Глава двадцать первая
Встречи со смертью
Пусть не смущают тебя те, для кого Христос – лишь шутка и посмешище… Они живут спокойно, и дьявол их не мучает. Да и зачем ему их беспокоить? Ведь они уже ему принадлежат.
Мартин Лютер
20 мая 1531 года, узнав от брата Якоба, что мать его тяжело больна, Лютер послал ей письмо, очень похожее на то, что годом раньше отправил отцу. Письмо это много говорит нам о Лютере и его сердце:
Дорогая и любимая матушка! Я получил от брата [Якоба] письмо о вашей болезни. Разумеется, это весьма меня печалит, особенно потому, что не могу сейчас быть с вами, хоть этого желал бы больше всего на свете.
Далее он обращает к матери настоящую проповедь: она ведь, мол, сама прекрасно знает, что болезнь эта – «любящее, отеческое наказание» от Бога, ничтожное в сравнении с Его милостями, и что утешение следует искать в «краеугольном камне – Иисусе Христе». «Он не пошатнется, – пишет Лютер, – Он не подведет нас, Он не позволит нам утонуть или погибнуть». И затем переходит напрямую к смерти:
Возвеселимся же без сомнений и без печали, и пусть мысль о грехе и смерти нас не страшит – напротив, возвысим сердца свои горе́ и скажем: «Что это ты делаешь, милая моя душа? Дорогая смерть, дорогой грех, почему вы все еще живы и ужасаете меня? Или не знаете, что вы давно побеждены? Разве ты, смерть, не знаешь, что сама мертва? Разве не ведаешь Того, Кто говорит о тебе: “Я победил мир”?»
Вскоре после получения этого письма мать Лютера скончалась. А затем, 9 ноября, Кати родила четвертого ребенка – мальчика, которого назвали Мартином-младшим, быть может, потому, что он появился на свет за день до дня рождения отца. По-видимому, крещен он был двумя днями позже, в день святого Мартина.
В августе 1532 года герцога Иоганна в его охотничьем замке в Швайнице разбил удар. Услыхав об этом, Лютер и Меланхтон поспешили туда за двадцать миль из Виттенберга, чтобы быть с ним в его последние минуты. Они молились вместе с герцогом и утешали его; но он не пережил ночь. Тела знатных людей в то время принято было бальзамировать, и, поскольку в Швайнице бальзама не нашлось, тело спешно повезли в Виттенберг.
В 1534 году умер папа Климент VII, и преемник его Павел III принялся готовить в Мантуе церковный собор, назначенный на 1537 год, – хоть этим планам и не суждено было сбыться. Но тогда, в 1535 году, подготовка собора была в разгаре, и папский нунций Паоло Верджерио примчался в Виттенберг, чтобы встретиться с Лютером и это обсудить. Лютер, гордый тем, что папский легат явился в Виттенберг просить у него мира, решил принарядиться для такого случая. Он пошел к цирюльнику и сделал модную стрижку, как поступал иногда перед важными проповедями, чисто выбрился, принял ванну, облачился в дублет, отделанный мехом, и мантию с меховой опушкой, натянул на ноги облегающие дворянские лосины. Руки украсил кольцами, позаимствованными у друзей; завершала этот пышный костюм золотая цепь таких размеров, что даже цирюльник, увидав ее, неодобрительно поцокал языком. А вместо того, чтобы идти на встречу с Верджерио пешком, как обычно ходил по городу, Лютер вдвоем с Бугенгагеном появился в карете. Впрочем, и сам Верджерио приехал на переговоры с большой помпой – в сопровождении двадцати всадников.
В письме Каспару Мюллеру, датированном январем 1536 года, Лютер упоминает документ (подготовленный Меланхтоном), принятый Шмалькальденской Лигой в ответ на вопрос Верджерио о том, может ли предполагаемый церковный собор состояться за пределами Германии. Ответом стало решительное «нет»: протестанты хотели проводить собор на своих условиях, а в любом ином месте на него оказывал бы сильное и нежелательное влияние папа. Лютер писал, что хотел бы списать этот документ и отправить Мюллеру копию, но не может, ибо сейчас его одолевает страшный кашель. И шутливо добавлял: помолись обо мне, тогда, быть может, кашель прекратится и мне удастся взяться за дело.
