Глава девятнадцатая
Вероника
К моему великому возмущению и недоумению, чепуха в «Барнейс» заняла весь день. После того как меня привели в какую-то типа пыточную при военной базе, целых три сотрудника службы охраны и один менеджер (Тэмсин, которая, надо сказать, не стала приветливее) напустились на меня, как саранча. Невероятно – они обращались со мной, как с жуликом, хотя я – это же просто смешно! – всего-навсего пыталась приобрести у них товар, заплатив за него деньги!
Серьезно, я впервые задумалась, как же они в таком случае обращаются с настоящими ворами!
Битый час они распекали меня за «отношение» к их сотрудникам, и, полагаю, все это затянулось дольше, чем они ожидали, поскольку, на их взгляд, я недостаточно раскаивалась.
(Конечно, я не раскаивалась! Мне не за что извиняться! И я не из тех, кого легко запугать.)
В конце концов Тэмсин, видимо, наигралась в большую начальницу (или, может быть, в магазине – для разнообразия – возникли обстоятельства, действительно требовавшие вмешательства менеджера?) и соизволила меня отпустить. Я заверила, что папочкины адвокаты вскоре с ними свяжутся, но Тэмсин и охранники только рассмеялись.
Не помню, чтобы я в своей жизни сталкивалась в каком-либо другом магазине с таким чудовищным обращением с клиентами.
Я настояла на том, чтобы купить фиолетовое шелковое платье, – конечно, этот магазин не заслуживал того, чтобы тратить на него заработанные честным трудом деньги моей семьи, но после всех ужасов я должна была хоть как-то утешиться. Пришлось к тому же отправить эсэмэску в «Вог», что я не смогу появиться сегодня на работе.
(Должна сказать, они отнеслись к этому с неожиданным пониманием.)
И на этом все должно было закончиться.
Но не закончилось.
– Простите, мисс Лодж, но карта заблокирована, – сказала кассирша, пытаясь пробить чек. Она протянула мне кредитку, – элитную карту «Центурион» от «Американ экспресс», между прочим! – брезгливо держа ее за один уголок, будто карточка была пропитана ядом или покрыта болезнетворными бактериями.
– Это невозможно. – Предельная сумма расходов по «черной карте» – шестизначная, а даже я не сумела бы спустить столько денег за месяц. – Проверьте еще раз.
Закатив глаза, кассирша снова провела картой – со злостью, будто думала, что я тут развлекаюсь. Терминал возмущенно пискнул.
– Карта заблокирована! – Девушка злорадно усмехнулась.
– Что-то тут не так, – резко сказала я, отбирая у нее карту.
Я протянула ей карту Vista, потом MasterClass. Пи-иск. Пи-иск. Ухмылка. И еще ухмылка.
– Мне очень жаль, мисс Лодж.
– Не сомневаюсь, – прошипела я, забирая карты и запихивая их в кошелек от Луи Виттон. – Когда я вернусь… если я вернусь… вы горько пожалеете о том, как обошлись со мной.
– Удачного дня, – невозмутимо ответила кассирша.
* * *
Поэтому неожиданно для себя я вернулась таким образом, что едва-едва, но все же заметно опоздала на собственную вечеринку, которую вообще-то должна была помогать организовывать. Безусловно, я отправила маме эсэмэску и предупредила, что задерживаюсь не по своей вине, но мама не ответила. Это означало, что она вне себя от ярости. Телефон у меня сел сразу после эсэмэски, поэтому я не могла воспользоваться приложениями Uber или Lyft, а садиться в обычное такси не хотела, поскольку боялась, что кредитка опять не сработает. Поэтому пришлось идти домой пешком – и у меня не было никакой возможности прочитать статью в «Пост».
Охранник Найджел у ворот неприветливо кивнул мне, проявив минимальную вежливость. Совершенно сбитая с толку, но по-прежнему держась прямо и гордо, я направилась к дому. В холле на месте Андре уже стоял Кристофер, а значит, в «Барнейс» меня продержали целую смену.
– Привет, – кинула я гораздо веселее, чем себя чувствовала. – Все по моде, опаздываю на собственную вечеринку. Эпатаж, сама знаю. Как полагаете, меня простят, если я заявлю, что люблю эффектные появления?
