Глава тринадцатая

В поезде страх вернулся, не заставив себя долго ждать. А ведь я отлично выспалась – в отличие от Элиаса, который, как я слышала, выходил на улицу около трех утра. Зайти к нему в комнату до отъезда я не успела. Оставив “панду” на парковке вокзала скоростных поездов в Авиньоне, я сразу почувствовала, что у меня подгибаются ноги, а к горлу подкатывает тошнота. Через полчаса поездки моему попутчику в соседнем кресле начала действовать на нервы моя неспособность усидеть на месте, не вертясь и не постукивая ногой. Я перебралась в вагон-бар, купила бутылку воды и стала пить ее мелкими глотками, чтобы не взбунтовался желудок. Я так и стояла, облокотившись о крохотный столик у вагонного окна.

Несмотря на то что стоять было неудобно, время бежало слишком быстро. Как будто я утратила чувствительность к физической боли. Мы двигались на север, солнце припекало уже не так сильно, и мне казалось, что я тускнею вместе с ним. Я не удивилась бы, если бы у меня снова заболела нога. Когда мы въехали в парижский пригород, я подумала, что вот-вот потеряю сознание. Я справилась с собой, удержалась от звонка Кати, хотя и дорого бы заплатила за возможность услышать ее нежный голос и пение цикад, которое она дала бы мне послушать. Но вот поезд остановился на Лионском вокзале, я ждала, пока вагон не покинут все пассажиры, и контролерам даже пришлось поторопить меня. На перроне меня оглушил шум, толпа. Я передвигалась в замедленном темпе среди спешащих, не обращающих друг на друга внимания парижан, вынужденных стремительно шагать, не глядя по сторонам, потому что все у них просчитано с точностью до минуты. Я вспомнила себя, еще совсем недавно бегущую, как и они, по платформе. Поэтому я решила не торопиться и попробовать не затеряться посреди всей этой суеты. Я спустилась на минус первый этаж вокзала, не ускоряя шаг, и села в поезд метро, который повез меня домой.

Я улыбнулась впервые за весь день, когда подошла к лестнице, ведущей на мой седьмой этаж. Протестировала свою лодыжку, поднимаясь на цыпочках легкими шагами. Физическая форма вернулась.

Дрожащей рукой я вставила ключ в скважину. Мне понадобилось какое-то время, чтобы набраться смелости… и открыть дверь своей квартиры. В нос ударил затхлый запах. Бросив сумку на кровать, я распахнула окно, мне нужно было продышаться, раздвинуть давящие на меня стены, почувствовать свежий воздух. Облокотившись на перила маленького балкона, я проинспектировала открывающийся вид на крыши Парижа и убедилась, что он все такой же красивый. Но какой же он серый! И как же быстро я заново привыкла к ярким краскам Прованса. Я не испытала особой радости от встречи со знакомыми домашними вещами. Скорее захотелось сложить некоторые из них в чемодан и отвезти в “Бастиду”.

Но первой моей задачей было схватить под раковиной мешок для мусора и заняться ванной. Я открыла шкафчик Эмерика и не сдержала ностальгического всхлипа, взяв в руки его гель для душа, духи, запасные джемпер и сорочку. Это было сильнее меня: я уткнулась лицом в его одежду, чтобы вспомнить знакомый запах. Но ощутила лишь легкое веяние прошлого. Наплевав на навалившуюся грусть, я все выбросила. Я обязана поставить последнюю точку в этой истории и, значит, избавиться от всего, что привязывало меня к Эмерику.

Затем я вытащила из-под кровати свою коробку с сокровищами, как я ее называла, и заново рассмотрела каждое фото, на котором мы были вдвоем. Пусть я на них сияла улыбкой и внешне была счастлива, тем не менее я себя не узнавала или, точнее, я уже перестала быть этой женщиной, потому что образ, запечатленный на глянцевой бумаге, я создавала только для него. Я методично, с непоколебимой решимостью рвала фотографию за фотографией.

Я уничтожала каждое воспоминание, до сих пор хранимое с любовью.

Как только я закончила большую чистку, мой телефон, лежавший на дне сумки, зазвонил. Я тут же подумала о Бертий или Сандро, но, как выяснилось, ошиблась. Эмерик. Ну и нос у него! Знает, когда звонить.

– Алло…

– Как доехала?

– Хорошо.

