Проза

Семидесятые года прошлого века. Группа с палатками выехала накануне, а мы застряли в небольшом городишке, опоздав на единственный автобус, отправлявшийся с самого утра. Переночевать в кассовом зале автобусной станции нам не позволили, сославшись на то, что в нём нет ни стульев, ни лавок и на ночь он запирается. – Так заприте и нас! – соглашались мы. – Нам ничего не надо кроме сухого места на полу, чтобы постелить спальники. – Вас вдвоём?! – как-то странно удивлялись женщины. – Ну заприте её одну, а я переночую на улице! – по-рыцарски соглашался Игорь, хотя для нас не было никакой разницы. Нас связывали чисто дружеские отношения и мне даже в голову не приходило, что кто-то может подумать иначе. В то время для меня это было равносильно оскорблению.

– Не переживай! – сказал Игорь, когда мы снова оказались на улице. – При въезде в город я видел большой парк. Там мы и переночуем, надо только дождаться темноты. Идти ночью по тёмным, неосвещённым улочкам было не слишком приятно. Несколько раз мы заблудились, но в конце концов вышли к нескончаемо длинной ограде на каменном основании. Она всё тянулась и тянулась, заставив нас вспомнить известную поговорку: «Что это за забор, если в нём нет дыры». Обнаружив выломанный прут, мы спокойно перелезли на другую сторону. Правда рюкзаки протискиваться никак не хотели, пришлось их распотрошить. Упаковав всё обратно, мы хотели отойти подальше от ограды, но под ногами что-то громко хрустело, в слабом лунном свете поблёскивали толстые, стелющиеся по земле, стебли и единственное, что пришло нам в голову – бахча! Не рискуя нарваться на сторожа, мы расстелили спальники там, где стояли и тут же заснули. Разбудили меня громкие шаги. Сердце зашлось страхом: сторож и не один! Я взглянула на Игоря, он сидел поверх спальника, приложив палец к губам, а потом вдруг вскочил и побежал. От неожиданности я по началу растерялась, а потом решила, что он отвлекает внимание на себя, чтобы дать мне возможность незаметно смыться, скатала его спальник и начала скатывать свой… И в этот момент появился Игорь, с ежихой и тремя симпатичными ежатами. Ежей мы почти сразу отпустили. А проснувшись на рассвете, обнаружили, что заночевали в зарослях лопуха, второе название которого – репейник – вполне оправдывалось прилепившимися к одежде и намертво запутавшимися в волосах округлыми корзинками растения.

Моя мама очень любила черёмуху. Я несла цветы в дом осторожно, оставив их по началу за порогом, боясь, чтобы они не спровоцировали у неё приступ астмы. Но мама очень обрадовалась букету, обнимала ветки, с удовольствием вдыхая их аромат, и попросила поставить его на табурет у изголовья кровати. Ближе к вечеру она попросила переместить черёмуху на подоконник, пожаловавшись: «Слишком резкий запах», потом перенести его на кухню: «У меня от них голова разболелась», и к ночи букет уже стоял на балконе, дверь на который была плотно закрыта.

Я бы и не вспомнила эту историю, если бы супруг не подарил мне шикарный букет изумительных лилий. Огромные цветки розовато-лилово-пурпурных оттенков, со светлыми переходами к основанию лепестков, оттеняемыми черными бархатистыми лодочками тычиночных пыльников и блестящим рыльцем пестика на длинных зеленовато-жёлтых стебельках, привели меня в такой восторг, что я целый день не могла отвести взгляд от букета, постоянно принюхиваясь к нежному, чуть горьковатому аромату… аж до самого вечера…