иметь счастие вас увидеть лично.
Остальные 500 рублей буду иметь вам честь доставить к 1-му июлю. У меня обыкновенно (как и у всех журналистов) платеж производится только по появлении в свет купленной статьи.
Я знаю человека, который охотно купил бы ваши записки; но, вероятно, его условия будут выгоднее для него, чем для вас. Во всяком случае, продадите ли вы их или будете печатать от себя, все хлопоты издания, корректуры и проч. извольте возложить на меня. Будьте уверены в моей преданности и ради бога не спешите осуждать мое усердие.
С глубочайшим почтением и преданностию честь имею быть, милостивый государь,
вашим покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

P. S. На днях выйдет 2-й № «Современника». Тогда я буду свободнее и при деньгах.

 

725. А. А. КРАЕВСКОМУ

 

 

Вторая половина июня 1836 г.
В Петербурге.

 

Муравьев заметил важную ошибку в своей сцене: целый стих выпущен —

 

Кто за великого магистра?
Князь Боэмунд: Я! (стр. 103 —)

 

Что нам делать? перепечатать ли страницу или поместить в Errata?

 

726. И. А. ЯКОВЛЕВУ

 

 

9 июля 1836 г.
В Петербурге.

 

Любезный Иван Алексеевич,

 

Я так перед тобою виноват, что и не оправдываюсь. Деньги ко мне приходили и уходили между пальцами — я платил чужие долги, выкупал чужие имения — а свои долги остались мне на шее. Крайне расстроенные дела сделали меня несостоятельным… и я принужден у тебя просить еще отсрочки до осени. Между тем поздравляю тебя с приездом. Где бы нам увидеться? я в трауре и не езжу никуда, но рад бы тебя встретить, хоть ты мой и заимодавец. Надеюсь на твое слишком испытанное великодушие.
Весь твой А. Пушкин.

 

9 июля 1836.

 

Кам. Остр.

 

727. Н. И. ПАВЛИЩЕВУ

 

 

13 июля 1836 г.
Из Петербурга в Михайловское.

 

Я очень знал, что приказчик плут, хотя, признаюсь, не подозревал в нем такой наглости. Вы прекрасно сделали, что его прогнали и что взялись сами хозяйничать. Одно плохо; по письму Вашему вижу, что, вопреки моему приказанию, приказчик успел уже всё распродать. Чем же будете Вы жить покамест? Ей-богу не ведаю. Ваш Полонский ко мне не являлся. Но так как я еще не имею доверенности от Льва Сергеевича, то я его и не отыскивал. Однако где мне найти его, когда будет до него нужда. Батюшка уехал из Петербурга 1-го июля — и я не получал об нем известия. Письмо сестры перешлю к нему, коль скоро узнаю, куда к нему писать. Что ее здоровье? От всего сердца обнимаю ее. Кланяюсь также милой и почтенной моей Прасковье Александровне, которая совсем меня забыла. Здесь у меня голова кругом идет, думаю приехать в Михайловское, как скоро немножко устрою свои дела.

 

13 июля.

 

728. И. С. МАЛЬЦОВ, С. А. СОБОЛЕВСКИЙ, ПУШКИН — К. П. БРЮЛЛОВУ

 

 

Июнь — июль 1836 г.
В Петербурге.

 

Мальцов,
Соболевский
и Пушкин

 

свидетельствуют Брюллову свое почтение.

 

729. Н. И. ПАВЛИЩЕВУ

 

 

Около (не позднее) 13 августа 1836 г.
Из Петербурга в Михайловское.

 

Пришлите мне, сделайте одолжение, объявление о продаже Михайловского, составя его на месте; я так его и напечатаю. Но постарайтесь на месте же переговорить с лучшими покупщиками. Здесь за Михайловское один из наших соседей, знающий и край и землю нашу, предлагал мне 20 000 рубл.! Признаюсь, вряд ли кто даст вдвое, а о 60 000 я не смею и думать. На сделку, Вами предлагаемую, не могу согласиться, и вот почему: батюшка никогда не согласится выделять Ольгу, а полагаться на Болдино мне невозможно. Батюшка уже половину имения прожил и проглядел, а остальное хотел уже продать. Вы пишете, что Михайловское будет мне игрушка, так — для меня; но дети мои ничуть не богаче Вашего Лёли; и я их будущностью и собственностию шутить не могу. Если, взяв Михайловское, понадобится Вам его продать, то оно мне и игрушкою не будет. Оценка Ваша в 64 000 выгодна; но надобно знать, дадут ли столько. Я бы и дал, да денег не хватает, да кабы и были, то я капитал свой мог бы употребить выгоднее. Кланяюсь Ольге; дай бог ей здоровья — а нам хороших покупщиков. Нынче осенью буду в Михайловском — вероятно, в последний раз. Желал бы Вас еще застать.

 

А. П.

 

730. А. Л. КРЫЛОВУ

 

 

Первая половина августа 1836 г.
В Петербурге.

 

Пушкин покорнейше просит Александра Лукича представить сию статью куда следует для разрешения.

 

731. А. А. ЖАНДРУ

 

 

Июль — август 1836 г.
В Петербурге.

 

(Черновое)

 

Осмеливаюсь тебя беспокоить просьбою за молодого человека, мне незнакомого, но который находится в обстоятельствах, требующих немедленной помощи. Господин Хмельницкий на днях приехал из Малороссии. Он здесь без денег и без покровителей. Ему 23 года. Судя по его разговору и по письму, мною от него полученному, он умен и имеет благородные чувства. Вот в чем дело: он желает определиться во флот, но до сих пор не имел доступа до князя Меншикова. Я обещался его тебе представить, отвечая за твою готовность сделать ему добро, коли только будет возможно.

 

732. А. А. КРАЕВСКОМУ

 

 

Июль — август 1836 г.
В Петербурге.

 

Сейчас отправлюсь в цензуру — думаю мои статьи переслать к князю Корсакову — до свидания.

 

733. Д. В. ДАВЫДОВУ

 

 

Август 1836 г.
Из Петербурга в Мазу.

 

(Черновое)

 

Ты думал, что твоя статья о партизанской войне пройдет сквозь цензуру цела и невредима. Ты ошибся: она не избежала красных чернил. Право, кажется, военные цензоры марают для того, чтоб доказать, что они читают.
Тяжело, нечего сказать. И с одною цензурою напляшешься; каково же зависеть от целых четырех? Не знаю, чем провинились русские писатели, которые не только смирны, но даже сами от себя согласны с духом правительства. Но знаю, что никогда не бывали они притеснены, как нынче: даже и в последнее пятилетие царствования покойного императора, когда вся литература сделалась рукописною благодаря Красовскому и Бирукову.
Цензура дело земское; от нее отделили опричину — а опричники руководствуются не уставом, а своим крайним разумением.