Три месяца спустя Лютер написал Томасу Кромвелю – в то время самому могущественному человеку в Англии, не считая короля, и одному из ведущих архитекторов английской Реформации. Кромвель надеялся включить Англию в Шмалькальденскую Лигу, чтобы и она сопротивлялась папе и императору вместе с Германией. Из этого ничего не вышло; однако Роберт Барнс, недавно уехавший из Виттенберга, заронил в Лютере надежду на такой союз и передал наилучшие пожелания от Кромвеля, на которые Лютер теперь и отвечал:
Доктор Барнс… доставил мне чрезвычайную радость, рассказав о серьезном и решительном желании Вашей светлости стоять за дело Христово; особенно радостно это от того, что высокое ваше положение позволяет вам собрать силы всего королевства, привлечь на нашу сторону и Его Величество короля и таким образом сделать много доброго. Молюсь и буду молиться Господу о том, чтобы Он преизобильно укрепил дело, начатое Вашей светлостью, во славу Его и во спасение многих. Аминь.
Однако скоро было решено, что делегация от Шмалькальденской Лиги, включающая в себя Меланхтона, в Англию не поедет. А в июне до Виттенберга дошли шокирующие новости о казни Анны Болейн, которую Лютер назвал «чудовищным английским злодеянием», – и вопрос о союзе был снят с повестки дня.
В том же 1536 году умер Эразм. Ему было шестьдесят девять. А английский реформатор Уильям Тиндейл был схвачен в Антверпене и заключен в темницу: допрашивал его тот же человек – Якоб ван Хогстратен, – что много лет назад пытал и казнил лютеранских священников. Тиндейла приговорили к сожжению, однако по неизвестной причине сперва удавили, а затем сожгли уже мертвое тело. Тиндейл этот осмелился писать против кардинала Вулси и женитьбы Генриха VIII на Анне Болейн. Кардинал Вулси осудил его как еретика. Однако перед смертью Тиндейл перевел на английский Библию и разослал множество экземпляров книги по Англии и Шотландии, утверждая там Реформацию.
Здоровье Лютера все ухудшалось: к концу 1530-х годов тело доставляло ему постоянную боль и страдания. Обильная и жирная пища, которую он очень любил, вызвала накопление в суставах мочевой кислоты, так называемую подагру, – недуг столь болезненный, что во время одного из приступов Лютер громко угрожал отрезать себе большой палец ноги. Особенно тяжко страдал он от подагры в 1537 году. Не прекращались и приступы мочекаменной болезни: 8 февраля с болью и с сильным кровотечением вышел большой камень, а десять дней спустя еще один камень перекрыл ему мочеиспускательный канал, и Лютер едва не испустил дух. Курфюрст прислал к нему своего врача, но тот сделал только хуже – из неизвестных соображений прописал Лютеру пить много воды, что тот и сделал. Затем ему пришлось выпить варево из свежего навоза с чесноком. Боль была столь мучительной, что Лютер молил Бога о смерти; скоро его погрузили в карету и повезли домой, в Виттенберг, умирать. Однако тряска на зимней дороге, как видно, каким-то счастливым образом сдвинула камень, закупоривший канал – и, словно после удара Моисеевым посохом на горе Хорив, «хлынули воды». Из чрева Лютера вышло не менее четырех кварт мочи – и он выжил. «Лютер жив!» – объявил он в Виттенберге в тот же вечер.
Реформация продолжалась, и порой Лютеру оказывали различные почести. Так, в 1539 году было подготовлено собрание сочинений Лютера на немецком языке. Лютера попросили написать к нему предисловие – и там он посмеялся над собой и над всеми авторами, искушаемыми соблазном гордости за свои труды. Вот знаменитый отрывок из этого предисловия:
Если же чувствуешь, что все у тебя выходит как нельзя лучше, если нахвалиться не можешь своими книжками, учением или речами, если считаешь, что лучше писать или проповедовать даже и невозможно… если с нетерпением ждешь похвал – возьми-ка, друг дорогой, самого себя за уши; и, ежели правильно ухватишься – нащупаешь пару огромных, длинных, волосатых ослиных ушей. Дальше не жалей никаких расходов! Повесь себе на уши золотые колокольчики, чтобы люди, слыша, что ты идешь, показывали на тебя пальцами и восклицали: «Смотрите, смотрите! Вот идет наш сиятельный осел – тот самый, что так чудно проповедует и пишет такие прекрасные книги!» Тут-то, конечно, ты обретешь в Царстве Небесном неисчислимые благословения.