– Ну что, можем сегодня встретиться?

Я закатила глаза, не зная, что ему сказать. Нужна ли эта встреча? Вообще-то у меня имелся ответ на этот вопрос, но, главное, у меня не было выхода: нужно окончательно сжечь мосты.

– Я в Париже всего на сутки. Завтра в полдень уезжаю, а вечером иду к Стефану в ресторан с Бертий и Сандро. Единственное, что могу тебе предложить, – это встретиться перед концертом, в кафе возле театра, где он состоится. Помнишь, где это?

– Да, найду.

– Если мы придем к шести, у нас будет примерно час, чтобы все обсудить.

– Прекрасно. Я тебя целую.

– До скорого.

Я быстро выключила телефон, меня всю трясло.

По дороге в театр я позвонила Бертий.

– Ортанс, у нас тут дурдом!

– Догадываюсь. Хочешь, приеду помогу?

– Думаю, девчонки будут рады, если поможешь им загримироваться. Но решай сама, это не обязательно.

– Буду в гримерке к семи.

– Спасибо, отлично! Все, побежала!

Я уловила возбуждение Бертий, за ним угадывалась яркая суматоха, и мне стало грустно – все это теперь так далеко от меня. Как будто я завершила круг жизни последних лет и теперь стремилась только к отдыху и покою.

Я сразу нашла свободный столик на террасе – так он меня не пропустит, а о закрытом зале и речи быть не могло. Я отказывалась прятаться ради Эмерика. Эти времена прошли. Тем более что стояла хорошая погода – никакое плохое настроение не вынудит меня утверждать обратное, – небо очистилось, было тепло, я даже надела платье без рукавов.

Если я и ощущала холод, то только внутренний, от страха. Я боялась тех сигналов, которые пошлют сердце и тело, когда он появится. Боялась, что придется, возможно, снова притворяться. За последние недели я преодолела самый сложный этап – научилась жить без него.

А ведь еще был Элиас… и я, конечно, думала о нем. Вдруг все рухнет, когда передо мной появится этот мужчина, которого я так долго и сильно любила? Я заказала воду с лимоном – нужно же было что-то заказать, – и ожидание началось… По счастью, длилось оно недолго. Я издали заметила приближающийся стройный силуэт во всегдашнем пиджаке по фигуре. Сердце мое дрогнуло, но не от печали, скорее от ностальгии. Эмерик меня заметил, и его шаги, менее быстрые и легкие, чем в моих воспоминаниях, замедлились. Он остановился, перед тем как подойти ко мне. Я не шевельнулась. Он сел напротив. Мы долго наблюдали друг за другом, не произнося ни слова. Лицо Эмерика было напряженным, но он оставался таким же красивым, с возрастом характерное выражение чуть капризного пай-мальчика, видимо, уже не исчезнет. Женщины еще долго будут оглядываться на него, но эта мысль теперь не вызывала у меня ревности. То, что когда-то соблазнило меня, очаровало, швырнуло в пламя любви и желания, больше не срабатывало. Он изучал меня, как делал это всегда, слегка наклонив голову, чтобы было удобнее любоваться моими скрещенными ногами, бедрами, которые не скрывало поддернувшееся платье. Но какая-то деталь ему не понравилась, этого нельзя было не заметить.

– Пожалуйста, Ортанс, сними очки. Хочу увидеть твои глаза.

Я внутренне усмехнулась, поняв, что способна смотреть на него без смятения, разве что с ностальгией по прошлому. Примерно так годы спустя вспоминаешь свою первую любовь, чтобы заново пережить некие эпизоды только потому, что они были красивыми, приятными. Я спокойно сняла очки. Несколько секунд Эмерик пронизывал меня взглядом, потом разочарованно выпрямился, поудобнее устроился на стуле и провел рукой по волосам.

– Итак, все кончено, – прошептал он.

– А ты рассчитывал на другое?

– Нет… но сейчас я окончательно это понял… Мы встречаемся в последний раз.

– Да, похоже на то…

Он схватил меня за руки, сжал. Прикосновение к его коже не вызвало у меня волны дрожи. Ничего общего с прежними ощущениями.

– Нам было хорошо вдвоем, – прошептал он. – Ты всегда была очень важна для меня, это правда.

Я и не думала сомневаться его искренности, он не пытался вернуть меня с помощью фальшивых признаний.

