Глава 11
Наутро у меня звенело в голове и все еще мутило, но после очередной кружки настоя самочувствие улучшилось. А вот настроение — не особенно. Вчерашняя глупая ссора оставила в душе глубокий неприятный след. Глупая, потому что оба по-своему правы, просто оба выбрали неправильные слова, чтобы попытаться донести до другого свои мысли. Вот только желание упорствовать в глупости никуда не делось. Было по-женски обидно, причем непонятно, на что больше — на отказ от лечения или на эту его дурацкую фразу «все равно будет по-моему». Молчи, женщина!
На завтрак я, пытаясь привести себя в божеский вид (болотница, фе!), опоздала. На обеде Кайдена нигде не было видно. И только спустившись на ужин в толпе боевиков я заметила белобрысую макушку. Лучник ухмыльнулся в ответ на чью-то шутку, мазнул взглядом по толпе, заметил меня…
Улыбка с его лица тут же сползла, а потом он отвернулся. Просто взял и отвернулся! Все мысли о том, что надо быть разумной, надо подойти, поговорить, объясниться в конце концов! — улетучились. Губы задрожали и, стиснув кулаки, я стрелой взлетела обратно по лестнице. Злость и обида закипали с новой силой — и откуда только во мне их столько накопилось? Будто плотину прорвало.
Хотелось рычать, порвать что-нибудь, разбить! Взгляд вдруг уперся в выглядывающий из-под кровати лук. В первое мгновение мне захотелось схватить дурацкую деревяшку и переломить ее пополам…
Я повесила его себе на плечо и подхватила колчан, мстительно проигнорировав лежащие на столе перчатки. Путь мой лежал за школьную стену.
Нет, в лес я не пошла. Что я, враг себе, что ли? Просто вышла за ворота и обогнула школу по левой стене, по тропке, ведущей вниз вдоль обрыва, на котором стоял замок. Когда-то здесь текла река, но Луг всемогущий свернул ее воды, и от глубокого водного потока остался лишь маленький ручеек. На его берегу, вдали от чужих глаз я и устроилась.
Полузасохший куст сирени мало походил на упрямого боевика, но, когда первая стрела тюкнулась у его подножия, я все же испытала некоторое облегчение. Было в этом что-то упоительное: ощущать тугую силу, слышать треньканье тетивы, видеть, как срывается в полет опасное жало. Ну… в чьих-то руках — точно опасное!
В седьмой раз натянув тетиву, я не поверила своим глазам и мелко тряхнула головой — воображение, настолько старательно пыхтело, пытаясь представить на месте несчастной сирени лучника, что на диво в этом преуспело! Однако мираж никуда не делся и продолжил внимательно меня изучать, скрестив руки на груди.
— Руку поправь, — спокойно проговорил «мираж». — И спина провисает. Ты так не то что в куст, в кита не попадешь.
«В кита, может, и не попаду, а вот в барана — точно!», — подумала я, но озвучить не решилась, только засопела сердитее. Пальцы на тетиве заныли.
— Шела, — почти ласково произнес Кайден. — Стрела так не полетит, она клюнет.
И носком сапога он небрежно откинул одну из тех, что валялись на мелком речном песке. Я не успела сообразить, сделала я это нарочно или все же мышцы не выдержали нагрузки, но витые жилы хлестнули меня по руке, а Кайден вскрикнул и пошатнулся. А потом осел на землю, зажимая бедро с торчащим из него древком.
И расхохотался.
Я охнула, отшвырнула лук и бросилась к нему. Руки не дрожали, а вот остальное тело потряхивало изрядно. Пальцы сами нащупали рукоять ножа, торчащую из мужского сапога, резво распороли штанину.
Вытащить стрелу, метнуться к ручью и вернуться с полной пригоршней воды, которая тонкой струйкой под заговор очистит рану. Ткнуть Кайдена в бок, чтобы прекращал ржать…
Осмотрев ее, я облегченно вздохнула — ничего страшного, стрела пропорола мягкие ткани, не задев крупных сосудов и не дойдя до кости. Стрелок из меня-таки аховый, к счастью. Достаточно будет противовоспалительного заклинания и тугой повязки, потом еще пару раз пошепчу и через три дня будет прыгать, как новенький.
Приподняв верхнее платье, чтобы дотянуться до нижней сорочки и откромсать от нее полосу все тем же ножом, я поймала заинтересованный взгляд несчастного, практически умирающего подстреленного больного. С трудом сдержав оскорбленное шипение, я одарила его возмущенным взглядом и отвернулась. Сорочка, конечно, то еще решение, но пойдет пока, заговор не сразу сходит, а потом в комнате чистым перевяжу…
Я не сразу сообразила, что уже некоторое время пялюсь на собственноручно затянутый узел, не решаясь поднять глаза. Кайден тоже молчал, хотя его пристальный взгляд я ощущала каждой клеточкой тела. Решившись, я набрала в грудь воздуха:
— Кайден…
— Шела… — произнесли мы одновременно.
Я вскинула голову.
— Нет, дай я сначала скажу. — Я дождалась молчаливого кивка, помедлила еще немного и все же решилась: — Я тебя люблю.
Зрачки в окаймлении темно-темно-серой из-за сгущающихся сумерек радужки дрогнули и начали расширяться. А я продолжила, благо дальше оказалось легче.
— Люблю, понимаешь? Я вожусь с тобой не только потому, что ты мой пациент. И даже не потому, что друг. А потому, что я не представляю, что со мной случится, если тебя не станет. Я обязана тебя спасти, обязана сделать для этого все возможное и даже, раз уж речь идет о демоне — невозможное. Я просто не смогу жить потом, никогда себе этого не прощу, если не испробую абсолютно все.
Лучник продолжал молчать, и мне показалось, что понять, что творится у него сейчас в голове я не смогла бы, даже в ту самую голову забравшись.
— Сможешь, — неожиданно выдал он. — Ты целительница, вас этому учат. Терять пациентов, переживать смерть…
Я упрямо насупилась:
— Не смогу. Если тебя не спасу — целительницей мне не быть, уйду из ремесла. Как я могу чужих спасать, если самому важному помочь не сумела? Как могу лечить души, когда твоя оказалась потеряна из-за меня? Такой жизни «после» ты для меня хочешь? Раз уж печешься всеми силами о моем благополучии, подумай об этом. Подумай, что бы сам сделал, если бы мне грозила смерть.
Кайден досадливо скривился:
— Это шантаж.
Мне на это оставалось только пожать плечами. В любви и на войне все средства хороши, а у нас тут сразу и то, и другое.
— И как ты узнала?
— Я у тебя в голове побывала, забыл? — Не удержавшись, я легонько постучала ему пальцем по лбу.
Кайден поймал опускающуюся кисть, но я с виноватой улыбкой высвободилась.
— Руки помою.
И, продемонстрировав ему окровавленные ладони, отошла и присела у ручья. С рук тонкие розовые ручейки сбежали быстро и унеслись вдаль, юркими змейками скользя между камней, а вот с рукавами и подолом пришлось повозиться. Пальцы стыли и не слушались, но лучше сразу, а то потом не отстираешь.
Несмотря на то, что Кайден мне так ничего еще и толком не ответил, на душе уже сделалось легко-легко. Я сама не подозревала, как давила на меня эта необходимость скрывать чувства, находясь все время рядом. А ему-то, бедному, было каково?
Зашуршал песок под прихрамывающими шагами, и Кайден опустился рядом, придерживая раненую ногу.
— Я видел, как ты плакала, — сообщил он. — Вчера. Пошел проводить бестолковую, мало ли… только подходить не стал. Решил, что так, наверное, даже лучше будет. Умирать, так умирать. Собирался уехать из школы с завтрашним обозом. И уж лучше бы ты на меня злилась, чем тосковала, или, не дай боги, искать бросилась. С вас, маньяков-целителей, станется.
Я одарила его гневным взглядом — сам ты маньяк, а мы люди, преданные своему делу! — но пока промолчала.
— Но не смог. Силы воли не хватило. На демона уже сколько времени хватает, а уехать, с тобой не попрощавшись, — не хватило. Я, собственно, за этим тебя и нашел.
Он замолк, я выжидающе замерла. Это он к чему это клонит?
Кайден не торопился с продолжением, и я, не выдержав, поторопила:
— И?
— И…
Лучник тяжело вздохнул и посмотрел на меня с такой скорбью во взгляде, что мне захотелось снова схватиться за лук и расстрелять негодяя на месте. Если он сейчас заявит что-то вроде «ну и прощай», я за себя не ручаюсь!
— И придется остаться на несколько уроков стрельбы. Сердце кровью обливается, как вижу, что ты делаешь с благородным оружием!
Я вспыхнула и кинулась на него с кулаками.
Кайден с хохотом повалился на песок.
— Хватит меня калечить!
— Ты все равно помирать собрался, вот и не жадничай, — пропыхтела я, пытаясь понять, как так получилось, что из нападавшего я вдруг превратилась в подмятую под тяжелое тело жертву. — И вообще, я тебя калечу, я же тебя и лечу. Какие вообще претензии?
