Книга: А.С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 10
Назад: 1835
Дальше: 1837

636. П. А. КАТЕНИНУ

 

 

20 апр. 1835 г.
Из Петербурга в Ставрополь.

 

Виноват я перед тобою, что так долго не отвечал на твое письмо. Дело в том, что нечего мне было тебе хорошего отвечать. Твой сонет чрезвычайно хорош, но я не мог его напечатать. Ныне цензура стала так же своенравна и бестолкова, как во времена блаженного Красовского и Бирукова: пропускает такие вещи, за которые ей поделом голову моют, а потом с испугу уже ничего но пропускает. Довольно предпоследнего стиха, чтобы возмутить весь цензурный комитет против всего сонета.

 

637. Л. С. ПУШКИНУ

 

 

23 — 24 апреля 1835 г.
Из Петербурга в Тифлис.

 

J’ai tardé à vous répondre parce que je n’avais pas grand’chose à vous dire. Depuis que j’ai eu la faiblesse de prendre en main les affaires de mon père, je n’ai pas touché 500 roubles de revenus; et quant à l’emprunt des 13 000, il est déjà dépensé. Voici le compte qui vous regarde.

 

à Engelhardt 1 330
à la restauration 260
à Dumé 220 (pour le vin)
à Pavlichtchef 837
au tailleur 390
à Plechtchéef 1 500
De plus vous avez reçu en assignats 280
(août 1834) en or 950
______

5 767

 

Votre lettre de change (10 000) a été rachetée. Outre le loyer, la table et le tailleur qui ne vous ont rien coutés, vous avez donc reçu 1230 roubles.
Comme ma mère a été très mal, je garde encore les affaires malgré mille dégoûts. Je compte les rendre au premier moment. Je tâcherai alors de vous faire avoir votre part des terres et des paysans. Il est probable qu’alors vous vous occuperez de vos affaires et que vous perdrez de votre indolence et delà facilité avec laquelle vous vous laissez aller à vivre au jour la journée. De ce moment adressez vous à vos parents. Je n’ai pas payé vos petites dettes de jeu, car je ne suis pas allé chercher vos compagnons — c’était eux qu’il fallait m’adresser.

 

638. И. И. ДМИТРИЕВУ

 

 

26 апреля 1835 г.
Из Петербурга в Москву.

 

Милостивый государь Иван Иванович, приношу искреннюю мою благодарность вашему высокопревосходительству за ласковое слово и за утешительное ободрение моему историческому отрывку. Его побранивают и поделом: я писал его для себя, не думая, чтоб мог напечатать, и старался только об одном ясном изложении происшествий, довольно запутанных. Читатели любят анекдоты, черты местности и пр.; а я всё это отбросил в примечания. Что касается до тех мыслителей, которые негодуют на меня за то, что Пугачев представлен у меня Емелькою Пугачевым, а не Байроновым Ларою, то охотно отсылаю их к г. Полевому, который, вероятно, за сходную цену, возьмется идеализировать это лицо по самому последнему фасону.
Вы спрашиваете, кто секретарь у нас в академии? Кажется, еще не решено. Улисс Лобанов и Аякс Федоров спорят об оружии Ахиллеса. Но оно достанется чуть ли не Языкову-Нестору (по крайней мере, издателю Нестора). Вы пророк в отечествии своем.
На академии наши нашел черный год: едва в Российской почил Соколов, как в академии наук явился вице-президентом Дондуков-Корсаков. Уваров фокусник, а Дондуков-Корсаков его паяс. Кто-то сказал, что куда один, туда и другой: один кувыркается на канате, а другой под ним на полу.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть вашего высокопревосходительства, милостивый государь, покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

 

26 апреля 1835.

 

СПб.

 

639. В. А. ПЕРОВСКОМУ

 

 

Март — апрель 1835 г.
Из Петербурга в Оренбург.

 

Посылаю тебе «Историю Пугачева» в память прогулки нашей в Берды; и еще 3 экземпляра, Далю, Покатилову и тому охотнику, что вальдшнепов сравнивает с Валленштейном или с Кесарем. Жалею, что в Петербурге удалось нам встретиться только на бале. До свидания в степях или над Уралом.

 

А. П.

 

640. И. М. ПЕНЬКОВСКОМУ

 

 

1 мая 1835 г.
Из Петербурга в Болдино.

 

Все ваши распоряжения и предположения одобряю в полной мере. В июле думаю быть у вас. Дела мои в Петербурге приняли было худой оборот, но надеюсь их поправить. По условию с батюшкой, доходы с Кистенева отныне определены исключительно на брата Льва Сергеевича и на сестру Ольгу Сергеевну. Следственно, все доходы с моей части отправлять, куда потребует сестра или муж ее Николай Иванович Павлищев; а доходы с другой половины (кроме процентов, следующих в ломбард) отправлять ко Льву Сергеевичу, куда он прикажет. Болдино останется для батюшки.
На днях буду писать вам обстоятельнее.
А. Пушкин.

 

1 мая.

 

641. Л. С. ПУШКИНУ

 

 

2 мая 1835 г.
Из Петербурга в Тифлис.

 

Отец согласен дать тебе в полное управление половину Кистенева. Свою часть уступаю сестре (т. е. одни доходы). Я писал о том уже управителю. У тебя будет чистого доходу около 2000 р. — Советую тебе предоставить платеж процентов управляющему — а самому получать только эту сумму. 2000 немного, но всё же можно ими жить. Мать у нас умирала, теперь ей легче, но не совсем. Не думаю, чтоб она долго могла жить.
А. П.

 

2 мая.

 

642. Н. И. ПАВЛИЩЕВУ

 

 

2 мая 1835 г.
Из Петербурга в Варшаву.

 

Милостивый государь
Николай Иванович,

 

Я Вам долго не отвечал, потому что ничего утвердительного не мог написать. Отвечаю сегодня на оба Ваши письма: Вы правы почти во всем, а в чем не правы, о том нечего толковать. Поговорим о деле. Вы требуете сестрину, законную часть; Вы знаете наши семейственные обстоятельства; Вы знаете, как трудно у нас приступать к чему-нибудь дельному или деловому. Отложим это до другого времени. Вот распоряжения, которые на днях предложил я батюшке и на которые он, слава богу, согласен. Он Льву Сергеевичу отдает половину Кистенева; свою половину уступаю сестре (т. е. доходы), с тем чтоб она получала доходы и платила проценты в ломбард: я писал о том уже управителю. Батюшке остается Болдино. С моей стороны это, конечно, ни пожертвование, ни одолжение, а расчет для будущего. У меня у самого семейство и дела мои не в хорошем состоянии. Думаю оставить Петербург и ехать в деревню, если только этим не навлеку на себя неудовольствия.
За фермуар и за булавку дают 850 руб. Как прикажете? Не худо было бы Вам приехать в Петербург, но об этом успеем списаться.
Я до сих пор еще управляю имением, но думаю к июлю сдать его. Матушке легче, но ей совсем не так хорошо, как она думает; лекаря не надеются на совершенное выздоровление.
Сердечно кланяюсь Вам и сестре.
А. Пушкин.

 

2 мая.

 

643. М. П. ПОГОДИНУ

 

 

Начало мая 1835 г.
Из Петербурга в Москву.

 

(Черновое)

 

Милостивый государь
Михайло Петрович,

 

Сейчас получил я последнюю книжку «Библиотеки для чтения» и увидел там какую-то повесть с подписью Белкин — и встретил Ваше имя. Как я читать ее не буду, то спешу Вам объявить, что этот Белкин не мой Белкин и что за его нелепость я не отвечаю.
Это письмо доставит Вам господин Семен, издатель «Живописного ежегодника». Он собирается описать Москву, отсылаю его к ее любовнику.
Скажите Наблюдателям, чтоб они были немножко аккуратнее в доставлении.