– Я никогда тебя не забуду, – сказала я. – Желаю тебе быть счастливым. Твое счастье там, где твоя жена, вместе с ней. Ты ее любишь и всегда любил, и мне кажется, я всегда это знала, как, впрочем, и ты.

– Ты права.

– Я хочу, чтобы ты исправил все, что нужно исправить в ваших с ней отношениях. Держи наши воспоминания подальше и от себя, и от вас двоих, и от ваших дочек. Забудь меня. Бесполезно снова и снова возвращаться к нашей истории, живи полной жизнью со своей семьей. Тебе невероятно повезло, что она у тебя есть, поэтому, пожалуйста, заботься о ней как следует.

– Именно это я и делаю.

Он еще сильнее сжал мои руки, его глаза наполнились слезами.

– Я рада… Знаешь, чего бы мне хотелось? – Неожиданно меня тоже охватило волнение.

Он покачал головой.

– Чтобы мы снова встретились лет через двадцать – тридцать, ты был бы лысоватым, с седыми остатками волос, под руку с женой, которую ты мне представил бы, выдумав какой-нибудь невероятный предлог, как ты это умеешь, чтобы объяснить наше знакомство.

Он печально засмеялся.

– И ты будешь счастлив.

– А ты? Какой будешь ты? – спросил он севшим голосом.

– Я? Ни малейшего представления. Но все будет в порядке…

Во всяком случае, я хотела в это верить… Однако Эмерику незачем знать ни об этом уточнении, ни о моих сомнениях. Он уже собрался заговорить, но звонок моего телефона помешал ему раскрыть рот. Я высвободила руки.

– Извини, наверное, это Бертий или Сандро.

Я вытащила мобильник из сумки и нахмурилась.

– Что такое?

– Звонят из “Бастиды”.

Я включила телефон:

– Алло…

– Здравствуйте, Ортанс, это…

– Здравствуйте, Элиас. Какие-то проблемы?

– Нет! Не пугайтесь, все хорошо. Извините, что беспокою.

Нет, он совсем меня не беспокоил, я была счастлива услышать его голос.

– Все нормально, рассказывайте.

– Я недавно вернулся, а телефон звонил и звонил, и я в конце концов снял трубку. Спросили, нет ли двух свободных комнат на все выходные плюс, в качестве бонуса, на бесплатную ночь с понедельника на вторник. Я должен перезвонить через пять минут и дать ответ.

– Скажите, что нет, я же не в “Бастиде”.

– Я сам мог бы ими заняться, если хотите.

– Не может быть и речи, Элиас, вы и так делаете предостаточно!

– Ортанс, мне не трудно застелить постели, встретить их и подать им завтрак. А завтра вы вернетесь. Было бы досадно лишиться клиентов.

– Но…

– Мне это доставит удовольствие, честное слово.

Я заулыбалась, почувствовав себя вдруг легко. И одновременно мне ужасно захотелось поскорее оказаться там, у себя дома. Оказаться с ним? До этого оставалось меньше суток.

– Уговорили.

Я объяснила ему, где найти белье для обеих комнат, он задал пару технических вопросов, и я на них ответила.

– Не волнуйтесь, – успокоил он меня. – Я уже звонил в булочную, для завтрашней доставки слишком поздно, но я схожу к ним и заберу все до того, как гости проснутся.

– Вы уже это сделали? То есть вы даже не представляли себе, что я могу сказать вам “нет”?

Мы одновременно расхохотались.

– Все, Ортанс, будем прощаться, пора им звонить.

– Спасибо…

– Я буду вам обо всем сообщать.

Мне не хотелось, чтобы он отключался, ему, судя по всему, тоже, потому что он выдержал долгую паузу. Несколько секунд я не отрываясь смотрела на телефон, и мне было легко и хорошо. Эмерик кашлянул, и я спустилась с небес на землю:

– Извини.

– Да пожалуйста. Тот клиент, с которым ты меня познакомила, когда я приезжал?

Я задумалась, потом вспомнила, но это воспоминание показалось мне невероятно далеким.

– Да, действительно, ты его видел. Не думала, что ты его запомнишь… Сегодня вечером Элиас займется новыми клиентами.

Его челюсти на мгновение сжались, после чего он послал мне чуть грустную усмешку.

– Хорошо, что ты там не совсем одна…

Его взгляд поблуждал где-то вдали и остановился на театре.