 

734. П. А. КОРСАКОВУ

 

 

Около (но позднее) 27 сентября 1836 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
Петр Александрович,

 

Некогда, при первых моих шагах на поприще литературы, Вы подали мне дружескую руку. Ныне осмеливаюсь прибегнуть снова к Вашему снисходительному покровительству.
Вы один у нас умели сочетать щекотливую должность цензора с чувством литератора (лучших, не нынешних времен). Знаю, как Вы обременены занятиями: мне совестно Вас утруждать; но к Вам одному можем мы прибегать с полной доверенностию и с искренним уважением к Вашему окончательному решению. Пеняйте ж сами на себя.
Осмеливаясь препроводить на разрешение к Вам первую половину моего романа, прошу Вас сохранить тайну моего имени.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть,
милостивый государь,
Вашим покорнейшим слугою.
А. Пушкин.

 

735. Н. И. ГРЕЧУ

 

 

13 октября 1836 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
Николай Иванович,

 

Искренне благодарю Вас за доброе слово о моем «Полководце». Стоическое лицо Барклая есть одно из замечательнейших в нашей истории. Не знаю, можно ли вполне оправдать его в отношении военного искусства; но его характер останется вечно достоин удивления и поклонения.
С истинным почтением и преданностию честь имею быть,
милостивый государь,
Вашим покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

13 окт. 1836.

 

736. М. А. КОРФУ

 

 

14 октября 1836 г.
В Петербурге.

 

Вчерашняя посылка твоя мне драгоценна во всех отношениях и останется у меня памятником. Право, жалею, что государственная служба отняла у нас историка. Не надеюсь тебя заменить. Прочитав эту номенклатуру, я испугался и устыдился: большая часть цитованных книг мне неизвестна. Употреблю всевозможные старания, дабы их достать. Какое поле — эта новейшая Русская история! И как подумаешь, что оно вовсе еще не обработано и что кроме нас, русских, никто того не может и предпринять! — Но история долга, жизнь коротка, а пуще всего человеческая природа ленива (русская природа в особенности). До свидания. Завтра, вероятно, мы увидимся у Мясоедова.

 

Сердцем тебе преданный
А. П.

 

14 окт.

 

737. М. Л. ЯКОВЛЕВУ

 

 

9 — 15 октября 1836 г.
В Петербурге.

 

Я согласен с мнением 39 №. Нечего для двадцатипятилетнего юбилея изменять старинные обычаи Лицея. Это было бы худое предзнаменование. Сказано, что и последний лицеист один будет праздновать 19 октября. Об этом не худо напомнить.

 

№ 14.

 

738. П. Я. ЧААДАЕВУ

 

 

19 октября 1836 г.
Из Петербурга в Москву.

 

19 oct.

 

Je vous remercie de la brochure que vous m’avez envoyée. J’ai été charmé de la relire, quoique très étonné de la voir traduite et imprimée. Je suis content de la traduction: elle a conservé de l’énergie et du laisser aller de l’original. Quant aux idées, vous savez que je suis loin d’être tout à fait de votre avis. Il n’y a pas de doute que le schisme nous a séparé du reste de l’Europe et que nous n’avons pas participé à aucun des grands événements qui l’ont remuée; mais nous avons eu notre mission à nous. C’est la Russie, c’est son immense étendue qui a absorbé la conquête Mogole. Les tartares n’ont pas osé franchir nos frontières occidentales et nous laisser à dos. Ils se sont retirés vers leurs déserts, et la civilisation chrétienne a été sauvée. Pour cette fin, nous avons dû avoir une existance tout-à-fait à part, qui en nous laissant chrétiens, nous laissait cependant tout-à-fait étrangers au monde chrétien, en sorte que notre martyre ne donnait aucune distraction à l’énergique développement de l’Europe catholique. Vous dites que la source où nous sommes allé puiser le christianisme était impure, que Byzance était méprisable et méprisée etc. — hé, mon ami! Jésus Christ lui-même n’était-il pas né juif et Jérusalem n’était-elle pas la fable des nations? l’évangile en est-il moins admirable? Nous avons pris des Grecs l’évangile et les traditions, et non l’esprit de puérilité et de controverse. Les moeurs de Byzance n’ont jamais été celles de Kiev. Le clergé russe, jusqu’à Théophane, a été respectable, il ne s’est jamais soulié des infamies du papisme et certes n’aurait jamais provoqué la réformation, au moment où l’humanité avait le plus besoin d’unité. Je conviens que notre clergé actuel est en retard. En voulez-vous savoir la raison? c’est qu’il est barbu; voilà tout. Il n’est pas de bonne compagnie. Quant à notre nullité historique, décidément je ne puis être de votre avis. Les guerres d’Oleg et de Sviatoslav, et même les guerres d’apanage n’est-ce pas cette vie d’effervescence aventureuse et d’activité âpre et sans but qui caractérise la jeunesse de tous les peuples? I’invasion des tartares est un triste et grand tableau. Le réveil de la Russie, le développement de sa puissance, sa marche vers l’unité (unité russe bien entendu), les deux Ivan, le drame sublime commencé à Ouglitch et terminé au monastère d’Ipatief — quoi? tout celà ne serait pas de l’histoire, mais un rêve pâle et à demi-oublié? Et Pierre le Grand qui à lui seul est une histoire universelle! Et Catherine II qui a placé la Russie sur le seuil de l’Europe? et Alexandre qui vous a mené à Paris? et (la main sur le coeur) ne trouvez-vous pas quelque chose d’imposant dans la situation actuelle de la Russie, quelque chose qui frappera le futur historien? Croyez vous qu’il nous mettra hors l’Europe? Quoique personnellement attaché de coeur à l’Empereur, je suis loin d’admirer tout ce que je vois autour de moi; comme homme de lettre, je suis aigri; comme homme à préjugés, je suis froissé — mais je vous jure sur mon honneur, que pour rien au monde je n’aurais voulu changer de patrie, ni avoir d’autre histoire que celle de nos ancêtres, telle que Dieu nous l’a donnée.
Voici une bien longue lettre. Après vous avoir contredit il faut bien que je vous dise que beaucoup de choses dans votre épître sont profondément vraies. Il faut bien avouer que notre existence sociale est une triste chose. Que cette absence d’opinion publique, cette indifférence pour tout ce qui est devoir, justice et vérité, ce mépris cynique pour la pensée et la dignité de l’homme, sont une chose vraiment désolante. Vous avez bien fait de le dire tout haut. Mais je crains que vos opinions historiques ne vous fassent du tort… enfin je suis fâché de ne pas m’être trouvé près de vous lorsque vous avez livré votre manuscrit aux journalistes. Je ne vais nulle part, et ne puis vous dire si l’article fait effet. J’espère qu’on ne le fera pas mousser. Avez-vous lu le 3-me № du «Современник»? L’article Voltaire et John Tanner sont de moi. Козловский serait ma providence s’il voulait une bonne fois devenir homme de lettre. Adieu, mon ami. Si vous voyez Orlof et Rayewsky dites leurs bien des choses. Que disent-ils de votre lettre, eux qui sont si médiocrement chrétiens?

 

739. С. Л. ПУШКИНУ

 

 

20 октября 1836 г.
Из Петербурга в Москву.