 

644. Н. И. ГОНЧАРОВОЙ

 

 

16 мая 1835 г.
Из Петербурга в Ярополец.

 

Милостивая государыня матушка
Наталья Ивановна,

 

Имею счастие поздравить Вас со внуком Григорьем и поручить его Вашему благорасположению. Наталья Николаевна родила его благополучно, но мучилась долее обыкновенного — и теперь не совсем в хорошем положении — хотя, слава богу, опасности нет никакой. Она родила в мое отсутствие, я принужден был по своим делам съездить во Псковскую деревню и возвратился на другой день ее родов. Приезд мой ее встревожил, и вчера она прострадала; сегодня ей легче. Она поручила мне испросить Вашего благословения ей и новорожденному.
Вчера получен от Вас ящик с шляпою и с запискою, которую я жене не показал, чтоб ее не огорчить в ее положении. Кажется, она не удовлетворительно исполнила Вашу комиссию, а по записке она могла бы заключить, что Вы на нее прогневались.
Целую ручки Ваши и имею счастие быть с глубочайшим почтением и душевной преданностию
Вашим покорнейшим
слугою и зятем.
А. Пушкин.

 

645. С. С. ХЛЮСТИНУ

 

 

25 мая 1835 (?) г.
В Петербурге.

 

Je vous supplie de m’excuser. Il me sera impossible de venir diner chez vous. Ma femme s’est tout à coup trouvée très mal. Veuillez de grâce m’envoyer l’adresse de Monsieur de Gircourt.
Tout à Vous
Pouchkine.

 

25 mai.

 

646. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ

 

 

Апрель — май 1835 г.
В Петербурге.

 

За кого вы меня принимаете? Я слышал раз дурака в Москве, и больше не буду. Его надо слушать, однако, чтоб порядком побранить в «Летописце». Итак, подпишитесь, князь! извольте заплатить, Ваше сиятельство, стерпится — слюбится. Не скупитесь. А когда-то нам свидеться?

 

А. П.

 

647. А. Х. БЕНКЕНДОРФУ

 

 

Апрель — май 1835 г.
В Петербурге.

 

(Черновое)

 

J’ose soumettre à la décision de Votre Excellence.
En 1832 Sa Majesté a daigné m’accorder la permission d’être l’éditeur d’un journal politique et littéraire.
Ce métier n’est pas le mien et me répugne sous bien des rapports, mais les circonstances m’obligent d’avoir recours à un moyen dont jusqu’à présent j’ai cru pouvoir me passer. Je demeure à Pètersbourg où grâce à Sa Majesté je puis me livrer à des occupations plus importantes et plus à mon goût, mais la vie que j’y mène entraînant à des dépenses, et les affaires de famille étant très dérangées, je me vois dans la nécessité soit de quitter des travaux historiques qui me sont devenus chers, soit d’avoir recours aux bontés de l’empereur auxquelles je n’ai d’autres droits que les bienfaits dont il m’a déjà accablé.
Un journal m’offre le moyen de demeurer à Pètersbourg et de faire face à des engagements sacrés. Je voudrais donc être l’éditeur d’une gazette en tout pareille à la «Северная пчела» et quant aux articles purement littéraires (comme critiques de longue haleine, contes, nouvelles, poèmes etc.), qui ne peuvent trouver place dans un feuilleton, je voudrais les publier à part (un volume tous les 3 mois dans le genre des Revies Anglaises).
Je Vous demande pardon, mais je suis obligé de tout vous dire. J’ai eu le malheur de m’attirer l’inimitié de M-r le ministre de l’Instruction publique, ainsi que celle de M-r le prince Dondoukof, né Korsakof. Déjà tous les deux me l’ont fait sentir d’une manière assez désagréable. En entrant dans une carrière, où je vais dépendre d’eux, je serai perdu sans votre protection immédiate. J’ose donc vous supplier d’accorder à mon journal un censeur tiré de votre chancellerie; cela m’est d’autant plus indispensable que mon journal devant paraître en même temps que la «Северная пчела», je dois avoir 18 temps de traduire les mêmes articles sous peine d’être obligé de réimprimer le lendemain les nouvelles publiés la veille, ce qui suffirait déjà pour ruiner toute l’entreprise.

 

648. А. Х. БЕНКЕНДОРФУ

 

 

Апрель — май 1835 г.
В Петербурге.

 

(Вторая черновая редакция)

 

En demandant la permission d’être l’éditeur d’une gazette littéraire et politique je sentais moi-même tous les inconvénients de cette entreprise. Je m’y voyais forcé par de tristes circonstances. Ni moi, ni ma femme nous n’avons encore notre fortune; celle de mon père est si dérangée que j’ai été obligé d’en prendre la direction pour assurer un avenir au reste de ma famille. Je ne voulais devenir journaliste que pour ne pas me reprocher d’avoir négligé un moyen qui me donnant 40 000 de revenu me mettait hors d’embarras. Mon projet n’ayant pas eu l’agrément de Sa Majesté, j’avoue que me voilà soulagé d’un grand poids. Mais aussi je me vois obligé d’avoir recours aux bontés de l’empereur qui maintenant est mon seul espoir. Je vous demande la permission, M-r le Comte, de vous exposer ma situation et de remettre ma requête en votre protection.
Pour payer toutes mes dettes et pouvoir vivre, arranger les affaires de ma famille et être enfin libre de me livrer sans tracas à mes travaux historiques et à mes occupations, il me suffit de trouver à faire un emprunt de 100 000. Mais en Russie c’est impossible.
L’empereur, qui jusqu’à présent ne s’est pas lassé de me combler de grâce, mais qu’il m’est pénible…. en daignant me prendre à son service m’a fait la grâce de me fixer 5000 d’appointements. Cette somme représente les intérêts d’un capital de 125 000. Si, au lieu de mes appointements, Sa Majesté me faisait la grâce de m’en donner le capital en emprunt pour 10 ans et sans intérêts — je serais parfaitement heureux et tranquille.

 

649. А. Х. БЕНКЕНДОРФУ

 

 

1 июня 1835 г.
В Петербурге.

 

Monsieur le Comte,

 

Je suis honteux d’importuner toujours Votre Excellence, mais l’indulgence et l’intérêt que Vous avez toujours daigné me témoigner seront l’excuse de mon indiscrétion.
Je n’ai pas de fortune; ni moi, ni ma femme, n’avons encore la part qui doit nous revenir. Jusqu’à présent je n’ai vécu que des fruits de mon travail. Mon revenu fixe, ce sont les appointements que l’empereur a daigné m’accorder. Travailler pour vivre n’a pour moi, certes, rien d’humiliant; mais accoutumé à l’indépendance, il m’est tout-à-fait impossible d’écrire pour de l’argent; et l’idée seule suffit pour me réduire à l’inaction. La vie de Pétersbourg est horriblement chère. Jusqu’à présent j’ai envisagé avec assez d’indifférence les dépenses que j’ai été obligé de faire, un journal politique et littéraire, entreprise purement mercantile, me donnant tout de suite les moyens d’avoir 30 à 40 milles de revenu. Cependant cette besogne me répugnait tellement, que je n’ai songé à y avoir recours qu’à la dernière extrémité.
Je me vois dans le nécessité de couper court à des dépenses qui ne m’entraînent qu’à faire des dettes et qui me préparent un avenir d’inquiétude et d’embarras, sinon de misère et de désespoir. Trois ou quatre ans de retraite à la campagne, me mettront de nouveau dans la possibilité de venir reprendre à Pétersbourg des occupations que je dois encore aux bontés de Sa Majesté.
J’ai été comblé des bienfaits de l’empereur, je serais au désespoir que Sa Majesté put supposer dans mon désir de m’éloigner de Pétersbourg un autre motif que celui d’une absolue nécessité. Le moindre signe de mécontentement ou de soupçon, suffirait pour me retenir dans la position où je me trouve, car enfin j’aime mieux être gêné dans mes affaires, que perdu dans l’opinion de celui qui a été mon bienfaiteur, non comme souverain, non par devoir et par justice, mais par un libre sentiment de bienveillance noble et généreuse.
C’est en remettant mon sort entre vos mains, que j’ai l’honneur d’être avec le respect le plus profond
Monsieur le Comte
de Votre Excellence
le très humble et très obéissant
serviteur
Alexandre Pouchkine.