– Ты будешь танцевать вечером?

– Нет.

– Почему? Нога болит?

– Нет, мне уже разрешили, но это не тот случай.

– Правда? Почему ты мне не сказала?

Я молча, только выражением лица дала ему понять, что теперь он не обязан знать все подробности моей жизни.

– Ты права, я все понял…

– Кстати, мне пора, не хочу заставлять их ждать.

Я вынула из бумажника деньги и положила на стол. Встала, Эмерик тоже поднялся и пропустил меня вперед. Мы сделали несколько шагов по тротуару. Шли рядом, не говоря ни слова, пока я не остановилась. Не нужно ему идти дальше, самое время сократить наше расставание. Я остановилась перед ним, загородив ему дорогу:

– Давай прощаться, Эмерик.

Он развел руками.

– Мне надо сказать тебе только одну вещь, – сказал он.

– Слушаю тебя.

Он очень серьезно посмотрел на меня:

– Надеюсь, он сделает тебя счастливой.

Голос его сорвался.

– Но… э-э-э… я еще ничего не знаю…

Он снисходительно ухмыльнулся:

– Могу я тебя обнять в последний раз?

Не дожидаясь моего разрешения, он прижал меня к себе. Объятие было теплым и нежным.

– Спасибо, – прошептала я. – Будь счастлив, пожалуйста.

– Обязательно буду, обещаю.

– Это в твоих интересах…

Вот и все. Он стер большим пальцем слезу в уголке моего глаза:

– Не плачь из-за меня.

– Это в последний раз. Береги себя и свою семью.

Я, не оборачиваясь, направилась к театру.

Едва приблизившись к артистическому входу, я тут же попала в оглушающую суматоху. Все носились по коридору, по углам мелькали яркие пятна, по воздуху проносились пачки и гетры, а их владелицы – от крошечных дюймовочек до взрослых девушек – гонялись за ними. Техники проверяли звук, где-то далеко на сцене я услышала голос Фионы, которая чем-то восторгалась, громкие удары по полу трости Огюста и вопль заметившего меня Сандро. Он примчался, подхватил меня на руки, закружил:

– Мы ждали только тебя!

– Поставь на место, Сандро! – засмеялась я.

Он послушался и оглядел меня с головы до ног:

– Ты красивая, и прибавилось что-то еще, пока не понимаю, что именно… но обязательно соображу!

– Наверно, я и правда лучше выгляжу, ты прав, как всегда, но скорее, что-то убавилось, а не прибавилось…

Он прыснул и заключил меня в объятия:

– Как приятно, что ты снова с нами. Девчонки ждут тебя в гримерке.

Он вернулся на сцену, я побежала в другую сторону. Как каждый год за час до поднятия занавеса, стартовала общая паника. Кто-то из девочек плакал и повторял, что не хочет выходить на сцену, Бертий была еще совсем не готова к началу концерта, зато готова хорошенько отшлепать трусих. Что до больших девочек-подростков, некоторые из них позеленели от страха, да так, что их вот-вот стошнит, а другие все время хихикали, думая о мальчиках, которые придут к ним на концерт. Увидев меня, Бертий облегченно заулыбалась, но улыбка не смогла скрыть усталость. Я должна ей помочь и хочу это сделать. Я вполне могу исполнить свою роль, натянув маску веселого, сияющего и увлеченного педагога. Я хлопнула в ладоши. Понемногу крики, разговоры и рыдания стали затихать, а потом и вообще смолкли. Все головы повернулись ко мне. И тут же мои ученицы, словно рой бабочек, слетелись ко мне – маленькие, большие, дети, подростки. Я с радостью окунулась в море любви: мои чувства были искренними. Не без труда стряхнув с себя малышек, я добралась до Бертий и горячо расцеловала ее.

– Пойди отдохни, – велела я. – Принимаю у тебя смену. А ты пока иди готовиться. Я перекинулась парой слов с Сандро, у него вроде все в порядке. А как там Фиона, все сделала?

– Ты себе не представляешь! Она была в полной боевой готовности уже в десять утра. Честное слово, молодость – это что-то немыслимое!

Кто бы спорил. Она ушла, а я взялась за дело.