Кайден вдруг напряженно выдохнул сквозь стиснутые зубы, и я тут же прекратила извиваться, изображая протест. Балда ты, Шела! У него же нога…
— Пусти, — попросила я, обмякнув на песке, а потом, когда просьба была выполнена, рывком встала и отряхнулась. — Идем, тебя перевязать как следует надо. А то потом будешь меня гангреной попрекать…
Кайден на удивление молча подчинился, а потом взял меня за руку и повел к замку.
* * *
Глаза у демона были страшные. Честное слово. Настолько перекошенные, что странно, как он вообще что-то видел. Рога, клыки и когти торчали во все стороны. Хорошо, что в своих снах я демона не встречал — такую жуть я мог и не пережить! Шела, сопя, сосредоточенно и увлеченно чертила прутиком на песке октограмму, такую же увечную, как и сдерживаемый ею демон. Рыжая макушка мягко искрилась на солнышке.
Художником ей не быть. И слава Лугу!
Мы сидели на берегу ручья, где вчера Шела меня подстрелила, и тратили время обеденного перерыва на сомнительные каракули.
— А Зубастый замок точно разрушен? — уточнила моя даровитая целительница.
— Точно, — отозвался я едко. — У меня, в отличии от некоторых, привычки врать нет!
— Да не врала я! Я правда не думала, что так может выйти! Ну, откуда бы мне знать, а?
Я пожал плечами, щурясь на солнце и ответил на ее вопрос:
— Он точно разрушен. Я видел.
Она кивнула, и художество на песке обрамил арочный дверной проем. Рядом с ним, под движениями прутика начала возникать массивная дверь, испещренная черточками и закорючками.
— Значит, этой вот комнаты в реальном мире больше не существует, — развила свою мысль целительница. Я кивнул, и снова сощурился на солнце. Долго смотреть на Шелу у меня не получалось — сжималось сердце, болезненно сводило нутро и перехватывало горло.
Сидит тут, демона рисует… А могла бы и не сидеть. Могла бы и не быть вообще. Вот что с ней делать? Упрямая… И веревки из меня вьет. Не надо было ей позволять этот ритуал. Не надо было обещать, что дамся провести его еще раз. Не надо было вообще мириться! Она же как ребенок. Сама не понимает, куда лезет. Чем рискует.
Не надо было соглашаться.
Пушистая макушка мотнулась, по волосам прокатился солнечный блик, пустив врассыпную медные искры. Тонкие пальцы скользнули по щеке, заправляя за ухо выбившуюся прядь.
Желанием свело челюсти, и я впился пальцами в раненую ногу. Острая боль отрезвила. Лишь бы кровь снова не пошла, а то Шела меня убьет…
Потом, правда, оживит и честно будет лечить.
Я усмехнулся, и поправил сбитую повязку. Вот же, стрелок!
Она обернулась на мое движение, коснулась взглядом сначала ноги, потом лица, и виновато улыбнулась.
У меня снова сжалось сердце.
Не надо было соглашаться.
— Это плохо, — задумчиво выдала Шела, снова вперив взгляд в рисунок.
Ну, если его можно так назвать.
— Что — плохо?
— То, что привязок для демона нет, — пояснила Шела. — Если бы были опоры для него в реальном мире, ну, хоть вот эта самая октограмма — может, можно было бы что-то сделать. Как-то его от тебя отделить. Ведь есть же специалисты!
— Специалисты. — Я улыбнулся. — Шела, целитель — это приговор. И диагноз. Это только вы будете биться до последнего, пытаясь спасти обреченного. Остальные специалисты просто и без терзаний уничтожат потенциальную опасность в зародыше вместе с носителем. И будут правы.
Она возмущенно булькнула что-то, разворачиваясь ко мне, пылая желанием спорить и доказывать, и я повторил:
— Будут правы. Потому что — что такое смерть одного одержимого против гибели целого города?
Я кивнул ее потухшему взгляду — ничто.
— Значит, обойдемся без специалистов! — независимо пожала плечами отвернувшаяся целительница.
И я, залюбовавшись ее узкой спиной, позволил мыслям стечь не туда, и чуть не пропустил, как рисунок под прутиком взорвался песком и брызнули во все стороны осколки ракушек, камешки и мелкий речной сор.
Я ударил воздушной волной за миг до того, как все это обрушилось на нас, снося ударом и мусор, и затаившегося в песке пакостника-корригана.
Мелкий фейри, под визг Шелы кубарем прокатившийся по берегу, что-то там верещал, а у меня в ушах ревело пламя.
— Скажи спасибо, что не огнем! — медленно, раздельно выговаривая слова, бросил я ему через силу, стараясь не сорваться на паскудника. — Еще раз испугаешь мою жену — палом пущу.
— Договор! — вякнул было корриган, но что-то увидел в моем лице и, пискнув, смылся.
— Тише, тише, хороший мой! — на виски легли прохладные пальцы, — Дыши, вот так, вдох-вы-ы-ыдох, давай, вместе со мной…
Я вдыхал и выдыхал вместе с ней, и мир, выгоревший до черно-красного цвета, постепенно обретал краски. Возвращал себе запахи и глубину.
Карие глаза были первым, за что я зацепился, когда наваждение схлынуло. Ласковые, тревожные. Я поймал ее взгляд, и, как ни смешно, стало легче. Обруч, сдавивший виски, отступил, и теперь кроме дыма и гари, забивших нос, я чувствовал нежный запах моей целительницы, и отголоски рева пожарища в ушах окончательно перекрыл её полный беспокойства голос.
Демон неохотно, но отступал.
Приступ был сильнее обычного, и это было дурным признаком — видно, наша с Шелой самодеятельность растормошила подселенца, и он взялся за свое с новой силой, но сейчас я даже испугаться толком не мог — вместе с облегчением, что все обошлось, на меня накатило изнеможение. Руки и ноги дрожали, а рану, начавшую уже подживать, противно дергало.
Мягкие руки вытерли испарину со лба:
— Пойдем в школу? — предложила моя целительница.
В школу? Не-е-ет, там ты опять убежишь, там у тебя все время будут какие-то друзья-дела-заботы!
— Давай еще посидим, — предложил я, с трудом отводя взгляд выреза платья, который маячил прямо перед моим носом.
— Хорошо.
Шела с такой готовностью села рядом, что я заподозрил — возвращаться к делам и заботам не хотелось не только мне. Она покрутила головой, подобрала упавший к самому моему сапогу рисовальный прутик, повертела его в руках. Вздохнула огорченно, рассматривая рыхлый песок на месте своего рисунка:
— Ну, вот, все испортил! Ну, хоть похож был? Демон?
— Понятия не имею, — беззаботно отозвался я, — Я в своих снах его ни разу не видел!
— Как это?
— А вот так! Я и Зубастый замок снаружи только пару раз видел, в кошмарах я всегда внутри. И всегда ищу дорогу прочь, а не к демону. Подозреваю, если я однажды найду тот ритуальный зал, это будет последнее, что я увижу в своей жизни… Зато дверь — похожа, могу сказать точно! — утешил я горе-художницу.
— Тебе-то откуда знать, — критически хмыкнула она.
— Ну, ты у демонологов бывала?
— Что ты! — с показным ужасом отозвалась Шела. — Я столько не выпью! Особенно их пойла неустановленной рецептуры!
Я усмехнулся. Вот же, ехидна!
Демонологи — веселые и бесстрашные парни, ничего общего не имеющие со своим коллегой из Зубастого замка, водили меня когда-то мимо своих ритуальных залов. Вот двери в них как раз такие и были — массивные, каменные. Покрытые плотной вязью рун — защитных, сдерживающих, подчиняющих, боги знают, каких еще…
— Зато теперь понятно, почему директор очень не одобрил вашей дружбы! — хихикнула неугомонная егоза у меня под боком.
Она уже отошла от испуга и волнения, и теперь снова лучилась светом. Ее острый локоток пихнул меня в бок:
— Нет, ну правда, как тебе в голову такое пришло?
— Надоело бояться. — Я запрокинул голову и посмотрел в небо. — Решил, что хуже уже не будет.
Гневный локоть попытался еще раз пихнуть меня в ребра за упаднические мысли и наткнулся на подставленную мной руку. Я сделал вид, что ничего не заметил и продолжил созерцать облака. Локоть сменили обиженный взгляд и сопение под ухом.
Я почувствовал, что губы сами собой расплываются в неудержимой улыбке. Какой же она, в сущности, еще ребенок!
— Странно, что мы так по-разному воспринимаем это место, — буркнула Шела, делая вид, что не заметила маленького поражения и меняя тему разговора. — Я вот пришла туда без проблем. И ушла тоже.
Я выразительно хмыкнул.
— Ай. — Моя сумасшедшая лекарка нетерпеливо отмахнулась. — Я не о том! Я имела в виду, что путь нашла без труда. И никаких сложностей не было ни с дорогой туда, ни обратно.
— Ты пришла в мое сознание извне. А я, вообще-то, «живу» внутри. Это может иметь значение?
Она кивнула, сосредоточенно глядя на зажатый в ладошках прутик. Глядя — и не видя его.
