Глава пятнадцатая
Монстры, монахини, мученики
В явлениях природных на земле
И в небе, – непогода ли случится,
Внезапный ветер, или что еще, —
Разумную причину отвергая,
Увидят чудо, знаменье, предвестье,
Зловещий метеор, глагол небес,
Что королю грозят господней карой.
У. Шекспир. Король Иоанн. Акт 3, сцена 4
Порой мир Лютера кажется нам очень похожим на современный. Но в другие моменты мы вспоминаем, что он все же от нас очень далек. Например, напоминает об этом история Папского осла и Теленка-Монаха.
В декабре 1522 года, когда Лютер и Меланхтон в последний раз вычитывали лютеровский перевод Нового Завета, за много миль к востоку от Виттенберга, в деревне Вальтерсдорф, чья-то корова произвела на свет теленка-уродца. Мир в те времена бдительно следил за кометами, рождением уродов и прочими «знамениями»; так что это гротескное существо, как говорят, походившее на монаха, привлекло большое внимание и новости о нем быстро распространились. Придворный астроном в Праге, услыхав о нем, немедленно сделал вывод, что теленок-монах – не что иное, как намек самой природы на Мартина Лютера, и написал об этом стихотворение, кое-где приобретшее популярность. Лютер, что неудивительно, истолковал это чудо природы совсем иначе.
За несколько месяцев до того на песчаный берег в Харлеме, в Нидерландах, выбросило большого кита, и новость об этом также привлекла внимание Лютера. А еще до того Меланхтон наводил справки о чудовище, якобы выброшенном волной на берег Тибра, близ Рима, в 1496 году. У той твари, как рассказывали, было женское тело, ослиная голова, чешуя и две пары разных ног. Поскольку обнаружилась она поблизости от Рима, неудивительно, что появление ее было истолковано как прозрачный намек Бога на сущность папства; уроду быстро присвоили название der Papstesel (Папский осел) – и, быть может, активно его обсуждали, не в последнюю очередь ради удовольствия не раз и не два произнести эти слова, едва ли приятные папе.
Так или иначе, едва закончив перевод, Лютер и Меланхтон сели вместе за памфлет с веселым названием: «Истолкование двух ужасных явлений – Папского осла в Риме и фрайбургского Теленка-Монаха, найденного в Майсене». Памфлет, украшенный гравюрами Кранаха, стал, пожалуй, самым странным и натянутым сочинением Лютера – что само по себе любопытно: обычно Лютер писал иначе. У теленка-монаха, как говорили, шкура напоминала сутану, а на голове виднелось некое подобие тонзуры. Из этого Лютер уверенно заключил, что перед нами символ монахов и монашества в целом. Сам же теленок, разумеется, не что иное, как олицетворение идолопоклонства: ведь каждому дураку известно, что евреи в пустыне поклонялись золотому тельцу. Кроме того, коровы едят траву – это указание на то, что монашество сосредоточено на «земном». Рассказывали, что в шкуре несчастного урода имелись дыры – это, очевидно, указание свыше на богословские пробелы, характерные для разных монашеских орденов. В конце этого странного сочинения Лютер, обращаясь к монахам, страстно призывал их оставить свои ордена и стать «истинными христианами». Но, надо заметить, даже не читая эксцентричного трактата о теленке, бесчисленное множество монахов и монахинь, покидающих своих монастыри, скоро стали для Лютера серьезной проблемой; а бегство дюжины монахинь из Нимбшена неожиданно и навсегда изменило ход его жизни.