 

1 juin.

 

St. Pb.

 

650. Н. И. ПАВЛИЩЕВУ

 

 

3 июня 1835 г.
Из Петербурга в Варшаву.

 

Милостивый государь
Николай Иванович,

 

Вы желаете знать, что такое состояние батюшки; посылаю Вам о том ведомость.
В селе Болдине душ по 7-ой ревизии 564.
В сельце Кистеневе (Тимашеве тож) 476.
Покойный Василий Львович владел другой половиною Болдина, в коей было также около 600 душ. Эта часть продана спустя три года после отречения от наследства самого наследника. Я не мог взять на себя долги покойника, потому что уж и без того был стеснен; а брат Лев Сергеевич, кажется, не мог бы о том и подумать, ибо на первый случай надобно было бы уплатить по крайней мере 60 000. Жаль, что Вы в то время не снеслись со мною; кабы я мог думать, что Вы примете на себя управление этим имением, я бы мог от него не отступиться.
Вы хотите иметь доверенность на управление части Кистенева, коего доходы уступаю сестре: с охотою; напишите мне только: переслать ли Вам оную, или сами Вы за нею приедете. Переговорить обо всем не худо было б.
3 июня 1835.

 

Весь Ваш А. Пушкин.

 

651. В. А. ДУРОВУ

 

 

16 июня 1835 г.
Из Петербурга в Елабугу.

 

Милостивый государь
Василий Андреевич,

 

Искренне обрадовался я, получа письмо Ваше, напомнившее мне старое, любезное знакомство, и спешу Вам отвечать. Если автор «Записок» согласится поручить их мне, то с охотою берусь хлопотать об их издании. Если думает он их продать в рукописи, то пусть назначит сам им цену. Если книгопродавцы не согласятся, то, вероятно, я их куплю. За успех, кажется, можно ручаться. Судьба автора так любопытна, так известна и так таинственна, что разрешение загадки должно произвести сильное общее впечатление. Что касается до слога, то чем он проще, тем будет лучше. Главное: истина, искренность. Предмет сам по себе так занимателен, что никаких украшений не требует. Они даже повредили бы ему.
Поздравляю Вас с новым образом жизни; жалею, что изо ста тысячей способов достать 100 000 рублей ни один еще Вами с успехом, кажется, не употреблен. Но деньги дело наживное. Главное, были бы мы живы.
Прощайте — с нетерпением ожидаю ответа.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть,
милостивый государь,
Ваш покорнейший слуга
А. Пушкин.

 

16 июня 1835.

 

Спб.

 

На Дворцовой набережной дом Баташева.

 

652. А. А. КРАЕВСКОМУ

 

 

18 июня 1835 г.
В Петербурге.

 

Не написал я ничего братии московской. Но сделайте милость: поправьте передпоследний стих в «Туче».

 

И ветер, лаская листочки древес

 

653. С. Л. ПУШКИНУ

 

 

20-е числа (после 23) мая — июнь 1835 г.
В Петербурге.

 

(Черновое)

 

Votre revenu est de
22 000 последнее долгу на имении 176

 

à la maison — 11 800
à Léon 1 500
à Olga 1 500
à l’intendant 600
_________
la dette 15 400
d’arriéré …….

 

donc vous avez à payer de plus

 

Vous avez gagné 1 600
22 000 16 000 de payé
15 400 2 500 — de
______ 2 000 devoir payer
6 600

 

654. А. Х. БЕНКЕНДОРФУ

 

 

4 июля 1835 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
граф Александр Христофорович,

 

Государю угодно было отметить на письме моем к Вашему сиятельству, что нельзя мне будет отправиться на несколько лет в деревню иначе как взяв отставку. Предаю совершенно судьбу мою в царскую волю и желаю только, чтоб решение его величества не было для меня знаком немилости и чтоб вход в архивы, когда обстоятельства позволят мне оставаться в Петербурге, не был мне запрещен.
С глубочайшим почтением, преданностию и благодарностию честь имею быть,
милостивый государь,
Вашего сиятельства
покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

4 июля 1835.

 

СПб.

 

655. Н. И. ГОНЧАРОВОЙ

 

 

14 июля 1835 г.
Из Петербурга в Ярополец.

 

Милостивая государыня матушка
Наталия Ивановна,

 

Искренно благодарю Вас за подарок, который изволили Вы пожаловать моему новорожденному и который пришел очень кстати. Мы ждали Дмитрия Николаевича на крестины, но не дождались. Он пишет, что дела задержали его, а что его предположения касательно графини N. не исполнились. Кажется, он не в отчаянии. Жену я, по Вашему препоручению, поцеловал как можно нежнее; она целует Ваши ручки и сбирается к Вам писать. Мы живем теперь на даче, на Черной речке, а отселе думаем ехать в деревню и даже на несколько лет: того требуют обстоятельства. Впрочем, ожидаю решения судьбы моей от государя, который очень был ко мне милостив и коего воля будет для меня законом.
Обращаюсь к Вам с просьбою и с домашними объяснениями: до сих пор главные наши хлопоты состоят в том, что не можем сладить с поварами, которые в Петербурге избалованы и дороги непомерно. Если в Яропольце есть у Вас какой-нибудь ненужный Вам повар (только был бы хорошего, честного и неразвратного поведения), то Вы бы сделали нам истинное благодеяние, отправя его к нам — особенно в случае нашего отъезда в деревню. Простите меня, что я без церемонии и прямо к Вам обращаюсь, надеясь на Вашу снисходительность и благосклонность.
Жена, дети и свояченицы — все слава богу у меня здоровы — и целуют Ваши ручки. Маша просится на бал и говорит, что она танцевать уже выучилась у собачек. Видите, как у нас скоро спеют; того и гляди будет невеста.
С глубочайшим почтением и преданностию имею счастие быть,
милостивая государыня матушка,
Вашим покорнейшим слугою и зятем.
А. Пушкин.
14 июля.

 

656. А. Х. БЕНКЕНДОРФУ

 

 

22 июля 1835 г.
В Петербурге.

 

Monsieur le Comte,

 

J’ai eu l’honneur de me présenter à la porte de Votre Excellence, sans avoir eu le bonheur de la trouver chez elle.
Accablé des bontés de Sa Majesté, c’est à vous, Monsieur le Comte, que je viens m’adresser pour vous rendre grâce de l’intérêt que vous avez bien voulu me témoigner et pour vous exposer franchement ma situation.
Pendant les cinq dernières années de mon séjour à Pétersbourg j’ai contracté près de soixante mille roubles de dettes. J’ai été de plus obligé de prendre en mains les affaires de ma famille, cela m’a si fort embarassé, que j’ai été obligé de renoncer à un héritage et que les seuls moyens que j’eus de mettre ordre à mes affaires, étaient — ou de me retirer à la campagne — ou bien d’emprunter, une fois pour toutes, une forte somme d’argent. Mais ce dernier parti est presqu’impossible en Russie, où la loix accorde au créancier une trop faible garantie, et où les emprunts sont presque toujours des dettes entre amis et sur parole.
La reconnaissance n’est pas pour moi un sentiment pénible; et certes, mon dévouement à la personne de l’Empereur n’est trouble par aucune arrière pensée de honte ou de remords; mais je ne puis me dissimuler que je n’ai absolument aucun droit aux bienfaits de Sa Majesté et qu’il m’est impossible de rien demander.
C’est donc à vous, Monsieur le Comte, que je remets encore une fois à décider de mon sort, et c’est en vous suppliant d’agréer l’hommage de ma haute considération, que j’ai l’honneur d’être aven respect et reconnaissance,
Monsieur le Comte,
de Votre Excellence
le très humble et très obéissant serviteur
Alexandre Pouchkine.