– Безусловно, мисс Лодж. – Кристофер даже не поднял взгляда от какой-то точки на стойке.
– Я пошутила.
Я почувствовала, как по коже у меня снова поползли мурашки.
– Безусловно, мисс Лодж. – В его голосе не было и тени эмоций. – Ха-ха.
Это был самый жуткий притворный смешок из всех, что я когда-либо слышала, не считая разве что фильма Стэнли Кубрика.
Слева от стойки наша соседка Никола Мэвис, жившая этажом ниже нас, доставала почту из ящика. Она была в широких брюках – шелковых, но никак не похожих на вечерний наряд, – и без обуви. Странно, обычно Никола приходит на все наши вечеринки.
– Скоро увидимся? – спросила ее я.
Соседка вздрогнула. Судя по всему, я застала ее врасплох.
– О… Вероника, я… я к вам еще не поднималась.
– Ничего страшного. – Я улыбнулась. – Я тоже. Можем обеспечить друг другу алиби.
Я пошутила, – это же было очевидно! – но Никола еще больше напряглась.
– Да, – сказала она. – Я скоро зайду.
Но прозвучало это неубедительно.
Я поднялась на лифте в наш пентхаус, с волнением думая о том, что сейчас будет.
* * *
Первое, на что я обратила внимание, когда открылась дверь лифта, это жутковатая тишина. Мы наняли джаз-трио, и теоретически музыканты должны были играть тихонько, чтобы гости могли общаться в приятной, расслабленной атмосфере, способствующей интересной беседе, но атмосферу трудно было назвать расслабленной. Стояла гробовая тишина.
Собственно, обстановка во всем холле, когда я с колотящимся сердцем вышла из лифта, напоминала фильм в жанре «саспенс». В воздухе дрожало напряжение, и совсем не чувствовалось легкомысленности и веселья, свойственных большим праздникам. Гости были тут, они все-таки собрались, – я даже увидела одну из наследниц Вандербильтов, облаченную в такой тесный корсет, что непонятно, как она дышала, бедняжка, – но все молчали, будто затаив дыхание.
Я собиралась незаметно прокрасться на кухню, а оттуда по коридору и через служебные помещения добраться до своей комнаты и быстренько переодеться. Но все сразу пошло не так.
– M’hija! – Голос моего отца громом раскатился по коридору, ничуть не нарушая странную атмосферу. – Зайди сюда, пожалуйста.
Он звал меня из своего кабинета.
– Конечно, папочка.
Я осторожно двинулась вперед, будто холл был заминирован, хотя сама не смогла бы объяснить собственные ощущения.
Да, гости собрались, но они молчали – потрясенные, застывшие, будто в музейной диораме. Кто-то крепко сжимал бокал с сансером, – его пальцы побелели, как у олимпийского атлета, вскинувшего копье. Кто-то не донес до рта мини-рулетик с омарами, и угощение зависло на полпути между ртом и тарелкой, будто гость забыл о своем намерении съесть его. Джазисты, как всегда, расположились возле камина, французское окно распахнуто, летний воздух льется в комнату. Но инструменты молчат.
Официанты в белых рубашках и черных брюках выстроились у дальней стены холла, как манекены, – самая расфуфыренная и самая неподвижная армия в мире.
Все взгляды были устремлены на меня, пока я шла в папин кабинет. В толпе я заметила Кэм, Ника и Энни – лица у них были непонятные, словно никак не могли принять одно какое-то выражение. В тот момент я еще не понимала, что это значит.
– Папочка, – сказала я, входя в кабинет и надеясь, что мой голос не дрогнет. – Там у нас так странно, что-то случилось? Я пропустила какие-то новости, пока меня не было? Что-то в «Пост»? И еще я непременно должна рассказать тебе, как со мной ужасно, ужасно обошлись в «Барнейс». Там…
Я осеклась.
Выронила сумку. Она упала мне на пальцы ног, а я была в босоножках и не могла не почувствовать боль или хотя бы вздрогнуть, но открывшееся зрелище настолько меня потрясло, что я даже не шелохнулась.
