Перевод Ветхого Завета
Помимо всех прочих своих занятий, уже в 1522 году Лютер взялся за новый, куда более масштабный и амбициозный проект – перевод на немецкий язык всей Библии. Вскоре после того, как передал Меланхтону рукопись Нового Завета, он уже сел за этот новый перевод, которому предстояло занять годы. Лютер намеревался начать с первых книг и публиковать перевод постепенно. Первой частью, естественно, стало Пятикнижие (книги Бытия, Исхода, Левита, Чисел и Второзакония). Лютер и его команда, состоявшая из Меланхтона, Амсдорфа и других, одолела эти пять толстых книг с такой быстротой, что к концу декабря 1522 года первый том Ветхого Завета был уже почти готов, а в феврале 1523 года вышел в свет. Однако перевод с древнееврейского поставил перед ним новые, порой необычайно сложные задачи. Начать с того, что латинская Вульгата была полна ошибок: Лютер азартно выискивал их и исправлял, в то же время ужасаясь мысли, что много столетий эти ошибки распространялись и передавались из поколения в поколение при активной поддержке Церкви.
В письме к Спалатину Лютер отчаянно просит помощи с названиями животных, встреченными в книгах Левита и Второзакония. Ко времени этого письма рукопись была уже практически закончена, однако прежде, чем отправлять ее в печать, требовалось разрешить несколько таксономических загадок. Можно только воображать, с какими чувствами читал Спалатин такую просьбу:
Очень прошу тебя о помощи: пожалуйста, опиши нам следующих животных по роду их:
Хишные птицы: коршун, стервятник, сокол, ястреб-перепелятник, ястреб-перепелятник-самец.
Промысловые животные: газель, серна, горный козел, дикий или лесной козел.
Пресмыкающиеся: верно ли переводить stellio как «саламандру», а lacerta limacio как «жабу с оранжевыми крапинками»?
…У евреев, римлян и греков [названия] животных страшно перепутаны, так что приходится догадываться, о каком животном идет речь, на основе его рода и вида. Поэтому, если можно, я хотел бы узнать названия и классификацию всех хищных птиц, промысловых животных и ядовитых пресмыкающихся по-немецки…
Какое множество у нас названий ночных птиц: сыч, ночная цапля, филин, неясыть, ушастая сова!
Вот птицы, которых я знаю – стервятник, коршун, сокол, ястреб-перепелятник; хотя не уверен, что смогу легко узнать каждую.
Вот промысловая дичь, которую я знаю: олень, косуля, серна (которую [Вульгата] называет bubalus).
Не знаю, что имеет в виду [Вульгата], когда упоминает среди кошерных животных козла, оленя, антилопу и жирафа.
Хочу, чтобы эту часть работы ты взял на себя. Возьми еврейскую Библию и постарайся выяснить об этих животных все что сможешь, чтобы нам не наделать здесь ошибок. У меня на это времени нет.
Прощай и молись обо мне.
Новый Завет Лютера стал сенсацией по многим причинам. Прежде всего, благодаря своему мощному языку. Многие фразы из него стали крылатыми и вошли в сокровищницу немецкого языка навеки. Переводя Новый Завет, Лютер ориентировался на то, что его будут читать вслух, – и старался сделать свой перевод не только точным и понятным, но и благозвучным для немецких ушей.
Но еще больший интерес и восхищение читателей вызвали предисловия к каждой книге, все объясняющие и ставящие в должный контекст. Разумеется, мысль, что Писание невозможно понять, пока нам его не объяснят, – вполне библейская; более того, для Писания она очень важна. Вспомним эпизод из Деяний, где эфиопский евнух разговаривает с Филиппом:
Филипп подошел и, услышав, что он читает пророка Исаию, сказал: разумеешь ли, что читаешь? Он сказал: как могу разуметь, если кто не наставит меня?
Из того, что Лютер открыл Библию для всех и каждого, порой делается вывод, что все истолкования Библии равнозначны; сам Лютер, конечно же, так не думал. Себя он поставил на место наставника и учителя, но ясно понимал: это не замена самостоятельного чтения, а лишь подспорье для людей, читающих Библию самостоятельно. Ясно видел он, что впадение в любую крайность создает серьезные проблемы. Читающий Библию без понимания того, что именно он читает, неминуемо впадет в заблуждение – но и всякий, кто отказывается читать Библию сам и доверяет чужим толкованиям, рискует ошибиться, ибо толкования эти могут оказаться богословски неверными. Как никто не в силах умереть за нас, так и никто не может за нас строить отношения с Богом, – а значит, и принять на себя ответственность за то, как мы читаем Писание. Это решать только нам.
Поэтому Лютер стремился давать полезные комментарии, однако не пытался объяснить все и не навязывал свою точку зрения. Из предисловий Лютера к библейским книгам особенным шедевром считается предисловие к Посланию к Римлянам:
Вера – это действие Божье в нас, которое изменяет нас и делает рожденными заново в Боге… Вера – живая и смелая уверенность в благодати Божьей, столь твердая и определенная, что ради нее верующий тысячу раз поставит на кон собственную жизнь. Познание этого и уверенность в благодати Божьей делает людей радостными, смелыми и счастливыми в обращении с Богом и со всем творением. Вот что совершает в вере Дух Святой. Из-за этого человек без принуждения, охотно и радостно всем делает добро, всем служит, терпит любое страдание ради любви Божьей и в похвалу Богу, показавшему ему такую благодать. Отделить дела от веры невозможно, как невозможно отделить тепло и свет от огня.
Эти слова Лютера столь ясно объясняют, что значит «родиться заново», что более двух столетий спустя, в мае 1738 года, чтение их вслух произвело на молодого англичанина по имени Джон Уэсли огромное впечатление и подарило ему опыт обращения и перерождения, изменивший всю его жизнь.
Уэсли принялся неустанно проповедовать то же евангельское послание – и это привело к великим историческим последствиям, в том числе к методистскому возрождению XVIII века; а оно, в свою очередь – к обращению Уильяма Уилберфорса, возглавившего борьбу за прекращение работорговли в Британской империи. Оно же привело к служению и проповеди Джорджа Уайтфилда в американских колониях – а это, в свою очередь, несколько десятков лет спустя вызвало объединение колоний вокруг тех же идей свободы и равенства, какие, благодаря проповедям Лютера и других реформаторов, вдохновляли немцев в начале XVI века. Идеи всегда меняют мир – и идеи Лютера изменили мир более каких-либо иных.