 

22 juillet 1835.

 

St. Pétersbourg.

 

657. В. Д. ВОЛЬХОВСКОМУ

 

 

22 июля 1835 г.
Из Петербурга в Тифлис.

 

Обращаюсь к тебе, почтенный мой Владимир Дмитриевич, с дружеской и покорнейшей просьбою: граф Забела едет служить в Грузию под твоим начальством. Друзья и родственники просят для него твоего покровительства и благорасположения, которое и необходимо ему в его положении. Знаю, что мое предстательство в этом случае совершенно лишнее, но я радуюсь случаю издали напомнить тебе о старом лицейском товарище, искренно тебе преданном.
Посылаю тебе последнее мое сочинение, «Историю Пугачевского бунта». Я старался в нем исследовать военные тогдашние действия и думал только о ясном их изложении, что стоило мне немалого труда, ибо начальники, действовавшие довольно запутанно, еще запутаннее писали свои донесения, хвастаясь или оправдываясь равно бестолково. Всё это нужно было сличать, поверять etc.; мнение твое касательно моей книги во всех отношениях было бы мне драгоценно.
Будь здрав и счастлив.
А. Пушкин.

 

22 июля 1835.

 

СПб.

 

658. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

 

 

26 июля 1835 г.
В Петербурге.

 

Monsieur le Comte,

 

Il m’en coûte au moment où je reçois une grâce inattendue d’en demander deux autres, mais je me décide à avoir recours en toute franchise à celui qui a daigné être ma providence.
De mes 60 000 de dettes, la moitié sont des dettes d’honneur. Pour les acquitter je me vois dans la nécessité de contracter des dettes usuraires, ce qui redoublera mes embarras, ou bien me mettra dans la nécessité d’avoir de nouveau recours à générosité de l’Empereur.
Je supplie donc Sa Majesté de me faire une grâce pleine et entière: premièrement, en me donnant la possibilité d’acquitter ces 30 000 roubles; et en second lieu en daignant me permettre de regarder cette somme, comme un emprunt et en faisant, en conséquence, suspendre le payement de mes appointements jusqu’à ce que ma dette soit liquidée.
C’est en me recommendant à votre indulgence, que j’ai l’honneur d’être avec le respect le plus profond et la reconnaissance la plus vive,
Monsieur le Comte,
de Votre Excellence
le très humble et très obéissant serviteur
Alexandre Pouchkine.

 

26 juillet 1835.

 

St. Pétersbourg.

 

659. А. А. ФУКС

 

 

15 августа 1835 г.
Из Петербурга в Казань.

 

15 августа 1835, СПб.

 

Долго мешкал я доставить вам свою дань, ожидая из Парижа портрета Пугачева; наконец его получил, и спешу препроводить вам мою книгу. Надеясь на вашу снисходительность, я осмелился отправить на ваше имя один экземпляр для доставления г. Рыбушкину, от которого имел честь получить любопытную историю о Казани.
Препоручаю себя драгоценному вашему благорасположению и дружеству почтенного Карла Федоровича (перед которым извиняюсь в неисправности издания моей книги).
С глубочайшим почтением и преданностию честь имею быть…..

 

660. Е. П. ЛЮЦЕНКЕ

 

 

19 августа 1835 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь Ефим Петрович!

 

Мне, право, совестно за хлопоты, по которым ввожу ваше превосходительство. Смирдин не сдержал своего слова; полагаю, в самом деле обстоятельства его запутаны. Печатание вашей поэмы не может стоить 1500 рублей; он ошибается. Отъезд мой в деревню мешает мне взяться самому за это дело. Сейчас писал я барону Корфу, прося его походатайствовать за вас, как за лицеиста. Надеюсь, что с своей стороны сделает он всё возможное.
С истинным почтением и совершенной преданностью честь имею быть вашего превосходительства, милостивый государь, покорнейшим слугою.
А. Пушкин.

 

19 августа 1835 г.

 

661. В. А. ПОЛЕНОВУ

 

 

28 августа 1835 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
Василий Алексеевич,

 

Честь имею обратиться к Вашему превосходительству с покорнейшею просьбою.
Государь император изволил мне приказать распечатать дело о Пугачеве для составления Исторической выписки. В осьми связках, доставленных мне из С.-Петербургского сената, не нашел я главнейшего документа: допроса, снятого с самого Пугачева в следственной комиссии, учрежденной в Москве. Осмеливаюсь покорнейше просить Ваше превосходительство, дабы приказали снестись о том с А. Ф. Малиновским, которому, вероятно, известно, где находится сей необходимый документ.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть,
милостивый государь,
Вашего превосходительства
покорнейшим слугою
Александр Пушкин.

 

28 августа 1835.

 

СПб.

 

662. Е. Ф. КАНКРИНУ

 

 

6 сентября 1835 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
граф Егор Францевич,

 

Обращаюсь к Вашему сиятельству с покорнейшей просьбою, осмеливаюсь утрудить внимание Ваше предварительным объяснением моего дела.
Вследствие домашних обстоятельств принужден я был проситься в отставку, дабы ехать в деревню на несколько лет. Государь император весьма милостиво изволил сказать, что он не хочет отрывать меня от моих исторических трудов, и приказал выдать мне 10 000 рублей как вспоможение. Этой суммы недостаточно было для поправления моего состояния. Оставаясь в Петербурге, я должен был или час от часу более запутывать мои дела, или прибегать к вспоможениям и к милостям, средству, к которому я не привык, ибо до сих пор был я, слава богу, независим и жил своими трудами.
Итак, осмелился я просить его величество о двух милостях: 1) о выдаче мне, вместо вспоможения, взаймы 30 000 рублей, нужных мне в обрез, для уплаты необходимой; 2) о удержании моего жалования до уплаты сей суммы. Государю угодно было согласиться на то и на другое.
Но из Государственного казначейства выдано мне вместо 30 000 р. только 18 000, за вычетом разных процентов и 10 000 (десяти тысяч рублей), выданных мне заимообразно на напечатание одной книги. Таким образом, я более чем когда-нибудь нахожусь в стесненном положении, ибо принужден оставаться в Петербурге, с долгами недоплаченными и лишенный 5000 рублей жалования.
Осмеливаюсь просить Ваше сиятельство о разрешении получить мне сполна сумму, о которой принужден я был просить государя, и о позволении платить проценты с суммы, в 1834 году выданной мне, пока обстоятельства дозволят мне внести оную сполна.
Препоручая себя благорасположению Вашего сиятельства, с глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть,
милостивый государь,
Вашего сиятельства
покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

6 сентября 1835.

 

663. Н. Н. ПУШКИНОЙ

 

 

14 сентября 1835 г.
Из Михайловского в Петербург.

 

Хороши мы с тобой. Я не дал тебе моего адреса, а ты у меня его и не спросила; вот он: в Псковскую губернию, в Остров, в село Тригорское. Сегодня 14-ое сентября. Вот уж неделя, как я тебя оставил, милый мой друг; а толку в том не вижу. Писать не начинал и не знаю, когда начну. Зато беспрестанно думаю о тебе, и ничего путного не надумаю. Жаль мне, что я тебя с собою не взял. Что у нас за погода! Вот уж три дня, как я только что гуляю то пешком, то верхом. Эдак я и осень мою прогуляю, и коли бог не пошлет нам порядочных морозов, то возвращусь к тебе, не сделав ничего. Прасковьи Александровны еще здесь нет. Она или в деревне у Бегичевой, или во Пскове хлопочет. На днях ожидают ее. Сегодня видел я месяц с левой стороны, и очень о тебе стал беспокоиться. Что наша экспедиция? виделась ли ты с графиней Канкриной, и что ответ? На всякий случай, если нас гонит граф Канкрин, то у нас остается граф Юрьев; я адресую тебя к нему. Пиши мне как можно чаще; и пиши всё, что ты делаешь, чтоб я знал, с кем ты кокетничаешь, где бываешь, хорошо ли себя ведешь, каково сплетничаешь, и счастливо ли воюешь с твоей однофамилицей. Прощай, душа; целую ручку у Марьи Александровны и прошу ее быть моею заступницею у тебя. Сашку целую в его круглый лоб. Благословляю всех вас. Теткам Азе и Коко мой сердечный поклон. Скажи Плетневу, чтоб он написал мне об наших общих делах.