Если в комнатах снаружи было людно – толпились перешептывающиеся или молчащие, застывшие, как восковые фигуры, гости, – то тут просто яблоку негде было упасть. В кабинете практически искрило от напряжения. Тут кишмя кишели полицейские и агенты Комиссии по ценным бумагам и биржам… От людей в форме у меня зарябило в глазах.
Кабинет был разгромлен. Ящики стола вывернуты и валяются на полу, их содержимое кучами громоздится рядом. На всех мыслимых поверхностях – папки. Опрокинутая корзинка для мусора, в которой белеют остатки разрезанных шредером документов. Причем разрезанных недавно.
– Что происходит? – спросила я, хотя внутренний голос уже сказал мне, что именно происходит.
Я должна была это предвидеть. И предвидела бы, если бы удосужилась обратить внимание на знаки, которые подавали мне окружающие с самого утра. Если бы поверила, что даже мои близкие могут быть уязвимы.
– Не говори ни слова.
Роджер Глассман, главный папин адвокат, тоже был здесь. Он велел папе молчать – ничего не отвечать даже мне, его собственной дочери.
Теперь понятно, что имели в виду сотрудники «Барнейс», когда говорили, что моему отцу и его адвокатам будет не до меня.
Понятно, почему все мои кредитные карты заблокированы.
Да, я пропустила какие-то новости. Немало новостей. И с сотню очевидных признаков того, что должно случиться.
Слухи о том, что папа занимается какими-то сомнительными делами, ходили не один год, но я никогда не прислушивалась к сплетням. Да ведь всех успешных бизнесменов время от времени обвиняли в мошенничестве! Такова цена успеха – мишень на твоей спине.
«Большинству королей отрубают головы». Похоже, настало время и папе подняться на гильотину. А все его друзья и коллеги собрались здесь, чтобы насладиться происходящим и позлорадствовать. Порадоваться его падению, тому, что на этот раз их самих эта участь миновала.
– Мисс Вероника Лодж? – подошел ко мне один из полицейских.
Я посмотрела на Глассмана. Тот кивнул.
– Да.
– Вашему отцу предъявляют очень серьезные обвинения. У нас есть ордер на обыск данных помещений, и мы полагаем, что арестуем его, когда обыск завершится. – В глазах полицейского я заметила неожиданное сочувствие, будто ему не хотелось втягивать меня во все это дело. – Возможно, вам лучше подождать в коридоре или в другой комнате, пока мы закончим.
– Послушайся его, m’hija, – сказала мама. От волнения морщинки у нее на лбу стали глубже.
– Мам…
– Послушайся его, – повторила она уже мягче, но все равно строго.
Я хотела быть храброй, сильной и гордой – человеком, который может выйти к поджидающей его толпе, к этим стервятникам, слетевшимся в нашу гостиную. Но, наверное, в глубине души я не такой человек – не тогда, когда ситуация становится по-настоящему критической. И поэтому, выйдя из папиного кабинета, я сразу сбежала в свою спальню, где надеялась побыть в безопасности, одна, без людей.
Но спальня оказалась отнюдь не безлюдным местом. Совсем наоборот. Там ждали меня мои друзья – Энни, Кэм, Ник… Слезы навернулись мне на глаза, а сердце переполнилось благодарностью. Слава богу, что у меня есть друзья, без них было бы и вовсе невыносимо.
– Привет, – срывающимся голосом начала я. – Безумие какое-то. Они просматривают все папины документы, ищут… Я даже не знаю что! Они говорят… – Я помолчала, пытаясь сдержать рыдания… – Говорят, что арестуют его.
Я опустилась на свою кровать с балдахином. Больше всего мне сейчас хотелось свернуться клубочком, и чтобы мама укрыла одеялом, погладила по спине, заверила, что все будет в порядке, хотя все указывало на то, что в порядке ничего уже не будет.
– Спасибо, – искренне сказала я. – Спасибо, что вы здесь. Что вы не ушли. Что остались рядом со мной. – Я сглотнула. – Вы настоящие друзья.
Последовало долгое молчание. Сколь бы близки мы ни были, эти люди не привыкли к такой серьезной демонстрации чувств со стороны Вероники Лодж. Может, я говорила слишком открыто, слишком искренне?
