По дороге в Чили я загадала желание, точнее – попросила. Я сказала: «Господи, пожалуйста, пошли мне друга. Пошли мне человека, с которым я буду как дома. Он мне сейчас нужен». И именно таким человеком для меня стал аргентинец Хуан Пабло. Помимо того что он выбил для меня у босса теплую куртку и велосипед, он также предложил переехать жить вместе с ним в дом его начальника, чтобы я не тратила деньги на хостел. И на какое-то время я перебралась жить к ним. Таким образом, мне удалось даже откладывать заработанные бумажки. Практически все дома в этом городке выглядели как голая бетонная коробка, и наш не был исключением. Казалось, мы живем на стройке. Хозяин даже не удосужился покрасить стены, положить линолеум или паркет… В общем-то, скорее всего, потому, что никаких строительных магазинов тут в помине не было. Как и отопления. По ночам температура была минусовой, и от холода можно было сдохнуть. Мы с Хуаном спали, плотно прижавшись друг к другу, на надувном матрасе под одним одеялом, сложив несколько покрывал и спальников под себя, в штанах и кофтах. Дико непривычно было утеплять саму кровать, а не прятаться под одеялами. Ведь поскольку матрас был надувным, воздух внутри его, мягко говоря, не грел, и нужно было еще постараться, чтобы не приморозить зад. Но когда Хуан Пабло уходил с туром на вулкан Ликанкабур на несколько дней (он подрабатывал гидом), спать становилось невозможно.

В день моего переезда в дом босса, когда мы сели за стол, первое, что предложил мне Хуан Пи в виде гостеприимства, был не чай, а кокаин. Я думала, что он шутит. Юноша с ангельским лицом и чистейшей душой, в голове не укладывалось, что он может употреблять такой «темный», как я думала тогда, наркотик. Бедный Хуан же в свою очередь испугался моей «are you kidding me?!» реакции и перед тем, как достать руку с кулечком из кармана балахона, еще несколько раз переспросил меня, что в этом такого».

Я давно заметила, что у каждого континента есть свой наркотик. Как визитная карточка. Официальный спонсор. Представитель. Парламентер. Зови как хочешь. Визитная карточка Южной Америки – кокаин.

Пока на остальной планете этот наркотик считается символом успеха, заначкой звезд, топ-моделей, богатых бизнесменов и прочих «королей» мира сего, здесь кокаин на столе в каждой захудалой избушке, рядом с солью и сахаром. В твоем доме может не быть мебели, но кокаинчику найдется на всех. И неудивительно, ведь только здесь его на самом деле и производят. Половина континента – плантации листьев коки. Грамм кокаина в Чили стоит 10 миль, то есть 20 долларов. В сравнении с Колумбией (5 долларов за грамм) дороговато, но для всего остального мира это ничто. Сами понимаете, нюхают практически все. По меньшей мере, это не считается чем-то зазорным. И медиаторы у гитаристов в кармане приобретают дополнительный функционал (они используют их вместо карточки, чтобы делать дорожки).

Хуан играл на гитаре, как бог. Несколько дней подряд мы сидели на главной площади и, передавая друг другу гитару, пели. «Говорят, музыканты – самый циничный народ». В Хуане Пабло этого не было ни на грамм. Он поощрительно кивал и хлопал в ладоши после каждой моей сыгранной песенки, хотя, естественно, играл куда круче меня. Гитара была его заработком долгие месяцы. Помимо работы в турагентстве, он иногда играл в барах. На вырученные за день деньги мы покупали все, что нам было нужно, и шли домой, постепенно превращаясь в маленькую семью.

Прошло сколько-то времени, и я наконец акклиматизировалась. С губ сошли корки, и теперь я даже могла нормально улыбаться. У жизни снова появился график. После рабочего дня наступали честно заслуженные ночи. Жара спадала, город замолкал, и на небо возвращался Млечный Путь.

Какая может быть ночная жизнь в пустыне? Правильно, смешная. На случай ночи тут всего было по одному. Один ресторанчик. Один магазинчик. Один бар. Зато какой! Старые деревянные скамейки, столы, покрытые сотней автографов. На стенах – портреты всех любимых групп: «Nirvana», «Doors», «Beatles», «Janis Joplin», «Led Zeppelin», «Elvis Presley» и т. д. Потолок завешан футбольной артибутикой.