 

Mon cher père, voilà d’abord mon adresse: на Мойке близ Конюшенного мосту в доме кн. Волконской. J’ai été obligé de quitter la maison de Batachef, dont l’intendant est un coquin.
Vous me demandez des nouvelles de Natalie et de la marmaille. Grâce à Dieu tout le monde se porte bien. Je n’ai pas de nouvelle de ma soeur qui est partie malade de là campagne. Son mari après m’avoir impatienté par des lettres parfaitement inutiles ne donne plus signe de vie, quand il s’agit de régler ses affaires. Envoyez-lui, je vous prie, une доверенность pour la part que vous avez donnée à Olga; cela est indispensable. Léon est entré au service, et me demande de l’argent; mais je ne suis pas en état d’entretenir tout le monde; je suis moi-mêmetrès dérangé, chargé d’une nombreuse famille, la faisant vivre à force de travail et n’osant envisager l’avenir. Pavlichtchef me reproche les dépenses que je fais, quoique je ne suis à charge à personne, et que je n’ai de compte à rendre qu’à mes enfants. Il prétend qu’ils seront toujours plus riches que son fils; n’en sais rien; mais je ne puis, ni ne veux faire le généreux à leurs dépens.
J’avais compté aller à Михайловское: je n’ai pas pu. Ça va encore me déranger pour un an, au moins. A la campagne j’aurais beaucoup travaillé; ici je ne fais rien, que de la bile.
Adieu, mon cher père, je vous baise les mains et vous embrasse de tout mon coeur.

 

20 oct. 1836.

 

740. П. А. КОРСАКОВУ

 

 

25 октября 1836 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
Петр Александрович,

 

Спешу отвечать на вопросы Ваши. Имя девицы Мироновой вымышлено. Роман мой основан на предании, некогда слышанном мною, будто бы один из офицеров, изменивших своему долгу и перешедших в шайки пугачевские, был помилован императрицей по просьбе престарелого отца, кинувшегося ей в ноги. Роман, как изволите видеть, ушел далеко от истины. О настоящем имени автора я бы просил Вас не упоминать, а объявить, что рукопись доставлена через П. А. Плетнева, которого я уже предуведомил.
Позвольте, милостивый государь, вновь засвидетельствовать глубочайшее почтение и сердечную мою благодарность.
Честь имею быть,
милостивый государь,
Вашим покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

25 окт.

 

741. А. Н. МУРАВЬЕВУ

 

 

Октябрь — начало ноября 1836 г.
В Петербурге.

 

Сердечно благодарен за статью, которую я так долго ожидал. Я перед Вами кругом виноват, я не только должен, но еще и желал бы с Вами поговорить — когда я Вас застану?

 

А. Пушкин.

 

742. Е. Ф. КАНКРИНУ

 

 

6 ноября 1836 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
граф Егор Францевич.

 

Ободренный снисходительным вниманием, коим Ваше сиятельство уже изволили меня удостоить, осмеливаюсь вновь беспокоить Вас покорнейшею моею просьбою.
По распоряжениям, известным в министерстве Вашего сиятельства, я состою должен казне (без залога) 45 000 руб., из коих 25 000 должны мною быть уплачены в течение пяти лет.
Ныне, желая уплатить мой долг сполна и немедленно, нахожу в том одно препятствие, которое легко быть может отстранено, но только Вами.
Я имею 220 душ в Нижегородской губернии, из коих 200 заложены в 40000. По распоряжению отца моего, пожаловавшего мне сие имение, я не имею права продавать их при его жизни, хотя и могу их закладывать как в казну, так и в частные руки.
Но казна имеет право взыскивать, что ей следует, несмотря ни на какие частные распоряжения, если только оные высочайше не утверждены.
В уплату означенных 45 000 осмеливаюсь предоставить сие имение, которое верно того стоит, а вероятно и более.
Осмеливаюсь утрудить Ваше сиятельство еще одною, важною для меня просьбою. Так как это дело весьма малозначуще и может войти в круг обыкновенного действия, то убедительнейше прошу Ваше сиятельство не доводить оного до сведения государя императора, который, вероятно, по своему великодушию, не захочет такой уплаты (хотя оная мне вовсе не тягостна), а может быть, и прикажет простить мне мой долг, что́ поставило бы меня в весьма тяжелое и затруднительное положение: ибо я в таком случае был бы принужден отказаться от царской милости, что и может показаться неприличием, напрасной хвастливостию и даже неблагодарностию.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь, Вашего сиятельства покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

6-го ноября 1836 г.

 

743. Н. Б. ГОЛИЦЫНУ

 

 

10 ноября 1836 г.
Из Петербурга в Артек.

 

St.-Pétersbourg. 10 Nov. 1836.

 

Merci mille fois, cher Prince, pour votre incomparable traduction de ma pièce de vers, lancée contre les ennemis de notre pays. J’en avais déjà vu trois, dont une d’un puissant personnage de mes amis, et aucune ne vaut la vôtre. Que ne traduisites-vous pas cette pièce en temps opportun, je l’aurais fait passer en France pour donner sur le nez а tous ces vociférateurs de la Chambre des députés.
Que je vous envie votre beau climat de Crimée: votre lettre a réveillé en moi bien des souvenirs de tout genre. C’est le berceau de mon «Онегин», et vous aurez sûrement reconnu certains personnages.
Vous m’annoncez une traduction en vers de mon «Бахчисарайский фонтан». Je suis sûr qu’elle vous réussira comme tout ce qui sort de votre plume, quoique le genre de littérature auquel vous vous adonnez soit le plus difficile et le plus ingrat que je connaisse. A mon avis rien n’est plus difficile que de traduire des vers russes en vers français, car vu la concision de notre langue, on ne peut jamais être aussi bref. Honneur donc à celui qui s’en acquitte aussi bien que vous.
Adieu, je ne désespère pas de vous voir bientôt dans notre capitale; vu votre facilité de locomotion. Tout à vous,

 

A. Pouchkine.

 

744. В. А. СОЛЛОГУБУ

 

 

17 ноября 1836 г.
В Петербурге.

 

Je n’hésite pas à écrire ce que je puis déclarer verbalement. J’avais provoqué M-r G. Heckern en duel, et il l’a accepté sans entrer en aucune explication. C’est moi qui prie Messieurs les témoins de cette affaire de vouloir bien regarder cette provocation comme non avenue, ayant appris par la voix publique que M-r Georges Heckern était décidé à déclarer ses projets de mariage avec M-lle Gontcharof, après le duel. Je n’ai nul motif d’attribuer sa résolution à des considérations indignes d’un homme de coeur.
Je vous prie, Monsieur le Comte, de faire de cette lettre l’usage que vous — jugerez à propos.
Agréez l’assurance de ma parfaite considération
A. Pouchkine.

 

17 Novembre 1836.

 

745. М. Л. ЯКОВЛЕВУ

 


19 ноября 1836 г.
В Петербурге.