Но потом произошло что-то невообразимое: вначале хихикнул Ник Сент-Клер, – а ведь еще этим утром он признавался мне в негасимой любви. Затем расхохоталась Энни, визгливо и жутко, будто гиена. И наконец залилась смехом Кэм, та самая Кэм, которую я считала своей ближайшей подругой после Кэти. Она сгибалась пополам от хохота, смеялась до слез.
Я выпрямилась.
– Что происходит?
Кажется, я уже догадывалась, что происходит. Более чем.
– Ты думала, мы пришли, потому что мы твои друзья, Ронни? – Кэм заливалась истерическим смехом. – Я тебя умоляю!
– Вы знали, что это случится. – Это был не вопрос.
– Лапулечка, да все знали, что это случится. Наши родители уже несколько недель это обсуждают. Наверное, твои пытались оградить тебя от правды жизни. И у них получилось. – Кэм была невероятно довольна собой.
– Мы пришли сюда только потому, что хотели сидеть в первом ряду на этом душераздирающем представлении, – добавил Ник.
Это комната закружилась? Или у меня помутилось в голове? Да, папа вел сложную игру и часто действовал жестко, у него были враги, но такое? Люди, которых я считала друзьями, пришли посмеяться над моим горем? Буквально?
– А что… что это было сегодня утром, Ник? – У меня все внутри переворачивалось, когда я вспоминала об этом.
– Ах да! – У него заблестели глаза. – Это так, вишенка на торте, чтобы сделать восхитительное мгновение по-настоящему… – он поднес к губам сложенные кончики пальцев, – запоминающимся.
– Ты псих, – сказала ему я. – Неудивительно, что мне никогда не хотелось с тобой замутить.
– Ой, да ладно тебе завираться, Ронни, – фыркнула Энни. – Ты не хотела замутить с Ником только потому, что была слишком занята: мутила со всеми парнями, которые нам нравились, стоило только упомянуть их имя. Ну ты же у нас такая хорошая подруга.
Я почувствовала, как мое дыхание участилось.
– А я что, виновата, что никто не станет носить секонд-хенд, если ему предлагают «Прада»? Ты бы в зеркало на себя посмотрела…
– Это ты в душу свою посмотри, Ронни, детка! – процедила Кэм. – Ой, нет, прости… у тебя ведь нет души! Вся в отца, яблочко от яблоньки…
Энни подалась ко мне, ее лицо было так близко, что я чувствовала запах апельсинового «тик-така», который она сосала, ожидая моего появления.
– Ты, блин, с первого класса всю школу доставала. Думаешь, ты неприкасаемая, все перед тобой в штабеля складываются, потому что тебя обожают? А тебя все ненавидят, Ронни. Ты заслужила все, что свалилось на твою голову. Твой отец – худший ублюдок-аферист со времен Берни Мейдоффа, и его упрячут за решетку. И, блин, ни шанса, что ты и твоя мамулечка выйдете сухими из воды.
Кэм подошла к ней.
– Карма – та еще сука, Вероника, – проворковала она. – Но не такая сука, как ты.
И эта троица удалилась, взявшись за руки, как дети в песочнице, и заливаясь смехом.
* * *
Как и было обещано, тем же вечером забрали папочку. К тому моменту гостей наконец-то выпроводили – для этого пришлось вызвать упирающегося Кристофера. Похоже, ему было жаль нас, жаль, что нам приходится переживать такое.
Жаль, да не очень.
Когда в квартире наконец стало пусто, мама сбросила туфли и, не снимая вечернего платья, устало опустилась на диванчик с бокалом вина в руке.
Она достала из кармана крошечную баночку и вытряхнула себе на ладонь несколько маленьких белых таблеток, а потом запила их вином. Тут даже я поняла, что дело совсем плохо.
Наконец-то я смогла положить голову ей на колени и свернуться в клубочек. Мама гладила мои волосы и даже не возмутилась, что я пачкаю румянами ее белоснежное платье. Сказать, что это была меньшая из наших проблем, было бы… верхом преуменьшения.
– Когда он вернется? – Мой голос дрогнул.
– Не знаю, m’hija, – призналась мама. – Люди, которые его арестовали, уже давно на него охотились.
– Но… он ведь невиновен, правда? Он не может быть виновен. То, что сказала Кэм… Это не может быть правдой.