 

664. П. А. ПЛЕТНЕВУ

 

 

1 — 15 сентября 1835 г.
Из Михайловского в Петербург.

 

Ты мне советуешь продолжать «Онегина», уверяя меня, что я его не кончил…

 

665. А. И. БЕКЛЕШОВОЙ

 

 

11 — 18 сентября 1835 г.
Из Тригорского в Псков.

 

Мой ангел, как мне жаль, что я Вас уже не застал, и как обрадовала меня Евпраксия Николаевна, сказав, что Вы опять собираетесь приехать в наши края! Приезжайте, ради бога; хоть к 23-му. У меня для Вас три короба признаний, объяснений и всякой всячины. Можно будет, на досуге, и влюбиться. Я пишу к Вам, а наискось от меня сидите Вы сами во образе Марии Ивановны. Вы не поверите, как она напоминает прежнее время.

 

И путешествия в Опочку

 

и прочая. Простите мне мою дружескую болтовню. Целую Ваши ручки.

 

А. П.

 

666. Н. Н. ПУШКИНОЙ

 

 

21 сентября 1835 г.
Из Михайловского в Петербург.

 

Жена моя, вот уже и 21-ое, а я от тебя еще ни строчки не получил. Это меня беспокоит поневоле, хоть я знаю, что ты мой адрес, вероятно, узнала не прежде как 17-го, в Павловске. Не так ли? к тому же и почта из Петербурга идет только раз в неделю. Однако я всё беспокоюсь и ничего не пишу, а время идет. Ты не можешь вообразить, как живо работает воображение, когда сидим одни между четырех стен, или ходим по лесам, когда никто не мешает нам думать, думать до того, что голова закружится. А о чем я думаю? Вот о чем: чем нам жить будет? Отец не оставит мне имения; он его уже вполовину промотал; ваше имение на волоске от погибели. Царь не позволяет мне ни записаться в помещики, ни в журналисты. Писать книги для денег, видит бог, не могу. У нас ни гроша верного дохода, а верного расхода 30 000. Всё держится на мне да на тетке. Но ни я, ни тетка не вечны. Что из этого будет; бог знает. Покамест грустно. Поцелуй-ка меня, авось горе пройдет. Да лих, губки твои на 400 верст не оттянешь. Сиди да горюй — что прикажешь! Теперь выслушай мой журнал: был я у Вревских третьего дня и там ночевал. Ждали Прасковью Александровну, но она не бывала. Вревская очень добрая и милая бабенка, но толста, как Мефодий, наш псковский архиерей. И незаметно, что она уж не брюхата; всё та же, как когда ты ее видела. Я взял у них Вальтер Скотта и перечитываю его. Жалею, что не взял с собою английского. Кстати: пришли мне, если можно, Essays de M. Montaigne — 4 синих книги, на длинных моих полках. Отыщи. Сегодня погода пасмурная. Осень начинается. Авось засяду. Жду Прасковью Александровну, которая, вероятно, будет сегодня в Тригорское. — Я много хожу, много езжу верхом, на клячах, которые очень тому рады, ибо им за то дается овес, к которому они не привыкли. Ем я печеный картофель, как маймист, и яйца всмятку, как Людовик XVIII. Вот мой обед. Ложусь в 9 часов; встаю в 7. Теперь требую от тебя такого же подробного отчета. Целую тебя, душа моя, и всех ребят, благословляю вас от сердца. Будьте здоровы. Бель-сёрам поклон. Как надобно сказать: бель серы иль бель сери? Прощай.

 

667. Н. Н. ПУШКИНОЙ

 

 

25 сентября 1835 г.
Из Тригорского в Петербург.

 

Пишу тебе из Тригорского. Что это, женка? вот уж 25-ое, а я всё от тебя не имею ни строчки. Это меня сердит и беспокоит. Куда адресуешь ты свои письма? Пиши Во Псков, ее высокородию Прасковье Александровне Осиповой для доставления А. С. П., известному сочинителю — вот и всё. Так вернее дойдут до меня твои письма, без которых я совершенно одурею. Здорова ли ты, душа моя? и что мои ребятишки? что дом наш, и как ты им управляешь? Вообрази, что до сих пор не написал я ни строчки; а всё потому, что не спокоен. В Михайловском нашел я всё по-старому, кроме того, что нет уж в нем няни моей и что около знакомых старых сосен поднялась, во время моего отсутствия, молодая сосновая семья, на которую досадно мне смотреть, как иногда досадно мне видеть молодых кавалергардов на балах, на которых уже не пляшу. Но делать нечего; всё кругом меня говорит, что я старею, иногда даже чистым русским языком. Например, вчера мне встретилась знакомая баба, которой не мог я не сказать, что она переменилась. А она мне: да и ты, мой кормилец, состарелся да и подурнел. Хотя могу я сказать вместе с покойной няней моей: хорош никогда не был, а молод был. Всё это не беда; одна беда: не замечай ты, мой друг, того, что я слишком замечаю. Что ты делаешь, моя красавица, в моем отсутствии? расскажи, что тебя занимает, куда ты ездишь, какие есть новые сплетни etc. Карамзина и Мещерские, слышал я, приехали. Не забудь сказать им сердечный поклон. В Тригорском стало просторнее, Евпраксия Николаевна и Александра Ивановна замужем, но Прасковья Александровна всё та же, и я очень люблю ее. Веду себя скромно и порядочно. Гуляю пешком и верхом, читаю романы Вальтер Скотта, от которых в восхищении, да охаю о тебе. Прощай, целую тебя крепко, благословляю тебя и ребят. Что Коко и Азя? замужем или еще нет? Скажи, чтоб без моего благословения не шли. Прощай, мой ангел.

 

668. Н. Н. ПУШКИНОЙ

 

 

29 сентября 1835 г.
Из Михайловского в Петербург.

 

Душа моя, вчера получил я от тебя два письма; они очень меня огорчили. Чем больна Катерина Ивановна? ты пишешь ужасно больна. Следственно, есть опасность? с нетерпением ожидаю твой bulletin . Всё это происходит от нечеловеческого образа ее жизни. Видать ли, чтоб графиня Полье вышла наконец за своего принца? Канкрин шутит — а мне не до шуток. Государь обещал мне Газету, а там запретил; заставляет меня жить в Петербурге, а не дает мне способов жить моими трудами. Я теряю время и силы душевные, бросаю за окошки деньги трудовые и не вижу ничего в будущем. Отец мотает имение без удовольствия, как без расчета; твои теряют свое, от глупости и беспечности покойника Афанасия Николаевича. Что из этого будет? Господь ведает. Пожар твой произошел, вероятно, от оплошности твоих фрейлин, которым без меня житье! слава богу, что дело ограничилось занавесками. Ты мне переслала записку от M-me Kern ; дура вздумала переводить Занда, и просит, чтоб я сосводничал ее со Смирдиным. Чёрт побери их обоих! Я поручил Анне Николаевне отвечать ей за меня, что если перевод ее будет так же верен, как она сама верный список с M-me Sand , то успех ее несомнителен, а что со Смирдиным дела я никакого не имею. — Что Плетнев? думает ли он о нашем общем деле? вероятно, нет. Я провожу время очень однообразно. Утром дела не делаю, а так из пустого в порожнее переливаю. Вечером езжу в Тригорское, роюсь в старых книгах да орехи грызу. А ни стихов, ни прозы писать и не думаю. Скажи Сашке, что у меня здесь белые сливы, не чета тем, которые он у тебя крадет, и что я прошу его их со мною покушать. Что Машка? какова дружба ее с маленькой Музика? и каковы ее победы? Пиши мне также новости политические: я здесь газет не читаю — в Английский клоб не езжу и Хитрову не вижу. Не знаю, что делается на белом свете. Когда будут цари? и не слышно ли чего про войну и т. п.? Благословляю вас — будьте здоровы. Целую тебя. Как твой адрес глуп, так это объедение! В Псковскую губернию, в село Михайловское. Ах ты, моя голубушка! а в какой уезд, и не сказано. Да и Михайловских сел, чаю, не одно; а хоть и одно, так кто ж его знает. Экая ветреница! Ты видишь, что я всё ворчу; да что делать? нечему радоваться. Пиши мне про тетку — и про мать. Je remercie vos soeurs , как пишет Наталья Ивановна, хоть право не за что.

