Глава 18
– Кажется, вон там, впереди, ворота. Слева, – сообщила Берди с заднего сиденья.
Милсон не ответил, лишь сжал челюсти, притормозил, повернул руль и остановился у переезда. Присутствием Берди он был явно недоволен. Но, как обычно, молчал. Берди знала, что свои жалобы Милсон прибережет напоследок. И выскажет их отнюдь не Дэну. Зато старательно доведет до сведения начальства Дэна и это, и прочие дисциплинарные нарушения. «Довести до сведения» – так он это называет. К своему делу Милсон подойдет ответственно и серьезно, составит рапорт вдумчиво, его лицо, как у сотрудника бюро похоронных услуг, будет сдержанным и скорбным, а под прикрытыми веками он спрячет злорадство, чтобы ненароком не выдать его.
Подобное уже случалось. Настолько часто, что Берди удивлялась, почему Дэн Тоби по-прежнему рискует вызвать неудовольствие начальства, разрешая ей составлять им с Милсоном компанию.
Она выскочила из машины и обежала вокруг нее, чтобы открыть ворота. Было еще очень рано, но утро уже утратило свежесть. Воздух быстро прогревался, легкий ветерок утих. Краски земли теряли яркость, контуры – определенность. Берди сняла тяжелое металлическое кольцо с колышка на грубо отесанном столбе ворот и отпустила цепь, на которую они были закрыты, и дала ей упасть. Цепь лязгнула, ударившись о столб, и ворота широко раскрылись. Глядя прямо перед собой, Милсон провел машину в ворота. Закрыв створки, Берди пропустила через них цепь и аккуратно надела на колышек кольцо. Не хватало еще, чтобы ягнята Леса Хьюита избежали участи, которая им уготована. Это придаст нежелательный оттенок происходящему – как и рапорту Милсона.
Она вернулась на заднее сиденье и захлопнула дверцу. Милсон тронул машину с места. Овцы поднимали головы, пугались и шарахались от проезжающего автомобиля. Жалобно блеяли ягнята.
– Не гоните, Милсон, – спокойно произнес Тоби. – Вы не в городе.
Он жмурился, на лице играла легкая улыбка. Ничто не доставляло ему больше удовольствия, чем шанс позлить Милсона. Значит, вот в чем дело, догадалась Берди. Поэтому сейчас я здесь. Дэн не в духе, а я – идеальный способ вызвать раздражение у Милсона. Мое присутствие – бунт Дэна. Просто Милсон олицетворял все то, что буквально подстрекало Дэна изводить его. Четыре «П»: правила, порядок, процедуры, педантичность. Дэн не выносил их, как и сама Берди. До сих пор мелкие акты неповиновения сходили ему с рук. И те, кого он называл начальством, не возражали, когда Дэн шел своим путем. Путь этот был весьма причудливым, кривым, извилистым и в целом напоминал дорогу в сельской местности. На официальных картах он не значился. На нем попадались ухабы в виде дисциплинарных нарушений, промахов и накладок, порой его внезапно и полностью преграждали падающие обломки катастрофических просчетов. Но в конце концов он приводил к успеху гораздо чаще, чем уводил прочь от него. И это спасало Тоби.
К этому успеху была причастна она, Берди. Она знала это, как и Тоби. И в определенной мере знало его начальство. Между ними сложились нестандартные партнерские отношения. Соответствующих правил в должностных инструкциях не нашлось. Однако эти отношения неизменно оказывались эффективными, поэтому начальство выслушивало жалобы Милсона и остальных, кивало, подмигивало, однако довольствовалось нестрогими выговорами, чтобы Тоби знал свое место, и охотно грелось в лучах хорошей рекламы, которую обеспечивали раскрытые дела.
Но Милсон был всегда начеку. Он служил гарантией. И если когда-нибудь Тоби оступится и упадет, решив пройти по самовольно выбранному пути, именно Милсон поднимет тревогу, а потом ринется добивать противника. На сей раз Дэн не мог позволить себе оступиться. Как и слишком заметно отклониться от предписанного курса. За ним пристально следила вся страна.