Любимым и единственным местом для вечерних посиделок было заведение под названием «Export». По меркам пустыни «Экспорт» был максимумом пафоса и стиля. По меркам Москвы – это хижина охотника. На входе стояла огромная беленая печь с лицом старика – в его открытый рот закидывали дрова, а он взамен дышал на нас жаром и обогревал все помещение. Отопления-то в пустыне нет, а на улице в любое время года ночью лютый минус. Благодаря этому старику весь «клуб» пропах костром. На столах, за барной стойкой и у каждого завешанного попонами из лам окна горят огромные свечи на блюдцах. Другого освещения не требовалось. Весь терпкий букет завершает аутентичная веселая музыка, которую играют на неизвестных мне инструментах. Этот домик живет вне времени и пространства. Публика на все сто соответствует месту. Туристы к ночи уезжают восвояси куда-то далеко, до подобающих их материальному состоянию отелей, а мы, бродяги всех рас, религий и возрастов, собираемся здесь с багажом историй со всего света. Я плаваю среди них как рыба, рыская, где чем подкормят мой жаждущий новых красок мозг. Весь обслуживающий персонал мне хорошо знаком. Половина ютятся со мной в одной комнате хостела. Ах, видели бы вы эти кровати! Лезешь на верхнюю койку и молишь Аллаха, чтобы вся эта конструкция не развалилась.

Но самое классное – это то, что происходит в «Экспорте» в полночь. Видишь ли, тут существует самый настоящий комендантский час. Город должен спать. Часы бьют одиннадцать – и за барной стойкой перестают продавать алкоголь. Мирные жители ложатся в теплые постели спать… И просыпается мафия. В данном случае полиция. Они включают мигалки и патрулируют улицы. Но нам-то, детям приключений, законы не писаны. Мы спать не хотим. И начинается игра. Зазывалы ресторана, стоящие у входа на улице (у каждого ресторана, как и у турагентств, есть свой зазывала), держат ухо востро и вглядываются в темную ночь. И как только первый луч света красно-синих мигалок кинет блик в их дикие, способные видеть в темноте глаза, они забегают в хижину и кричат: «Стоп!»

А дальше происходит то, во что ты просто не поверишь, если не увидишь сам.

Вмиг захлопывается дверь, музыка замолкает, народ обрывает все разговоры. Свечи на окнах гасят. Все, кто стоял за барной стойкой или танцевал, несутся за столы и, расталкивая сидящих, занимают свободные сантиметры стульев, как воробушки на проводе. Настоящая игра «выше ножки от земли»!

Объяснение таково: после 23.00 запрещены любая музыка и танцы. Если ты стоишь, видать, ты еще и танцуешь! Никто не хочет платить штрафы или, не дай бог, показывать документы. Высший страх для бродяг – дать номер своего паспорта копу. Потом не оберешься проблем на границе. Ментов тут называют свиньями. Такой вот сленг. Ах, бедная полиция… В Южной Америке ее ненавидят так же, как в России. Альтернативой этому варианту ночной жизни являются вечеринки у костра на «пляже». Пляжем называют местечко за пределами города рядом с высохшей рекой. Здесь живет поселение застрявших в кочевой жизни хиппи. Еще один вариант согреться ночью – прийти к их костру. Если, конечно, дойдешь.

Довольно скоро мне удалось сгонять на все экскурсии, что там были. Ведь стоит здесь пожить недельку и пообщаться с местными, как ты уже свой. Сначала я съездила на все туры своего агентства, затем через «связи» договорилась с другими агентствами и ездила с ними туда, куда моя компания не катает.

Первое, куда я отправилась, – посмотреть на звезды через дорогущие телескопы вместе с туристами. Невероятные изобретения! Гиду оставалось только забить имя планеты, созвездия или галактики – и телескоп поворачивался в нужную сторону сам. А еще у гида была классная указка в виде зеленого луча, который спокойно пробивает расстояние в три километра: этого достаточно, чтобы без труда указать на любую точку в небе. Попивая горячее какао, я слушала о том, как и где звезды рождаются, как понять, какая скоро умрет, и как из ее останков потом образуется новая звезда. Правда, символично? Все как у нас, на Земле. «Видишь ли, Симба, когда мы умираем, наши тела превращаются в траву, а антилопа ест траву. Мы все – часть круговорота жизни». Существует, кстати, всего три цвета звезд: синие, желтые и красные. Синие – молодые, красные – старые, а желтые… Желтые просто симпатичные. Ха-ха. Я впервые увидела собственными глазами кольца Сатурна, две галактики и многое другое. Ах, звезды, звезды… Сколько столетий вы все глядите на нас… Мы гуляем под вашими глазами, влюбляемся, расстаемся, смеемся, плачем. Говорим друг другу такие откровения, а наутро забываем. Но вы-то все помните, я знаю.

Я покаталась на борде по песочным склонам, полазала по горам, изучила лунную долину и поплавала в озерах, соленых, как Мертвое море. По консистенции такая вода напоминает кисель. Заходить в нее надо со спины, потому что, если такая соленая вода попадет тебе в глаз, сожжет его к чертовой матери. Очень странное и смешное ощущение. Плывешь как бревно, ногами кверху, тебя в буквальном смысле выталкивает из воды. Если опустить ноги вертикально вниз, поднимешься с поверхности как поплавок. Плечи и грудь будут на воздухе. Когда я вылезла, кожу моментально стянуло. Вода быстро испарилась, а соль превратилась в мелкие кристаллики.