 

669. Н. Н. ПУШКИНОЙ

 

 

2 октября 1835 г.
Из Михайловского в Петербург.

 

2 окт.

 

Милая моя женка, есть у нас здесь кобылка, которая ходит и в упряжи и под верхом. Всем хороша, но чуть пугнет ее что на дороге, как она закусит поводья, да и несет верст десять по кочкам да оврагам — и тут уж ничем ее не проймешь, пока не устанет сама.
Получил я, ангел кротости и красоты! письмо твое, где изволишь ты, закусив поводья, лягаться милыми и стройными копытцами, подкованными у M-me Katherine . Надеюсь, что теперь ты устала и присмирела. Жду от тебя писем порядочных, где бы я слышал тебя и твой голос — а не брань, мною вовсе не заслуженную, ибо я веду себя как красная девица. Со вчерашнего дня начал я писать (чтобы не сглазить только). Погода у нас портится, кажется, осень наступает не на шутку. Авось распишусь. Из сердитого письма твоего заключаю, что Катерине Ивановне лучше; ты бы так бодро не бранилась, если б она была не на шутку больна. Всё-таки напиши мне обо всем и обстоятельно. Что ты про Машу ничего не пишешь? ведь я, хоть Сашка и любимец мой, а всё люблю ее затеи. Я смотрю в окошко и думаю: не худо бы, если вдруг въехала во двор карета — а в карете сидела бы Наталья Николаевна! да нет, мой друг. Сиди себе в Петербурге, а я постараюсь уж поторопиться и приехать к тебе прежде сроку. Что Плетнев? что Карамзины, Мещерские? etc. — пиши мне обо всем. Целую тебя и благословляю ребят.

 

670. П. А. ПЛЕТНЕВУ

 

 

Около (не позднее) 11 октября 1835 г.
Из Михайловского в Петербург.

 

Очень обрадовался я, получив от тебя письмо (дельное по твоему обычаю). Постараюсь отвечать по пунктам и обстоятельно: ты получил «Путешествие» от цензуры; но что решил комитет на мое всеуниженное прошение? Ужели залягает меня осленок Никитенко и забодает бык Дундук? Впрочем, они от меня так легко не отделаются. Спасибо, великое спасибо Гоголю за его «Коляску», в ней альманах далеко может уехать; но мое мнение: даром «Коляски» не брать; а установить ей цену; Гоголю нужны деньги. Ты требуешь имени для альманаха: назовем его «Арион» или «Орион»; я люблю имена, не имеющие смысла; шуточкам привязаться не к чему, Лангера заставь также нарисовать виньетку без смысла. Были бы цветочки, да лиры, да чаши, да плющ, как на квартере Александра Ивановича в комедии Гоголя. Это будет очень натурально. В ноябре я бы рад явиться к вам; тем более, что такой бесплодной осени отроду мне не выдавалось. Пишу, через пень колоду валю. Для вдохновения нужно сердечное спокойствие, а я совсем не спокоен. Ты дурно делаешь, что становишься нерешителен. Я всегда находил, что всё, тобою придуманное, мне удавалось. Начнем альманах с «Путешествия», присылай мне корректуру, а я перешлю тебе стихов. Кто будет наш цензор? Радуюсь, что Сенковский промышляет именем Белкина; но нельзя ль (разумеется, из-за угла и тихонько, например в «Московском наблюдателе») объявить, что настоящий Белкин умер и не принимает на свою долю грехов своего омонима? Это бы, право, было не худо.

 

671. Е. Ф. КАНКРИНУ

 

 

23 октября 1835 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
граф Егор Францевич,

 

Возвратясь из деревни, узнал я, что Ваше сиятельство изволили извещать меня о высочайшем соизволении государя на покорнейшую просьбу, Вам принесенную мною. Приношу Вашему сиятельству искреннюю, глубокую мою благодарность за снисходительное внимание, коим удостоили Вы меня посреди Ваших трудов, и за благосклонное ходатайство, коему обязан я успехом моего дела.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть,
милостивый государь,
Вашего сиятельства
покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

23 октября 1835.

 

С.-Петербург.

 

672. А. X. БЕНКЕНДОРФУ

 

 

Около (не ранее) 23 октября 1835 г.
В Петербурге.

 

(Черновое)

 

Обращаюсь к Вашему сиятельству с жалобой и покорнейшею просьбою.
По случаю затруднения цензуры в пропуске издания одного из моих стихотворений принужден я был во время Вашего отсутствия обратиться в Цензурный комитет с просьбой о разрешении встретившегося недоразумения. Но Комитет не удостоил просьбу мою ответом. Не знаю, чем мог я заслужить таковое небрежение — но ни один из русских писателей не притеснен более моего. Сочинения мои, одобренные государем, остановлены при их появлении — печатаются с своевольными поправками цензора, жалобы мои оставлены без внимания. Я не смею печатать мои сочинения — ибо не смею…..

 

673. П. А. ОСИПОВОЙ

 

 

Около (не позднее) 26 октября 1835 г.
Из Петербурга в Тригорское.

 

Me voici, Madame, arrivé à Pétersbourg. Imaginez-vous que le silence de ma femme provenait de ce qu’elle s’était mis dans la tête d’adresser ses lettres à Опочка. Dieu sait d’où cela lui est venu. En tout cas je vous supplie d’y envoyer un de nos gens, pour faire dire au maître de poste que je ne suis plus à la campagne et qu’il renvoye tout ce qu’il a à Pétersbourg.
J’ai trouvé ma pauvre mère à l’extrémité, elle était venue de Pavlovsk pour chercher un logement, et elle est tombée subitement en faiblesse chez M-me Княжнин, où elle s’était arrêtée. Rauch et Spaski n’ont aucune espérance. Dans cette triste situation j’ai encore le chagrin de voir ma pauvre Natalie en butte à la haine du monde. On dit partout qu’il est affreux qu’elle soit si élégante, quand son beau-père et sa belle-mère n’ont pas de quoi manger, et que sa belle-mère se meurt chez des étrangers. Vous savez ce qu’il en est. On ne peut pas dire à la rigueur qu’un homme qui a 1200 paysans soit dans la misère. C’est mon père qui a quelque chose, et c’est moi qui n’ai rien. En tout cas Natalie n’a que faire dans tout cela; c’est moi qui devrait en répondre. Si ma mère s’était venue établir chez moi, Natalie, comme de raison, l’aurait reçue. Mais une maison froide, remplie de marmaille et encombrée de monde n’est guère convenable à une malade. Ma mère est mieux chez elle. Je l’ai trouvée déjà déménagée; mon père est dans un état bien à plaindre. Quant à moi, je fais de la bile, et je suis tout abasourdi.
Croyez m’en, chère Madame Ossipof, la vie toute süsse Gewohnheit qu’elle est, a une amertume qui finit par la rendre dégoutante et c’est un vilain tas de boue que le monde. J’aime mieux Тригорское. Je vous salue de tout mon coeur.