— Наверняка! А еще — непфен, мой дар целителя, твое добровольное согласие, отсутствие связи вроде той, что создала гибель призывающего, и еще, скорее всего, демонская куча моментов, которую я не учитываю. Нет, над этим всем, определенно, надо подумать! Пойдем в школу. — Она энергично вскочила на ноги, подхватила меня за локоть и потянула в сторону белеющей громады.
Я послушно похромал за ней. В школу, так в школу. За Шелой я пошел бы и в Бездну, если бы целительнице вздумалось отвести меня туда.
* * *
Я прогуливала занятия. С чувством, с толком. И я не испытывала при этом не малейших угрызений совести — Кайден, определенно, на меня плохо влияет!
Я же, наоборот, на Кайдена влияла хорошо, и потому он сейчас ничего не прогуливал, а вовсю швырял магические шары в магических болванов. Нет, не в своих одногруппников — как бы ни настаивал на этой версии наставник Одран — а в особые зачарованные мишени.
Распрощавшись с Кайденом у входа в школу, от которого он отправился прямиком на полигон, я тоже совсем уж было собралась пойти наполнятся грузом знаний по высшей травологии, но по дороге передумала и свернула в библиотеку, сочтя, что глупо тратить время на лекции, которые и списать можно, когда у меня тут в любимом мужчине демон засел, и мечтает его поработить, сжечь все живое и сплясать на пожарище. Порядок мечт можно менять произвольно, в зависимости от настроения упомянутого демона.
Вот так и вышло, что теперь я сидела за библиотечным столом, обложившись толстенными фолиантами, и методично перебирала то, что могло бы оказаться полезным в нынешних обстоятельствах.
Пока, к сожалению, не оказалось.
Дело двигалось, но ни шатко, ни валко — если бы я хоть примерно представляла, что мне надо, а так… Хоть бери, да самостоятельно осваивай полный курс демонологии с первого по пятый годы обучения, включительно. Я бы и не стала сопротивляться — но время, время…
Учебный день почти закончился, но я упрямо переворачивала страницы, мысленно взывая о помощи к Бригите. Вчитывалась в заглавия, если они казались перспективными — пробегала текст взглядом наискосок. Признать по совести, я уже с нетерпением ждала, когда библиотекарь выставит меня из храма знаний. Голова гудела, словно чугунная, в глаза как песка насыпали. От чтения скучных монотонный строк клонило в сон.
Я со стоном уронила голову на сцепленные руки.
О, Бригита, матерь всей исцеляющей силы, прародительница всякого целительного знания, простирающая ладонь свою над всякой живущей тварью (а значит — и надо мной), не оставь свою верную дочь во тьме незнания и пыли библиотеки! Смилуйся, ниспошли подсказку!
Не то, чтобы я была так уж набожна и в самом деле ждала ответа. Я, скорее, верила, что постоянно всех спасать — надорваться можно, и вообще это вредно, люди от такого наглеют и перестают что-то делать сами. Обращение к покровительнице целителей я использовал скорее как точку для сосредоточения. Оно помогало мне собрать волю в кулак, преодолеть страх или уныние.
Я вздохнула, захлопнула очередной пыльный том, переложила его в прочитанную стопку. Поднялась. Отряхнула форменное платье. Решительно сжала губы. Развернулась, и пошла из библиотеки.
Завтра будет новый день. А сегодня я устала. Я хочу спать и ужин.
Библиотечная дверь легко скрипнула, выпуская меня в коридор. Я сделала шаг, и замерла. Коридор был не тот. Совсем не тот.
Я оглянулась — библиотечная дверь исчезла. Н-да, зря выпустила дверную ручку, совсем зря. Теперь за моей спиной вдаль уходил такой же коридор, как и впереди.
Высокий, чистый. Окон здесь не было, но коридор все равно был светлым. По-дневному, не так, как бывает светло от магических фонарей или факелов. А по обе стороны от меня тянулись два ряда дверей. Каких-то совершенно разномастных, не объединенных единым стилем. Ничем не объединенных. Одни из них были закрыты, другие только притворены, а третьи распахнуты.
Страшно не было. Наоборот, я с уверенностью могла сказать, что место хорошее, спокойное. Мое. Совершенно определенно — мое. Я сдалась и медленно пошла вперед, вертя головой по сторонам, внимательно разглядывая двери и выискивая среди них знакомые. Некоторые их них остались на месте, другие двинулись вместе со мной.
Разумно. Свет без окон есть, почему бы движущемся дверям не быть?
Знакомых было много. По правде сказать, я начала подозревать, что все они — знакомые.
Вот эта, к примеру, деревянная, веселого голубого цвета, от родительского дома. Она, кстати, не заперта. Закрыта, но не заперта. Я подергала ручку — чтобы убедиться в том, что я и так знала. Просто знала.
А вот там, чуть дальше, большая дверь, выглаженная полировкой, изукрашенная резьбой, с массивным дверным кольцом — это школьный главный вход, за шесть лет изученный чуть более, чем полностью. И там не заперто.
Подходить и проверять я не стала. Есть вещи, которые не требуют проверки.
Я шагнула вперед, уходя от родного порога, и от узнавания этого чувства все внутри на короткий миг сжалось. Так уже было. Родной порог остался позади, дав мне идти вперед. Но он все равно оставался за моей спиной. Он был. Я видела его, стоило мне только оглянуться, я знала, что в любой момент могу к нему вернуться.
Я неторопливо перебирала ногами каменные плиты пола, разглядывая двери и пытаясь понять, к чему все это. Вот взгляд зацепился за еще одну дверь. Обычная старая надежная дверь, такая же как у нас с отцом, только канареечно-желтая. Эта дверь не двинулась вслед за мной, когда я прошла мимо, и она была надежно закрыта. Или здесь правильнее говорить — безнадежно?.. Смутно знакомая, она почему-то царапнула сознание, хоть я и не сразу ее узнала. А узнав, чуть не расхохоталась в голос — это же Леан! Леан, приятель детства, пытавшийся за мной ухаживать, звавший на танцы в Вирше, и не выдержавший лобового столкновения с Кайденом.
Тихонько пофыркивая, я подергала дверь, убеждаясь — да, надежно заперта. Ну и слава богам! У меня и других забот хватает, чтобы еще и об этом голова болела.
А вот эта дверь из гладкого неокрашенного бруса, потемневшего от времени, поросшая мхом, опутанная тонкими побегами цветущего вьюна, эта дверь не открыта и не заперта. Эта дверь заросла толстыми древесными корнями, и они заклинили ее намертво. Осталась только узкая щель между косяком и полотном, слишком узкая, чтобы сквозь нее могло протиснуться хоть что-то. Лишь легкий ветерок скользил туда и обратно беспрепятственно, и в его потоках над дверью плясали солнечные блики. Я смотрела и узнавала Лес. Эта дверь — Лес, и эта щель — моя кровь, доставшаяся мне от прабабки, восьмая часть, спящая, слабая, но все же позволяющая ветру с лесными запахами и солнечными зайчиками скользить в мою жизнь.
Я смотрела на коридор с возрастающим интересом. Эти двери — события, места и люди. Те, что были, есть или только будут в моей жизни. Все двери, а не только те, что я узнала. И неважно, имелись ли в реальности двери в тех местах, что нынче прятались за дверными проемами по обе стороны уходящего вдаль вперед и назад коридора. И неважно, что в Брейдене днем с огнем не сыщешь дверей, не важно, что люди дверьми и вовсе быть не могут.
Я точно знаю, что дверь в белых с розовым цветах, из-за которой тянет лесной сыростью и прохладой — это Брейден, а вон та дверь, рядом с дверью в родительский дом, из посеревшего от возраста дерева, похожа на дверь в отцовскую мастерскую, но на самом деле это отец. И эта дверь не заперта. Да, она закрыта, и я давно уже не открывала её. Из-за учебы я редко бываю дома, и мы отдалились с отцом друг от друга, как может отдалиться от некогда самого близкого человека выросшая дочь. И потому в стыках косяка уже успел завестись мелкий сор, а петли стали тугими, и дверь входит в раму так плотно, что открыть ее можно только с усилием, но она не заперта. Боги, да в ней даже замка нет — она не может заперта, для меня она всегда будет открыта.
А вон та дверь, мореная чем-то темным почти до черноты, пусть выглядит ненадежной, собранной вкривь и вкось, на деле слажена из железного дерева. Такую и топор не враз возьмет. Да что там топор — ее тараном пойди высади! Но дверь открыта. И пусть она почитай от притолоки до порога усажена задвижками и щеколдами, цепочками и крючками, замками навесными и врезными, и даже крючьями для запорного бруса с внутренней стороны — она открыта.
Н-да, подружка, ничего себе ты общительная…
Нездешний сквозняк толкнул ее, и она беззвучно качнулась на петлях, стукнулась о дверную лутку, но не захлопнулась, а снова открылась. Врезной замок, с зубастой мордой, защищающей замочную скважину, высунул стальные полосы языков, числом два. И сложная, хитрая конструкция утратила смысл, потому что в замочной скважине торчал остаток обломленного у самых зубцов ключа. Я не утерпела, и оглядела кусачий замок с обеих сторон, наружной и внутренней — так и есть, ключей было два, и оба торчали огрызками из замочных скважин. Возможно, это противоречит реальным дверям, но это очень соответствует логике этого коридора. Да что там, я ведь и осматривать этот замок взялась, потому что была уверена — он должен быть сломан с обеих сторон.