Самая крутая экскурсия, на которой я побывала, называется «Piedras Rojas», что переводится как «красные камни». Я снова поднялась на 5000 метров, к вулканам и лагунам, чтобы обнаружить, что рай на земле все-таки есть. Увы, то ли от высоты, то ли от холода мой телефон постоянно выключался, и я почти не сделала фотографий. Сюда надо ехать с зеркалкой и умирать. Невероятной красоты горные озера, здесь их называют лагуны. Голубые, зеленые, серые. Горы словно слеплены кем-то. Они покрыты тонким слоем соли, так сильно дует ветер с озер. А кажется, что это снег. Если бы не подаренная Хуаном Пабло куртка, клянусь, я бы сдохла от холода. Нас в прямом смысле сносил ветер. Приходилось держаться друг за друга, чтобы устоять, и шагать согнувшись.

Все дневные экскурсии заканчивались любованием на закаты, а они здесь совершенно невероятные… Толстенький водитель выставляет складной столик, на него ставит тарелки с орешками, чипсами и другими незамысловатыми «снеками» – как модно теперь их называть, – а сам превращается в бармена и мешает всем по коктейлю «Pisco Sour». Интересно, что здесь они не добавляют в него яичный белок, как в Америке. Здесь это просто писко: лимоный сок, жидкий сахар и биттер. Но в обеих версиях коктейль прекрасен. Особенно когда бесплатно.

На самом деле моя неадекватная любовь к халяве – это болезнь. Она пошла еще со времен бедного детства. Родители научили меня выбивать себе бесплатные ништяки всегда и во всем: мы никогда, например, не покупали билеты в театр на первые ряды. Нет, мы брали самые дешевые, что были, и после третьего звонка пересаживались.

В один из рабочих дней, пока я продолжала приставать к каждому прохожему с уже выученной фразой «nessesita informacion de tours?», я увидела на улице худого высокого мальчика в темных очках Ray Ban. Кожа у него была девственно белая. Волосы прилизаны. Он вышел из единственного в пустыне магазина мороженого, которого мы, местные, позволить себе не могли. Да и как-то неприлично даже было платить туристическую цену за глупый рожок. Пустыня и пустыня. Смирись. Не будет тут мороженого. Мальчик облизывал таявший на глазах ванильный рожок и провожал взглядом прохожих. Он значительно выделялся из толпы. Эдакий турист. И тут я вспомнила: по городу уже несколько дней ходили байки, что сюда занесло русского пацана. Подписываясь на экскурсии, он заполнял колонку «страна», и, поскольку я давно уже знала все турагентства, весть дошла до меня моментально. Я заговорщически улыбнулась и спросила его с самым американским акцентом, на какой способна:

– Hi! – Если хотите сказать «хай» по-американски, говорите «хаааай». Вообще, чем глупее ты звучишь, тем больше походишь на американца, но это надо вслух изображать. – I’m sorry, where are you from?

– Айм фром Раша.

– Oh really? А откуда именно?

– Москау.

– Wow! That’s so far away! Как ты добрался сюда?

В общем, я долго еще прикалывалась, а потом кинулась обниматься. Надо действительно не разговаривать на родном языке несколько месяцев, чтобы так радоваться возможности сказать «привет».

Валентин путешествовал на машине. Перетерев пару тем, пожаловавшись на сухость и прочие особенности пустыни (бедный парень вставал по ночам, чтобы намочить водой ноздри, так дерет), мы договорились съездить куда-нибудь вместе. Какой кайф договариваться о встрече с москвичом! Это как минимум возможно! Вся Южная Америка часов не наблюдает вообще.

Рано утром мы отправились в долину Аркоирис. Невероятные горы, луга, реки – и все для тебя. Гуляй не хочу. Путешествовать на машине – конечно, шикарный способ! Никакой гид не будет тебе говорить, куда идти, а куда не идти. Мы гуляли по девственным местам в окружении лам и осликов. Можно было бы разбить здесь палатку – вокруг ни души.

Да, я наконец-то добралась до лам! Здесь существует несколько видов парнокопытных, похожих друг на друга. Ламы и альпаки – домашние животные. Хозяева помечают их разноцветными нитками на ушах или теле. Привязывают разноцветные пампушки к шерсти, чтобы различать, чьи это ламы и альпаки. Мы задумались о том, почему так не поступают со всеми животными – вместо этого им обжигают зад раскаленным железом. Вероятнее всего, потому, что клеймо не спрячешь. Забавно, но местным, наверное, и в голову не придет перевязать нитки и украсть чужую ламу. Вся природа Чили напоминает другую планету. Кажется, что гуляешь по Марсу или Юпитеру, но никак не по Земле. Пещеры забирают тебя в самое сердце гор. Это так волшебно – идти по песку и видеть, что на нем и в помине не было ни одного следа человека или даже животного.