 

Милый и почтенный мой Михайло Лукьянович! виноват! я было тебя зазвал сегодня к себе отобедать, а меня дома не будет. До другого раза, прости великодушно. Не забудь записку о святых доставить мне, грешному.

 

746. Л. ГЕККЕРЕНУ

 

 

17 — 21 ноября 1836 г.
В Петербурге.

 

(Восстановленный текст непосланного письма)

 

Monsieur le Baron,

 

Avant tout permettez-moi de faire le résumé de tout ce qui vient de se passer. La conduite de M-r votre fils m’était entièrement connue depuis longtemps et ne pouvait m’être indifférente; mais comme elle était restreinte dans les bornes des convenances et que d’ailleurs je savais combien sur ce point ma femme méritait ma confiance et mon respect, je me contentais du rôle d’observateur quitte à intervenir lorsque je le jugerai à propos. Je savais bien qu’une belle figure, une passion malheureuse, une persévérance de deux années finissent toujours par produire quelque effet sur le coeur d’une jeune personne et qu’alors le mari, à moins qu’il ne fût un sot, deviendrait tout naturellement le confident de sa femme et le maître de sa conduite. Je vous avouerai que je n’étais pas sans inquiétude. Un incident, qui dans tout autre moment m’eût été très désagréable, vint fort heureusement me tirer d’affaire: je reçus des lettres anonymes. Je vis que le moment était venu, et j’en profitai. Vous savez le reste: je fis jouer à M-r votre fils un rôle si grotesque et si pitoyable, que ma femme, étonnée de tant de plattitude, ne put s’empêcher de rire et que l’émotion, que peut-être avait-elle ressentie pour cette grande et sublime passion, s’éteignit dans le dégoût le plus calme et le mieux mérité.
Mais vous, Monsieur le Baron, vous me permettrez d’observer que le rôle à vous dans toute cette affaire n’est pas des plus convenables. Vous, le représentant d’une tête couronnée, vous avez été paternellement le maquereau de votre bâtard ou du soi-disant tel; toute la conduite de ce jeune homme a été dirigée par vous. C’est vous qui lui dictiez les pauvretés qu’il venait débiter et les niaiseries qu’il s’est mêlé d’écrire. Semblable à une obscène vieille, vous alliez guetter ma femme dans tous les coins pour lui parler de votre fils et lorsque, malade de vérole, il était retenu chez lui par les remèdes, vous disiez, infâme que vous êtes, qu’il se mourait d’amour pour elle; vous lui marmottiez: rendez-moi mon fils. Ce n’est pas tout.
Vous voyez que j’en sais long: mais attendez, ce n’est pas tout: je vous disais bien que l’affaire se compliquait. Revenons aux lettres anonymes. Vous vous doutez bien qu’elles vous intéressent.
Le 2 de novembre vous eûtes de monsieur votre fils une nouvelle qui vous fit beaucoup de plaisir. Il vous dit que je suis irrité, que ma femme craignait… qu’elle perdait la tête. Vous résolûtes frapper un coup que l’on croyait décisif. Une lettre anonyme fut composée par vous.
Je reçus trois exemplaires de la dizaine que l’on avait distribuée. Cette lettre avait été fabriquée avec si peu de précaution qu’au premier coup d’oeil je fus sur les trâces de l’auteur. Je ne m’en inquiétais plus, j’étais sûr de trouver mon drôle. Effectivement, avant trois jours de recherches, je savais positivement à quoi m’en tenir.
Si la diplomatie n’est que l’art de savoir ce qui se fait chez les autres et de se jouer de leurs projets, vous me rendrez la justice d’avouer que vous avez été vaincu sur tous les points.
Maintenant j’arrive au but de ma lettre: punt-être désirez vous savoir ce qui m’a empêché jusqu’à présent de vous déshonorer aux yeux de notre cour et de la vôtre. Je m’en vais vous le dire.
Je suis, vous le voyez, bon, ingénu, maismon coeur est sensible. Un duel ne me suffit plus, et quelle que soit son issue, je ne me jugerai pas assez vengé ni par la mort de M-r votre fils, ni par son mariage qui aurait l’air d’une bonne plaisanterie (ce qui, d’ailleurs, m’embarrasse fort peu), ni enfin par la lettre que j’ai I’honneur de vous écrire et dont je garde la copie pour mon usage particulier. Je veux que vous vous donniez la peine de trouver vous même les raisons qui seraient suffisantes pour m’engager à ne pas vous chacher à la figure et pour anéantir jusqu’à la trace cette misérable affaire, dont il me sera facile de faire un excellent chapitre dans mon histoire du cocuage.
J’ai l’honneur d’être, Monsieur le Baron,
Votre très humble et très obéissant serviteur

 

A. Pouchkine.

 

747. А. Х. БЕНКЕНДОРФУ

 

 

21 ноября 1836 г.
В Петербурге.

 

Monsieur le comte!

 

Je suis en droit et je me crois obligé de faire part à Votre Excellence de ce qui vient de se passer dans ma famille. Le matin de 4 novembre, je reçus trois exemplaires d’une lettre anonyme, outrageuse pour mon honneur et celui de ma femme. A la vue du papier, au style de la lettre, à la manière dont elle était rédigée, je reconnus dès le premier moment qu’elle était d’un étranger, d’un homme de la haute société, d’un diplomate. J’allai aux recherches. J’appris que sept ou huit personnes avaient reçu le même jour un exemplaire de la même lettre, cachetée et adressée à mon adresse sous double enveloppe. La plupart des personnes qui les avaient reçues, soupçonnant une infamie, ne me les envoyèrent pas.
On fut, en général, indigné d’une injure aussi lâche et aussi gratuite; mais tout en répétant que la conduite de ma femme était irréprochable, on disait que le prétexte de cette infamie était la cour assidue que lui faisait M-r Dantès.
Il ne me convenait pas de voir le nom de ma femme accollé, en cette occasion, avec le nom de qui que ce soit. Je le fis dire à M-r Dantès. Le baron de Heckern vint chez moi et accepta un duel pour M-r Dantès, en me demandant un délai de 15 jours.
Il se trouve, que dans l’intervalle accordé, M-r Dantès devint amoureux de ma belle soeur M-elle Gontcharoff, et qu’il la demanda en mariage. Le bruit public m’en ayant instruit, je fis demander à M-r d’Archiac (second de M-r Dantès) que ma provocation fut regardée comme non avenue. En attendant je m’assurai que la lettre anonyme était de M-r Heckern, ce dont je crois de mon devoir d’avertir le gouvernement et la société.
Etant seul juge et gardien de mon honneur et de celui de ma femme, et par conséquant ne demandant ni justice, ni vengeance, je ne peux ni ne veux livrer à qui que ce soit les preuves de ce que j’avance.
En tout cas, j’espère, M-r le comte, que cette lettre est une preuve du respect et de la confiance que je porte à votre personne.
C’est avec ces sentiments que j’ai l’honneur d’être,
Monsieur le comte,
Votre très humble et très obéissant serviteur
A. Pouchkine.