Дверь еще раз качнулась на сквозняке, ударилась язычками замка о раму, и не распахнулась, а осталась прикрытой.
Я вздохнула. Возможно, это намек? Возможно, мне не стоит давить на Нольвенн, когда она прикрывает свою дверь? Она не запрется от меня — ключ обломлен в замочной скважине с двух сторон.
Мысли крутились в голове в такт шагам. Дверей было много, очень много. Одни я узнавала сходу, наитием, а другие не узнавала вовсе, даже если и силилась рассмотреть их получше. Одни были заперты, некоторые и вовсе заколочены, другие же — распахнуты настежь. В кое-каких замках торчали ключи, а иные, напротив, были забраны решетками.
Дверь Кайдена была снята с петель. Я приблизилась к ней как-то вдруг, внезапно. Вот только что шла, глазела по сторонам, пытаясь отгадать, чья здоровенная монументальная каменная плита неспешно движется следом за мной в череде других, опознанных как преподавательские, и вдруг — оп! Пожалуйста.
Массивная, из светлого доброго дуба, не вычурная, но надежной работы, дверь стояла, аккуратно прислоненная к стене коридора. Замок был вывернут из дверного полотна с мясом, изуверски, и на том месте, где он должен был быть, зиял пролом, окруженный светлой щепой. Петли, судя по следам, аккуратно срезаны. Дверной проем был стыдливо прикрыт занавесочкой, а посередине него была навешена толстая цепь с болтающимся на ней здоровенным замком.
Я нервно подвигала бровями, изучая эту конструкцию. Веяло от нее какой-то безнадежностью, как по мне. Последний оплот благоразумия, да?
Осторожно погладила дверь, с удовольствием ощущая под кончиками пальцев гладкое, теплое дерево. Мысленно извинилась за варварство. Ну, что поделаешь? Извини, дверка, мне очень надо было! И, если уж быть честной с собой, то желания приставить дверь на место и сделать все «как было», я не испытывала.
Я повертела головой, из чистого любопытства пытаясь найти дверь Тонана, но не смогла. Что ж это, выходит, для него даже двери не нашлось? Нет, шепнуло на ухо уже знакомое наитие, просто это в твоей жизни так мало значило, что ты его дверь не узнала, не заметила.
Некоторые из проходов, кстати и вовсе не имели дверей — как, например, стрельчатая арка слева и впереди по коридору. Выложенная гладким облицовочным камнем, она казалась чистой и нарядной у входа, но там, дальше, в глубине полированный светлый камень сменялся необработанным, диким. Заросшим грязным мхом. Под сводами арки клубилась тьма. Тянуло затхлостью, сыростью. Угрозой. Вот эту дверь я бы и не прочь была закрыть, запереть на замок, да еще и запорным брусом поверх заложить, но увы — отгородиться от этого прохода явно не в моих силах. Понять бы еще, кто это или что это…
Покрутив эту мысль так и сяк, я разочарованно вздохнула. Ну, надо же, такой редкий шанс выпал, навести в своей жизни порядок, а я либо не в силах закрыть ненужное, либо не в состоянии понять, что именно нужно закрыть, а что открыть!
А потом, повинуясь внезапному порыву, я метнулась назад, туда, где осталась дверь отца. Бережно, осторожно очистила зазоры от налетевшего невесть откуда мусора, ладонями смела его в сторону. И, взявшись за ручку, потянула дверь на себя, наслаждаясь ощущением того, как рама выпускает дверное полотно, как приоткрывается эта тугая, неподатливая дверь. Я приоткрыла ее не слишком сильно, совсем чуть-чуть, оставив щель на пару пальцев. Пусть будет так. Мне так спокойнее.
Закончив работу, я с чувством глубокого удовлетворения подумала, что про некоторые двери совершенно точно ясно, их нужно открыть. А другие — закрыть!
На этой мысли я и проснулась — резко, рывком, вздрогнув всем телом. Обвела ошалелым взглядом знакомый потолок, понимая, что каким-то образом оказалась в нашей с Нольвенн комнате. И, испытав вместе с недоумением немалое облегчение, хриплым спросонья голосом каркнула:
— Дверь надо закрыть! — и села в постели.
Нольвенн ласково, как опасной сумасшедшей, поддакнула мне:
— Закроешь, обязательно… На вот пирожок съешь!
Я взяла предложенную подругой снедь и с наслаждением вогнала в нее зубы. Судя по моему желудку, время ужина уже прошло. Судя по густым сумеркам за окном — время завтрака наступит нескоро! Нольвенн подпихнула поближе ко мне кружку с молоком, накрытую еще одним пирожком, и я с благодарностью приняла и то, и другое, одарив ее влюбленным взглядом.
Хорошо, все же, иметь такую подругу!
Мой план окончательно дозрел спустя три дня. Благодаря магической силе пирожков, сразу к Кайдену, который, кстати, и перетащил меня из библиотеки в комнату, я не помчалась. И слава Бригите! Потому что, по здравому размышлению, лучнику о моем открытии знать полагалось в последнюю очередь. Нет-нет, в этот раз никакого добровольного согласия. Еще не хватало, чтобы демон пронюхал, что я задумала. Или сам Кайден в очередной раз взбрыкнул. Этот может. Вон замочище какой навесил…
План, по моему скромному мнению, отличался редкой гениальностью, но имел один недостаток. Я крутила его и так, и сяк, и по всему выходило, что одна я не справлюсь. И вряд ли бы мне кто из наших целительниц в помощи отказал, да вот только не выйдет тайну Кайдена сохранить. А доверить чужой, да еще и такой страшный секрет приятельнице…
И тогда я пошла доверять его Нольвенн.
Теоретичка выслушала меня с каменным выражением лица — ни один мускул не дрогнул, а потом спокойной подытожила:
— Ну только демона нам тут для полного счастья и не хватало, — а потом добавила, веско и непререкаемо: — Без меня ты этим заниматься не будешь.
Зубастая морда замка грозно клацнула, а я улыбнулась — дверные ассоциации, наверное, еще не скоро меня покинут.
Нольвенн это хорошо, Нольвенн это прекрасно. С ней за спиной я чувствовала, что могу целые горы свернуть, не то, что одного маленького паршивенького демона. Но целитель мне все же был нужен. Если я после того, как меня в личную крепость с миром пускают, валяюсь чуть ли не трупом, то что же со мной станет, когда ломанусь о замковую стену лоб расшибать?
— А ты выбери кого потолковее, — отозвалась на мои сомнения подруга, — из не пугливых. Сразу всей правды можно и не говорить. Мало ли, какой ритуал тебе провести нужно, все знают, что ты Кайдена как целительница душ курируешь. Мне объяснишь в каком случае, как действовать нужно, а я уж, если что, ей и подскажу.
На том и порешили. Выбор мой остановился на Эларе, неизменной напарнице по практическим работам. В ее способностях я не сомневалась ни капельки — сколько занятий бок о бок зелья варили, сколько отработок в Вирше провели…
Целительница не отказала.
И вот теперь я стояла около дверей пустого класса, стараясь унять нервное приплясывание, и поджидала Кайдена. Все решится сегодня. Было страшно и радостно одновременно. Все решится сегодня…
Лучник не опоздал, но я все равно успела искусать себе все губы, истеребить все рукава, десять тысяч раз усомниться в собственном благоразумии и решить, что план не гениальный, а глупый. Такой же глупый, как и целительница, которая его сочинила.
Но стоило моему горемычному показаться в коридоре, как все сомнения тут же пропали. Я просто не могла ошибиться. Я не имела на это права.
— Шела, что…
— Мне надо кое-что проверить! — объявила я, хватая его за руку и утягивая за собой в аудиторию. Действовать надо было решительно и стремительно, чтобы Кайден ничего не успел сообразить.
— Что?..
— Хочу проверить одну теорию. Если демон, будучи нематериальной субстанцией, живущей у тебя в голове, тем не менее наделил тебя вполне осязаемым магическим даром, то возможно имеется все же не только ментальная связь с твоим телом, но еще и физическая. Этакий поток силы или узловая точка. И если его-ее пережать, то, может быть, получится отрезать демона от контроля над твоим телом, так мы сможем выиграть время для того, чтобы понять, как вытащить его из твоей головы, — старательно городила я полную ахинею. Лучник слушал с крайне серьезным видом и, кажется, в нее верил, так что я воодушевленно заключила. — Поэтому мне нужно тебя осмотреть. Очень внимательно.
— Хорошо, — кивнул Кайден с непривычной покорностью, не углядев, очевидно, в моих словах угрозы моему благополучию. А к нездоровому энтузиазму ему было не привыкать!
— Садись, — я дождалась, пока боевик устроится на ближайшем стуле и подошла к нему ближе. — Начнем с головы, коли он там у тебя обосновался.