Без десяти восемь характерный стук Огюстовой трости разнесся по коридорам, ведущим к гримерке. Я попросила всех успокоиться. Он открыл дверь и оглядел помещение, его глаза ненадолго остановились на мне, после чего он обратился к ученицам:

– Барышни, вы великолепны. Желаю вам получить удовольствие сегодня вечером и не подвести своих учителей. Я заберу у вас Ортанс.

Я удивленно нахмурилась.

– Будешь на концерте сидеть в зале вместе со мной, тебе не следует находиться за кулисами.

Он был прав, здесь не мое место, это уже не мои ученицы, и я не стану корчить из себя надзирательницу. Он протянул мне руку. По дороге я встретила Сандро, Бертий и Фиону, поцеловала их и пожелала удачи. Фиона придержала меня:

– Спасибо за доверие, Ортанс, никогда мне не доставляло такое удовольствие и преподавание, и танец.

– Ты это заслужила в любом случае и можешь собой гордиться.

Я еще раз чмокнула ее в щеку и побежала к ожидавшему меня Огюсту. Он покачал головой, оценив, как быстро и уверенно я передвигаюсь.

– Что же мне с тобой делать, дорогая Ортанс? – пробормотал он, беря меня за руку.

Концерт имел настоящий успех, ученицы были одна другой красивей, одна другой грациозней. Школа все сделала с размахом. Сандро, Бертий и Фиона лучились гордостью, они работали вместе и поддерживали друг друга, я была счастлива за них. И не испытывала ни малейшей зависти. Мне ни разу не захотелось подняться к ним на сцену. Я помнила эту жизнь, которую тоже вела, конечно же, с радостью, увлечением, мотивацией, однако не будучи до конца искренней с самой собой. Теперь я твердо знала, что мне это не нужно: я все продумала и пришла к выводу, что модная парижская танцшкола – это не мое, как и та беспокойная и одурманивающая жизнь, которая с ней связана.

Я уже однажды чувствовала такое охлаждение, это случилось через несколько месяцев после смерти родителей. Но тогда в мою жизнь вошел Эмерик, и он хотел именно такую женщину, какой я была.

Сегодня я была готова и не решалась в это верить. Экзамен, которому меня подверг Огюст, был, конечно, малозаметным, но от этого не менее очевидным. Что он думает обо мне? Когда смолкли аплодисменты, мы снова сели в свои кресла. Я смотрела на родителей учеников – вспоминая, естественно, своих, – на бабушек и дедушек, на большие семьи, гордящиеся своими детьми. И они имели на это полное право. Из-за кулис были слышны крики “ура!”, доносились аплодисменты – все наконец-то расслабились. Ну вот, все удалось: еще один выпускной концерт, успешный, красивый. Теперь настал час восторга и радости. Некоторые девчонки не сомкнут глаз всю ночь, снова и снова переживая эти два часа счастья, возбужденные адреналином сцены. Я повернулась к Огюсту, он погрузился в свои мысли, взгляд неподвижно застыл на закрытом занавесе. Этот старый танцовщик прожил в балете тысячу жизней – с их успехами, испытаниями, разочарованиями, тяжелыми травмами, – всегда умея выстоять, и наверняка только он сумеет мне все разъяснить.

– Что ты думаешь о нововведениях Бертий? – спросил он. – Ты согласна с ними? Я так и не услышал твоего мнения, Сандро следует за ней, не размышляя… а вот ты как?

Я теребила руки.

– Все получится хорошо, – с трудом выдавила я.

Огюст хохотнул, а я опять подняла голову. Он иронично косился на меня:

– Твое воодушевление впечатляет, Ортанс. Будь откровенна со мной и не бойся, я не засланный казачок, зондирующий твою реакцию. Мною движет любопытство. Я доверил вам школу, вы трое – мои любимые ученики, каждый по разным причинам, и мне интересно знать, как все будет развиваться. Ты имеешь право на другое мнение…

От него не спрячешься и от ответа не улизнешь.

– Я их понимаю, Огюст. Они мыслят более масштабно, это нормально.

– Ты еще хочешь танцевать?

Я едва не свалилась со стула. Как такой вопрос мог прийти ему в голову?

– Да! Конечно же да! Знали бы вы, как мне этого не хватает, наконец-то я получила разрешение от врача, это было вчера, и как только закончится ремонт в моем танцевальном зале в “Бастиде”, я сразу приступлю к занятиям.