 

674. И. И. ЛАЖЕЧНИКОВУ

 

 

3 ноября 1835 г.
Из Петербурга в Москву.

 

Милостивый государь
Иван Иванович!

 

Во-первых, должен я просить у вас прощения за медленность и неисправность свою. Портрет Пугачева получил месяц тому назад, и, возвратясь из деревни, узнал я, что до сих пор экземпляр его «Истории» вам не доставлен. Возвращаю вам рукопись Рычкова, коей пользовался я по вашей благосклонности.
Позвольте, милостивый государь, благодарить вас теперь за прекрасные романы, которые все мы прочли с такою жадностию и с таким наслаждением. Может быть, в художественном отношении «Ледяной дом» и выше «Последнего Новика», но истина историческая в нем не соблюдена, и это со временем, когда дело Волынского будет обнародовано, конечно, повредит вашему созданию; но поэзия останется всегда поэзией, и многие страницы вашего романа будут жить, доколе не забудется русский язык. За Василия Тредьяковского, признаюсь, я готов с вами поспорить. Вы оскорбляете человека, достойного во многих отношениях уважения и благодарности нашей. В деле же Волынского играет он лице мученика. Его донесение Академии трогательно чрезвычайно. Нельзя его читать без негодования на его мучителя. О Бироне можно бы также потолковать. Он имел несчастие быть немцем; на него свалили весь ужас царствования Анны, которое было в духе его времени и в нравах народа. Впрочем, он имел великий ум и великие таланты.
Позвольте сделать вам филологический вопрос, коего разрешение для меня важно: в каком смысле упомянули вы слово хобот в последнем вашем творении и по какому наречию?
Препоручая себя вашей благосклонности, честь имею быть с глубочайшим почтением,
милостивый государь,
вашим покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

3 ноября 1835 г.

 

С.-Петербург

 

675. П. А. КЛЕЙНМИХЕЛЮ

 

 

19 ноября 1835 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
Петр Андреевич,

 

Возвратясь из путешествия, нашел я предписание Вашего высокопревосходительства, коему и поспешил повиноваться. Книги и бумаги, коими пользовался я по благосклонности его сиятельства графа Чернышева, возвращены мною в Военное министерство.
Обращаюсь к Вашему высокопревосходительству с покорнейшею просьбою: в Главном штабе находится одна, мне еще не известная, книга, содержащая последние письма и донесения генерала Бибикова (1774 года). Мне было бы необходимо справиться с сими документами; осмеливаюсь просить на то соизволения Вашего высокопревосходительства.
С глубочайшим почтением
честь имею быть, милостивый государь,
Вашего высокопревосходительства
покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

19 ноября 1835.

 

676. П. А. ОСИПОВОЙ

 

 

26 декабря 1835 г.
Из Петербурга во Псков.

 

Enfin, madame, j’ai eu la consolation de recevoir votre lettre du 27 novembre. Elle a été près de 4 semaines en chemin. Nous ne savions que penser de votre silence. Je ne sais pourquoi je vous suppose à Pskov et c’est là que je vous adresse cette lettre. La santé de ma mère est améliorée, mais ce n’est pas encore une convalescence. Elle traîne, cependant la maladie s’est calmée. Mon père est bien à plaindre. Ma femme vous remercie de votre souvenir et se recommande à votre amitié. Ребятишки также. Je vous souhaite santé et bonne fête, et je ne vous dis rien de mon inaltérable dévouement.
L’Empereur vient d’accorder la grâce de la plupart des conspirateurs de 1825, entre autres à mon pauvre Кюхельбекер. По указу должен он быть поселен в южной части Сибири. C’est un beau pays, mais je le voudrais savoir plus près de nous; et peut-être lui permettra-t-on de se retirer sur les terres de M-me Glinka, sa soeur. Le gouvernement a toujours eu pour lui de la douceur et de l’indulgence.
Quand je songe que 10 ans sont écoulés depuis ces malheureux troubles, il me parait que j’ai fait un rêve. Que d’événements, que de changements en tout, à commencer par mes propres idées — ma situation, etc., etc. En vérité, il n’y a que mon amitié pour vous et votre famille que je retrouve on mon âme toujours la même, toujours pleine et entière.

 

26 Déc.

 

Votre lettre de change est prête et je vous l’enverrai la prochaine fois.

 

677. А. Х. БЕНКЕНДОРФУ

 

 

31 декабря 1835 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
граф Александр Христофорович,

 

Имею счастие повергнуть на рассмотрение его величества записки бригадира Моро де Бразе о походе 1711 года, с моими примечаниями и предисловием. Эти записки любопытны и дельны. Они важный исторический документ и едва ли не единственный (опричь журнала самого Петра Великого).
Осмеливаюсь беспокоить Ваше сиятельство покорнейшею просьбою. Я желал бы в следующем, 1836 году издать четыре тома статей чисто литературных (как-то повестей, стихотворений etc.), исторических, ученых, также критических разборов русской и иностранной словесности, наподобие английских трехмесячных Reviews. Отказавшись от участия во всех наших журналах, я лишился и своих доходов. Издание таковой Review доставило бы мне вновь независимость, а вместе и способ продолжать труды, мною начатые. Это было бы для меня новым благодеянием государя.
Препоручая себя всегдашней Вашей благосклонности, честь имею быть с глубочайшим почтением и совершенной преданностию,
милостивый государь,
Вашего сиятельства
покорнейший слуга
Александр Пушкин.

 

31 дек. 1835.

 

СПб.

 

1836

678. Н. А. ДУРОВОЙ

 

 

19 января 1836 г.
Из Петербурга в Елабугу.

 

Милостивый государь
Александр Андреевич,

 

По последнему письму Вашему от 6-го января… чрезвычайно меня встревожило. Рукописи Вашей я не получил, и вот какую подозреваю на то причину. Уехав в деревню на три месяца, я пробыл в ней только три недели, и принужден был наскоро воротиться в Петербург. Вероятно, Ваша рукопись послана в Псков. Сделайте милость, не гневайтесь на меня. Сейчас еду холопотать; задержки постараюсь вознаградить.
Я было совсем отчаивался получить «Записки», столь нетерпеливо мною ожидаемые. Слава богу, что теперь попал на след.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть
Вашим усерднейшим и покорнейшим слугою.
А. Пушкин.

 

19 янв. 1836.

 

679. П. В. НАЩОКИНУ

 

 

10-е числа января 1836 г.
Из Петербурга в Москву.

 

Мой любезный Павел Воинович,

 

Я не писал к тебе потому, что в ссоре с московскою почтою. Услышал я, что ты собирался ко мне в деревню. Радуюсь, что не собрался, потому что там меня бы ты не застал. Болезнь матери моей заставила меня воротиться в город. О тебе были разные слухи, касательно твоего выигрыша; но что истинно меня утешило, так это то, что все в голос оправдывали тебя, и тебя одного. Думаю побывать в Москве, коли не околею на дороге. Есть ли у тебя угол для меня? То-то бы наболтались! а здесь не с кем. Денежные мои обстоятельства плохи — я принужден был приняться за журнал. Не ведаю, как еще пойдет, Смирдин уже предлагает мне 15 000, чтоб я от своего предприятия отступился и стал бы снова сотрудником его «Библиотеки». Но хотя это было бы и выгодно, но не могу на то согласиться. Сенковский такая бестия, а Смирдин такая дура, что с ними связываться невозможно. Желал бы я взглянуть на твою семейственную жизнь и ею порадоваться. Ведь и я тут участвовал, и я имел влияние на решительный переворот твоей жизни. Мое семейство умножается, растет, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и старости нечего бояться. Холостяку в свете скучно; ему досадно видеть новые, молодые поколения; один отец семейства смотрит без зависти на молодость, его окружающую. Из этого следует, что мы хорошо сделали, что женились. Каковы твои дела? Что Кнерцер и твой жиденок-лекарь, которого Наталья Николаевна так не любит? А у ней пречуткое сердце. Смотри, распутайся с ними: это необходимо. Но обо всем этом после поговорим. До свидания, мой друг.