Впереди показались еще одни запертые ворота. Машина сбавила скорость и остановилась. Берди выбралась из салона и снова отправилась снимать еще одно железное кольцо и распутывать тяжелую цепь. Впереди дорога делала поворот и взбиралась по склону небольшого холма над рекой. А на холме, резко контрастируя с окружающим ландшафтом, раскинулось нечто вроде сочно-зеленого оазиса с деревьями и цветущими кустами, в аккуратном обрамлении выкрашенной в белый цвет изгороди. В центре этого оазиса, наполовину скрытый деревьями, стоял дом – большое старое бунгало из дерева, покрашенное в белый цвет, с полукруглой верандой, сплошь увитой виноградом, с крытой рифленым кровельным железом зеленой крышей. За домом располагались другие постройки – тоже белые, с зелеными крышами, а за ними – отдельный загон за белым забором, откуда три лошади устремляли умные взгляды в сторону дороги. Возле одной из построек стоял фургон. Яростно лаяли собаки.
– Ну, по крайней мере они уже знают, что мы едем, – негромко произнес Тоби.
Он держался напряженно. Морально готовился к предстоящему нелегкому разговору.
– Ты займи разговором женщину, Берди, – продолжил Тоби, когда машина двинулась вперед. – Расспроси ее о курах, шторах – о чем угодно. Нам с Милсоном нужно поговорить с Хьюитом наедине. Ей незачем вертеться рядом. Будет только отвлекать его. Она ведь вроде бы больна?
– Не физически, если не ошибаюсь. У нее нервная болезнь. Сильная тревога. Она вообще не выходит из дома. Может, это агорафобия.
– Какая фобия?
– Боязнь покидать привычную обстановку, – холодно пояснил Милсон.
– Ясно. Тоби вглядывался в приближающийся дом. В открытом гараже рядом с ним были припаркованы две машины, подъездная дорожка завершалась двустворчатыми воротами, выкрашенными той же краской, что и ограда. Видимо, Хьюиты находились дома.
– Симпатичный уголок, – произнес Тоби. – И до реки рукой подать. За пять минут добежать можно. А потом перейти мост, нырнуть в буш – и вот она, хибарка. Никто и не заметит.
Он, конечно, был прав, но…
Дорога заканчивалась утоптанным пятачком земли перед крашеной белой оградой. Местом для разворота гостей, которых не подпустили к дому. Милсон затормозил и заглушил двигатель. Лай собак нарастал. Но их нигде не было.
– Ладно, – сказал Тоби, – выходим.
Он выбрался из машины, захлопнул дверцу и зашагал к калитке, прутья арки над которой были увиты розами. Войдя в калитку, направился к дому. На Берди и Милсона Тоби не оглядывался. Знал, что они пойдут за ним. И заодно закроют калитку. Берди пропустила Милсона вперед и немного отстала, ожидая, когда он пройдет под розами и достигнет дорожки, ведущей к дому. После этого и Берди вошла в сад, прислонилась к калитке и услышала негромкий стук вставшей на место щеколды. По эту сторону ограды словно открывался иной мир – прохладный и тенистый, многоцветный и благоуханный. Ощущение неуместного контраста рассеялось полностью. Потускнели воспоминания о выгонах, холмах, земляных дамбах, извилистых и пыльных проселочных дорогах, заборах из проволочной сетки. Высокие кусты скрывали выкрашенную белой краской границу миров. Большие деревья – не эвкалипты, а изысканные деревья экзотических пород с мягкой листвой, такие как жакаранда и вяз, – простирали ветви над сочной зеленой травой, кустами и цветочными клумбами.