Он просиял, мой ответ, свидетельствующий о горячей любви к танцу, явно успокоил и обрадовал его.

– В какой-то момент я испугался, что ты больше не захочешь…

– Насчет этого можно не волноваться, Огюст…

– Тогда что тебя смущает?

– Я в растерянности… Не знаю, найду ли свое место в новой школе.

– Почему ты им этого не сказала?

– Какое я имею право тормозить их порыв? Это было бы эгоизмом в чистом виде. Я приспособлюсь… пора когда-нибудь повзрослеть!

– Ты и так уже взрослая, Ортанс… Да, я знаю, ты сравниваешь себя с Бертий, у которой муж и дети… Ты считаешь себя менее зрелой, чем она, не такой взрослой… Не обманывай себя. Перестань считать себя вечным подростком – из вас троих на эту роль больше всех годится Сандро. Возможно, тебе спокойнее, когда ты в это веришь, только это неправда. Ты повзрослела резко, радикально и бесповоротно, когда не стало твоих родителей. Не забывай, что я все это время внимательно наблюдал за происходящим.

О поддержке, которую мне оказал Огюст, невозможно забыть. Я ощущала ее каждую минуту, каждую секунду после звонка Кати. Огюст приехал вместе со мной в “Бастиду”, помогал все организовать. И все следующие месяцы был рядом со мной, не бросал меня, держал за руку, иногда приглашал к себе и оставлял переночевать на диване в гостиной, помогал на занятиях в школе, когда я была почти готова сдаться.

– Вспомни, что ты хотела сделать, после того как сумела немного приподнять голову. Ты уже тогда чувствовала некоторую скуку… ну, то есть не совсем скуку, скорее, ты начинала прислушиваться к собственным желаниям… и это вовсе не было реакцией на планы Бертий придать школе новый масштаб… да она тогда еще об этом и не задумывалась. Просто именно в тот момент ты стала взрослой, научилась делать самостоятельный выбор… Тем не менее ты считала себя окончательно потерянной и искала фальшивые оправдания, чтобы ничего не решать. И все же тогда в тебе была уверенность, которой я никогда до тех пор не замечал… И вдруг все куда-то улетучилось, потому что ты задушила или забыла свои желания. Ты снова заняла свое место, вернулась к своей роли в составе вашего школьного трио, как если бы ничего до этого не было.

Все всегда возвращалось в эту точку. К этому стоп-кадру. В моей жизни появился Эмерик… И я себе сказала, что мой проект абсолютно нелеп и противоречит всему, что он любит. И я потеряю его, если пойду до конца.

– Если у тебя и есть серьезный недостаток, так это способность сознательно отворачиваться от очевидного… Но – думаю, я не ошибаюсь – эта небольшая травма открыла тебе глаза.

– Действительно…

Он удовлетворенно покивал.

– Ты скажешь, что я повторяюсь, но все же вспомни свои планы четырехлетней давности… Ты всегда была свободным электроном, Ортанс. Я тебя только прошу: не заставляй Бертий и Сандро слишком долго ждать.

– Обещаю.

– А теперь беги к ним, они наверняка ждут тебя, чтобы отметить окончание года.

– А вы не придете?

– Мне это уже не по возрасту.

Я встала. Мы прошли под руку по театральному коридору, обмениваясь сияющими взглядами. Уже стоя перед дверью, я позволила себе положить ему голову на плечо, он погладил меня по щеке, а я ему шепнула:

– Спасибо, Огюст.

Сорок пять минут спустя я входила в дверь Стефанова ресторана вместе с Бертий, Сандро и Фионой, продолжая взахлеб восторгаться подготовленным ими концертом. Возвращение туда, где все началось, где со мной произошло нечто большее, чем падение с лестницы, было волнующим. Стефан вышел из кухни, чтобы встретить нас, смачно расцеловал жену и сказал, что она необыкновенно красивая. Затем поздоровался с Сандро и Фионой, а под конец и со мной.

– Думал, никогда тебя здесь больше не увижу! – заявил он, распахнув объятия.

Я хлопнула его по плечу:

– Тебе прекрасно известно, что я обожаю твою кухню.

Сандро приобнял меня и обратился к Стефану:

– Не волнуйся, если ей вдруг приспичит, я провожу ее до туалета!

– Перед тем как уйти из театра, я решила этот вопрос.

Все зашлись в хохоте, и я первая.