 

 

21 Novembre 1836.

 

748. Е. Ф. КАНКРИНУ

 

 

Около (после) 21 ноября 1836 г.
В Петербурге.

 

(Черновое)

 

Ответ, коим Ваше сиятельство изволили меня удостоить, имел я счастие получить. Крайне сожалею, что способ, который осмелился я предложить, оказался неудобным. Во всяком случае почитаю долгом во всем окончательно положиться на благоусмотрение Вашего сиятельства.
Принося Вашему сиятельству искреннюю мою благодарность за внимание, коего изволили меня удостоить, с глубочайшим…

 

749. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

 

 

Конец ноября — начало декабря 1836 г.
В Петербурге.

 

Вигель мне сказывал, что он Вам доставил критику статьи Булгарина. Если она у Вас, пришлите мне ее. Получили ли Вы 4 № «Современника» и довольны ли Вы им?

 

750. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

 

 

7 декабря 1836 г. (?)
В Петербурге.

 

Очень Вам благодарен — я вечно дома, а перед Вами кругом виноват — да чёрт знает как я изленился.

 

7 дек.

 

751. А. Г. БАРАНТУ

 

 

16 декабря 1836 г.
В Петербурге.

 

Monsieur le Baron,

 

Je m’empresse de faire parvenir à Votre Excellence les renseignements que vous avez désiré avoir touchant les règlements qui traitent de la propriété littéraire en Russie.
La littérature n’est devenue chez nous une branche considérable d’industrie que depuis une vingtaine d’années environ. Jusque là elle n’était regardée que comme une occupation élégante et aristocratique. M-me de Staël disait en 1811: en Russie quelques gentilshommes se sont occupés de littérature (10 ans d’Exil). Personne ne songeant à retirer d’autre fruit de ses ouvrages que des triomphes de société, les auteurs encourageaient eux-mêmes la contrefaçon et en tiraient vanité, tandis que nos académies donnaient l’exemple du délit en toute conscience et sécurité. La première plainte en contrefaçon a été portée en 1824. Il se trouva que le cas n’avait pas été prévu par le législateur. La propriété littéraire a été reconnue en Russie par le souverain actuel. Voici les propres termes de la loi:
Tout auteur ou traducteur d’un livre a le droit de l’éditor et de le vendre comme propriété acquise (non héréditaire).
Ses héritiers légitimes ont le droit d’éditer et de vendre ses ouvrages (dans le cas que la propriété n’en soit pas alliénée) pendant l’espace de 25 ans.
25 ans passés, à dater du jour de sa mort, ses oeuvres et traductions deviennent la propriété du public. Loi du 22 avril 1828.
L’amendement du 28 avril de la même année explique et complète ces règlements. En voici les principaux articles.
Une oeuvre littéraire soit imprimée, soit manuscrite ne saurait être vendue ni du vivant de l’auteur ni après sa mort pour satisfaire ses créanciers, à moins qu’il ne l’ait exigé lui-même.
L’auteur a le droit, nonobstant tout engagement antérieur, de faire une nouvelle édition de son ouvrage si les deux tiers on sont changés ou bien entièrement refondus.
Sera regardé comme contre-facteur l) celui qui en réimprimant un livre n’aurait pas observé les formalités voulues par la loi, 2) celui qui vendrait un manuscrit ou le droit de l’imprimer à deux ou plusieurs personnes à la fois, sans en avoir eu le consentement, 3) celui qui publierait la traduction d’un ouvrage imprimé en Russie (ou bien avec l’approbation de la censure russe) en y joignant le texte même, 4) qui réimprimerait dans l’étranger un ouvrage publié en Russie, ou bien avec l’approbation de la censure russe, et en vendrait les exemplaires en Russie.
Ces règlements sont loin de résoudre toutes les questions qui pourront se présenter à l’avenir. La loi ne stipule rien sur les oeuvres posthumes. Les héritiers légitimes devraient en avoir la propriété entière avec tous les privilèges de l’auteur lui-même. L’auteur d’un ouvrage pseudonime ou bien attribué à un écrivain connu, perd-il son droit de propriété et quelle est la règle à suivre en cette occasion? la loi n’en dit rien.
La contrefaçon des livres étrangers n’est pas défendue et ne saurait l’être. Les libraires russes auront toujours beaucoup à gagner, en réimprimant les livres étrangers, dont le débit leur sera toujours assuré, même sans exportation; au lieu que l’étranger ne saurait réimprimer des ouvrages russes faute de lecteurs.
La prescription pour le délit de contrefaçon est fixé à deux ans.
La question de la propriété littéraire est très simplifiée en Russie où personne ne peut présenter son manuscrit à la censure sans en nommer l’auteur et sans le mettre par cela même sous la protection immédiate du gouvernement.
Je suis avec respect,
Monsieur le Baron,
de Votre Excellence
le très humble et très obéissant serviteur
Alexandre Pouchkine.
16 décembre 1836.
St P.b.

 

752. Н. М. КОНШИНУ

 

 

21 — 22 декабря 1836 г.
Из Петербурга в Царское Село.

 

Письмо Ваше очень обрадовало меня, любезный и почтенный Николай Иванович,  как знак, что Вы не забыли еще меня. Докладную записку сегодня же пущу в дело. Жуковского увижу и сдам ему Вас с рук на руки. С Уваровым — увы! я не в таких дружеских сношениях; но Жуковский, надеюсь, всё уладит. Заняв место Лажечникова, не займетесь ли Вы, по примеру Вашего предшественника, и романами? а куда бы хорошо! Всё-таки Вы меня забыли, хоть наконец и вспомнили. И я позволяю себе дружески Вам за то попенять.
Не будете ли Вы в Петербурге? В таком случае надеюсь, что я Вас увижу. Ответ постараюсь доставить Вам как можно скорее.

 

753. П. А. ОСИПОВОЙ

 

 

24 декабря 1836 г.
Из Петербурга в Тригорское.

 

24 déc.

 

Vous ne saurez croire, ma bien chère Прасковья Александровна, combien votre lettre m’a fait plaisir. Je n’avais pas de vos nouvelles depuis plus de quatre mois; et ce n’est qu’avant hier que M-r Lvof m’en a données; le même jour j’ai reçu votre lettre. J’avais espéré vous voir en automne, mais j’en ai été empêché en partie par mes affaires, en partie par Павлищев, qui m’a mis de mauvaise humeur en sorte que je n’ai pas voulu avoir l’air de venir à Михайловское pour arranger le partage.
C’est avec bien du regret que j’ai été obligé de renoncer à être votre voisin, et j’espère encore ne pas perdre cette place que je préfère à bien d’autre. Вот в чем дело: J’avais proposé d’abord de prendre le bien à moi tout seul, en m’engageant de payer mon frère et ma soeur les parts qui leur reviennent à raison de 500 r. par âme. Павлищев оценил Михайловское в 800 р. душу — я с ним и не спорю, но в таком случае принужден был отказаться и предоставил имение продать. Перед своим отъездом писал он ко мне, что он имение уступает мне за 500 р. душу, потому что ему деньги нужны. Je l’ai envoyé promener, en lui disant que si le bien coûtait le double, je ne voulais pas en profiter aux dépens de ma soeur et de mon frère. La chose en est restée là. Voulez-vous savoir quel serait mon désir? J’aurais voulu vous savoir propriétaire de Михайловское, et moi, me réserver l’усадьба avec le jardin et une dizaine de дворовые. J’ai grande envie de venir un peu à Тригорское cet hiver. Nous eussions parlé de tout cela. En attendant je vous salue de tout mon coeur. Ma femme vous remercie de votre souvenir. Не привезти ли мне вам ее? — Mes hommages à toute votre famille; à Евпраксия Николаевна surtout.