Милсон постучал в переднюю дверь дома. Берди прибавила шагу. Вдоль дорожки росли лаванда и розмарин, их запах распространялся в воздухе, когда Берди, проходя мимо, задевала их ветки. Тенистую веранду окаймляли прихотливой бахромой жасмин и глициния. Поднявшись на крыльцо, Берди повернулась и посмотрела в ту сторону, откуда пришла. С веранды открывался вид на окрестности – но на сей раз более благопристойный, в обрамлении роз, глицинии и свисающих ветвей деревьев. Отсюда не был заметен овраг, по дну которого протекала река. Лишь деревья, небо и далекие холмы. Но у подножия холма, совсем рядом, приютилась на поляне хибарка Тревора Лэма. Как можно было променять все эту роскошь на хибарку? – удивилась Берди. И опять задумалась о Дафне Лэм.
Милсон постучал еще раз. Но дверь оставалась плотно закрытой. Никто не выглядывал из-за кружевной шторы на ближайшем к ней окне. За дверью в холле не слышалось шагов.
– Не открывают, сэр, – доложил Милсон.
– Да, Милсон, – резко отозвался Тоби. – Но дома в такой час наверняка кто-то есть.
– Может, спят. Еще только шесть часов.
– Если бы спали, наверняка услышали бы нас. В подобных домах окна спален обычно выходят в ту же сторону, что и веранда. Кстати, Милсон: вы забыли, где находитесь. Тут вам не город. Такие хозяева, как Хьюит, встают ни свет ни заря и берутся за дело. Давайте посмотрим за домом.
Они сошли с веранды и двинулись по дорожке в обход дома. Лай не умолкал.
– Господи, да сколько же их там? – пробормотал Дэн. – Шум подняли такой, будто не менее сотни.
Но собак было четыре: три келпи и одна бордер-колли. Все они, захлебываясь лаем, рвались с цепей за гаражом, вставали на дыбы, перебирали в воздухе лапами, скакали и бросались вперед в тщетных попытках вырваться на свободу и вступить в бой за свою территорию. Берди испугалась. Что будет, если собакам удастся сорваться с цепи? Как они поступят – кинутся на непрошеных гостей и вцепятся им в глотку? Или сконфузятся, уличенные в притворстве, и бросятся наутек?
Милсон остановился и нахмурился.
– Вид у них свирепый, – заметил он.
– Ну-ну, тише, – сказал Дэн собакам, заискивающе улыбаясь.
Псы залаяли и заскакали еще яростнее, роняя с клыков пену. Дверь одной из построек за домом распахнулась.
– А ну, цыц! – послышался грозный окрик.
Собаки замолчали и легли на землю, вытянув лапы. Из постройки вышел мужчина лет пятидесяти, рослый и кряжистый, в рабочей одежде и грубых ботинках. Подбоченившись, он уставился на незнакомцев.
– Вам чего? – крикнул он.
– Мистер Хьюит? – отозвался Тоби и шагнул к нему.
– Да.
– Мы из полиции, сэр! – Дэн сунул руку в карман за удостоверением. – Хотим поговорить с вами.
– О чем?
Берди услышала шорох за спиной, обернулась и увидела невысокую женщину средних лет, выглядывающую в приоткрытую боковую дверь дома. Седые волосы женщины были собраны в узел на затылке. Накрахмаленный до хруста, безупречно чистый голубой фартук прикрывал платье в цветочек и был завязан на спине аккуратным бантом. Незнакомка была в мягких синих туфлях без каблуков. На ее лице застыл страх.
– Миссис Хьюит? – мягко обратилась к ней Берди.
Но женщина не слушала ее. Ее внимание было приковано к мужчинам в пиджаках – Дэну Тоби и Колину Милсону, которые направлялись от дома к ее мужу, мимо настороженно лежавших собак. Одна из келпи не выдержала, вскочила и залилась хриплым лаем.
– Лежать! – крикнул Лес Хьюит.
Жалобно заскулив, пес затих. Женщина у двери болезненно поморщилась.
– Миссис Хьюит?