– Ладно! Садитесь за столик! – распорядился наш персональный шеф-повар.

Вскоре он уже открывал шампанское. Мы чокнулись. Я обвела взором всех по очереди и подумала, что мы прошли вместе большой путь.

– Кстати, Ортанс, – обратился ко мне Стефан. – Ты одна? Обычно Эмерик что-нибудь придумывал и исхитрялся прийти с тобой в вечер концерта!

Три года! Понадобилось три года, чтобы Стефан переварил информацию о супружеской неверности Эмерика. А теперь поезд ушел. От этого ситуация становилась еще более комичной.

– Мы расстались.

Сандро подавился шампанским. Бертий разинула рот. Фиона, которой подробности не были известны, не знала, куда деваться от смущения. Что до Стефана…

– После костоломной лестницы никому меня не переплюнуть по части ляпов! Могла бы предупредить! – накинулся он на жену.

– Она не знала, – остановила его я и повернулась к Сандро. – Это то самое, что убавилось, – помнишь, я тебе сказала.

Он понимающе кивнул. Я встретилась глазами с Бертий, она и не думала торжествовать, хоть с самого начала была права.

– Можешь ничего не говорить, некоторые вещи теперь для меня прояснились.

– Вот и хорошо.

Повисла пауза. Но я поняла, что это объявление ничуть не испортило мне настроение, как не испортило его и то, что я поставила финальную точку в истории с Эмериком. И мне было спокойно. Я понемногу избавлялась от того, что мешало мне быть счастливой.

– Ладно… давайте сменим тему! – воскликнула я. – Как там с набором? Под завязку, надеюсь?

С этого момента я успокоилась и следовала течению беседы, слегка оглушенная выпитым вином, которое Стефан подливал более чем щедро. Мы веселились, перебрасывались шутками, подкалывали друг друга. Они изложили мне невероятно плотную программу занятий, рассказали об интересных учениках, которых сумели набрать, о том, как продвигается реконструкция старой студии. Приятно было видеть их энтузиазм. Они давали школе второе дыхание.

Мое отсутствие вкупе с появлением Фионы придавало новый импульс динамике развития, которое, возможно, я раньше тормозила, сама того не желая.

Немного позже, за десертом, они засыпали меня вопросами о моих последних двух месяцах в Провансе, и я вдруг разговорилась, а заодно и еще больше повеселела.

– Пребывание там идет тебе на пользу! – воскликнула Бертий. – Такой счастливой я тебя никогда не видела, мне кажется.

– Да, так и есть. Не жалею, что решила остаться там на все лето. Но должна сказать, что моя заместительница просто идеальна!

– Спасибо, – поблагодарила Фиона, краснея.

– Не знаю, будут ли у меня свободные места в августе, но если будут и вы захотите приехать, милости прошу в гости!

– Еще не хватало, чтобы ты нам жилье сдавала за деньги! – притворно возмутился Сандро.

Новый взрыв безумного хохота. Я почувствовала, как в моей сумке завибрировал телефон. Эсэмэс с неизвестного номера:

Я, не раздумывая, ответила:

Я как сквозь вату слышала веселые голоса друзей.

Я радостно отправила последний ответ:

Чуть-чуть подождала, убедилась, что больше он не напишет, а потом сунула мобильник обратно в сумку.

– Послушай, Стефан! В последний раз мне не удалось попробовать твою волшебную ромовую настойку! Сегодня мне ее нальют, надеюсь?

– Сию минуту!

Из ресторана уже ушли и посетители, и персонал. Мы еще дважды выпили, после чего решили, что пора. Я заказала такси. Перехватила выразительный взгляд, который Сандро бросил на Фиону, а она ему ответила тем же: обалдев, я повернулась к Бертий, которая с многозначительным выражением лица сделала мне знак молчать.

– Хочешь, куда-нибудь подкину? – невинно предложил Сандро Фионе, убирая подпорку своего скутера.

Я сдержала смех.

– Если тебя не затруднит!

– Нормально!

И конечно же, он не спросил, куда ее везти! Ужасно смешно! Бертий толкнула меня локтем.

– Поезжайте! Мое такси сейчас будет, можете не ждать.

– Ты уверена? – озабоченно спросил Сандро.

– На все сто! И Бертий постоит со мной.

