Итак, Лютер прохлаждался в «птичьем краю», на вершине высокой горы – а внизу, в долинах, жизнь продолжалась. Писания Лютера последних месяцев, фигурально выражаясь, распахнули множество конюшен – и теперь из них рвались на волю кони. Многое из того, о чем писал Лютер в «Вавилонском пленении», его друзья, оставшиеся в Виттенберге, начали воплощать на практике: однако самого его не было рядом, так что он не мог за этим проследить.

Например, Юстус Йонас, столь разочаровавший Эразма тем, что оставил Эрфурт и присоединился к партии Лютера, в июне 1521 года решил не читать более лекции по церковному праву, хотя именно для этого нанял его виттенбергский капитул Всех Святых. Но теперь Юстус Йонас увидел новый свет – и свет этот исходил не от запыленных томов церковных канонов, не от поросших мхом «Сентенций» Петра Ломбардского или от богопротивной «Никомаховой этики» Аристотеля, а только от священного слова Божьего.

Впрочем, это определенно была не главная проблема. Важнее стало то, что в Виттенберге начали воплощаться в жизнь мысли Лютера о священнических обетах, о целибате, мессе – и о многом другом. И почти во всех случаях этот переход от теории к практике совершали люди далеко не столь вдумчивые и осторожные, как сам Лютер.