После «самоэкскурсии» мы вернулись в город и отправились поужинать. Каким счастьем было послушать образованного русского человека. Я поняла, что совершенно забыла, что представляет собой наш менталитет, поэтому вместо того чтобы есть, вся растворилась в мировоззрении этого парня. Смотрела на него, как на загадочный экспонат.

Мой товарищ покинул Сан-Педро на следующий день, предварительно врезавшись в легковушку с туристами. Мы долго разбирались и в итоге кое-как отделались. Но взятки здесь давать бесполезно. Люди вообще не понимают, что это такое. Водитель записал номера машины и наконец от нас отстал. Чем больше проходило времени, тем больше я скучала по Антону. Через месяц у него будет день рождения, и я опять придумала изощренный сюрприз и передала через Валентина подарок. Правда, денег у меня не было, поэтому подарок представлял собой набедренную сумку с кучей камушков, листьев коки и брелоков из всех стран, что я успела проехать.

Вечером мы с Хуаном сидели в единственном баре и как обычно обменивались мыслями, перед этим по очереди зайдя в туалет со свертком и медиатором в руке. Хуан научил меня многому. Хотя скорее он просто дал мне намек, а я дошла сама. Он периодически подмывал меня остаться в Южной Америке, а я не могла найти весомых причин, почему этого не сделать:

– Я оставила в России парня.

– Так позови его сюда! Путешествуйте вместе!

– Я говорила ему. Он не хочет.

– Why?

– Потому что он хочет строить свою карьеру и так далее. Он считает, что ему не за чем приезжать. А я ненавижу Москву. I fucking hate it!

– Тогда оставайся здесь. Путешествуй. Если он тебя любит, он придет. Если нет, это тоже «окей». Вы оба должны быть свободны. Это самое важное. Живи своей жизнью. Не чужой, а своей. Ты должна быть счастлива. Ты должна это самой себе.

Он посмотрел на меня сверкающими глазами. Ему было хорошо одному, и оттого остальным всегда было хорошо с ним рядом. Когда человек в мире с самим собой, он приносит мир другим. Периодически Хуан уходит в дикие условия и живет один неделями, общаясь с природой и думая о чем-то своем. Его самостоятельность вызывала во мне восхищение.

Только в последний день пребывания в пустыне я узнала, что его родители погибли, когда ему было восемь. Отец – от сердечного приступа, а мать – в автокатастрофе через месяц. Остался он и две его сестры, которых он любит больше всего на свете. С 14 лет Хуан работал, а в 17 уже был менеджером крупного ресторана. Я ценю в мужчинах способность выживать, а не количество мятых бумажек с портретами президентов в кармане. Он любил философию, а именно Ницше, Сартра, Платона и Хайдеггера. Его любимые книги – это «The traveler and his shadow» и «Allegory of the cave». А мальчику всего 23 года.

Прошло чуть больше двух недель с тех пор, как я стала жить в пустыне, а мне казалось, что пролетела целая жизнь. Я легко могла представить, что будет происходить дальше, если я останусь. А это значит, что этот урок был пройден и пора примерить на себя следующую шкуру. Возвращаясь с работы домой, я заметила на улице одного парня в очках, который очень напомнил мне Ли, того англичанина из семейной пары «взрослых детей», с которой мы жили в одном хостеле у водопадов в Бразилии. Я знала их всего два дня, но сразу влюбилась в эту безбашенную парочку, колесившую по свету. Я уже собиралась пройти мимо – каковы были шансы, что это он, – но потом я вспомнила, что мир волшебен, а мир путешественников тем более, развернулась и подошла с самой дурацкой фразой, готовясь словить непонимающий взгляд:

– I’m sorry, can I just ask you… where are you from?

– Dasha, is that you?!

Оказалось, что это он. Через минуту из дверей турагентства выскочила красотка Энджи:

– No fucking way!

Они купили трехдневный тур в Боливию на послезавтра и предложили присоединиться. Все сошлось. Я поняла, что мне пора в дорогу. Самое лучшее время, чтобы уезжать, когда тебе еще немножко грустно покидать данное место, но уже хочется новых приключений.

Последний вечер в пустыне я провела с Хуаном Пабло. Его глаза горели от счастья за меня. Он не пытался меня остановить, потому что хорошо знал это чувство, когда ветер зовет в новый путь. Хуан нарисовал мне на маленьком листочке карту севера Южной Америки, которую исколесил сам, и разметил на карте места, которые понравились ему больше всего и, по его мнению, стоили моего внимания. Я увезла идеи Хуана Пабло с собой в сердце.