Я подошла к нашим голубкам и начала с Фионы:

– До скорой встречи, – сказала я. – Спасибо за все, что ты делаешь для школы. Мы не ошиблись, выбрав тебя.

– Благодарю вас, Ортанс. Хочу поскорее увидеть, как вы танцуете. Сандро столько рассказывал о ваших композициях.

– Не перейдешь со мной на ты в ближайшее время, не увидишь, как я танцую.

Если бы мой танец зависел только от этого… Она просияла и бросилась мне на шею. Когда она разжала руки, я повернулась к Сандро и обняла его. Он нагнулся ко мне, сложив пополам свое длиннющее тело.

– Береги себя, – прошептал он.

– Береги ее, пожалуйста, – прошептала я в ответ.

Он хихикнул, но, когда отпустил меня, я заметила на его лице смущение, до сих пор мне незнакомое.

– И себя заодно, – уточнила я.

Он подмигнул мне и протянул каску своей ненаглядной, которая помахала нам на прощание. Она села за ним, обхватила за талию, они обменялись влюбленными сияющими взглядами и умчались.

– Они такие милые, – сказала я Бертий.

– Ты права, только не понимаю, почему они упорно все скрывают. Можно подумать, боятся меня. Неужели я такая зануда?

Я не удержалась и расхохоталась:

– У тебя тот еще характер.

Она тоже засмеялась:

– Он стащил девушку прямо из колыбели, скажу я тебе! Сандро на пятнадцать лет старше!

– Да, удивительно, я бы скорее поверила, что он увлекся очередной пантерой!

– Ладно, девочки, – сказал Стефан, – я пойду, надо еще прибрать.

– Пока, Стефан! – попрощалась я. – Спасибо за вечер, классно было снова оказаться у тебя.

– Теперь я, по крайней мере, знаю, что ты на меня не сердишься.

– Вот дурак! Иди сюда.

Я его дважды горячо расцеловала, и он оставил нас наедине с Бертий. Она молча наблюдала за мной.

– Ну давай, – подстегнула я ее. – Спроси уже, что хотела.

– Все действительно кончено?

– Да.

– Скажу честно, я не верила, что ты на это способна. Тебе, естественно, наплевать, но я горжусь тобой.

– Не заблуждайся, мне отнюдь не наплевать.

В этот момент подъехало мое такси. Мы поцеловались, она ненадолго прижала меня к груди:

– В новом учебном году встретимся?

– Не имею представления…

– Я это подозревала и потому не набирала четвертый поток.

– Думаю, так разумнее.

Больше не задерживаясь, я села в машину. Захлопнув дверцу, опустила стекло, послала Бертий воздушный поцелуй, она мне помахала, и водитель тронулся с места.

Назавтра я проснулась в семь утра, во рту пересохло, похмелье давало о себе знать. Низкий поклон тебе, Стефан. Я повернулась на бок, завернувшись в одеяло, и посмотрела на окно: я вчера вернулась домой еле живая и даже поленилась задернуть шторы. Я уставилась на серое небо и думала о “Бастиде”, о свете ее раннего утра. И об Элиасе. Он сейчас готовит завтрак, и у него все должно отлично получиться. Обидно, что я не вижу, как он это делает. Мне захотелось позвонить ему, узнать, все ли в порядке, но я сдержалась, объяснив себе, что осталось подождать всего несколько часов. Отказавшись тратить время на бесплодные грезы, я выбралась из постели и быстро пошла в душ. Потом оделась, приняла таблетку парацетамола, налила себе огромную чашку кофе и отыскала в глубине шкафа пачку печенья. Затем вытащила два чемодана. Я рассортировала свои вещи: те, которыми я больше всего дорожила, отправятся в “Бастиду”. Остальные завершат свой земной путь в мусорных баках моего парижского дома. Еще какие-то окажутся на тротуаре возле двери – кому пригодятся, заберут. Я делала последний штрих в большой уборке, начатой накануне, когда были выброшены вещи Эмерика. Я была рада, что он спокоен, как и я.

В одиннадцать утра я была готова закрыть за собой дверь парижской квартиры. Я обошла ее в последний раз, и мне показалось, что она лишена души и жизни, я чувствовала себя здесь чужой. И никакой грусти от того, что я ее покидаю… Даже, напротив, появилось чувство легкости. Как будто я снова наполнялась энергией.

Я ушла не оглянувшись.