Светлые пряди рассыпчато скользили под пальцами. Я вдумчиво перебирала их, массирующими движениями касалась кожи и незаметно косилась вниз, туда, где нос моего ненаглядного практически упирался мне в грудь. А вернее, в подраспущенную шнуровку, сквозь которую просвечивала кожа. Кончики пальцев буквально ощущали, как ускоряется сердечный ритм, как начинает быстрее бежать по сосудам кровь, как сбивается дыхание.
Я глубоко печально вздохнула. Кайден мотнул головой, пытаясь отодвинуться, но я строго шикнула на него и продолжила свое подлое дело. Тогда лучник сообразил наконец, закрыть глаза и задышал ровнее, кажется, сам себе нашептывая какую-то успокаивающую чепуху. Э, нет, мой дорогой, так дело не пойдет!
— Снимай рубашку! — велела я, отстраняясь.
На этот раз Кайден подчинился с куда меньшей охотой. Я на пару мгновений залюбовалась разворотом плеч и рельефом рук. И с очередным вздохом — ох уж эти рамки достоверности! — отправилась тискать долгожданное счастье в других местах.
Пусть будет сначала спина. Спина, м-м…
Выступающие шейные позвонки, изгиб позвоночника под ногтями. Я медленно с наслаждением повела сверху вниз, а потом снизу наверх. А потом еще сверху… а что? Я, между прочим поток силы ищу, да-да. Под загорелой кожей пробежала едва заметная дрожь, и у меня самой от нее вдруг перехватило горло и воздуха стало резко не хватать. Ужасно захотелось сделать шаг вперед, обхватить лучника за пояс, уткнуться лбом между лопаток и глубоко вдохнуть родной запах, мой запах.
Вперед я шагнула, но обниматься, конечно же, не полезла. Только дыхание коснулось того места, где только что были пальцы, и лучник вздрогнул уже все телом.
Давай, мой хороший, ты ведь не железный. Я же знаю, я же видела. Меня кружило в этом желании, как в бурном речном потоке. Ты сам ничего мне не сказал, просто молча принял мое признание — как приговор — но не потому, что не хотел. И замок в проеме не тебя от меня оберегает. Я знаю.
— Повернись, — снова скомандовала я, против воли севшим голосом.
Поднимать глаза, чтобы посмотреть ему в лицо, я не стала. Не надо мне этого выражения бесконечной муки, спасибо. Еще не дай боги жалость проснется, он догадается, и все насмарку. Вместо этого я положила ладонь ему на грудь, с левой стороны, там, где билось сердце, гулко, тяжело ударяя в грудную клетку. Прикрыла глаза, делая вид, что вслушиваюсь в потоки сил.
Шела соберись! Не о том думаешь, ой, не о том!
Ладонь скользнула вниз, по диафрагме к плоскому животу с выемкой пупка…
А в следующее мгновение жесткие, горячие, слишком горячие, почти до ожога, пальцы перехватили мое запястье.
— Шела, что ты делаешь? — в голосе лучника непривычно смешались шипение и рык.
Я с кристально невинным видом вскинула на него глаза, вытащила вторую руку из мешочка на поясе, раскрыла ладонь и дунула.
Мерцающий серебряный порошок взвился в воздух облачком и осел у Кайдена на лице, мгновенно и без следа впитавшись в кожу. А мигом позже я едва успела подхватить тяжеленное тело, чтобы помочь ему опуститься на пол.
Так, теперь быстро, быстро.
Я метнулась к двери, распахнула ее, махнула рукой соучастницам страшного преступления, караулящим за углом, и, не дожидаясь, пока они подбегут, рванула обратно. Плюхнулась на колени рядом с одурманенным непенфом лучником.
Бум-бум-бум-бум. Два разных сердца застучали в унисон. Я не удержалась, коротко поцеловала его в губы с терпким привкусом травы — на удачу! — обхватила ладонями голову и, прижавшись лбом ко лбу, провалилась в непроглядную мглу.
Ощущения нахлынули на меня не сразу, но резко, словно плотину прорвало, и вода ревущим потоком, сбила меня с ног, заливая глаза, нос и рот. Только вместо воды был огонь и дым.
Вокруг полыхало все.
Рев пламени бил по ушам, запах гари забивал легкие, от жара было ощущение, будто кожа лопается. Если бы дело происходило в реальном мире, я погибла бы на месте. Но этот огонь меня не трогал — он был слишком занят.
Вокруг рушился мир Кайдена.
Падали обугленные потолочные балки, трескался, крошился камень, полыхали портреты на стенах…
Я даже не знала — пугаться мне или радоваться, ведь именно этого я и добивалась. «Раскачать» лучника, заставить его дать слабину, увлечь демона замаячившей свободой, чтобы самой незаметно проскользнуть сюда и повернуть задуманное. Только я сама не ожидала, насколько Кайден был близок к срыву. Если у меня не получится, то не только я не выберусь из этой переделки живой. Мало кто выберется.
Я пошла вперед. Здесь неважно, куда ты будешь идти. Неважно, с какой скоростью. Выйдешь, все равно, туда, куда выйдешь. Я и вышла. Сама не заметила, когда один замок сменился другим, а обычно светлые и высокие, но сейчас объятые огнем школьные стены — темным камнем родового гнезда черного мага.
Здесь тоже ощутимо тянуло гарью, копоть и следы свирепого пожара встречались повсюду… тут он начался, широким кругом расходясь по всему миру. Я только сейчас заметила, что на мне вместо форменного зеленого платья была надета долгополая белая рубаха. Она почему-то была мне велика — рукава доставали аж до кончиков пальцев, плечи не по размеру, сползали. Хорошо, что горловина на завязках — иначе одежка с меня и вовсе свалилась бы…
Задумчиво поддернув подол и изучив свои босые пальцы, я хмыкнула, покачала головой и побрела дальше в нужном направлении. Ритуальная рубаха волочилась за мной хвостом, мела каменный пол.
Вот же игры подсознания, то ли моего, то ли чужого. В жертвенные одежды меня обрядили!
В коридоре было тихо и пусто. Меня никто не встречал, не заманивал. Значит, план удался, и демон о моем визите не подозревает, иначе вряд ли позволил бы мне выйти за пределы горящей комнаты. Значит, не зря старалась.
Перед Кайденом было немного стыдно. Но, действительно, самую малость — я не самоубийца, и пасть смертью глупых от лап потусторонней твари не желаю. А если бы демон догадался о моих намерениях, если бы хоть заподозрил, что я могу нести реальную угрозу — так бы и стало. Он бы убил меня, стоило бы мне только сунуться в сознание лучника. Испепелил бы мою основу. Личность, сущность. Оставил бы пустую оболочку, лишенное проблесков сознания тело.
Потому что, все что знает Кайден знает и демон. А Кайден, зачарованный порошком, над которым я три дня корпела, сейчас завис между сном и явью в объятиях рыжей целительницы.
Ритуальный зал с демоном возник внезапно. Я шла-шла и вдруг вышла на него. Сквозь широко распахнутую дверь было отлично видно внутреннее убранство зала во всех его неаппетитных подробностях — алтарь, останки жертв, черные, закопченные стены без окон. И яростно алеющие линии октограммы, в центре которой застыл демон. Он стоял, запрокинув рогатую голову, раскинув руки в центре своего места силы, в центре своей клетки, и, кажется, упивался происходящим.
На мое счастье, стоял он к двери спиной. Я скинула оцепенение неожиданности и юркнула в сторону, устроившись так, чтобы изрезанная магическими символами плита двери меня скрывала, и затаилась, прижавшись к теплой каменной кладке.
Открыта дверь была наружу, то есть проблем с тем, чтобы незаметно ее захлопнуть, особых не было. Если, конечно, демон не повернется мордой в эту сторону. Но была другая сложность — просто захлопнуть эту дверь будет недостаточно. Мне понадобится несколько мгновений, чтобы завершить начатое, а тварь, почуявшая, что долгожданное освобождение ускользает, уж точно не станет покорно ждать своей участи. Замочной скважины в темном камне не было, никакой щеколды тоже не было заметно. Только два здоровенный крюка для запорного бруса. Я покосилась на стену и обнаружила точной такой же и на ней.
И где мне здесь искать сам брус? Маг, вот, вроде, умный ты был мужик, хоть и гад, почему нельзя было придумать что попроще? Хотя, надежно, нельзя не признать.
Осмотр коридора, уходящего от меня влево, ничего не дал. Я вздохнула, собираясь с духом, чтобы высунуться из-за двери и тут увидела его.
Темный брус, испещренный всевозможными символами, о значении большей части которых я даже и не догадывалась, лежал в нескольких шагах и прямо напротив дверного поема. Боги всемилостивые, ну как?! Я же оттуда пришла!
Задача вырисовывалась катастрофически непростая. Выйти на открытое пространство перед дверью, дотащить до нее даже на вид тяжеленный засов, закрыть дверь, умудриться засов этот поднять и вставить в пазы. Все это под скептическим взглядом демона, в самую последнюю секундочку сжигающего меня заживо.
Ладно, допустим, демона я навоображала.
Я покосилась в щель между дверью и стеной. В эту сторону тварь пока что по-прежнему не смотрела. Полностью занятый своими ощущениями демон казался неподвижной глыбой, уродливой страшной статуей. Но обманываться не приходилось. Выкидыш Бездны быстр и силен. Чтобы уничтожить меня, ему достаточно мига — а до проклятой каменной палки пять шагов туда и пять назад.