 

754. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

 

 

Около (не позднее) 29 декабря 1836 г.
В Петербурге.

 

Так же зло, как и дельно. Думаю, что цензура, однако ж, не всё уничтожит — на всякий случай спрос не беда. Не увидимся ли в Академии наук, где заседает князь Дундук?

 

755. А. А. ПЛЮШАРУ

 

 

29 декабря 1836 г.
В Петербурге.

 

Monsieur,

 

Je suis parfaitement d’accord sur toutes les conditions que vous avez la complaisance de me proposer, concernant la publication d’un volume de mes poésies (dans votre lettre du 23 décembre 1836). Il est donc convenu que vous le ferez imprimer à 2500 exemplaires sur le papier que vous choisirez, que vous serez seul chargé de la vente de l’édition, à raison de 15 % de remise, et que le produit des premiers volumes vendus servira à rembourser tous les frais de l’édition, ainsi que les 1500 roubles assignats que vous avez bien voulu m’avancer.
Veuillez recevoir, Monsieur, l’assurance de ma parfaite considération.
A. Pouchkine.

 

 

29 décembre 1836.

 

St. Pétersbourg.

 

756. В КНИЖНУЮ ЛАВКУ А. Ф. СМИРДИНА

 

 

29 декабря 1836 г.
В Петербурге.

 

Двадцать пять экземпляров 4-го № «Современника» выдать по сей записке.
А. Пушкин.

 

29 декабря 1836 г.

 

757. НЕИЗВЕСТНОМУ

 

 

1827–1836 гг.

 

В эту минуту не могу еще ничего сделать; через неделю надеюсь Вас увидеть и с Вами переговорить. Если сам не буду, приезжайте ко мне.

 

А. П.

 

Пожалуйста, не принимайте этого письма за отказ.

 

758. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

 

 

1835–1836 гг.
В Петербурге.

 

Сделайте мне божескую милость, Ваше сиятельство: пришлите мне на несколько часов «Наблюдателя».

 

А. П.

 

759. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

 

 

1835–1836 гг.
В Петербурге.

 

Я дома, больной, в насморке. Готов принять в моей каморке любезного гостя — но сам из каморки не выйду.

 

А. П.

 

760. А. П. КЕРН

 

 

1835–1836 гг. (?)
В Петербурге.

 

Ma plume est si mauvaise que Madame Hitrof ne peut s’en servir et que c’est moi qui ai l’avantage d’être son secrétaire.

 

761. А. П. КЕРН

 

 

1835–1836 гг. (?)
В Петербурге.

 

Voici la réponse de Chéréméteff. Je désire qu’elle vous soit agréable. M-me Hitrof a fait ce qu’elle a pu. Adieu — belle dame — soyez tranquille et contente, et croyez à mon dévouement.

 

762. А. П. КЕРН

 

 

(Отрывки)

 

1835–1836 гг. (?)
В Петербурге.

 

Quand vous n’avez rien pu obtenir, vous qui êtes une jolie femme, qu’y pourrai-je faire moi, qui ne suis pas même joli garçon… Tout ce que je puis conseiller, c’est de revenir à la charge…

 

763. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

 

 

Вторая половина 1835 г. — 1836 г.
В Петербурге.

 

Араб (женского рода не имеет), житель или уроженец Аравии, аравитянин. Караван был разграблен степными арабами.
Арап, женск. арапка, так обыкновенно называют негров и мулатов. Дворцовые арапы, негры, служащие во дворце. Он выезжает с тремя нарядными арапами.
Арапник, от польского Herapnik (de harap, cri de chasseur pour enlever aux chiens la proie Reiff). NB: harap vient de herab.
А право, не худо бы взяться за лексикон или хоть за критику лексиконов.

 

764. НЕИЗВЕСТНОМУ

 

 

Конец 1835 г. — 1836 г.
В Петербурге.

 

(Черновое)

 

Monsieur le Baron,

 

Ma femme et mes belles soeurs ne manqueront pas de se rendre à l’invitation de Votre Excellence.
Je m’empresse de profiter de cette occasion pour vous présenter l’hommage de mon respect.

 

765. М. Л. ЯКОВЛЕВУ

 

 

1836 г. (?)
В Петербурге.

 

 

Смирдин меня в беду поверг,
У торгаша сего семь пятниц на неделе,
Его четверг на самом деле
Есть после дождичка четверг.

 

Завтра получу деньги в 2 часа пополудни. А ввечеру тебе доставлю.

 

Весь твой А. П.

 

766. А. ТАРДИФУ ДЕ МЕЛЛО

 

 

1836 г. (?)
В Петербурге.

 

Vous m’avez fait trouver mes vers bien beaux, Monsieur. Vous les avez revêtus de ce noble vêtement, sous lequel la poésie est vraiment déesse, vera incessu patuit dea. Je vous remercie de votre précieux envoi.
Vous êtes poète et vous enseignez la jeunesse; j’appelle deux bénédictions sur vous.

 

A. Pouchkine.

 

767. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

 

 

Конец ноября — декабрь 1836 г.
В Петербурге.

 

Конечно, «Княжна Зизи» имеет более истины и занимательности, нежели «Сильфида». Но всякое даяние Ваше благо. Кажется, письмо тестя холодно и слишком незначительно. Зато в других много прелестного. Я заметил одно место знаком (?) — оно показалось мне невразумительно. Во всяком случае «Сильфиду» ли, «Княжну» ли, но оканчивайте и высылайте. Без Вас пропал «Современник».

 

А. П.

 

768. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

 

 

Конец ноября — декабрь 1836 г.
В Петербурге.