Женщина перевела безучастный взгляд на источник звука, заморгала при виде Берди, но, кажется, не удивилась, по-прежнему вцепившись маленькими руками в дверную раму.
– Мой муж там, – произнесла она. Голос звучал тихо и молодо. Он не сочетался с ее напряженным, покрытым морщинками лицом.
Берди кивнула.
– Миссис Хьюит, можно мне воды? – спросила она.
Женщина нервным жестом разгладила фартук.
– Воды? – Она нахмурилась и оглянулась через плечо в глубину дома.
– Если можно. – Берди улыбнулась и пожала плечами. – Я ведь всю ночь провела на ногах, потому чувствую себя неважно.
– О-о… тогда заходите. Ответ был быстрым и машинальным. Как и рассчитывала Берди, прямая просьба о помощи сработала там, где оживленный разговор, как бы умно ни был начат, вряд ли достиг бы цели. Эта женщина не в состоянии нормально общаться с незнакомыми людьми. Вероятно, и с друзьями тоже.
Долли Хьюит могла сказать: «Вода вон там», – и указать на садовый кран. Или пообещать: «Сейчас принесу вам воды», – и скрыться в доме. Но представления о вежливости, которым она некогда следовала, у нее остались.
Хозяйка уже сожалела о своем приглашении. Это было заметно по ее лицу. Но слова вылетели сами собой. Берди шагнула к ней, благодарно улыбаясь. Долли Хьюит распахнула перед ней дверь.
– Проходите сюда. Осторожнее, не поскользнитесь: пол еще не высох.
Берди вошла в комнату, находившуюся за дверью. Это была прачечная. Безупречно чистая. Белые шкафы без единого пятнышка, сияющие краны, стиральная машина, большая ванна из нержавейки, в которой мокло что-то под шапкой пены, сушилка, задвинутая под белый стол. Пол, покрытый голубой виниловой плиткой, еще блестящий и скользкий у двери, где его недавно вымыли; белая керамическая плитка на стенах, и на каждой плитке рисунок – маленький голубой цветок. Запах стирального порошка и отбеливателя. Сплетенная из тростника и покрашенная в белый цвет корзина для грязного белья. Маленькое окно возле двери выходило в сад за домом.
– Я как раз собиралась стирать, – объяснила миссис Хьюит, нажала кнопку на стиральной машинке, и в трубах зашумела вода. Женщина дернула завязки фартука и принялась снимать его.
– Не надо, не отвлекайтесь из-за меня, – попросила Берди. – Я не хотела вас беспокоить.
Миссис Хьюит покачала головой.
– Что вы, никакого беспокойства, – заверила она. Опять-таки машинально. Как в те времена, когда ничто особенно не беспокоило Долли Хьюит, – давние привычки оказались живучими.
Перекинув снятый фартук через руку, она повела гостью в просторную кухню.
– Извините за беспорядок, – сказала она, прикрывая дверь в прачечную, где стиральная машинка уже наполнилась и принялась за дело, старательно хлюпая и чавкая.
Никакого беспорядка в кухне Берди не заметила. По крайней мере, в ее понимании. Кухня была уютной, из окна над раковиной открывался вид на увитую виноградом боковую веранду и сад за ней, где с ветки дерева свисали старые качели. Из-за тенистой веранды это окно почти не давало света, но в кухню он вливался также через слуховое окно в центре потолка, снабженное жалюзи, которые можно закрывать с наступлением жары. Казалось, все здесь продумано до мелочей.
Голубой фестончатый ламбрекен тянулся по верхнему краю окна, скрывая свернутые в тугой рулон жалюзи из голландского полотна. Плитки пола, голубые, как и в прачечной, сияли чистотой. Встроенные шкафы и белые кухонные столы стояли вдоль стен, свободное пространство на них занимали декоративные безделушки. К стене, противоположной задней двери, был придвинут большой буфет, заставленный бело-голубой фарфоровой посудой, рядом с ним помещался простой деревянный стол и шесть стульев с прямыми спинками. Наверное, где-то здесь находится и парадная столовая, подумала Берди. В таком доме ее просто не может не быть. Скорее всего в передней части дома, за закрытыми дверями возле буфета. Но Берди могла бы поручиться, что почти все семейные трапезы проходят в кухне. Зачем куда-то уходить отсюда?