Всемилостивая Бригита, страшно-то как! Вот, пока затевала эту авантюру, собирала сведения, готовила снадобье, подбивала подружек — не боялась. Разве что Кайдена подвести, а за себя — нет. Всё мне казалось, что всё-то я продумала, всё предусмотрела… Когда к двери заветной шла — тоже страха не было. А сейчас вдруг… накрыло. Руки холодели, щеки, напротив, горели, во рту пересохло, и я то и дело облизывала губы. Пять шагов туда, пять шагов обратно. Схватить, захлопнуть дверь, заложить брус.
А он еще наверняка тяжелый, как гнев богов…
Я примерилась. Выдохнула. Вдохнула. И беззвучной тенью выскользнула из своего укрытия.
Бросок — расстояние смазалось, как будто его не было, я рывком дернула на себя неподъемный брусок, изумилась его легкости, метнулась назад, ступней зацепила дверь и изо всех сил толкнула ногой, тяжелую плиту быстрее поворачиваться на петлях.
Словно в детском кошмаре я видела спину демона, видела, как медленно, невыносимо медленно — а на самом деле, один миг — движется дверь, закрывается с грохотом, плотно входя в раму. Будто со стороны видела себя, стремительной лаской бросающейся к двери и роняющей в пазы запорный брус. И в тот же миг, когда легкий заговоренный камень упал на крючья, замок содрогнулся от рева.
По-прежнему, словно сторонний наблюдатель, я видела, как пламя тонкой ниткой очерчивает контур двери, как разбухает эта нить и вырывается яростными языками, и бессильно опадает. Только бешеный, нечеловеческий рев-вой продолжает доноситься даже сквозь толщу камня.
А дверь остается. Стоит и даже не дрожит под ревущими ударами потусторонней твари. Это отчего-то приводит меня в чувство, и я, спохватившись, торопливо подскакиваю к ней и делаю то, зачем пришла. Пробуждаю цепочку защитных рун, высеченную на двери. Это легко — нужно просто завершить каждый из символов. Одно движение — на одну руну, и там, где я провела смоченным в слюне пальцем, остается глубокая борозда, и знак обретает целостность. И с каждым последующим символом камень двери становится все горячей, а уже завершенные руны начинают тускло светиться бордовым, постепенно раскаляясь. Рычание за стеной становится яростнее и отчаяннее. И мне больно, и я уже тихонько поскуливаю, чувствуя, как на пальцах появляются ожоги, но все равно, через боль и слезы, запускаю узор.
На последней, десятой руне, я уже не скулила, а орала в голос, и завершив её, я бессильно села на пол где стояла. Поерзала, отползая от гадской двери подальше, и с изумлением увидела, как камень раскалился, потек и сплавился со стеной, намертво замуровывая демона в этом трижды проклятом ритуальном зале с октограммой.
Дверь почернела. О том, что когда-то здесь был проход, напоминали чуть иная текстура камня, чем у окружающих стен, неровности на месте рамы да металлические потеки, оставшиеся от крюков. Я таращилась на монолитную стену, и… не верила.
Что, все?
Нет, правда-правда — все?
Я поводила ладонью над темной поверхностью — жаром от нее не тянуло. Боязливо потыкала пальчиком. Камень на ощупь оказался гладким и приятно-прохладным.
Исчезла мрачная, пугающая аура, чужое довлеющее присутствие больше не давило, а белую жертвенную рубаху на мне сменило форменное платье.
Боги… да ведь это и правда — всё!
Шела, да ты же победила!
Всемилостивая Бригита, благая моя богиня, какое же… счастье!
Я с трудом поднялась на трясущиеся ноги и, вовсю подвывая, размазывая по закопчённому лицу слезы рукавом и шмыгая носом, побрела к выходу.
Стоило мне выйти за ворота, как прямо перед носом возникла очередная дверь, прямо среди поля. Простенькая, тоненькая, выкрашенная голубой краской. Кажется, благодарное подсознание дружелюбно предлагало мне сократить путь и выбраться с наименьшими затратами сил. Я взялась за ручку и, не выдержав, обернулась напоследок.
Нет, темная громада не исчезла, такой след из души не сотрешь. Он навсегда останется здесь мрачным напоминанием, возможной угрозой, неотделимой частью души Кайдена. Не врут книги, демона нельзя изгнать, и моему лучнику все равно придется дальше жить с этой ношей, с этим страхом. Но я буду рядом и никогда, ни за что не позволю рухнуть этим черным тюремным стенам.
С этой мыслью, повинуясь внезапному наитию, я повесила на голубенькую дверь простенькое заклинание-тревожку. Такие вешали целители на раненых на поле боя, когда страдальцев много, кому в первую очередь нужна помощь непонятно. Оно извещало, если человеку становилось плохо и выводило к страдальцу. Глупость, может быть, но пусть будет, мне так спокойнее.
И уже с совсем легким сердцем я снова шагнула в непроглядную тьму.
Я просыпалась несколько раз. Выхватывала какие-то обрывки фраз, тревожных голосов, запахи лекарственных зелий, расплывчатые пятна, никак не обретающие четких очертаний, и снова проваливалась в густой тяжелый сон без сновидений, куда больше похожий на потерю сознания. Меня качало, как на волнах во время шторма — то захлестывало с головой, то отпускало на мгновение, то снова уносило в пучину.
Качка прекратилась внезапно. Я неожиданно для себя осознала, что уже не сплю, просто лежу в кровати, укрытая шерстяным одеялом. Голосов вокруг не было, тишину нарушало только поскрипывание пера.
Веки все еще были какими-то неподъемными, а потому с трудом разлепив пересохшие, казалось, намертво склеенные губы, я попыталась поинтересоваться, кто здесь, но издала только едва слышный предсмертный хрип.
Скрип сменился торопливыми шагами, чьи-то руки приподняли мою голову и сухих шуб коснулся глиняный бок кружки.
Я присосалась к ней так жадно, будто не пила неделю (хотя, кто знает, может и неделю!), не ощущая ни вкуса, ни запаха… на свое счастье! Потому что, когда ощутила…
О, богиня, я кажется начинаю догадываться, за что именно нас недолюбливают пациенты!
Очередной глоток вязкой гадости застрял в горле, я закашлялась, замотала головой и без сил рухнула обратно на подушку.
— Ох, болезная, — проворчал сбоку родной голос Нольвенн.
— Воды-ы, — просипела я, малость воодушевившись. Теоретичка не целитель, можно не опасаться, что меня сейчас начнут со всех сторон осматривать, перетрясать и выговаривать о безответственности.
Но к вторично поднесенной ко рту кружке я на всякий случай принюхалась и, осушив до дна, наконец почувствовала прилив сил. От воды, конечно, а не от подействовавшей гадости, в которой я под конец опознала заговоренную настойку эхинацеи, щедро разбавленную восстанавливающим зельем. Ядреное варево. Ну спасибо тебе, Элара!
Сил хватило на то, чтобы приподняться на локтях и наконец-то разлепить глаза.
— Все? Побежала? — скептически уточнила подружка, но подушку под спину заботливо подоткнула. Нольвенн вся целиком от голоса до кончиков кос была воплощением неодобрения, и у меня даже были подозрения, чем я это заслужила.
— Как долго?..
— Три дня. Ты чуть не выгорела, Шела. У Элары еле-еле хватило сил тебе помочь.
Чуть-чуть не считается, поэтому от упрека в ее словах я отмахнулась, обошлось же!
— Как Кайден?
— Жив. Здоров. Свободен. Порывался ночевать у твоей постели, но я его выгнала. Нужен он мне тут! Потом чуть дверью не пришибла, пришлось и из коридора выгонять. Он заходил полчаса назад.
— Да? — я воодушевилась.
— Сказал, что убьет тебя, как поправишься. Я ему намекнула, конечно, что немощных убивать проще, но он, кажется, хочет получить полное удовольствие от процесса.
— Злые вы, — прохрипела-проворчала я, нахохлившись.
— А ты дурочка, нашла с кем тягаться.
— Что ж ты меня не отговорила?
— Я-то не дурочка, — припечатала в ответ Нольвенн, — время без толку терять.
Я уже хотела буркнуть еще что-то оскорбленное, но не успела. Теоретичка присела рядом на кровать и рывком уткнула меня себе в плечо. Желание оскорбляться пропало, а необходимости что-то говорить не было. Так мы и просидели какое-то время в обнимку. После чего Нольвенн, едва заметно шмыгнув носом, поинтересовалась, не голодна ли я. Живот с энтузиазмом булькнул эхинацеей.
Подружка притащила на кровать деревянный поднос, укрытый полотенцем. Я мимолетно пожалела (сюда бы Кайдена с его разогревом…), озадачилась (интересно, а магия у него осталась?) и забыла, потому что желудок отобрал у мозга штурвал и заставил наброситься на пусть холодную, но невероятно вкусную картошку с мясом. И по мере его наполнения я окончательно возвращалась в реальный мир из того, в котором пребывала вот уже неделю со всей этой демоновой кутерьмой.