 

Статья г. Волкова в самом деле очень замечательна, дельно и умно написана и занимательна для всякого. Однако ж я ее не помещу, потому что, по моему мнению, правительству вовсе не нужно вмешиваться в проект этого Герстнера. Россия не может бросить 3 000 000 на попытку. Дело о новой дороге касается частных людей: пускай они и хлопочут. Всё, что можно им обещать, так это привилегию на 12 или 15 лет. Дорога (железная) из Москвы в Нижний Новгород еще была бы нужнее дороги из Москвы в Петербург — и мое мнение — было бы: с нее и начать…
Я, конечно, не против железных дорог; но я против того, чтоб этим занялось правительство. Некоторые возражения противу проекта неоспоримы. Например: о заносе снега. Для сего должна быть выдумана новая машина, sine qua non . О высылке народа или о найме работников для сметания снега нечего и думать: это нелепость.
Статья Волкова писана живо, остро. Отрешков отделан очень смешно; но не должно забывать, что противу железных дорог были многие из Государственного совета; и тон статьи вообще должен быть очень смягчен. Я бы желал, чтоб статья была напечатана особо или в другом журнале; тогда бы мы об ней представили выгодный отчет с обильными выписками.
Я согласен с Вами, что эпиграф, выбранный Волковым, неприличен. Слова Петра I были бы всего более приличны; но на сей раз пришли мне следующие: А спросить у немца: а не хочет ли он…?

 

769. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

 

 

Декабрь 1836 г.
В Петербурге.

 

Письмо твое прекрасно: форма Милостивый государь, Сергей Семенович или О etc., кажется, ничего не значит, главное: дать статье как можно более ходу и известности. Но во всяком случае цензура не осмелится ее пропустить, а Уваров сам на себя розог не принесет. Бенкендорфа вмешать тут мудрено и неловко. Как же быть? Думаю, оставить статью, какова она есть, а в последствии времени выбирать из нее всё, что будет можно выбрать, как некогда делал ты в «Литературной газете» со статьями, не пропущенными Щегловым. Жаль, что ты не разобрал Устрялова по формуле, изобретенной Воейковым для Полевого, а куда бы хорошо! Стихи для тебя переписываю.

 

770. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

 

 

Декабрь 1836 г.
В Петербурге.

 

Батюшка, Ваше сиятельство! побойтесь бога: я ни Львову, ни Очкину, ни детям — ни сват, ни брат. Зачем мне sot-действовать «Детскому журналу»? уж и так говорят, что я в детство впадаю. Разве уж не за деньги ли? О, это дело не детское, а дельное. Впрочем, поговорим.

 

771. С. Л. ПУШКИНУ

 

 

Конец декабря 1836 г.
Из Петербурга в Москву.

 

Il y a bien longtemps que je n’ai eu de vos nouvelles. Веневитинов m’a dit qu’il vous avait trouvé triste et inquiet, et que vous aviez le projet de venir à Pétersbourg. Est-ce vrai? j’ai besoin d’aller à Moscou, on tout cas j’espère bientôt vous revoir. Voici la nouvelle année qui nous arrive. Dieu donne qu’elle nous soit plus heureuse que celle qui vient de s’écouler. Je n’ai pas de nouvelles de ma soeur, ni de Léon. Celui-ci a dû être de I’expédition et ce qui est sûr c’est qu’il n’est ni tué ni blessé. Ce qu’il avait écrit sur le général Rozen, ne s’est trouvé fondé sur rien. Léon est susceptible et gâté par la familiarité de ses ci-devant chefs. Le général Rozen ne l’a jamais traité en chien comme il le disait, mais en lieutenant capitaine, ce qui est tout autre chose. Nous avons une noce. Ma belle-soeur Catherine se marie au baron Heckern, neveu et fils adoptif de l’ambassadeur du roi de Hollande. C’est un très beau et bon garçon, fort à la mode, riche et plus jeune de 4 ans que sa promise. Les préparatifs du trousseau occuppent et amusent beaucoup ma femme et ses soeurs, mais me font enrager. Car ma maison a l’air d’une boutique de modes et de linge. Веневитинов a présenté son rapport sur l’état du gouvernement de Koursk. L’empereur en a été frappé et s’est beaucoup informé de Веневитинов; il a dit à je ne sais plus qui: faites-moi faire sa connaissance la première fois que nous nous trouverons ensemble. Voilà une carrière faite. J’ai reçu une lettre du cuisinier de Пещуров qui me propose de reprendre son élève. Je lui ai répondu que j’attendrai là-dessus vos ordres. Le désirez-vous garder? et quelles ont été les conditions de l’apprentissage? Je suis très occuppé. Mon journal et mon Pierre le Grand me prennent bien du temps; cette année j’ai assez mal fait mes affaires, l’année suivante sera meilleure à ce que j’espère. Adieu mon très cher père. Ma femme et toute ma famille vous embrassent et vous baisent les mains. Mes respects et mes amitiés à ma tante et à sa famille.

 

1837

772. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

 

 

Декабрь 1836 г. — начало января 1837 г.
В Петербурге.

 

Вот вам декабрь. Благодарен за статью. Сейчас сажусь за нее. Повесть! Повесть!

 

773. Н. И. ПАВЛИЩЕВУ

 

 

5 января 1837 г.
Из Петербурга в Варшаву.

 

(Отрывок)

 

Пускай Михайловское будет продаваться. Если за него дадут хорошую цену, вам же будет лучше. Я посмотрю, в состоянии ли буду оставить его за собою.

 

774. Ф. А. СКОБЕЛЬЦЫНУ

 


8 января 1837 г.
В Петербурге.

 

Не можете ли Вы, любезный Федор Афанасьевич, дать мне взаймы на три месяца, или достать мне, три тысячи рублей? Вы бы меня чрезвычайно одолжили и избавили бы меня от рук книгопродавцев, которые рады меня притеснить.
А. Пушкин.

 

8 янв. 1837.

 

775. А. И. ТУРГЕНЕВУ

 

 

16 января 1837 г.
В Петербурге.

 

Вот Вам Ваши письма. Должно будет вымарать казенные официальные фразы и также некоторые искренние, душевные слова, ибо не мечите etc. Что́ вы вставите, то постарайтесь написать почетче. Думаю дать этому всему вот какое заглавие: труды, изыскания, такого-то или А. И. Т. в Римских и Парижских архивах. Статья глубоко занимательная.
Вот вам мои стихи к Вяземскому:

 

Так море, древний душегубец…

 

16 янв.

 

776. А. О. ИШИМОВОЙ

 

 

25 января 1837 г.
В Петербурге.

 

Милостивая государыня Александра Осиповна,

 

На днях имел я честь быть у Вас и крайне жалею, что не застал Вас дома. Я надеялся поговорить с Вами о деле; Петр Александрович обнадежил меня, что Вам угодно будет принять участие в издании «Современника». Заранее соглашаюсь на все Ваши условия и спешу воспользоваться Вашим благорасположением: мне хотелось бы познакомить русскую публику с произведениями Barry Cornwall . Не согласитесь ли Вы перевести несколько из его драматических очерков? В таком случае буду иметь честь препроводить к Вам его книгу.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть,
милостивая государыня,
Вашим покорнейшим слугою.
А. Пушкин.

 

25 янв. 1837.

 

777. Л. М. АЛЫМОВОЙ

 

 

Март 1833 — январь (до 26) 1837 г.
В Петербурге.