Мама промолчала. Я чувствовала, как поднимается и опускается ее грудь с каждым вдохом. От мамы пахло фрезией и туберозой, ее любимыми духами. Этот аромат больше никогда не будет ассоциироваться у меня с полной безопасностью.
– Что теперь? – спросила я.
– Ну… – протянула мама. – Вся его собственность под арестом, по крайней мере сейчас. А значит, наш бюджет… под серьезным ударом.
– Мы банкроты.
– Не совсем. Не по меркам большинства людей. Но нам придется несколько… изменить наш жизненный уклад.
Я встревоженно села.
– В каком смысле?
– Ну, во-первых, наша квартира. Расходы на нее просто невероятные. Сдавать ее в аренду запрещено, но я надеюсь, что смогу получить на это разрешение. Что бы кто ни говорил, парочка друзей в местных комитетах у меня осталась.
– Сдавать в аренду? А куда мы поедем? В Хэмптон? В наш загородный дом?
Не идеально, но и не худший способ провести лето. Мама покачала головой.
– Хотела бы я, чтобы это было возможно, m’hija. Но дом принадлежит твоему отцу. Мы не сможем пользоваться его собственностью, пока его не освободят.
– Пока не докажут, что он невиновен.
– Пока не освободят, – поправила меня мама, ничего не объясняя. – Так или иначе.
– И куда же мы отправимся?
У нас была семья, конечно, много родственников, но я сомневалась, что мама обратится к ним за помощью в столь ужасный для нас час. Это уже вопрос гордости.
– Ну… – Мама отставила бокал вина. – На самом деле я уже обо всем договорилась. Я знала, что надо быть готовой ко всему.
– Ты знала! Ты знала, что это случится, и ничего мне не сказала?
– Я пыталась защитить тебя. Да, я волновалась, но надеялась, что все уладится. Что до этого не дойдет.
– Наверное, я понимаю, почему ты так поступила. – Я взяла маму за руку, сжала ее пальцы. – О чем же ты договорилась?
– Помнишь городок, в котором я выросла?
– Э-э, смутно. Крошечный городишко в стиле картин Нормана Роквелла и мюзикла «Бригадун»: кленовый сироп, молочные коктейли и ритм-н-блюз?
Мама рассмеялась.
– Вроде того. Но не только.
– Не обижайся, но не похоже, что в этом городке есть что-то еще.
– Не все так плохо, – заверила меня мама. – Вот увидишь.
– Это на севере штата, да? Ривервейл?
– Да, по Северной железной дороге. Ривердейл.
– Ну хорошо, – простонала я, стараясь сохранять присутствие духа. Это было нелегко. – Наверное, надо упаковать юбки в стиле солнце-клеш и белые носочки.
Мама крепко обняла меня.
– Поторопись, m’hija. Мы уезжаем завтра.
Дорогие читатели, кто из вас слышал о Веронике Лодж, наследнице волка с Уолл-стрит Хайрэма Лоджа из «Лодж Индастриз»? Припоминаете? Скажете, пикантные сплетни, связанные с интригами мира финансов, вам не по вкусу?
Уверяем вас: Ронни вы знаете. Наверняка вы видели фото, на котором она посылает воздушный поцелуй Рианне на балу «Мет Гала». И, по слухам, она вместе с близняшками Олсен рекламирует новую линию сумок из искусственной кожи (для сторонников защиты животных).
Любому представителю нью-йоркской элиты грело душу приглашение на вечеринку Лоджей в честь Дня независимости. И мы уже были на низком старте, готовясь выложить вам все подробности этого действа. Но в этом году… надо сказать, вечеринка уже не грела душу, а отжигала.
Наша бедненькая богатенькая девочка пришла домой на собственную вечеринку и обнаружила, что федералы арестовали ее любимого папулю. Если вам не терпится позлорадствовать, подробную статью о его аресте можно прочесть по этой ссылке. На данный момент «Лодж Индастриз» еще не сделала официального заявления о случившемся.
Мы же можем сказать вам только одно: нет дыма без огня. Таким образом, жизнь еще одной светской дивы сгорела дотла.
Клео Т. для сайта «Хелло Гиглз».