— Ну, что тут у вас было? — спросила я, робко порываясь отставить полегчавший поднос. Нольвенн на меня шикнула, подхватила его и отнесла на стол.
— Наставники очень ругались. Мадален сказала, что дура ты, и пороть тебя некому, а она не будет, потому что у нее под сотню таких дур, каждую пороть — рук не хватит. Но она придумала кое-что поинтереснее…
Я содрогнулась и испытала паническое желание выпрыгнуть в окно и сбежать, куда глаза глядят, а теоретичка продолжала, как ни в чем ни бывало:
— Королевский дознаватель приходил, покрутил носом, покатался вокру…
— Нольвенн! — негодующе одернула я, но не удержалась и прыснула.
— Ничего не нашел и укатился, — как ни в чем не бывало закончила подруга. — Он сбледнул в последнее время. Пару раз забирал Одрана, и они куда-то ходили, один раз ночью… а еще говорят, что он пытался уехать, то ли в соседний город, наемника искать, то ли еще куда… Лес его не отпустил. Сколько не кружил, а дорога опять к школе вывела.
— Плохо… — Я покосилась на черную громаду за окном и поежилась.
Удивительно, но я настолько сосредоточилась на спасении Кайдена, что совершенно забыла — нас всех тут спасать надо.
От сытости снова стало клонить в сон. Сопротивляться я не стала и снова сползла в лежачее положение, позволив подружке заботливо укрыть меня одеялом.
— Нольвенн? — пробормотала я сонно. Веки тяжелели, но губы еще слушались.
— М?
— Кайдена не пускай больше.
— Что, думаешь, правда убьет?
— Не, — я перекатила головой по подушке и почти бессознательно пояснила: — Я сейчас такая страшная…
Я бежала, не чуя под собой ног. Чувство собственного достоинства, смелость и вера в свою правоту в панике бежали впереди меня, так сказать — освещали мне путь.
А какой хорошей казалась эта идея в самом начале!
За те сутки, что я еще продолжала соблюдать постельный режим, Кайден, по моему мнению, должен был отойти от беспокойства за мое здоровье, остыть и чуть-чуть соскучиться. Самое то, чтобы начать разумный диалог!
Именно поэтому я не слишком беспокоилась, когда, получив разрешение вставать, отправилась на поиски лучника.
Нет, в первый-то момент он и впрямь обрадовался. Это было по глазам видно. А вот когда облегчение схлынуло, в глазах отразилось такое! Такое… Такое, что я не стала ждать развития событий, а с придушенным писком ударилась в бега.
Жаль, что долго мой забег не продлился — дыхание зашлось почти сразу, в боку предательски закололо на второй минуте, и я, юркнув в первый попавшийся пустой класс (слава Бригите, и впрямь пустой!), согнулась пополам, пытаясь отдышаться. Нет, когда наставница Мадален говорила, что мне можно вернуться к занятиям, физическую подготовку она явно не имела ввиду!
…да и общение с Кайденом — тоже, наверняка!
Упершись одной ладонью в колено, я вторую прижала к боку, и с тревогой прислушивалась к своему внутреннему миру. Внутреннему миру внутри было плохо, он рвался наружу. Ох, рано, рано я скачки с препятствиями устраивать начала!
Когда дверь в кабинет открылась и снова хлопнула, закрываясь, я даже глаза открывать не стала. Зачем? Все равно, сейчас помирать, ну так и к чему бессмысленные усилия?
Я подождала пару ударов сердца (и судорожных спазмов желудка), но расправа не началась. Тишину просторного кабинета по-прежнему нарушало только мое запаленное дыхание.
Хм… Может, он меня не заметил? А что, я под стеной стою, он дверь открыл, беглый взгляд кинул, не увидел, и дальше искать пошел… Боги, как хорошо!
Я с облегчением выпрямилась и открыла глаза.
— А-а-а-а-а!!! — мой полный ужаса визг заметался по аудитории, отражаясь от стен, пола и потолка, наполняя ее всю пронзительным, вибрирующим звуком. Заставляя Кайдена, стоящего почти вплотную ко мне, страдальчески морщиться, как от зубной боли.
Глядя мне прямо в глаза, с абсолютно невыразительной миной на каменной физиономии, он поднял руки и положил их на пряжку ремня, с явным намерением…
Я перепугано вильнула взглядом по кабинету, судорожно ища пути к отступлению, качнулась телом в одну сторону, обозначая обманное намерение, а сама тут же метнулась в обратном направлении, удачно вписавшись между тесно стоящими рабочими столами и лавками, где более крупному боевику было не развернуться.
— Стоять! — рявкнул он мне в спину, и ломанулся следом, сопровождаемый грохотом падающей мебели и цветастыми выражениями из числа тех, за которые хорошим детям велят мыть рот с мылом.
И крик, и грохот моему инстинкту самосохранения доверия абсолютно никакого не внушали. Услышав особо развесистый оборот, требующий немедленно остановиться-вот-прям-сейчас-а-то-хуже-будет, я попыталась наддать ходу, запнулась за коварную мебель, до того мешавшую лишь Кайдену, поскользнулась, почти клюнула носом, и была спасена крепкой рукой над самым полом. Вместо благодарности я попыталась лягнуть спасителя куда придется, завязалась возня и я сама не поняла, в какой момент оказалась перекинута через твердое колено, с надежно зажатыми непонятным образом руками.
Попа нервно сжалась, прекрасно понимая, кто сейчас будет расплачиваться за излишне деятельную и умную голову. Я сдалась, и покорно обмякла на Кайденовом колене в ожидании кары.
— Шела-Шела, — вздохнул каратель над моей головой и аккуратно потянул меня за плечо, поднимая.
Хм, а я уже неплохо и устроилась, вполне себе удобное колено (если не иметь ввиду порку, конечно).
— Вот что мне с тобой делать?
— Выслушать! — вклинилась я с ответом на явно риторический вопрос, одергивая сбившееся складками в процессе борьбы платье. — Я все могу объяснить!
— Да, было бы неплохо, — хмыкнул Кайден, и похлопал ладонью по лавке рядом с собой.
Я присела на лавку, стрельнув в сторону лучника пугливым взглядом. Сидит. Спокойный такой… Драться, вроде, не собирается. Хорошо!
Расправила юбку на коленях. Сложила руки. Собрала разбежавшиеся во время погони мысли.
— Помнишь, ты на берегу сказал, что такие двери в подвале у демонологов видел? Ну, я и сходила. К демонологам. По подвалам погуляла, на двери посмотрела… Ребят порасспросила. Словом, символы, которыми была покрыта дверь, это запирающие знаки. Ими пользуются, чтобы обезопасить себя от вызываемой твари на случай, если ритуал сорвется, или если призванная сущность окажется слишком сильна, или… Словом, если что-то пойдет не так. Герцог Равенский идиотом и самоубийцей не был, к работе подходил аккуратно и меры безопасности применял серьезные.
— Не удивительно, — горько хмыкнул Кайден, — Если бы что-то пошло не так, эта тварь его бы первого сожрала. А кому, как не ему было знать, на что она способна?
Я кивнула и продолжила:
— Словом, твои приятели мне все подробно объяснили — что это такое, для чего необходимо и как приводится в действие. Показали, какие варианты защит используют против разных видов призываемых сущностей, даже учебник по начертательной защитной магии для демонологов дали. Только просили обязательно вернуть.
Я повертела в голове те мелочи, что еще тогда, в подвалах зацепили внимание, подумала и решилась:
— Знаешь, мне кажется, они в курсе. Про… — Я замялась, по привычке подбирая обтекаемое выражение. — Про тебя. Или, по крайней мере, догадываются.
И поспешила обосновать это подозрение под скептическим взглядом Кайдена:
— Понимаешь, они мне все рассказали, показали, очень хорошо все объяснили, доходчиво, внятно, а сами ничего не спрашивали! Разве что в самом начале — но, когда я начала юлить и изворачиваться, все вопросы как отрезало. А ведь они меня совсем не знают. Зачем мне эти знания? Вдруг я бы во зло их использовала? Откуда им знать, зачем мне это? Они и права-то, наверное, не имеют кому ни попадя такие вещи разглашать и меня должны были взашей вытолкать… А поди ж ты. Не вытолкали.
— Вернула? — спросил лучник, и выражение лица у него опять было невнятное. Каменное. Закрытое.
Я непонимающе моргнула, и он пояснил:
— Учебник, вернула? — И когда я отрицательно мотнула головой, буднично распорядился: — Мне отдашь, сам отнесу.
— Опять вернешься пьяным, — проворчала я.
— Ну, и вернусь, и что? — насмешливо скосил на меня серый глаз боевик.
— И ничего! Но книгу я у кого из рук брала, тому в руки и верну, а ты уж будь добр, сам найди повод для пьянки, — твердо отозвалась я, и не удержавшись, ехидно поправилась: — Ой, то есть, для визита!
Кайден на укус не повелся, только ласково улыбнулся и подбодрил:
— Ты рассказывай, рассказывай!
Я пожала плечами.