 

680. А. Н. МОРДВИНОВУ (?)

 

 

Вторая половина января — начало февраля 1836 г.
Петербург.

 

(Черновое)

 

Je vous supplie de me pardonner mon importunité, mais comme je n’ai pu hier me justifier devant le ministre —
Mon ode a été envoyée à Moscou sans aucune explication. Mes amis n’en avaient aucune connaissance. Toute espèce d’allusion en est soigneusement éloignée. La partie satyrique porte sur la vile avidité d’un héritier, qui au moment de la maladie de son parent fait déjà mettre les scellés sur les effets qu’il convoite. J’avoue qu’une anecdote pareille avait été répandue et que j’ai recueilli une expression poétique échappée à ce sujet.
Il est impossible d’écrire une ode satyrique sans que la malignité n’y trouve tout de suite une allusion. Derjavine dans son «Вельможа» peignit un sybarite plongé dans la volupté sourd au cris du peuple, qui s’écrie

 

Мне миг покоя моего
Приятней, чем в исторьи веки.

 

On applica ces vers à Potemkine et à d’autres — cependant toutes ces déclamations étaient des lieux communs — qui avaient été répété mille fois. C’est à dire dans la satyre des vices les plus bas et les plus communs peints…
Au fond c’étaient des vices de grand seigneur et je ne puis savoir jusqu’à quel point Derjavine était innocent de toute personnalité.
Le public dans le portrait d’un vil avare, d’un drôle qui vole le bois de la couronne, qui présente à sa femme des comptes infidèles, d’un plat-pied qui devient bonne d’enfants chez les grands seigneurs, etc. — a, dit-on, reconnu un grand seigneur, un homme riche, un homme honoré d’une charge importante. —
Tant pis pour le public — il me suffit à moi de n’avoir pas (non seulement nommé) ni même insinué à qui que ce soit que mon ode…
Je demande seulement qu’on me prouve que je l’ai nommé — quel est le trait de mon ode qui puisse lui être appliqué ou bien — que j’ai insinué.
Tout cela est bien vague; toutes ces accusations sont des lieux communs.
Il m’importe peu que le public ait tort ou raison. Ce qui m’importe beaucoup c’est de prouver que jamais on aucune manière je n’ai insinué à personne que mon ode était dirigée contre qui que ce soit.

 

681. С. С. ХЛЮСТИНУ

 

 

4 февраля 1836 г.
В Петербурге.

 

Monsieur,

 

Permettez-moi de redresser quelques points où vous me paraissez dans l’erreur. Je ne me souviens pas de vous avoir entendu citer quelque chose de l’article en question. Ce qui m’a porté à m’expliquer, peut-être, avec trop de chaleur, c’est la remarque que vous m’avez faite de ce que j’avais eu tort la veille de prendre au cœur les paroles de Senkovsky.
Je vous ai répondu: «Я не сержусь на Сенковского; но мне нельзя не досадовать, когда порядочные люди повторяют нелепости свиней и мерзавцев». Vous assimiler à des свиньи и мерзавцы est certes une absurdité, qui n’a pu ni m’entrer dans la tête, ni même m’échapper dans toute la pétulence d’une dispute.
A ma grande surprise, vous m’avez répliqué que vous preniez entièrement pour votre compte l’article injurieux de Senkovsky et notamment l’expression «обманывать публику».
J’étais d’autant moins préparé à une pareille assertation venant de votre part, que ni la veille, ni à notre dernière entrevue, vous ne m’aviez absolument rien dit qui eût rapport à l’article du journal. Je crus ne vous avoir pas compris et vous priais de vouloir bien vous expliquer, ce que vous fîtes dans les mêmes termes.
J’eus l’honneur alors de vous faire observer, que ce que vous veniez d’avancer devenait une toute autre question et je me tus. En vous quittant je vous dis que je ne pouvais laisser cela ainsi. Cela peut être regardé comme une provocation, mais non comme une menace. Car enfin, je suis obligé de le répéter: je puis ne pas donner suite à des paroles d’un Senkovsky, mais je ne puis les mépriser dès qu’un homme comme vous les prend sur soi. En conséquence je chargeais m-r Sobolévsky de vous prier de ma part de vouloir bien vous rétracter purement et simplement, ou bien de m’accorder la réparation d’usage. La preuve combien ce dernier parti me répugnait, c’est que j’ai dit nommément à Sobolévsky, que je n’exigeai pas d’excuse. Je suis fâché que m-r Sobolévsky a mis dans tout cela sa négligence ordinaire.
Quant à l’impolitesse que j’ai eue de ne pas vous saluer, lorsque vous m’avez quitté, je vous prie de croire que c’était une distraction tout-à-fait involontaire et dont je vous demande excuse de tout mon cœur.
J’ai l’honneur d’être, monsieur, votre très humble et très obéissant serviteur.
A. Pouchkine.

 

4 février.

 

682. Н. Г. РЕПНИНУ

 

 

5 февраля 1836 г.
В Петербурге.

 

Mon Prince,

 

C’est avec regret que je me vois contraint d’importuner Votre Excellence; mais gentilhomme et père de famille, je dois veiller à mon honneur et au nom que je dois laisser à mes enfants.
Je n’ai pas l’honneur d’être personnellement connu de Votre Excellence. Non seulement jamais je ne vous ai offensé, mais par des motifs à moi connus, je vous ai porté jusqu’à présent un sentiment vrai de respect et de reconnaissance.
Cependant un M-r Bogolubof a publiquement répété des propos outrageants pour moi, et celà comme venant de vous. Je prie Votre Excellence de vouloir bien me faire savoir à quoi je dois m’en tenir.
Je sais mieux que personne la distance qui me sépare de vous: mais vous qui êtes non seulement un grand seigneur, mais encore le représentant de notre ancienne et véritable noblesse à laquelle j’appartiens aussi, j’espère que vous comprendrez sans peine l’impérieuse nécessité qui m’a dicté cette démarche.
Je suis avec respect
de Votre Excellence
le très humble et très obéissant serviteur
Alexandre Pouchkine.

 

5 février 1836.

 

683. В. А. СОЛЛОГУБУ

 

 

Первые числа февраля 1836 г.
В Петербурге.

 

(Черновое)

 

Vous vous êtes donné une peine inutile en me donnant une explication que je ne vous avais pas demandée. Vous vous êtes permis d’adresser à ma femme des propos indécents et vous êtes vanté de lui avoir dit des impertinences.
Les circonstances ne me permettent pas de me rendre à Twer avant la fin du mois de mars. Veuillez m’excuser.

 

684. Н. Г. РЕПНИНУ

 

 

11 февраля 1836 г.
В Петербурге.

 

Милостивый государь
князь Николай Григорьевич,

 

Приношу Вашему сиятельству искреннюю, глубочайшую мою благодарность за письмо, коего изволили меня удостоить.
Не могу не сознаться, что мнение Вашего сиятельства касательно сочинений, оскорбительных для чести частного лица, совершенно справедливо. Трудно их извинить даже когда они написаны в минуту огорчения и слепой досады. Как забава суетного или развращенного ума, они были бы непростительны.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию есмь,
милостивый государь,
Вашего сиятельства
покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.

 

11 февраля 1836.

 

Назад: 1835
Дальше: 1837

LarryUrink
вайбер бесплатно
Tune Soft
EVGA Precision X1
Abdulelofs
ТОП найкращих онлайн казино України
blockchainkz
ассоциация блокчейн
Avenue17
Я извиняюсь, но, по-моему, Вы не правы. Я уверен. Предлагаю это обсудить.
KevinSar
Купити блок для вентиляційних каналів
Kondicioneri
кондиционеры