 

Милостивая государыня
Любовь Матвеевна,

 

Покорнейше прошу дозволить г-ну Юрьеву взять с двора Вашего статую медную, там находящуюся.
С истинным почтением и преданностию честь имею быть, милостивая государыня,
Вашим покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

778. Н. Н. КАРАДЫКИНУ

 

 

Декабрь 1836 — январь (до 26) 1837 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
Николай Николаевич

 

Вы застали меня врасплох, без гроша денег. Виноват — сейчас еду по моим должникам сбирать недоимки и, коли удастся, явлюся к Вам.
Что это с Вами сделалось? Как Вас повидать? Очень надо!

 

Весь ваш А. П.

 

779. НЕИЗВЕСТНОМУ

 

 

Декабрь 1836 г. — январь (до 26) 1837 г. (?)
Петербург (?)

 

Je voudrais vous faire une question, mais elle sera inutile?
Heureusement non!

 

780. Л. ГЕККЕРЕНУ

 

 

26 января 1837 г.
В Петербурге.

 

Monsieur le Baron!

 

Permettez-moi de faire le résumé de ce qui vient de se passer. La conduite de Monsieur votre fils m’était connue depuis longtemps et ne pouvait m’être indifférente. Je me contentais du rôle d’observateur, quitte à intervenir lorsque je le jugerais à propos. Un incident, que dans tout autre moment m’eût été très désagréable, vint fort heureusement me tirer d’affaire: je reçus les lettres anonymes. Je vis que le moment était venu et j’en profitai. Vous savez le reste: je fis jouer à Monsieur votre fils un rôle si pitoyable, que ma femme, étonnée de tant de lâcheté et de platitude, ne put s’empêcher de rire, et que l’émotion que peut-être avait-elle ressentie pour cette grande et sublime passion, s’éteignit dans le mépris le plus calme et le dégoût le mieux mérité.
Je suis obligé d’avouer, Monsieur le Baron, que votre rôle à vous n’a pas été tout à fait convenable. Vous, le représentant d’une tête couronnée, vous avez été paternellement le maquereau de Monsieur votre fils. Il paraît que toute sa conduite (assez maladroite d’ailleurs) a été dirigée par vous. C’est vous qui, probablement, lui dictiez les pauvretés qu’il venait débiter et les niaiseries qu’il s’est mêlé d’écrire. Semblable à une obscène vieille, vous alliez guetter ma femme dans tous les coins pour lui parler de l’amour de votre bâtard, ou soi-disant tel; et lorsque malade de vérole il était retenu chez lui, vous disiez qu’il se mourait d’amour pour elle; vous lui marmottiez: rendez-moi mon fils.
Vous sentez bien, Monsieur le Baron, qu’après tout cela je ne puis souffrir que ma famille ait la moindre relation avec la vôtre. C’était à cette condition que j’avais consenti à ne pas donner suite à cette sale affaire, et à ne pas vous déshonorer aux yeux de notre cour et de la vôtre, comme j’en avais le pouvoir et l’intention. Je ne me soucie pas que ma femme écoute encore vos exhortations paternelles. Je ne puis permettre que Monsieur voire fils, après l’abjecte conduite qu’il a tenue, ose adresser la parole à ma femme, ni encore moins qu’il lui débite des calembours de corps de garde, et joue le dévouement et la passion malheureuse, tandis qu’il n’est qu’un lâche et qu’un chenapan. Je suis donc obligé de m’adresser à vous, pour vous prier de mettre fin à tout ce manège, si vous tenez à éviter un nouveau scandale, devant lequel, certes, je ne reculerai pas.
J’ai l’honneur d’être, Monsieur le Baron,
Votre très humble et très obéissant serviteur.
Alexandre Pouchkine.

 

26 Janvier 1837.

 

781. А. И. ТУРГЕНЕВУ

 

 

26 января 1837 г.
В Петербурге.

 

Не могу отлучиться. Жду Вас до 5 часов.

 

782. К. Ф. ТОЛЮ

 

 

26 января 1837 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
граф Карл Федорович,

 

Письмо, коего Ваше сиятельство изволили меня удостоить, останется для меня драгоценным памятником Вашего благорасположения, а внимание, коим почтили первый мой исторический опыт, вполне вознаграждает меня за равнодушие публики и критиков.
Не менее того порадовало меня мнение Вашего сиятельства о Михельсоне, слишком у нас забытом. Его заслуги были затемнены клеветою; нельзя без негодования видеть, что́ должен он был претерпеть от зависти или неспособности своих сверстников и начальников. Жалею, что не удалось мне поместить в моей книге несколько строк пера Вашего для полного оправдания заслуженного воина. Как ни сильно предубеждение невежества, как ни жадно приемлется клевета, но одно слово, сказанное таким человеком, каков Вы, навсегда их уничтожает. Гений с одного взгляда открывает истину, а Истина сильнее царя, говорит священное писание.
С глубочайшим почтением и совершенною преданностию честь имею быть.
милостивый государь,
Вашего сиятельства
покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

26 января 1837.

 

783. О. д’АРШИАКУ

 

 

Между 9 ч. 30 м. и 10 ч. утра 27 января 1837 г.
В Петербурге.

 

Monsieur le Vicomte,

 

Je ne me soucie nullement de mettre les oisifs de Pétersbourg dans la confidence de mes affaires de famille; je me refuse donc à tout pour parler entre seconds. Je n’amènerai le mien que sur la place du rendez-vous. Comme c’est M-r Heckern qui me provoque et qui est offensé, il peut m’en choisir un, si cela lui convient; je l’accepte d’avance quand ce ne serait que son chasseur. Quant à l’heure, au lieu — je suis tout à fait à ses ordres. D’après nos habitudes à nous autres Russes, cela suffit. Je vous prie de croire, M-r le Vicomte, que c’est mon dernier mot, et que je n’ai rien de plus à répondre à rien de ce qui concerne cette affaire; et que je ne bouge plus que pour aller sur place.
Veuillez accepter l’assurance de ma parfaite considération.
A. Pouchkine.

 

27 Janvier.

 

784. А. О. ИШИМОВОЙ

 

 

27 января 1837 г.
В Петербурге.

 

Милостивая государыня
Александра Осиповна,

 

Крайне жалею, что мне невозможно будет сегодня явиться на Ваше приглашение. Покамест честь имею препроводить к Вам Barry Cornwall . Вы найдете в конце книги пьесы, отмеченные карандашом, переведите их как умеете — уверяю Вас, что переведете как нельзя лучше. Сегодня я нечаянно открыл Вашу «Историю в рассказах» и поневоле зачитался. Вот как надобно писать!
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть,
милостивая государыня,
Вашим покорнейшим слугою.
А. Пушкин.

 

27 янв. 1837.

 

Назад: 1836
Дальше: ПРИПИСЫВАЕМОЕ ПУШКИНУ

LarryUrink
вайбер бесплатно
Tune Soft
EVGA Precision X1
Abdulelofs
ТОП найкращих онлайн казино України
blockchainkz
ассоциация блокчейн
Avenue17
Я извиняюсь, но, по-моему, Вы не правы. Я уверен. Предлагаю это обсудить.
KevinSar
Купити блок для вентиляційних каналів
Kondicioneri
кондиционеры