В кухне витали ароматы тостов и бекона. Тарелки, столовые приборы и сковорода, залитая водой, были убраны в раковину. Большой чайник для заварки, накрытый грелкой в виде курицы, стоял на столе, все еще застеленном скатертью в синюю и белую клетку. На скатерти виднелись крошки. Вероятно, вот что имела в виду Долли, извиняясь за «беспорядок».
Хьюиты уже позавтракали. Как и сказал Тоби, они из тех, кто встает ни свет ни заря. Рано в кровать, рано вставать…
– Присядьте, – пригласила Долли Хьюит, быстро собрала со стола скатерть вместе с крошками и унесла вместе с чайником к раковине. Оставив их там, она вынула из шкафа чистый стакан и наполнила водой из кувшина, который достала из холодильника.
Берди сидела за столом, ощущая себя надоедливой мошенницей. К этому чувству примешивалось еще одно, совсем иное. Кухня – просторная, комфортабельная, благоустроенная, – отличалась как небо от земли от кухоньки в хибарке Тревора Лэма. И все же между ними имелось сходство. Оно прослеживалось в тщательном внимании к мелочам, в опрятности, подборе аксессуаров по цвету, в стремлении создать атмосферу уюта и вместе с тем сделать кухню удобным рабочим местом. В одном ее конце готовили еду, в другом – ели. Оба уголка были обособленными, но их связывала цветовая гамма и декор.
В хибарке у реки Дафна Лэм пыталась на свой лад и с имеющимися у нее скудными средствами воссоздать кухню, которая напоминала бы ей о родительском доме. Кукольный домик, вдруг подумалось Берди. Она взглянула на Долли Хьюит, которая ставила перед ней стакан с водой.
– Спасибо, – произнесла Берди и поднесла стакан к губам. Вода была восхитительно холодной. От удовольствия Берди зажмурилась и отпила еще глоток.
– Что они здесь делают, эти люди? – вдруг спросила Долли. – Кто они такие?
Берди открыла глаза.
– Они из полиции, – объяснила она.
– Но не из местной. На местных полицейских не похожи.
– Да. Они из Сиднея.
– Но зачем они здесь?
– В общем, они просто хотели расспросить вашего мужа… в основном о…
Берди смутилась. Женщина не сводила с нее карих глаз.
– Вы ведь слышали, что Тревор Лэм мертв? Что его убили?
Долли схватилась за сердце и осела на ближайший к ней стул. Берди привстала:
– Вам плохо, миссис Хьюит?
Она покачала головой и сглотнула. В прачечной стиральная машина закончила цикл и громко щелкнула. Долли Хьюит вскинула голову:
– Простите, сейчас будет… я оставила… мне нужно…
Она бросилась к двери прачечной. Встревоженная Берди поспешила следом. Долли вынула пробку из ванны возле стиральной машины. Дала воде слиться. Тем временем она выкручивала половую тряпку, которая еще недавно была замочена в мыльной воде.
– Чуть опять не устроила потоп! Я замочила ее, – тараторила Долли, указывая на тряпку. Глаза от испуга были огромными. – Хотела оставить всего на минутку. А вода из машины стекает сюда… Дурацкая система, но раньше я никогда…
Пока она говорила, стиральная машина снова щелкнула и начала изрыгать воду через шланг, зацепленный за край ванны. Вода быстро поднялась, заполнила ванну до половины и, бурля, хлынула в сточное отверстие. Берди уставилась на нее во все глаза. Вода была холодной и красной. Розовато-красной.
– Ничего страшного, – прошептала Долли Хьюит, выкручивая тряпку в облепленных мыльной пеной руках. – Просто кровь.