— А больше нечего, собственно, рассказывать. Договорилась с подружками, спасибо им — не отказались, подстраховали. С травами повозиться пришлось, чтобы нужного эффекта добиться, но оно того стоило — если бы не тот порошок, которым я тебя обсыпала, демон бы мое присутствие в первый же миг заметил, и живая я бы не ушла. Потому и тебе ничего не сказала. И извиняться за это не буду. Так надо было.
— Да? А раздевать меня тоже надо было?
Я немного смутилась:
— Ну… Кайден, честное слово, это только для того, чтобы демону стало не до меня!
Интересно, мне послышалось, или он и правда пробормотал себе под нос это «Ну-ну!»?
Но вслух он сказал все же другое.
— Ладно. С этим, допустим, разобрались. А вот почему ты не попросила наставников, чтобы тебя подстраховали? Если бы твоя подружка не сумела тебе помочь?
— Но ведь сумела же, — резонно отозвалась я. — А наставница Мадален, во-первых, потребовала бы объяснить, что и для чего я делаю, во-вторых, моментально бы поняла, что с тобой такое.
А в-третьих, при ней мне бы в жизни не хватило смелости стащить с Кайдена рубаху. Но об этом я ему и под пытками не скажу!
— Так позвала бы директора Паскветэна! — буркнул Кайден, не желая признавать мою правоту.
— А он бы мне чем помог? — изумилась я в ответ на это дивное предложение. — Директор сильный маг, отличный наставник и просто хороший человек, но он не целитель! Да и сдал он в последнее время… Я просто не захотела его дергать, волновать лишний раз.
Я вздохнула.
— Пойми, Кайден, у меня не было выбора. Думаешь, мне так приятно было тебе врать?
Приятно. Я вспомнила тяжелые плечи, гладко скользящую под ладонями горячую кожу, бьющий в пальцы сумасшедший пульс и вздохнула. Очень приятно!
— Ладно, — неохотно заключил лучник, не догадываясь, какие мысли бродят у меня в голове.
И слава всемилостивой Бригите!
— Будем считать, разобрались!
— Отлично! — Я просияла улыбкой. — Тогда давай, я тебя послушаю и проверю, что там у нас вышло!
— Рубаху снимать? — Красиво очерченные губы иронично дернлись.
— Снимай, — с самым серьезным видом разрешила я. — Заодно и на поток силы с узловой демонической точкой посмотрю!
Лучник хмыкнул, без сомнения, уловив намек на всю ту чушь, что я несла, прежде чем отправить его в небытие порошком непенфа, и демонстративно поправил ремень. Но я уже полностью уверилась, что ничегошеньки мне не грозит, и растеряла всякий страх, а с ним и совесть:
— Нет-нет, а вот штаны как раз можешь оставить!
Кайден рассмеялся, запрокинув голову, и я залюбовалась им. Какой все же красивый! И не верится, что не так давно обычным мне казался…
Хлопнула дверь, и чей-то голос недовольно протянул:
— Ой, а здесь занято!
— Да нет, мы уже уходим, — отозвался боевик и повернулся ко мне. — Пойдем лучше в мою комнату. А то здесь мы мешаем.
Я с готовностью кивнула и поднялась с лавки.
Проходя к выходу, Кайден было задержался, поднимая опрокинутую в гонке мебель, но группа школяров-младшекурсников с учебниками подмышками и перьями у кого где (у одного даже в зубах) многословно заверила нас, что «не надо, мы сами!», и мы охотно ушли, свалив уборку на молодежь.
— Ну, с моей стороны все хорошо! — с радостной улыбкой постановила я, завершив осмотр. — Смотрю, магия при тебе осталась…
Я провела пальцем рядом со свежезалеченным ожогом на тыльной стороне ладони, явно оставшимся после утреннего занятия. Растерявшего силу ученичка наставник Одран вряд ли бы допустил до урока.
— Ты сам-то как себя ощущаешь?
— Как будто с того света вернулся, — не раздумывая, отозвался Кайден. — Я больше его не слышу. Не чувствую. Вернее, даже не так, я чувствую, что он по-прежнему внутри, я чувствую его силу, я могу свободно пользоваться ей, но он… он больше не имеет никакой власти. Словно дверь захлопнута и закрыта на засов.
Мои губы расплылись в невольной улыбке. Ох уж эти двери!
Та ладонь, которой я только что касалась, поднялась и легла мне на талию. Сердце екнуло и заколотилось вдруг с бешеной силой. Из глубин души, не пойми где прятавшееся до сих пор, вынырнуло смущение. Глаза вскинуть не получалось, а щеки, кажется, залил румянец. По крайней мере, горели они так, что хотелось прижать к ним поледеневшие от волнения пальцы. И уж чего бы смущаться, а поди ж ты…
И такой долгожданный, такой выстраданный поцелуй все равно стал неожиданностью. Вот я стою и не знаю, куда деть глаза и руки, а вот мы уже целуемся, как сумасшедшие. И глаза закрылись, а руки нашли занятие сами собой.
Я приподнялась на цыпочки, прижималась к нему так тесно, что своей грудью чувствовала, как в его — бешено колотится сердце. Одна рука вцепилась в его плечо, другая зарывалась в светлые волосы на затылке, а губы горели, и в глазах темнело от нехватки воздуха. И осознать все это у меня получилось только потому, что Кайден остановился.
Остановился, но не отстранился. Его губы замерли в каком-то волоске от моих, и тяжело дыша, мы то и дело друг друга касались. А сильные руки держали так крепко, что подкосись у меня ноги, я не сдвинулась бы вниз ни на палец.
…а ноги и впрямь подкашивались.
— Шела…
Тихий-тихий выдох, на грани слышимости, смешавшийся с моим дыханием, переплавившийся в новый поцелуй. Казалось, он не мог от меня оторваться и одновременно с этим — боялся предпринимать что-либо еще, не веря до конца, что теперь свободен делать, что пожелает, без оглядки на кровожадную тварь внутри. А потому я сама перед очередным поцелуем повернула голову, и он пришелся не в губы, а в шею, прямо под ухом.
По позвоночнику пробежала щекочущая дрожь.
Кайден маневр оценил. Вдумчиво исследовал губами всю длину шеи вниз. А потом обратно вверх, прихватил ушко, лизнул…
Я невольно ахнула, и этот негромкий звук прозвучал в тишине звоном утреннего колокола. Кайден довольно ухмыльнулся мне в волосы и рывком подхватил на руки. Мой возмущенно-испуганный писк был прерван коротким поцелуем, после которого лучник вдруг посерьезнел и произнес, глядя мне в глаза:
— Я безумно тебя люблю. Ты знаешь?
— Знаю. Но ты отвратительно хорошо это скрывал, — не менее серьезно сообщила я. И поболтала в воздухе ногами. Висеть так, цепляясь за его шею, мне определенно нравилось.
Правда, и против того, чтобы меня опустили на кровать, я совершенно ничего не имела…
Она была явно не рассчитана на двоих, но нам было все равно. Лишний повод прижаться еще теснее и не отодвигаться даже после. Хотя, когда я полностью измотанная, но счастливая, как корриган надувший сотню человек разом, нашла в себе крохи сил, чтобы открыть глаза, то в первые мгновения мне захотелось как минимум спрятаться под одеяло. Взгляд Кайдена, полулежащего рядом сиял изумлением и любованием.
— Так ты?..
— А вот… — смущенно и даже как-то гордо призналась я.
Он наклонился и принялся меня целовать — лихорадочно, беспорядочно, куда попало, едва касаясь кожи невесомыми и огненными поцелуями. Губы, глаза, нос, скулы… Горячее дыхание коснулось уха:
— Ты должна была мне сказать! Я бы был осторожнее…
Я окончательно застеснялась и повернулась на бок, пряча лицо в подушке, но, тем не менее, проворчала:
— Куда уж осторожнее. И так еле поймала!
Самый невыносимый на свете мужчина негромко рассмеялся и обнял меня со спины. Уходить, несмотря на тесноту и не самое удобное ложе, у меня не было ни малейшего желания. Да он бы и не отпустил — осознавала я с затаенной радостью.
В первые мгновения мне казалось, что я вот тут же засну, как убитая. Все же такое разнообразие физических упражнений для еще не до конца восстановившегося организма — то еще испытание. Но сон на удивление не шел. Я лежала с закрытыми глазами, прислушивалась к чужому ровному дыханию, к ощущению безграничного счастья, сияющему теплым комочком в груди, к сладкому изнеможению во всем теле.
Кайден тоже не торопился засыпать. Его пальцы невесомо скользили по моей коже, теперь уже не с целью свести меня с ума от желания. В этих прикосновениях была лишь тихая нежность с долей неторопливого исследовательского интереса. По спине вдоль позвоночника, по лопатке на плечо, вдоль руки на живот, снова поднялись вверх… грудь его заняла на более долгое время, но затем рука снова спустилась. Было забавно ощущать себя предметом такого любопытства, иногда очень щекотно и до невозможности приятно.
Потом он угомонился, прижал меня к себе, и только большой палец то и дело поглаживал выемку пупка. И я подумала, что, если прямо сейчас, в эту самую секунду, фейри надумают разрушить замок и уничтожить всех его обитателей — я умру самой счастливой женщиной на свете.
